Жизнь, как пианино. С чёрными и белыми полосами, но живя, нельзя забывать, что чёрные клавиши тоже создают музыку.
Гарри Стайлз
Лëгкие лучи утреннего солнца, виднеющиеся из приоткрытых балдахин, вплетаются в русые волосы, разбросанные по подушкам, немного попадая на изящную фигуру, скрытую под объëмной атласной сорочкой белоснежного цвета. Омега слегка ворочается и издаёт какие-то тихие, непонятные звуки от лёгкого холодка, проходящего по телу. Одеяло больше не согревает, как это было несколько минут назад. Он руками шастает по всем сторонам в поисках укромного тепла, однако находит лишь чьи-то пальцы, которые тут же обхватывают собственную кисть, заставляя остановиться. Немного хмурясь от того, что приходится прерывать собственный сон, омега, нехотя, с какой-то медлительностью, приоткрывает слипшиеся веки всего лишь на щелочки, но этого достаточно, чтобы увидеть любимый силуэт в полумраке уходящей ночи и приходящего дня. Чонгук неторопливо перекидывает ногу через бёдра с вытянутыми ножками омеги, удобнее устраиваясь над ним и чуть ли не прижимая всем своим весом к чёрным простыням. Свободная рука, не удерживаемая альфой, принимается усердно протирать сонные глаза. Омега окончательно убеждается в том, что это и вправду не очередное новождение разыгравшегося воображения – это дыхание на своей шее Минхëк не спутает ни с чем. Стоит только альфе сцепить их пальцы, как он отрывает ладонь от лица, откидывая еë на постель, и от предвкушения слегка стягивает простони. Прохладные губы касаются омежьих, мимолетно оставляя лёгкий, искушающий обоих поцелуй, и медленно переходят дорожкой из нежных покусываний и зализываний на полуоткрытые ключицы. Рука скользит по гладкой сорочке, задирая повыше – до талии – и открывая новые места для трепетных касаний с прелестной кожей. Минхëк прикусывает нижнюю губу, издавая тихий полустон от того, как Чон подбирается пальцами под спиной к упругим половинкам, несильно надавливая на уже истекающее чувствительное колечко. Чонгук отрывается от сладкого тела, поднимая опьяненный взгляд на ещё сонного омегу, но такого раскрасневшегося и такого домашнего. Хочется поцеловать… но он намеренно оттягивает момент, заставляя воздух вокруг стать более напряжённым от близости двух возбуждённых тел. Маленькие пальчики, оторвавшись от скомканной простони, зарываются в чёрные, слегка мокрые у корней волосы, вплотную притягивая к своему лицу. — Я скучал… — томно шепчет во влажные от слюны альфьи губы, касаясь кончиком носа чужого. — Меня не было несколько дней, — приподнимая один уголок губ в лёгкой игривой улыбки, — так сильно скучал? — Очень. И этого слова достаточно, чтобы удовлетворить свою тягу к долгожданному ответу, чтобы коснуться мягких губ, медленно пробуя на вкус, растягивая удовольствие для обоих. Пальцы отходят от упругих половинок, поднимаясь выше по позвоночнику через спину – к затылку, – зарываясь в шелковистые пшеничные волосы. Чонгук тонет в этом поцелуе, касаниях и тонком аромате ярких роз… отправляясь куда-то на глубину, туда, где нет смысла оправдывать свою любовь к омеге, далеко не подходящему ему, как королю, по статусу. Минхëк медленно перебирает прохладные прядки, размерно поддаваясь движениям, полностью захватываемыми альфой, чуть выгибается навстречу мускулистой груди под хлопковой тканью. Сцепленные пальцы сжимаются всё сильнее, оставляя красные полосы на тыльной стороне ладони, словно оба хотят как можно дольше чувствовать друг друга. Легонько прикусив пухлую омежью губу, Чонгук отрывается от манящего, сразу же припадая к молочной коже на шее. Минхёк поворачивает голову в сторону, открывая больше места для желанных действий, выдыхая и часто-часто вдыхая через рот разгоряченный воздух. Чонгук точно соврет, если скажет, что ему не нравится оставлять своё, а после заново зацеловывать каждый сантиметр сладкой кожи, оставляя на всём теле свои яркие отметены и аромат с лёгкой горчинкой. — Ваше величество! Немедленно выходите! — от громкости голоса за закрытыми дверьми, кажется, дрожат даже стены, глухой стук после является тому подтверждением. «Нашли» – первое, что проносится в мыслях у Чонгука, но он тут же об этом забывает, концентрируясь на том, что сейчас буквально находится в его руках: выгибается на встречу, сладко постанывая от каждого прикосновения, совершенно малейших ласк. Видимо, и вправду сильно скучал. Рука выбирается из-под спины, пока вторая отпускает омежьи пальцы. Чонгук чуть приподнимает сорочку до середины груди, кладя ладошки на талию, сжимая. Губы тактильно находят чувствительную пульсирующую венку, полизывая и покусывая куда сильнее, чем обычно. Кажется, ещё несколько попыток такого долгого искушения и Чонгук точно не сдержится, оставит метку на своём. Но а сейчас его хватает на то, чтобы остановиться на укусе, сразу же привращающемся в красное пятно, которое наверняка ещё долго не сойдёт. Минхёк на это лишь прикусывает нижнюю губу практически до крови и немного вздрагивает от неожиданности, однако понимает, что его король никогда бы не переступил чёрту без предупреждения. До сонного и одновременно желающего большего омеги не сразу доходит, что кто-то что-то там говорил, но когда понимает, то пугается быть пойманным и получить очередной упрёк в свою сторону. Он тут же выпутывает пальцы из альфьих волос и хватает за запястье руки на своей талии, останавливая от дальнейшего прикосновения к себе. Чонгук умеет туманить разум своими действиями… — Что за шум? — на одном дыхании. — Тебе важно, что там происходит? — шепчет на ушко, следом слегка прикусывая мочку. Ответа ждать и не приходится, Чонгук всегда прямо намекает обо всех своих желаниях. Минхёк, успокоившись, касается краёв альфьей чисто белой рубахи, моментально подтягивая её выше, давая знак, что тогда бы лучше избавиться от ненужной вещицы. Тот слушается, помогая стянуть еë и откинуть куда-то в бок, освобождая свою мускулистую грудь, до которой сразу же дотрагиваются омежьи пальчики, обводя подушечками каждый изгиб. Пока Чонгук, не прерывая, внимательно следит за своей омегой, утопая в каждом касании и животном взгляде, который с жадностью смотрит в ответ. — Ваше величество, вы хотите, чтобы вашему отцу стало плохо от совершаемых вами необдуманных действий? — продолжает настаивать на своём, не прекращая со стуком дёргать за ручку запертой двери. Минхëк вдруг переводит весь свой интерес позади Чонгука, понимая, что к ним не посмеют зайти, но и так просто не уйдут. Чон, в свою очередь, усмехается и оставляет поцелуй на кончике носа, заставляя обратить на себя внимание, а после касается губ, кладя ладошки на порозовевшие щëки и нежно оглаживая большими пальцами. — Он не отвяжется, тебе лучше пойти, — тихо-тихо, стараясь удержать при себе своё желание остаться в этих объятиях навсегда. Пальчики скользят по оголенным ключицам и шее вверх, останавливаясь на альфьем подбородке, касаясь родинки под губами. — Не хочу, — хмурится, с любопытством рассматривая занимательное развлечение своего омеги. — А вдруг что-то серьёзное? Подушечка надавливает на тёплую нижнюю губу. Минхёк засматривается на любимый соблазн, каждый раз опьяняющий своими действиями. Тишина врезается в голову и он спешит перевести смущëнный взгляд в улыбающиеся от таких поступков чёрные, словно смоль, глаза глубоко завораживающие своими маленькими бликами на радужке, отражающей преломленные лучи солнца. — Если нет то… — То ты вернёшься… — прерывает, не успевая опомниться, как Чонгук отрывает его руку от своих губ и заглушает возможное продолжение любых слов более настойчивым поцелуем. А Минхёк и не против такого расклада за то, что поставил перед фактом раньше ответа от самого короля. Лишь льнет навстречу, поддаваясь лёгким покусываниям и напористым движениям губ в глубоком поцелуе, будто ещё немного, и Чонгук съест его без кусочка, без пробы на собственную сладость. Альфа со всей силой вдавливает тело под собой в постель, с каждым движением срывая заглушенные звуки из раскрасневших, слегка припухших губ, словно пытается насытиться на всё оставшееся время. И, наконец, оторвавшись спустя минуты, поправляет растрёпанные ото сна русые волосы и нежно шепчет на ушко, заставляя бабочки трепетать от будущего предвкушения: — Несомненно.*****
Кажется, мир за одну секунду сошёл со своей оси, улетая куда-то в бесконечность. Впереди осталась одна тёмная неизвестность, в которую Чонгук точно не намерен так просто идти. Альфа, стоящий напротив, одним незаметным движением руки подаёт знак стоящим по его бокам стражникам, что не остаётся незамеченным королём. Сердце Чонгука впервые от чего-то начинает неистово стучать, словно ему только что сообщили о его будущей смерти, в то же время взгляд бегает по всем сторонам, стараясь сконцентрироваться на происходящем, но всё напрасно, в голове никак не укладывается эта до боли непонятная суровая реальность. — Что значит свадьба? Ты что-то путаешь, — ошеломленно возникает, делая шаг назад. — Где мои родители? — Ваше величество, прошу, успокойтесь и не паникуйте лишний раз, — пытается образумить, подходя ближе к королю. А то вдруг убежит… — Пройдёмте со мной, вас нужно подготовить перед выходом в свет. — Я никуда не пойду, — продолжает настаивать на своём вот уже десять минут. Чонгук отходит ещё дальше, вжимаясь в холодную твёрдую стену. Такое ощущение, что за одну секунду он из короля превратился в загнанную жертву, попавшую в ловушку и окружённую более сильным противником. И чего он так боится? Потерять всё? Потерять свою любовь? Или остатки свободы… Всего, ведь совершенно всё, как домино, строится в одну зависимую друг от друга цепочку. Коснувшись одного – можно потерять всё. Его отец решил коснуться главного. А если Чонгук не выполнит любое слово своего родителя, то, вероятнее, ему найдут применение уже не во дворце, а где-нибудь на задворках этого мира. Всё зависит от одного… — Скажу по-другому, — утомленно, покорно держась даже в такой ситуации. — Вы помните, что вам говорили насчёт того омеги из дворцовой прислуги? Даже если помните, я ещё раз повторю, что все ваши отношения с ним под строгим запретом. Сегодня вы в который раз нарушили слова вашего отца, а как было известно заранее, за это вы должны взять в мужья омегу, выбранного вашими родителями. Так что перестаньте, не пойдëте сами – вас поведут силой. Презрение – лучшее слово, чтобы описать отношение к своему кругу людей, чётко следующих далеко не его приказу. Такого Чонгук никак не ожидал, потому как никогда бы не подумал, что отец в своих словах будет настолько суров, настолько, что ему будет всё равно на чувства собственного сына. Чонгук глубоко сглатывает, боясь проиграть в своём бессильном споре. Но ведь этого попробовать никто не запрещал? — Это шутка? — Я серьёзен, как никогда, — произносит с каменным лицом, не видя повода для забавы. — У нас осталось несколько часов. Вы идёте сами или вам помочь? — Я король этой страны, никто не имеет права заставлять меня играть свадьбу с незнакомцем. Только Чонгук знает, что всё куда серьёзней – слово отца намного выше его самого: значит можно врать без запинки. — Верно, вы – король, и каждый король в вашем возрасте уже обязан иметь при себе семью, омега которой продолжит королевский род. Не мне вас учить этому, — тяжело выдыхает, на долю секунды поджимая губы. — Одно могу сказать точно, ваш отец и так долго оттягивал этот момент, сейчас же другого пути нет. — Тогда пусть это будет мой омега. Я вступлю в брак только с Минхëком, — уверенно, настолько, что Чонгук сам начинает верить в возможность своих слов. — Вы сами прекрасно знаете, почему ему нельзя быть с вами. — Можно обойтись и без детей, нам они не нужны, — продолжает непоколебимо настаивать на своём. Альфа на долю секунды огорченно бросает взгляд на растрепанные волосы, на чёрные глаза с блеском потухшего счастья внутри, смешанного с явным испугом. Советник понимает все его страхи потерять уже привычную жизнь, однако это то, что и вправду требуется новоиспеченному, всё ещё непослушному в приказах старших королю. Советник Ким знает его с самого рождения, знает всю семью, которой верно служит на протяжении нескольких лет. Особенно знает, как короли живут в современном мире, беря в мужья каких-то незнакомцев, выбранных общим решением двух сторон. И хотя это кажется нечестным, но ослушаться слова, сказанного хоть и бывшим, но всё же королём, он не может, не зависимо от того, что сейчас должен беспрекословно служить только одному, тому, кого загоняет в угол… — Нельзя, мой король, ваши прихоти больше не учитываются, и ещё лучше, если вы в ближайшее время после свадьбы навсегда забудете об этой прислуге. — Да как ты смеешь?! — Чонгук срывается на рык, пытаясь ударить альфу впереди, но его тут же хватают под руки рядом стоящие стражники, оттягивая на безопасное расстояние. Советник же спокоен, как тихая гладь воды – ни одной эмоции не появляется на лице от такой очевидной реакции на свои слова. Чонгук достаточно быстро приходит в себя, больше не сопротивляясь хватке, понимая, что каждый идёт против него. Он остался один, не имея в этом месте никаких сил для противостояния… И это тот момент, когда он должен сдаться? Отпустить всё и начать новую страницу своей жизни? Нет-нет-нет… нет… Сердце трепещится, говоря, что нельзя идти на поводу у этого приказа, а разум противостоит, теперь уже боясь не только за свою судьбу, но и за судьбу Минхёка. Отец пойдёт на всё, чтобы они расстались, на всё, чтобы избавиться от ненужного препятствия. Страх за омегу берёт своё. Если что-то случится с ним – Чонгук точно не простит себя за эту ошибку. Глубоко выдохнув и ненадолго опустив взбешённый от всего взгляд в пол, Чонгук принимает для себя самое ужасное решение за всю свою жизнь. — Чем покладистей вы будете вести себя на свадьбе, тем меньше проблем будет в будущем. Так что прошу, не напортачьте на собственном замужестве. — Хватит, — Грубо отпихивает альф в разные стороны, — я пойду сам.*****
Церемония прошла, мягко говоря, спокойно, если не считать того, как у новоиспечённого супруга дрожали руки, пока альфа надевал на его аккуратный пальчик свадебное кольцо. И это, конечно, сразу же бросилось в глаза и показалось довольно-таки странным. Но в тот момент, Чонгук никак не мог заглянуть тому в лицо, потому как оно было скрыто под несколькими слоями красной вуали с золотистыми краями. А отчего-то любопытство тогда так и просило поднять её, всё равно, что лицо омеги мог увидеть кто-то другой, тогда ему самому хотелось поподробней рассмотреть того, кто согласился испортить всю его жизнь, перевернуть её вверх ногами. Но Чонгук продолжал держаться не только перед своими родителями и уже законным мужем, но и перед всеми многочисленными свидетелями, которые запечатлели этот полностью наигранный момент в истории их страны на бумагах. Было сложно не сорваться и не прервать всю эту дикую и такую неправильную ситуацию… Чонгук шëл на поводу у собственной недоошибки, ведь в конце концов он ничего не сделал, всего лишь полюбил, но почему провести свою жизнь ему придётся с совершенно другим, к тому же незнакомцем? Омега даже словом не обмолвился за всю свадьбу, ни единого звука не издал, словно его и не было всё время рядом, только тихо, как мышка, ступал следом. Один раз даже умудрился споткнуться о длинную ткань церемониальных одежд , спускаясь по ступенькам с бархатным ковром, и чудом устоял, не упав кувырком прямо вниз. За что Чонгук был ему предельно благодарен, ведь стало бы ещё хуже, если в первый день их замужества омега окажется калекой – лучше уж пусть будет занозой в его жизни, чем помехой на пути к свободе. А корона, надетая на омеге, теперь уже таком же короле, как и сам Чонгук, смотрелась, по его мнению, неправильно, совершенно не так, как когда-то он мог мимолётно представить её на другом. Всё это казалось и кажется таким неверным, и с каждой секундой Чонгук всё сильнее убеждался в этом, коря себя за такие необдуманные шаги. Но как же Минхёк? Ведь это всё было сделано только ради его безопасности. И где Чонгук сейчас? Почему не рядом с наверняка уже узнавшим обо всём омегой, наверняка убивающимся изнутри от таких резких и неожиданных новостей? Всё же утром он был так счастлив обнимать его и покрывать всё тело поцелуями, а теперь… теперь никакой улыбки нет, осталась только серьёзность и влечение отступить назад и поддаться искушению, которое Чонгук обрубает на корню при той же мысли о Минхëке. Теперь его ждёт далеко не счастье впереди, оно осталось позади. Может, на них кто порчу навёл? До такого препятствия на пути к любви они ещё ни разу не доходили. За годы отношений было много разногласий, в которых нередко принимали участие и посторонние, но чаще, им просто нужно было поговорить о наболевшем и найти компромисс. А компромиссов была бесконечность, и эта «бесконечность» привела к тайным встречам по ночам и на рассвете, или где-нибудь подальше от дворца и постоянно шастающей в разные стороны прислуги. Чонгука стали больше гонять по королевским делам, не давая и повода для свободной минутки с Минхëком, лишь изредка ему удавалось сбежать из контроля стражи и советника. Теперь же кажется это «изредка» уменьшается до нуля с участием какого-то связанного в его жизни брачными узами омеги. Спина отваливается от многочисленных поклонов всем и каждому, так и хочется поскорее добраться до кровати и заснуть сладким сном. Жаль, что впереди ещё целая ночь в компании неизвестного, уже успевшего стать супругом за такое короткое время знакомства. Что тут говорить… они даже имён друг друга не знают. Родители со стороны жениха и его всё время не сводили с их пары взгляда, постоянно контролируя каждое взаимодействие, которых, к слову, и не было, за исключением касаний рук, и внимательно следили за тем, чтобы ни один не посмел сбежать раньше времени – это Чонгук понял по прожигающему чувству на своём теле, слегка спавшему только после того, как омегу увели в комнату, а он сам остался наедине со своими родителями, впервые имея право поговорить обо всём этом беспорядке. Папа сразу же ушёл, не находя смысла для ненужного разговора, а вот отец – тот самый бывший король, возжелавший надёжный брак сыну, – как раз-таки решил остаться. И сейчас, стоя напротив собственного мучителя, Чонгук не знает: злиться ему или смириться… просто молчит, ему нечего сказать. Чон Йондо всегда любил своего сына, балуя и обучая тому, что может пригодиться в будущем для правления. И Чонгук бы никогда не подумал, что отец заставит его пойти по той же дорожке, что когда-то была дарована и ему самому. — Мне нужен договор перед тем, как я зайду туда, — пальцы замирают, так и не коснувшись ручки двери, ведущей к супругу. — Сынок, там нет ни одного пункта, чтобы ты с ним развёлся или ещё чего, — усмехается, отдавая желаемое в руки альфы, — всё основано на взаимных условиях для обеих сторон. Смирись и будь счастлив. — Счастлив с тем, кого даже не знаю?! — У тебя впереди вся жизнь, успеется, — по-отцовски похлопывает по плечу, но Чонгук сразу же умудряется вылезти из этих ничем не успокаивающих родительских рук. Прежняя лёгкая улыбка сходит с уст Йондо при виде разгневанного сына, что чуть ли молниями не метает, при этом не делая ничего: лишь в руке крепко сжимает несчастную бумажку, но не рвёт: знает, что это далеко не оригинал…