***
Кто бы ни попросил Цзян Чена рассказать о тех нескольких днях, когда он, непревзойдённый глава ордена Юньмэн Цзян и грозный Саньду Шэншоу, провёл в теле юной незамужней девушки, он бы тот час же потерял способность говорить, и даже под пытками не произнёс бы ни слова. Но особенно усердно он бы «молчал», если бы у него спросили о дне, когда он узнал о личности Мингуана… Такого унижения, позора и возмущения он ещё никогда не испытывал! Никогда! Лучше бы Цзян Чен просто позволил этому засранцу Мингуану уйти из того ресторана, но, видимо, жадность взяла своё в душе главы Цзян, и он попытался всеми способами перетянуть небожителя на свою сторону. С точки зрения Пей Мина всё выглядело так, будто какая-то малолетняя девчонка, пусть с симпатичной мордашкой и репутацией благородной девы из хорошей семьи, пыталась чуть ли не детским шантажом заставить взять с собой её, несчастную смертную, вершить великие дела великих богов. Изображать из себя благородного мужа Пей Мин не стал и довольно прямолинейно ответил, что место слабой и неблагодарной госпожи Цзинь явно не на поле боя и не в логове интриганов, а… кх-м… короче-говоря, Цзян Чен, будучи в теле той несчастной смертной, принял все нелестные слова про слабость бедной девушки на свой счёт и от возмущения (именно возмущения!) даже выдохнуть не мог! «Сволочь…» — только одно слово, как маяк, повисло в голове заклинателя… Когда Мингуан ушёл, а буря в душе Цзян Чена немного улеглась, мужчина рявкнул на всё заведение какое-то ругательство, а затем сказал самому себе, запивая возмущение чаем, что те слова были всё-таки обращены не к нему и он всё ещё на многое способен. Чуть позже и вовсе подумал: «Окажись на моём месте моя матушка… да она бы тебя до смерти забила за такие слова! И плевать бы она хотела — небожитель перед ней или демон… да хоть сам Яма!» Было бы неправдой сказать, что сам Цзян Чен имел такое же нелестное мнение о женщинах: чаще всего представительницы слабого пола не стремились «достичь невозможного», как предписывалось в его ордене, и потому можно было по пальцам пересчитать женщин-заклинательниц в Пристани Лотоса. Но Цзян Чен следовал принципу не принимать в ученики юных дев не из-за того, что они были потенциально слабы в глазах мужчин. Скорее, он просто не понимал, как должен себя с ними вести, на что они способны, какие трудности могут выдержать, а какие нет… Но мысль о том, что все женщины должны оставаться слабыми и беззащитными и всю жизнь прятаться за спинами своих отцов, братьев и мужей крайне претила Цзян Чену. Он был уверен, что и Цзинь Мэй оскорбилась бы, услышав подобное в свою сторону! Продолжать размышлять о несправедливостях женской доли в тот момент было непозволительной роскошью для Цзян Чена: времени найти Лань Сиченя и договориться о дальнейших действиях с каждым вздохом оставалось всё меньше. И заклинатель, собрав остатки своей разбитой к чертям гордости, поспешил обратно в западню — в поместье цветущих слив. Нужно ли было говорить, какое ужасающее предчувствие зрело в сердце Саньду Шеншоу?***
Поместье семьи Цзинь встретило Цзян Чена обманчивым спокойствием: большинство обитателей словно ураганом смело на предстоящее собрание в башне Золотого Карпа. Хоть рядом и не наблюдалось никого из семейки Цзинь Мэй, Цзян Чен не терял бдительности, и, скрывая своё присутствие, добрался до покоев, в которых гостил клан Лань. Однако, там его ждало лишь разочарование: опустевшие, не до конца убранные комнаты и… ни следа Лань Сиченя. Цзян Чен думал о подобном исходе, но предчувствие найти главу Лань настойчиво вело в то место. Как оказалось, на этот раз интуиция подвела. С расстроенными чувствами и назревающей злостью Цзян Чен вышел из тихого дома и поспешил покинуть поместье, как вдруг краем глаза заметил замаячившую во дворике фигуру в белых одеждах! То ли с радостью, то ли с облегчением, заклинатель шагнул навстречу, но в следующий момент понял, что, увы, тот человек был не тем, кого он желал увидеть. Юноша, что направлялся в сторону Цзян Чена, без сомнений принадлежал к младшему поколению клана Лань — приятное лицо с мягкими чертами и извечно спокойным выражением, как у монаха, налобная лента с узором плывущих облаков, статная прямая фигура, скрытая белоснежными одеждами, — всё по канонам со стены послушания в Гусу. Любая девушка из той бани с придыханием произнесла бы имя этого молодого человека — Лань Фэнг, — а затем от одного лишь его взгляда (по словам всё тех же девиц) повалилась бы в обморок, поскольку в чёртовом списке молодых господ этот парень числился на первой строчке. Цзян Чен сразу узнал его и глубоко вздохнул, оглядывая приближающегося молодого мастера, — заклинателя номер один он перед собой не увидел. Да, тот был неплох внешне, да, показывал хорошие результаты в культивировании, до кучи кто-то не забыл бы добавить, что с недавних пор тот ещё и являлся первым наследником на пост главы ордена Гусу Лань, обходя в очереди даже Лань Ванцзи (спасибо старику Лань Циженю). Но, всё те же девицы со вздохом признавали, что ни до одного из нефритов предыдущего поколения тот… не дотягивал. Хорошей же новостью для Цзян Чена в тот момент стало то, что этот молодчик был учеником Лань Сиченя и мог знать, где найти его неуловимого учителя! Мягкой, но горделивой походкой младший Лань приблизился к Цзян Чену и, остановившись чётко на том расстоянии, что предписывали правила облачного ордена, склонился в, без преувеличений, идеальном поклоне. — Лань Фэнг приветствует молодую госпожу Цзинь. Могу ли я чем-то помочь молодой госпоже? — Молодой господин Лань, — сдержанно ответил Цзян Чен на приветствие и сразу перешёл к делу: — Где я могу найти Цзэу-Цзюня? На одно мгновение Цзян Чену привиделось, что лицо Лань Фэнга исказилось то ли гневом, то ли злостью, то ли отвращением всего от одного титула его учителя. Но… возможно… всё же, просто показалось… — Мне жаль это говорить, но молодая госпожа не найдёт главу Лань в поместье цветущих слив. Учитель покинул это место вчерашним утром и с тех пор не возвращался. — Могу ли я узнать, куда он направился? — Мне сообщили, что учитель пожелал посетить главу Не перед своим уходом, но, не застав того в поместье, отправился в другой город. «Не Хуайсана? Другой город?» — удивился Цзян Чен. Это звучало более чем странно! Что понадобилось Сиченю от Хуайсана в такой момент? — Лань Фэнг уверен, что глава прибудет к началу собрания, и госпожа Цзинь сможет встретиться с учителем в башне Золотого Карпа, — добавил юноша и, попрощавшись, поспешил в сторону бывших покоев клана Лань. «Ну что ж… Тогда и мне следует отправиться в главную резиденцию ордена Ланьлин Цзинь.» К слову, предчувствие надвигающейся беды Цзян Чена так и не отпустило.***
Не отступило то предчувствие и после того, как Цзян Чен перебрался за якобы неприступные стены башни Золотого Карпа. Проникнуть внутрь оказалось нетрудно, а вот найти человека на громадной территории резиденции самого богатого ордена было подобно тому, чтобы отыскать иглу в густой траве. Цзян Чен в отчаянии уже собирался пойти выспрашивать, не видел ли кто Цзэу-Цзюня, но очень вовремя вспомнил про оставленный Лань Сиченем талисман поиска. Появившийся из рисунка заклинания огонёк бойко ринулся показывать дорогу, уводя в самое сердце владений Ланьлин Цзинь, пока не потух рядом с одними гостевыми покоями (по размерам и внешнему убранству, селили в них исключительно почётных гостей) недалеко от залов приёма. Обойдя строение, Цзян Чен обнаружил, что в тот момент этот дом привлёк далеко не только его внимание. У парадного входа в здание толпилось с десяток человек в одеждах разных кланов, и выглядели они крайне взволнованными: кто-то шокировано таращился на что-то внутри, а кто-то готовился уже схватиться за меч и ринуться в бой! Снаружи никого похожего на Лань Сиченя углядеть не удалось, потому Цзян Чен отправился прорываться внутрь здания. И когда ошеломлённая толпа осталась позади, он наконец увидел, что же вызвало столько волнений среди людей… То, что предстало перед его глазами, было настолько поразительным, что, если бы он не встретился с подобным всего несколько дней назад, то, как и все присутствующие, серьёзно задумался бы о состоянии своего ума: внутри, в просторной, но подчистую разгромленной гостиной, друг против друга стояли два Лань Сиченя! Первый Цзэу-Цзюнь, находившийся близко ко входу, замер в угрожающей позе, наставив знаменитый Шоюэ на «самого себя» напротив. Второй, словно громом поражённый, застыл поодаль, в другом конце зала и, в отличии от первого, оказался во всех смыслах безоружным: без меча, без духовного оружия и без атрибутов главы ордена (ни фамильного знака на поясе, ни клановой таблички, ни украшений по статусу)! Трагичности ситуации добавляло неподвижное, израненное тело в одеждах клана Лань с торчащим из спины мечом у стены… Цзян Чену понадобилось всего пара мгновений, чтобы осознать, что тут происходит, и понял он, что это было катастрофой: оба Лань Сиченя были настоящими, но только вот один из них пришёл из другого мира! Как Вей Усянь, тогда, у озера в горах Байфен. Приглядевшись внимательно к обоим Ланям, Цзян Чен пришёл к выводу, что Лань Сичень без меча и был «их» драгоценным первым нефритом: забинтованная правая рука служила лучшим доказательством, в то время как второй Лань Сичень без затруднений управлялся с Шоюэ, исчезнувшим несколькими днями ранее! Большей проблемой стало то, что все присутствующие смотрели на настоящего Цзэу-Цзюня как на заговорщика и убийцу и готовы были кинуться на того с мечами в любой момент, а это означало… что у них были огромные проблемы! Но откуда взялся ещё один Лань? Конечно же, случайно Сичень-самозванец забрести в их мир не сумел бы, а значит, кто-то его сюда намеренно привёл! Кто-то с тем Вэньским магическим артефактом! «Патриарх, это ты? Это и есть твой следующий ход?!» В тот момент многое начало вставать на свои места в голове Цзян Чена: что, если то наглое покушение на Лань Сиченя было устроено, чтобы незаметно для всех подменить его другим Лань Сиченем? Никто бы и не обратил внимания на какое-то нападение, если бы Цзэу-Цзюнь появился перед всеми живым и здоровым следующим утром! А казначей Цзинь, который, несомненно, также участвовал во всём этом, успешно замял бы и прибрал все следы в своём поместье… Но, вот беда, убийство сорвалось, а, вдобавок, вскрылось и существование группы тёмных заклинателей-заговорщиков! Самозванец, не получив желаемого и почувствовав угрозу, скажем, потерял терпение, лично взялся за дело и, несколькими днями позднее, подстроил убийство кого-то из слуг клана Лань, выставив настоящего преступником и своим подражателем! Да… если всё было так, то смелости и изобретательности заговорщиков можно было только подивиться! Лань Сичень, тот что настоящий, в такой ситуации оказался практически бессилен: без меча, раненный, да ещё и лишённый союзников — один против всех! Тот, кто придумал такой план, должен был до мозга костей ненавидеть Цзэу-Цзюня и желать тому одинокой смерти от собственного же клинка (а это считалось неимоверным позором для заклинателя)! Что касалось самозванца… Цзян Чен не имел ни малейшего представления о Лань Сичене из другого мира — был ли тот подлецом или же благородным мужем, коего почитали и ставили в пример младшим поколениям, — но что же тому такого пообещали, что он покинул свои земли, свою семью, друзей, коими всегда дорожил больше жизни, пришёл сюда и попытался таким бесчестным образом убить другого себя! Не слишком ли? — Вновь предлагаю тебе сдаться, — спокойно, но с нескрываемой угрозой произнёс Сичень-самозванец, всем видом показывая, как он оскорблён происходящим. — Иначе, у меня не останется выбора, и мне придётся сейчас же оборвать твою жизнь. Настоящий Лань Сичень так и не смог вымолвить и слова, беспомощно озираясь вокруг, словно бы ища поддержки у окружающих. Но те, кто мог бы ему помочь, к несчастью, сделали свой выбор не в его пользу: присутствовавшие члены семьи Лань, включая и Лань Циженя, заняли позиции за спиной Лань Сиченя с Шоюэ, один за другим направив свои клинки на «самозванца». Присутствовал здесь и Лань Ванцзи, но тот, весь бледный, неуверенно застыл в стороне, растерянно переводя взгляд от одной фигуры «брата» к другой. «Точно… Он же видел Вей Усяня там, на озере… возможно… возможно он тоже поймёт, в чём дело!» Но пока решимости в глазах этого второго первого Нефрита не предвиделось, и Цзян Чен понял, что ему нужно срочно что-то сделать! Но… Что он мог предпринять, когда целая толпа первоклассных заклинателей, включая близких и родных Сиченя, грозилась отрубить тому голову? Цзян Чен почему-то вспомнил Вей Усяня, который в своё время стойко продержался целый год под давлением общественной ненависти, терпя нападки, в том числе, и… своей семьи. Никому бы он не пожелал оказаться на месте его… его шисюна. Особенно Лань Сиченю, который часто шёл на поводу у своего клана, лишь бы получить их одобрение… который с таким трудом пережил предательство одного названого брата и смерть другого… Для него эта ситуация могла стать непреодолимым препятствием и оставить глубокий след как в душе, так и в психике. Короче, было это всё до жути хреново! Но, с какой стороны ни посмотри, а потерять Лань Сиченя в тот момент Цзян Чен не мог! И дело было даже не в том, что он задолжал главе Лань… А в том… В чём именно, Цзян Чен разбираться уже не стал, потому как Сичень-самозванец принялся действовать, как только настоящий вдруг попытался всё же что-то произнести! Осознав за долю секунды, что подлинного Лань Сиченя вот-вот проткнут в сердце, Цзян Чен выхватил из чьих-то ножен меч и бросился вперёд, моля небеса, чтобы успеть остановить этот, без сомнений, потрясающий выпад пришельца из другого мира! И, неожиданно даже для самого себя, успел! Сичень-двойник даже отступил, с удивлением оглядывая выскочившую перед ним Цзинь Мэй, и потухшим голосом произнёс: — Неужели… Молодая госпожа Цзинь на стороне заговорщика? Вся наблюдавшая за этим толпа в тот же миг взорвалась возмущениями! — Уходи отсюда! — бросил за спину Цзян Чен, пытаясь перекричать усиливающийся шум и гам. — Сичень, ты меня слышишь? Не услышав ответа, Цзян Чен глянул за спину — Лань Сичень всё ещё стоял неподвижно. Когда их взгляды пересеклись, тот лишь прошептал пересохшими губами: — Ваньинь… Вопреки прозвучавшей просьбе, казалось, что никуда этот Лань бежать и не собирался. И отнюдь не из-за желания добиться справедливости… отчаяние и страх сплошной пеленой застилали глаза первого нефрита! Цзян Чен не знал, что произошло до его прихода, но, казалось, случившееся здесь всего несколько минут назад напрочь лишило воли этого всегда сильного человека, а неведомая сила словно пригвоздила того к полу! Короче, Цзян Чен окончательно впал в ступор! Ну и как ему следовало поступить, если этот Лань продолжит стоять на месте?! Он же не сможет в одиночку его защищать от всей этой толпы! Повернувшись лицом к противнику, Цзян Чен встретился взглядом уже с другим Лань Сиченем, однако, и в глазах пришельца, к своему немалому удивлению, разглядел некую нерешительность! Да, честно признаться, он и не смог бы сказать, что он там правда увидел… Но одно он знал наверняка: в отличие от подлинного Лань Сиченя, этот Сичень не мог себе позволить медлить! И, словно в подтверждение его мыслей, двойник быстро переменился в лице и бросился с новой атакой уже на них обоих! Цзян Чен с большим трудом отбил новый удар — всё же, тело Цзинь Мэй не могло двигаться также быстро и без последствий выдержать удары такой мощи. Отразив ещё один, мужчина только больше укоренился в сомнениях, что способен долго продержаться против этого монстра — сил тому, надо сказать, хватило бы одолеть целый отряд первоклассных заклинателей. Цзян Чен начал сомневаться, что и убежать они смогут. Когда остриё Шоюэ нацелилось на Цзян Чена в третий раз, а адепты клана Лань решили всё-таки присоединиться к драке, настоящий Лань Сичень, вдруг, пришёл в себя и выпустил громадную волну духовной силы! Этот нехилый такой трюк отбросил на несколько шагов в том числе и двойника первого нефрита! Понятное дело, это было скорее похоже на крик отчаяния, нежели на продуманный ход, однако, неожиданно, толпа пришла в замешательство! На лицах ясно читался вопрос: откуда у подделки мог быть уровень духовных сил наравне с Цзэу-Цзюнем? Не сомневался только поддельный глава Лань — тот, даже не дав времени на передышку, с новыми силами бросился вперед, ловким движением выбивая клинок из рук Цзян Чена и готовясь вонзить Шоюэ в сердце другого себя. — Нет! — воскликнул Цзян Чен, понимая, что даже грудью не сможет защитить Сиченя в тот момент! Но, слава богам, этого и не потребовалось! Лань Ванцзи, возникший не пойми откуда (как всегда, очень вовремя!), отбил Шоюэ Биченем, повергнув в ещё больший шок окружающих и вызвав недоумение уже и у двойника Лань Сиченя, а затем произнёс только одно слово: — Уходите! Цзян Чен от переизбытка эмоций хотел что-то гаркнуть в ответ, но не успел даже набрать воздуха в лёгкие… Кажется, сначала он услышал уже знакомый звон, и затем все органы чувств словно отключили… а, может, всё произошло наоборот, и сначала весь мир погрузился во тьму, а затем раздалась трель колокольчика… Но всего через мгновение он открыл глаза и понял, что… лежит в мягкой постели в просторной спальне. Лицо обдувал приятный вечерний ветерок. — Что происходит? Ну сколько можно уже? Кроме чувства дежавю, витало ощущение, что всё это было как-то нереально… или неправильно. Но то состояние быстро прошло, когда снова раздался звон. Цзян Чен повернул голову: на столбике кровати, рядом с подушкой, мягко покачивался колокольчик ясности клана Цзян, нежно позвякивая, словно в приветствии, и разгоняя сомнения в душе. Однако… Ни Лань Сиченя, ни его двойника, ни толпы возмущённых заклинателей нигде не было. Только умиротворяющая тишина и тёплое весеннее солнышко из открытых ставней. — Блядь! Заклинатель резко сел. Это была не его спальня. И не комната Цзинь Мэй. Но, однозначно, он был в своём теле! — Какого чёрта?!