Арахна

Чтобы новые режимы устоялись, меры предосторожности начали работать в полную силу, все необходимые ресурсы для медицинских исследований были доставлены, а недосказанности между воссоединившимися людьми устранены, понадобилось немало времени. На всё это ушло чуть более недели, но это того стоило, ведь решение вопроса по устранению инфекции приближалось семимильными шагами и интересовало чуть ли не каждого жителя общины. У меня не было конкретного решения, не было продукта, который можно презентовать, но теперь я знала куда больше и возвращалась к мысли о том, что, возможно, я сумею сдержать обещание, данное бабушке, когда та ещё была жива. Конечно, если моё возродившееся исследование не приведёт в диаметрально противоположную точку. Ещё несколько рывков — и мы сможем вступить в равную борьбу с заразой, уничтожившей целую эпоху. Нужно было просто понять, где и как искать ответы на оставшиеся немногочисленные, но ключевые вопросы. Пару дней назад мне доставили с дюжину образцов насекомых, а также один единственный, тонкий и почти что погибший гриб Кордицепса, отдавая в полное распоряжение и запуская глобальную работу. Путём исследований под самым целым микроскопом, я отбрасывала в сторону все те образцы, которые оказывались здоровы, мертвы за время транспортировки или же те, кого инфекция только начинала порабощать. В конце концов, у меня осталось три пробирки с животными разной степени заражения и, как бы иронично то ни было, лучше всего для исследования подошёл один единственный паук — представитель семейства пауков-кругопрядов Araneidae, красный крестовик, из брюха которого прорастал гриб-паразит длинной в три миллиметра. Фактически, членистоногий ещё не был мёртв, но от его сознания и былых повадок ничего не осталось. Он был обращён, зомбирован и лишён всего присущего точно также, как это бывало и с инфицированными людьми. Всю свою жизнь я боролась за спасение людей, не до конца веря в собственные силы, и спасала пауков, чтобы не потерять их как отряд и не погубить всё то, что было до эпидемии. Сейчас же я скорее изучала предмет того, чего людям нужно избегать и опровергала единственную надежду на их спасение, истязая маленький организм единственного животного, которое было мне близко. Свет в лаборатории был приглушён. Лишь несколько напольных светильников разгоняли тьму и бросали блики на множество стеклянных поверхностей. Если бы мы включили большой свет в лаборатории, при этом оставляя тот, что горит в крыле лазарета, то наверняка бы сожгли всё к чертям собачьим. К тому же, крупные лампы на потолке слишком истошно трещали, отвлекая от размышлений и перебивая рассуждения в голове. У дальней стены, спиной ко мне, сидела Джейн, занимающаяся Кордицепсом в первоначальном виде. Волосы её были растрёпаны, будто бы её пару раз хорошенько ударили током, а свитер приторно-морковного цвета подчёркивал бледность. Пока весенняя природа расцветала, делая первые вдохи после долгой спячки, биолог увядала, а я остерегалась, не придётся ли в ближайшее переводить её из лаборатории на койку лазарета. Скоро будет месяц, как она осталась без мужа и, казалось, будто бы он забрал душевную частичку девушки с собой, постепенно перетягивая её полностью в иной мир. Передо мной располагался стол, поглощённый неисправимым хаосом. Шесть колб с растворами и трупами насекомых стояли перед глазами, немного левее, на подставке — дневник, открытый на зарисовках здорового паука, заражённого красного крестовика и первоначального Кордицепса с подробным описанием любых особенностей образцов. С одного края стола на меня давило количество склянок, предметных стёкол, брошенных колб, пипеток, мерных чашек, с другого — завал записей и снимков как старых, так и новых, как моих, так и принадлежащих «Цикадам», Джейн и даже Макс. Кто-то из патруля умудрился проникнуть в лабораторию, чтобы найти меня и передать стопку бумаг от Марии, где подробно описывалось, как я теперь должна вести руководство и работать с группами. Их масса только усугубляла количество того, что я должна просмотреть и изучить ближайшее время. И пока глаза мои были устремлены на все эти предметы, раскиданные передо мной в творческом беспорядке, мысли мои касались только одной темы: как я смогу сообщить правду Элли и Джоэлу, будучи не просто медиком-специалистом, а частью семьи. Вдвойне весомее казалась эта проблема, когда я понимала, что Элли всё ещё не рассказала все новости Джоэлу. Если в прошлых делах и заботах все точки над «и» были расставлены, то с будущим у нас были некоторые заминки. Несмотря на полностью восстановленное общение и даже редкие, но общие вечера этой парочки, Джоэл всё ещё не знал о том, что Дина — в действительности девушка Элли и что она ждёт ребёнка в столь юном, неопытном возрасте. Он не знал и о том, что девушки хотели бы покинуть Джексон, отчего я их удерживала и временила с этим вопросом, как могла. Мне крайне не хотелось, чтобы все эти вопросы, включая спорную суть иммунитета Элли, свалились на его голову свинцовым грузом. — Иммунитет равно медленное заражение и мне нечем оспорить эту гипотезу, — громко заявила Джейн, поворачиваясь на стуле и заглядывая мне в глаза через очки. Недавно ей пришлось обзавестись ими из-за ухудшения зрения, и в Джексоне нашлись только круглые, как у Гарри Поттера. Финальный штрих в видоизменение облика биолога внесло то, что оправа была выкрашена в золотой. — Мы бьёмся над этим не первый день, ища хоть какие-то различия между тремя составами Кордицепса, вместо того, чтобы признать, что они идентичны. Это бессмысленно. В её словах была доля правды. Откровенно говоря, строение и состав паразитирующего гриба в первоначальном виде, поглотившем сознание насекомого и рассосавшегося в плазме человеческой крови друг от друга не отличались. Единственное различие состояло в том, что гриб мутировал или же развивался с разной скоростью. Показатели роста, изменения и мутации в обычном грибе были равны нулю, в плазме крови — слегка отклонены от единицы в большую сторону, а в теле крестовика — равнялись чуть ли не умноженному в десять раз значению. Если бы в моём распоряжении было тело или хотя бы часть заражённой человеческой особи, я бы непременно поставила развитие Кордицепса в его теле между тем, что есть у Элли и у паука. Что же могло влиять на скорость видоизменения паразита в том или ином живом организме? Несомненно, микрофлора, но что именно в ней отвечало за судьбоносное развитие болезни? Впрочем, это вовсе могло не иметь значения, если только я признаю, что никакого иммунитета, как и шанса на помощь человечеству, нет. Однако подобное умозаключение давалось мне с трудом. Хотя точнее будет сказать, что на данный момент оно вовсе не поддавалось мне. Виной тому была Кассандра — моя бабушка, Элли, Джоэл. Мне хотелось не просто дать им ответ, а предоставить самый лестный из возможных. Были бы лестными и благодарными слова о том, что всё это время мы следовали за чем-то несуществующем, просто изучая инфекцию и все её витиеватости? Я самым дьявольским образом сомневалась в этом. — Понимаю, что тебя сдерживает. Но если ты не снимешь эти оковы, мы навсегда застрянем в тупике, — будто бы прочитала мои мысли Джейн, а я выпрямилась, бросая на неё остерегающий взгляд. — Значит, можем поставить крест на вакцине. Но это не конец, — отозвалась я, осматривая бумаги на столе и бессмысленными движениями перемещая их с места на место. — В вакцине нет смысла, потому что это буквально добровольное заражение. Никто не будет делать этого намеренно. Но отталкиваясь от противного, мы можем подумать о разработке сыворотки. — И какой в ней толк? — Мы не можем предотвратить заражение вовсе, но мы можем замедлить его на десятилетие, может, даже больше. Элли была заражена ещё в совсем юном возрасте, и вот она уже взрослая и не имеет очень уж однозначных предпосылок активности инфекции. Использовав её плазму крови, в которой по нашему мнению были антитела, мы с трудом, но клонируем состав этой самой плазмы, умножая его энное количество раз и добавляя в состав сыворотки, — начала объяснять я. — Это средство будет актуально для заражённых, но ещё не обращённых. Есть вероятность, что искусственная, укреплённая и иммунизированная сыворотка убьёт инфекцию, как бы подменяя её собой. Таким образом, вместо превращения в Бегуна за два часа, человек будет становиться им через десять и более лет. — И какова эта вероятность? — скептично спросила биолог, хотя по задумчивости в её взгляде было ясно, что она заинтересована в таком развитии событий и ни в коем случае не отметает этот вариант. — Скажем, пятьдесят на пятьдесят. И то в том случае, если мы достигнем того же успеха, что и матушка природа, — закатила глаза я, приземляясь на свой стул. — Как проверить, действенен ли этот план? — задала следующий вопрос Джейн. — Методом проб и ошибок, при применении теории на практике, — пожала плечами я, отпивая слабый чай из своей кружки, затесавшийся в изобилие пробирок и колб. — Только не говори, что хочешь заразить кого-то, чтобы испытать сыворотку, — напряжённо произнесла девушка, а между бровей у неё появилась неглубокая морщинка, означающая предел озадаченности. — Нет. Мы будем разрабатывать сыворотку, а когда выяснится, что кто-то из наших заражён — если вдруг такое случится — то на нём и испытаем разработку. В любом случае, погибающему от инфекции мы хуже не сделаем. — Звучит безумно. — Знаю, — пожала губы я, тянясь к бумагам, связанным с патрулём и пытаясь разобраться в спешных записях Марии. — Всё бы отдала, чтобы просто вернуться на пост и командовать группами, а не кипятить собственные мозги. — Вряд ли мы сегодня выжмем что-то ещё, так что можем закругляться, — предложила девушка, потирая переносицу и разминая затёкшую спину. Когда дело касалось кип бумаг, лабораторий и всего того, что может меня разочаровать своей сущностью, мне не нужно повторять дважды. Я поднялась со стула, держа бумаги от Марии подмышкой и выключая настольный светильник. — Ещё кое-что, пока ты не убежала, — подошла ко мне Джейн, а я вопросительно взглянула на неё. — Кажется, там в лазарете Томми бунтует. — Бунтует? — Ага. И требует, чтобы ты зашла. И освободила его. — Но он не в заключении. — Верно, но он на реабилитации после серьёзных повреждений и ран. Напомни ему об этом, — попросила биолог, прощаясь со мной и покидая лабораторию раньше. Я выключила весь свет, тоже покидая это крыло продолговатого здания. Навестить Миллера-младшего не было для меня проблемой, учитывая, что я и так слишком пренебрегала этим, пусть и тащила его в это самое место. Почти что каждый день мы находились в одном и том же здании, но не виделись, только щупая дух сквозь многочисленные стены. Я не навязывала своё общество, посвящая дни исследованию, а вечера — Джоэлу, а он не наведывался из-за того, что передвижения всё ещё было для него болезненным. Его нога уже никогда не заживёт в полной мере. Боль уйдёт, но хромота останется, напоминая ему о том, как он бросался на чокнутую Эбби, чтобы прикрыть нас и дать уйти. Томми ни разу не жаловался на то, что простые шаги приносят ему боль, всё отражалось на его походке и порой лице. Он ни разу не говорил мне, Марие или брату, что его беспокоит та дыра, что проделали ему в голове и которую ещё долго будут прикрывать медицинские повязки. Ему, как и его окружению, было достаточно того, что Томми остался в сознании и вообще мог перемещаться, пусть пока и мало. Учитывая прояснения в его состоянии, но весьма огорчающее состояние травм, я даже представить себе не могла, о каком освобождении он может говорить. Он нуждался в перевязках, в прогулках под присмотром около часа, пока нога не начинала нестерпимо ныть, в обезболивающим и спокойствии. Здесь, в лазарете, было умиротворение, которого мужчина не нашёл бы в своём доме. Да, его жена была здорово обеспокоена его здоровьем и состоянием, но это не отменяло того факта, что перед нашим уходом из Джексона они оказались на грани развода. Стоит вовсе опустить тот факт, что Мария была у постели Томми всего два раза с момента его пробуждения, чего нельзя сказать о временах его оздоровительного сна, когда она приходила по два раза на дню. Лазарет в Джексоне не был таким уж большим. Это была одна комната с пятью кроватями, разделёнными занавесками и перегородками. На данный момент в этой самой комнате был только Томми, так что жаловаться ему точно было не на что. Поэтому входя в лазарет и одёргивая синюю занавеску, скрывающую Томми, изучающего карту и щурящего один глаз, я в предвкушении скрестила руки на груди, готовая выслушивать невероятно весомые аргументы о выписке. — Вызывал? — спросила его я, отвлекая от занятия. — Поглядел на карты. Маршрут с особняком Болдуинов можно вообще перестроить, огибая его. В паре миль было какое-то предприятие. Наверняка рабочие уже разбрелись, так что мы можем покорять новые территории, — раздалось в ответ мне. — Обязательно выслушаю твой проект, как только ты выйдешь на работу. Может, в этом есть смысл. — Ты знаешь, что я уже не выйду на работу, — мрачно, даже немного обиженно бросил Томми. До травм патрули и блокпосты были его основным родом деятельности, а теперь бы ни я, ни Энди не отправили бы его за границы Джексона. Прицел был сбит, скорость и оперативность потеряны. Вряд ли он когда-то сможет себе вернуть эти преимущества бойца. — Ладно. Значит, выдам твою идею за свою. Так чего ты хотел, Томми? Мне сказали, ты устроил бунт. — Бунт? Это кто такое придумал? Я просто сказал, что ты единственный человек, который может дать мне то, чего я хочу, — объяснился Миллер. — И я говорю о выписке. — Нет. — Я здесь дольше недели лежу. Мне становится лучше, хуже уже не будет точно. Никаких припадков, приступов и всякое такое. Дадите мне с собой аптечку и отпустите на все четыре стороны, — торопливо заговорил Томии, складывая карту и отбрасывая в сторону. — Нет. — Я не могу здесь больше торчать, ясно? Целыми днями брожу по этим пустым коридорам, слушаю лекции Джейн и каждый раз у дежурных спрашиваю разрешения, когда я хочу в туалет. Мне кажется, это не соответствует моему статусу. — Так у тебя какой-то особый статус? — вскинула брови я. — Всё равно нет. — Да ладно. Я только на тебя и рассчитывал, предательница! Джейн бы послушалась тебя и отпустила, а Джоэл точно не стал бы тебе возражать, ты же медик. В общем, сама понимаешь. — Нет. — Чёрт, Доркас, у тебя пластинку заело? — взорвался он, приподнимаясь на кровати. Покачав головой, я прошла в его маленькое пространство, присаживаясь на край постели. Вблизи я смогла лучше рассмотреть его лицо, посреди которого красовалась заплатка из бинта. Рана больше не кровоточила, а нижнее веко уже заживало, оставляя лишь дряблый шрам. — Вы, Миллеры, всегда рвётесь в бой. Ладно без глаз, но вы бы и без ног могли, — ворчливо произнесла я, кладя руку на подбородок мужчины и вертя голову, чтобы получше рассмотреть улучшения. — Ты ведь даже ни разу лекарства не примешь, ведь тебе и так нормально. Лучше перестраховаться. — Но и необходимости задерживаться тут нет, — зацепился за формулировку Томми, а я щёлкнула его по носу, отстраняясь. — Нет. — Вот и договорились, — с детской бодростью произнёс Миллер, сбрасывая с себя одеяло и медленно сбрасывая с кровати сначала здоровую ногу, а потом больную. — Но есть одно «но». Помнишь, как мы повздорили с Марией? С тех пор ничего не изменилось. Она пару раз заходила, но делала это так, будто бы обязана. Я имею ввиду, что она больше не обижается, но что-то изменилось. Я планирую это исправить, но это же не так сразу. Вот я и подумал: может, пустите пока к себе? Я вскинула брови, и они взлетели выше, чем когда-либо. Одной своей просьбой он перечеркнул мою склонность к его выписке, которая только-только стала проклёвываться. Категорически мотнув головой, я поднялась с кровати, собираясь уходить. — Вручи ей золото, которое ты нашёл по пути в Сиэтл и возвращайся домой. Или здесь. Но нет, ты не останешься у нас, товарищ. — Джоэл мой брат, — напомнил Миллер. — А Мария — твоя жена! И тем не менее, обращаешься ты ко мне. — Согласен, поддела. Я же не собираюсь прописываться у вас. Только пара дней. Ну неделя, не более того. Ты как раз будешь следить за тем, что я пью таблетки и гуляю по улице. Прямо у тебя под окнами, — ухмыльнулся мужчина. — Брось, Доркас, в чём проблема? От меня не будет хлопот, а у вас есть комната. — Попробую объяснить. Долгое время Джоэл пропадал с тобой на маршрутах, потом попал в руки Эбби, а потом вовсе слёг. В это время я шла через весь штат в Сиэтл, каждый день думая, жив ли он. Теперь занята я, ведь торчу в лаборатории в поисках ответов, — начала я. — И вот, у нас остаются вечера и ночи, чтобы хоть сколько-то видеть друг друга. И вот ты. В соседней комнате. Ещё всего неделю. — Вот оно как, — изрёк Томми, потупив взгляд и прикидывая, что я имею ввиду. Никогда не видела у него столь неоднозначного выражения лица, искажённого сомнениями и скепсисом. — Типа, помешаю твоему воссоединению с этим стариком? — Джоэл — твой брат, — раздражённо фыркнула я, морщась и припоминая мужчине его же слова. — Понял. На этот счёт не беспокойся. Я крепко сплю и смотрю много дисков. Могу смотреть громче обычного. — Ты мерзок. — Но ты мне не откажешь. Не сможешь. Я подняла взгляд к потолку, напоминая самой себе, что пора прекратить раздавать себя на всех, стараясь угодить каждому и создать наилучшие условия всем, кто когда-то проявил доброту ко мне. Прошло столько лет, а я всё пыталась доказать, что могу быть полезной и умею отвечать помощью на помощь. И тем не менее, я кротко кивнула Томми, понимая, что просто не имею права отказать. Если не к нам с Джоэлом, то идти ему попросту некуда. К тому же, несмотря на его упрямство и расхлябанность, мы славно ладили. А общением с Джоэлом я не насыщусь никогда, сколько бы дней и месяцев мы не провели вместе. Для меня всегда будет необходимым видеть его, считывать настроение, следить за незамысловатым бесконечным ручным трудом, критиковать или хвалить длину щетины, состояние клетчатой рубашки или новые седые волоски, перебирая их перед сном. Из-за одного единственного случая, когда я поверила в его смерть, я была обречена вечно удостоверяться, что он в порядке. — Соберёшься за десять минут? Я пока принесу тебе костыли, — сдалась я, поджимая губы и покидая комнату, чтобы добыть ту пару, которую совсем недавно Джоэл вернул в лазарет. Томми действительно собрался весьма быстро, хотя бы потому, что собирать было особо нечего. Большую часть времени он переодевался из удобной спортивной одежды в уличную, после чего примерялся к выданным костылям, обязанным ускорить наше движение. Но даже несмотря на эту меру, путь домой ещё никогда не казался мне таким долгим. С многочисленными остановками, с разговорами с разными парнями, поздравляющими Томми с выздоровлением, хотя тот буквально полз, и разговорами о том, что жизнь с Миллером-младшим действительно не так плоха, как я её нарисовала. Выслушивая эти оправдания, я пожалела, что сперва так категорично отказала ему, когда он действительно нуждался не только в физической реабилитации, но и в обычной компании. Странно, что жажда домашнего спокойствия так быстро стёрла из моей памяти те дни, которые мы шагали вместе, прикрывая спины друг и друга и узнавая множество фактов, сближающих нас и помогающих найти общий язык. Только спустя полчаса мы добрели до дома. Я распахнула дверь, впуская мужчину вперёд. Костыли привычным стуком ударили о пол. Под ногами показался старичок Рив, тянущийся и приветствующий нас дома. Из гостиной доносился приглушённый шум телевизора и синее свечение отбрасывало пятна на стену. Я стянула обувь и куртку, после чего прикрыла дверь. Пришлось помочь Томми, отставляя костыли в сторону и выпутывая его из куртки, при этом служа опорой. Мужчина решил оставить костыли тут, чтобы перемещаться по дому свободнее. Миллер ушёл немного вперёд, здороваясь с котом и оставляя меня за спиной. От того, как травма сказывалась на его походке, щемило в сердце. Слишком много страданий от одной истории для этих братьев. Немного взбодрившись, я тоже направилась в гостиную, где Томми уже нашёл своего брата. Тот как раз поднимался с дивана, чтобы поприветствовать его, пусть и не до конца понимал, что он тут делает, если должен быть в лазарете. Я бросила взгляд на экран телевизора, видя, как на нём мелькают футуристические здания, летающие машины и мигающая техника с какими-то двоичными кодами. — Доркас разрешила мне побыть у вас, пока я не налажу связь с Марией, — пояснил своё присутствие Томми, по-братски обнимая Джоэла. Тот похлопал его по спине, понятливо кивая. Миллер-младший сел на диван, где только что сидел Джоэл, а тот подошёл ко мне, привлекая и целуя в знак приветствия лёгким, мимолётным движением. — Фильмы о будущем? Иронично, — кивнула я на экран, подсчитывая, что в то время, когда фильмы ещё снимались, речь в них шла как раз о нашем времени. Только вот если в кино показывали идеальный информационный мир, то в самом деле из средств связи у нас осталось только радио и бумага. — Пойду застелю постель. — Я помогу. Чувствуй себя как дома, Томми. Сам знаешь, что где, — бросил ему Джоэл, устремляясь за мной на лестницу, по которой я уже поднималась наверх. Нужно было достать бельё из кладовки и подготовить комнату, потому что мужчина явно не собирался поселяться у нас на диване. От помощи, признаться, я бы действительно не отказалась, учитывая как велика вероятность того, что я запутаюсь в наволочке, бросая это дело и всё равно зовя Джоэла. Наверняка именно поэтому он со мной и пошёл, заранее предугадывая исход событий. Мужчина опередил меня, открывая дверь в кладовку и без труда дотягиваясь до предпоследней полки, до которой я бы попросту не достала. Ещё одно объяснение того, почему Миллер так просто отправился за мной. Пока он проверял, всё ли есть во взятой стопке, я стянула свитер, заходя в нашу комнату и бросая его на кровать. Следом полетела и резинка. Собранные волосы распались, рассыпаясь по плечам и даруя приятное расслабление. — Ты же действительно не против, если он побудет у нас? — тихо вопросил Джоэл, тоже заходя в комнату и присаживаясь на кровать, пока я поправляла волосы, смотрясь в зеркало. — Я его привела. А ты? — Это Томми. Было бы странно, если бы я возражал, — хмыкнул мужчина. — Думаешь, он скоро поправится? Я взглянула на мужчину, наклоняя голову вбок и замечая огонёк беспокойства в его глазах. Будучи старшим и растя Томми долгие годы, он не растерял то беспокойство за младшего брата, пусть они оба уже были взрослыми мужчинами. Ценность этого чувства каждый раз покоряла меня. Грустно улыбнувшись его волнению, я подошла впритык, кладя ладонь на заросшую щёку. — Иначе бы не согласилась привести его сюда. Может домашняя обстановка пойдёт ему на пользу, — пожала плечами я. — К тому же, надо же как-то достичь искупления за тех, кому не удалось помочь. — Ты не обязана помогать всем и каждому и винить себя за самозащиту, — напомнил Джоэл, проводя рукой по позвоночнику к копчику и шумно вздыхая. — Невозможно добиться того, чтобы все решения были правильными и святыми. Но тем не менее, ты всё это время была права. Ведь именно ты всё ещё жива, так ведь? — Так. — И мы. Потому что не раз помогала нам, а этого достаточно, — заверил Миллер, тяня меня на себя и усаживая на колено. Я с лёгкостью поддалась, опуская взгляд и пытаясь отпустить этот грёбанный синдром спасателя, вынуждающий меня работать на износ во имя общего блага. — Задумайся о том, сколько раз ты спасала нас. — Нет, Джоэл, это вы спасли меня, — покачала головой я, кладя голову на его плечо. От его одежды повеяло старым лосьоном и порошком. Снизу всё также приглушённо доносился звук телевизора. Свет из холла сочился в приоткрытую дверь комнаты, давая мне рассмотреть всё такой же чёткий профиль Джоэла. Собственные слова вернули меня к тому самому дню, что обеспечил мне ту жизнь, которую я имею. Если бы Джоэл не переступил через себя, впервые за долгое время доверяясь незнакомцу, если бы мы не столкнулись на улице, скрываясь от нашествия Бегунов и Щелкунов, если бы меня не сразило убийство лучшего друга, Кассия, то я бы стала вечной заложницей Уолнат-Гров, как и остальные. Блуждала бы по уничтоженным улицам и сожжённым домам, ища свежей плоти, прорастала бы насквозь спорами или же была бы застрелена кем-то из своих не имея шансов спасения. Каждый из нас успел побывать между жизнью и смертью. В той самой стадии, когда смерть ведёт хладной, острой косой от подбородка к шее, по ложбинке между грудей и нажимающей остриём на рёбра, защищающей сердце. Это, верно, был мой такой момент, который навсегда впечатался в сознание и не отпускал, вызывая желание отплачивать. — Знаешь, что? Пора тебе взять отпуск. Такой, чтобы никто даже не пробовал обращаться к тебе за спасением, — предложил Джоэл, утыкаясь носом в мои волосы. Во мне проснулось непреодолимое желание свернуться в его руках и забыть о том, что внизу нас ждёт Томми, а за окном дует прохладный ветер, старательно несущий тепло и насыщающий почки на деревьях. — Это невозможно, — прыснула я, осознавая, что в таком случае я обращусь в ангела милосердия, которого распирает от всех благ. А может, всё-таки возможно? Будто бы я забыла, как презирала милосердие и возмущалась тому, что в Уолнат-Гров пустили чужаков — Джоэла и Элли. — Что если уехать, скажем, в путешествие? Не такое, как были раньше, разумеется, но вокруг полно природных мест, отдалённых участков, — предлагал мужчина, а мне становилось не по себе от того, как сходятся его желание с теми, в которые меня посвятила Элли. — Чтобы перестать зависеть от кого-то и делать что-то для кого-то. Просто ради себя. — Ценю твою заботу, но я уже напутешествовалась. Недавно вернулась из похода, помнишь? — слукавила я, отнимая голову от его плеча и легко целуя в скулу. — Мы с Джейн пришли к кое-чему. Говорить ещё рано, хотим сперва попробовать. Но как попробуем, клянусь, я засяду дома так, что ты устанешь мыть за мной посуду и застилась постель. — Я не устану, — качнул головой мужчина, приникая губами к шее и шумно втягивая в нос аромат кожи. Один лишь звук дыхания и лёгкое тепло от касания кожи пробудило во мне желание забыть про постель в гостевой комнате и Томми, верно рассчитывающего, что мы спустимся и хотя бы предложим чая. Что он там говорил немногим ранее? Он любит смотреть телевизор и даже героически готов прибавлять звук? Слабый аргумент, но он заставил меня поддаться искушению и приникнуть к Джоэлу, не прерывая еле ощутимой ласки. Его явно никак не колебало присутствие постороннего в доме, но это тоже можно было понять: впервые за много лет слишком много дней разлуки и переживаний друг за друга сказывались, толкая нас к сближению. — Что-то ещё болит? — по привычке спросила я, не желая навредить Джоэлу, касаясь ещё не заживший увечий. Мужчина коснулся моего подбородка, слегка задирая голову, чтобы оголить шею. Я прикрыла глаза, но всё же терпеливо дожидалась ответа, концентрируясь на звуках. — Уже нет, — отозвался он, но я поверила лишь частично. То, что теперь он ходил самостоятельно, не хромая, подобно брату и не морщась от каких-либо движений, не означало, что всё столь быстро прошло. Большую часть времени Джоэл спал в футболках, будто бы скрывая все те красные полосы и шрамы, что оставила ему Эбби, а по эмоциям мужчины было трудно судить, что он чувствует. Но тем не менее, когда его губы спустя долгий срок оставляли поцелуи на шеи, а от них непроизвольно бежали мурашки, мне хотелось поверить в то, что здоровье мужчины действительно значительно улучшилось, а желания Джоэла не усугубят его состояния. Рука мужчины коснулась моего плеча, плавно двигаясь по руке и перемещаясь с него на живот. Близость к шраму больше не вызывало той напряжённой дрожи, лишь учащало дыхание, как и любое касание Джоэла, которое можно было счесть за неприличное. Шумно выдохнув, я избавилась от его рук, чтобы усесться удобнее. Оседлав мужчину, я оказалась в достаточно удобном положении, чтобы наконец-то поцеловать его, обвив торс ногами. Крупные ладони слегка сжали мои ягодицы, придвигая к себе и усаживая вплотную к паху. После правая рука мужчины снова оказалась на моём животе, задирая футболку и забираясь под неё, едва касаясь кожи, рёбер, нечаянно и почти невесомо задевая грудь. В такие моменты руки Джоэла, привыкшие к работе и грубой силе становились удивительно нежными и осторожными. Способными будоражить самыми простыми движениями. Размеренно и беззвучно поглаживая спину, он медленно переместил ладонь на грудь, слегка сжимая её. Этого оказалось достаточно, чтобы я прервала поцелуй от волны возбуждения и ещё теснее придвинулась к мужчине, задирая голову. Его рука сильнее сжала грудь, а губы оставили влажный поцелуй на подбородке, шее, ключице. Ёрзая в его руках, я почувствовала, как внизу живота приятно тянет, а джинсы мужчины становятся теснее. При этом Джоэл оставался так же нежен и медленен, будто бы пробуя и запоминая каждое действие, касание. Шум одного лишь дыхания гипнотизировал, отчего не хотелось никуда торопиться, а продолжать касаться, удостоверяясь, что мы действительно здесь, почти что не усталые и не потрёпанные. — Доркас! — раздался клич с первого этажа, в первый раз показавшийся мне звуковой иллюзией, вызванной лёгким волнением. — К вам пришли! Спрашивают тебя! Я бы с радостью проигнорировала голос Томми, но Джоэл замер, а лёгкое напряжение его мышц ушло. Я недовольно ругнулась в плечо рубашки мужчины, разминая шею и поднимаясь на ноги. Руки мужчины соскользнули на меня, а тусклый свет из холла освятил некоторую вину в его глазах. Закусив губу, я улыбнулась. — Постель брата на тебе, товарищ, — напомнила я, кивая на ровную стопку на другом конце кровати и покидая комнату, спешно сбегая по лестнице и поправляя футболку. В дверях стояли трое: семейная пара, занимающаяся фермерством — Иви и Элвис и их семилетний сын Рэй. В одной руке женщина держала поднос, от которого ещё исходил пар, а другую положила на голову сына. В руках Элвиса был пакет, полный каких-то вещей. Натянув улыбку и осознавая, что променяла любовь Джоэла на любезность соседей, я двинулась к двери, махая рукой. Томми, окинув меня взглядом, попрощался с этой семьёй, медленно хромая в гостиную. — Как постель? — поинтересовался он, пересекаясь со мной. — Почти готова, — бросила в ответ я. — Ваша или моя? — негромко поинтересовался Томми, одёргивая мою футболку сзади и приторно любезно улыбаясь. — Заткнись и иди, — улыбнулась в ответ я, и мы разошлись в разные стороны. — Мы не займём много времени, прости, что после смены, — произнесла Иви. — Элвис рассказал о том, что у вас было на собрании и вообще обо всей этой истории… Ужас. Ни одному дому не пожелаешь такое пережить. — Мы подумали, что вам не помешает немного продуктов, чтобы вернуть в дом привычные устои. Я то знаю, что у вас обоих нет сейчас времени на домашние хлопоты. Ты целыми днями в лазарете, а Джоэл на посте, да ещё и тебя подменяет, если есть минутка, — пояснил Элвис, любезно сообщая мне новости о том, что Джоэл умудряется работать и за меня, если я не выхожу на смену. Ему бы больше отдыхать, а не скакать за двоих. — В общем, считай доставка на дом и помощь соседа, — отшутилась женщина лет сорока, улыбаясь и оголяя белоснежные, мелкие зубы. — Это лимонный пирог, пекла сегодня нам к ужину, да и вам сделала. В пакете яйца, молоко, сливки, сыр, немного зелени и овощных консервов. В общем, самое необходимое, чтобы вы не забывали жить, стоя на передовой. Не скрывая удивления, я приняла тяжёлый пакет, а следом за ним и поднос с пирогом. От запаха сладкого теста и лимона я ощутила приступ сильнейшего голода, желая поскорее попробовать подарок. — Спасибо. Это странно, но здорово. Неожиданно, — выпалила я, улыбаясь уголками губ. — Если что-то сломается, потечёт или захотите, не знаю, лосиного мяса или какого-нибудь фазана, то вы знаете, что мы тут. Парни немного оклемаются и будут готовы чинить и бегать. — Не сомневаюсь в этом, — хохотнул Элвис. — Доброй ночи, Доркас. Передай Джоэлу, чтобы скорее поправлялся. Его рук вправду иногда не хватает. — Доброй ночи, — кивнула я, не имея возможности нормально попрощаться. Как только семья покинула крыльцо дома, я толкнула ногой дверь, захлопывая её. Если бы не этот пирог, возможно, я бы отказалась от подобного подношения. Выжившие ежедневно сталкивались с теми или иными помехами, что-то теряли и приобретали, но это никогда не было поводом для подобных любезностей. Я задумалась над словами Элли и о том, что нас выставляли героями за то, что мы справились и устранили проблему, отводя её от Джексона и его жителей. Но это точно было не так. Совсем. Поставив пакет на кухне, а возле него и пирог, я обернулась, догадываясь, что если к вечеру проголодалась я, то мужчины тем более. — Джоэл! Томми! — крикнула я достаточно громко, чтобы меня услышали, где бы Миллеры не были. — Кто-нибудь проголодался? Я выдвинула ящик, доставая нож, чтобы порезать пирог. Послышался скрип лестницы и сбивчивый, нетактичный шаг со стороны гостиной. Вскоре Джоэл доставал чашки для заварки чая с крапивой, а Томми разбирал пакет продуктов. Из гостиной всё ещё доносились голоса героев фильма, которым в силу прогресса общества, в отличие от нас, не нужно было есть вовсе.