интерес

      пробуждение оставляет желать лучшего. лиза просыпается от галдежа и испуганно озирается, не понимая, где находится.       подтягивает к себе ноги и дёргается, натыкаясь на кого-то спиной; спешно оборачивается и встречается взглядом с чёрными стеклянными глазами. сердце пропускает удар. лиза малодушно отшатывается.       – расслабься, кисуль. пока не попросишь, я кусаться не буду.       кира.       воспоминания о вчерашнем дне накрывают лавиной.       лиза осматривается уже более осознанно. ночь в яме проходит, на удивление, быстро и неплохо, хотя шея и затекла от неудобной позы.       – утречко, блять, нихуёвое, да? – сбоку снова раздаётся голос киры.       лиза хмурится, не понимая, говорит она в положительном или отрицательном ключе.       – бывало и хуже, – неоднозначно пожимает плечами, не горя сильным желанием общаться с кирой – в голове всё ещё звучали её слова про абьюз.       кира, конечно же, замечает невовлечённости в разговор и больше на неё даже не смотрит – лиза расслабленно выдыхает.       сверху раздаётся оглушающий звон, словно кто-то бьёт в гонг, и все поднимают голову на звук. над ними возвышаются преподавательницы в белоснежных мантиях – мягко улыбающиеся и красивые.       – ой блять, – рядом слышится севший голос.       лиза оглядывается на говорящую – сбоку, сконфуженно улыбаясь и в смущении прикрывая рот рукой, сидит кристина. вся грязная и растрёпанная, с опухшим лицом, стёртыми в кровь коленями и сбитыми костяшками. она задорно щурится и прикладывает ладонь ребром ко лбу, чтобы лучше разглядеть парящих над ними женщин. лиза смотрит на профиль кристины и находит её забавной.       кристина вертит головой в разные стороны, оценивая внешний вид остальных девушек; пересекается взглядом с лизой и кивает ей, словно здороваясь.       – пиздец стыдно, – шепчет так тихо, что сказанное лиза скорее угадывает по движению губ, чем в действительности слышит.       лиза в ответ коротко усмехается, мысленно соглашаясь.       когда им объясняют способ выбраться со дна, лиза понимает, что её тактика наблюдения сыграет с ней злую шутку. после того, как первой наверх поднимается пчёлка – лиза пропустила момент, когда ангелина ею стала, – а за ней следом кристина, каждая последующая вытягивала ту, с кем успела затусить на вечеринке.       лиза питает слабую надежду на рони – они, вроде как, неплохо пообщались вчера.       рони выбирает мишель, и не то чтобы лиза могла её винить. случись чудо и посчитай девочки лизу достойной выбраться из ямы первой, она бы тоже протянула руку помощи именно мишель.       как будет обидно так и не доехать до школы, покинуть проект первой из-за собственного нежелания идти на контакт с людьми. лиза понимает, что останется последней.       но она ошибается.       её белокурым ангелом, вытащившим со дна, становится мишель.       – тебя зовут..? – она говорит медленно, напевая гласные и делая паузы между словами. в точности, как ночью.       лиза и забывает, что имя её для мишель по-прежнему остаётся тайной.       – лиза.       кивком головы мишель призывает её подойти к лестнице; помогает выбраться и на мгновение задерживает свою ладонь на предплечье.       – будем держаться вместе, ли-иза, – шутливо шепчет и улыбается.       и лиза улыбается в ответ.       никто не остаётся равнодушен при виде огромного особняка, в котором им предстоит жить ближайшие недели, а то и месяцы. девочки начинают шуметь, заранее забиваясь, кто с кем и в какой комнате будет спать, но драться за спальные места не приходится – все кровати подписаны.       мишель жутко расстраивается, что они в разных комнатах, берёт лизу за руку – уверенно, не стесняясь остальных – и тянет на поиски своей кровати.       с мишель они не расставались с тех пор, как выбрались из ямы. сели рядом в автобусе и разговаривали всю дорогу до дома. мишель из строгой консервативной семьи, с родителями прекратила общение ещё несколько лет назад, грезит о карьере модели и не терпит чрезмерного контроля.       лиза искренне удивляется тому, как легко мишель заводит приятельские отношения с одноклассницами – для андрющенко подобное вовсе из разряда фантастики, учитывая, что недопонимание с коллективом у неё возникает уже на моменте вручения брошей.       часом ранее, когда в комнате все решали, как вести себя с аминой, в возвращении которой никто не сомневался, лиза не посчитала нужным вклиниться в дискуссию. она не приветствовала обсуждения за спиной и, признаться честно, не видела причин для назревающего заговора против амины – в первый день на пьяную голову многие проявили себя не с лучшей стороны, и сейчас уже было не разобрать, кто виноват в их конфликте с кристиной. лиза сказала об этом на церемонии вручения, когда к ним присоединилась амина с перемотанной рукой.       первой с претензиями на неё набросилась настя – кидалась громкими обвинениями в лицемерии и игре на камеру, морщила нос и закатывала глаза на каждую фразу лизы. лера периодически кивала, молчаливо поддерживая настю.       – главное, когда мы в комнате сидели и это обсуждали, ты язык в жопу засунула и помалкивала. а тут посмотрите, блять, камера включилась, так сразу надо покрасоваться и вставить свои пять копеек.       лиза тяжело вздыхает, борясь с подкатывающим раздражением. всё было совсем не так, как оборачивали одноклассницы, но спорить с ними сейчас – гиблая затея. они лизу словно не слышат и не понимают.       мишель наклоняется и шёпотом советует не обращать на них внимания; сжимает напряжённую ладонь лизы в своей тёплой и мягко поглаживает большим пальцем.       весь следующий день после церемонии вручения брошей многие девушки отсыпались, мучаясь от похмелья. лиза потратила это время на беседы с мишель на кухне – иногда к ним присоединялась рони, но надолго её усидчивости не хватало.       мишель обладала удивительными способностями располагать к себе людей и часами на полном серьёзе болтать о всякой ерунде. они успели обсудить натальные карты и гуманность смертной казни, поспорили насчёт ударения в фамилии стрыкало, единогласно сошлись на том, что фисташковое мороженое и томатный сок полная хуйня для извращенцев – в тот вечер за столом прозвучало ещё множество вещей, которые забывались, стоило кому-то подкинуть новую тему для разговора.       к ночи все потихоньку приходят в себя, и начинается знакомство на трезвую голову. кто-то рассказывает о себе и проблемах, ставших причинами для участия в «пацанках», другие травят байки о былых приключениях. в рассказе подобного диане не было равных – все истории, как на подбор, богатые на экшен и неожиданные повороты событий.       когда очередь доходит до лизы, ей нечем впечатлить новых знакомых.       – серьезно не пьёшь и не куришь? – искренне удивляется кристина.       – никогда не пробовала даже, – апатично пожимает плечами, стараясь не слишком явно демонстрировать прорывавшуюся надменность. лиза, конечно, не хочет этим показать, что лучше них. не хочет, но это правда.       – чё ты тогда здесь забыла? – резонно вклинивается лера, сверля андрющенко придирчивым взглядом.       лиза хмурится, но от своего занятия не отвлекается – раскладывает пожитки в прикроватную тумбочку и отвечает спокойно, размеренно, не поворачивая головы, обращаясь то ли ко всем сразу, то ли совсем ни к кому:       – ну, существуют ведь и другие проблемы. и другие зависимости.       слова повисают в воздухе, ставшем густым и спёртым, как в парилке.       – и какие у тебя? – лера набирает полный ковш воды и выливает на раскалённые камни.       лера – самодовольная и не скупая на резкости – лизе не нравится, и у них всё взаимно.       под прицелом цепких, выискивающих слабости взглядов, словно заранее готовых растерзать за любую оплошность, за неровный взгляд и кривое слово, откровенничать совсем не хочется, и лиза небрежно бросает первое, что приходит в голову:       – без сладкого, например, долго не могу.       воздух в комнате преобразуется в дрожащее желе – хватай нож и режь напряжение на кусочки.       – ты угараешь? – голосом-кнутом распарывает пространство прислонившаяся к косяку кира.       лиза вздрагивает от её ломаной хрипоты и холодного тона, ведёт головой в сторону девушки. медведева походила на долговязый скелет, обтянутый прозрачной кожей – приглядись получше и увидишь пятна гниющей плоти. да и веяло от неё чем-то замогильным. совсем не так, как на полюбившемся и привычном кладбище: там пахло конфетами и слезами, отчаянием и освобождением. кира не пахла ничем.       – в смысле? – потребовалась пару секунд, чтобы сглотнуть ненужную слюну и пошевелить размякшим языком.       – ну, ты щас внатуре сравнила нашу зависимость от наркотиков с тем, что ты сладкое как не в себя жрёшь? – кира не повышала тон, не наступала, но под её прищуренным взглядом лиза сжалась со стремительной скоростью, ничем не уступающей стойкости, с которой она держалась мгновение назад под словесной атакой леры.       – сахарная зависимость действительно существует, – зачем-то поясняет, разжёвывает, почти мямлит. – и я не понимаю, мы ими сейчас меряемся или что?       – ахуй, – смеётся и поражённо качает головой, поднимая руки в сдающемся жесте, мол, ебитесь вы, девки, сами с припизднутой индиго, а мои полномочия всё, исчерпаны.       – если ты реально на проект из-за этой хуйни пришла, то просто занимаешь чьё-то место, – лера поднимается с кровати насти и скалой нависает над лизой.       – кто сказал, что я пришла сюда из-за этого? – лиза встаёт с корточек, так и не разложив даже половины вещей. возвышается над вакарчук на добрые пять сантиметров. это – а ещё исчезнувшая из поля зрения кира – придаёт уверенности.       – а из-за чего тогда?       лиза молчит. она не готова делиться. только не с ними. они не поймут, засмеют и обесценят.       когда тишина затягивается, лера машет рукой и неприятно скалится, оглядывая остальных:       – ясно всё, хули.       лиза тоже украдкой осматривает комнату, стараясь максимально расслабить лицо, чтобы не выдать волнения. пренебрежение и враждебность сквозят в их лицах, в их колючих взглядах и искривлённых ртах. она предполагала нечто подобное, на другое и не рассчитывала, переступая порог школы.       вновь возвращая внимание на вакарчук, отводит чуть взгляд в сторону и цепляется за светлые волосы, выбивающиеся из-под красной кепки.       кристина так и не проронила ни слова, хотя ещё пару минут назад светилась энтузиазмом. теперь же смотрела внимательно, задумчиво, немного разочаровано. её долгий взгляд выдержать не получилось: лиза неуклюже развернулась, случайно зацепила ногой дверцу тумбочки – что-то с грохотом повалилось на пол – и пронеслась мимо стоящей в проходе киры. скорее вниз по лестнице подальше от людей.       ноги сами приводят в душевую на первом этаже. лишь там лиза позволяет себе вдохнуть полной грудью. удивления нет, обиды тоже, однако на душе всё равно неприятно – как и во всякий раз, когда её слова воспринимались в штыки. в голове всегда одна мысль логично дополняла другую, всё было складно и понятно, но стоило открыть рот, как из него вылетало что-то совсем иное.       лиза с ногами забирается на подоконник и прижимает колени к груди, устало пряча в них лицо.       – никогда не говори наркоманам, что они наркоманы. они и без тебя это знают, – тихий голос раздаётся над самым ухом, заставляет вздрогнуть и обернуться.       мишель всегда подкрадывалась незаметно. возникала точно из-под земли, как полуночная нимфа с доброй усмешкой на розовых губах и полными карманами чудес. лиза не слышала, как мишель проскользнула вслед за ней.       – я и не говорила, – насупившись и выпустив колючки, лиза вновь была готова обороняться и стоять на своём.       мишель насмешливо фыркнула и запрыгнула на подоконник, вынудив лизу сильнее подтянуть колени и прижаться спиной к прохладному пластику.       – да, ты сделала ещё хуже. обесценила наши проблемы, – она не смотрела в лицо и по-дурацки болтала длинными ногами в воздухе – при каждом взмахе подошва домашних тапочек шоркала от соприкосновения с кафелем.       раздражающий звук. лиза морщится.       – ваши? – неуверенно уточняет. задеть мишель совсем не хотелось, ведь она была так мила с ней всё это время.       – ага, – мишель наконец поднимает голову, оробело глядит и чуть растерянно комкает шорты на бёдрах. – скажешь что-нибудь на это?       мишель выжидающе поджимает губы и заправляет светлые пряди за уши.       да гаджиева ведь и сама нервничает. переживает.       что-то тёплое разливается внутри – ампула лопается и содержимое затапливает живот, обволакивает грудь и искрой отражается в посветлевших глазах. мишель пришла не ради выяснения отношений. конечно нет. нечестно даже допускать подобные мысли, она ведь другая, особенная, и уж лиза должна была это заметить.       лиза чуть подается вперёд, вытягивая одну ногу за спиной мишель, и говорит честно, оттого негромко.       – я не сужу о людях по их проблемам, потому что у нас у всех есть тараканы, и мне бы не хотелось, чтобы люди воспринимали меня только по ним.       мишель задумчиво молчит, переваривая ответ. довольно кивает, вмиг расслабляется и откидывается спиной к стеклу.       – почему не сказала это остальным?       – они бы стали слушать? не вижу смысла даже пробовать, – пожимает плечами, рассматривая мишель.       – в этом твоя проблема, лиза, – мишель пакостливо улыбается, вновь становясь похожей на себя – дальше будет сказана какая-то гадость, сомнений нет. – ты думаешь, что дохуя особенная и никто в целом мире не сможет тебя понять. но, может быть, это не так?       – если это был подкат, то средненький. на троечку из десяти. минут два очка за завуалированное оскорбление.       – я поработаю над этим, – мишель хохочет, а лиза её слова запоминает и в голове несколько раз прокручивает, как заевшую киноплёнку. могла ли в них быть доля правды?       мишель весёлая и открытая; она громко смеётся, приковывает к себе взгляды и находит общий язык со всеми.       девочки и сами тянутся к гаджиевой; летят, как мотыльки на подрагивающее пламя свечи, и мишель одаривает светом каждую, но теплом согревает лишь лизу. и это не может не льстить.       сидя на кровати, они играют в незамысловатую игру: мишель двумя пальцами скользит по предплечью лизы, начинает от запястья и движется выше к локтю; лиза жмурится и пытается угадать, когда пальцы мишель коснутся обвивающей руку татуировки. у лизы мурашки бегут от ощущения её холодных рук на своей коже. и она нарочно подолгу молчит, чтобы не лишаться касаний мишель, и специально проигрывает из раза в раз – чтобы они повторились вновь.       мишель всё видит и замечает – на её губах расцветает довольная улыбка.       она повторяет за лизой украинские слова – коверкая и смеясь, тут же их забывая; листает блокнот с рисунками и подпрыгивает от пришедшей на ум гениальной, по её же мнению, идеи: просит нарисовать себя; и лиза, которую обычно подобные просьбы вгоняли в крайнюю степень раздражения, согласно кивает, не в силах отказать.       они проводят так много времени вместе, будь то съёмки или свободное от них время, что в их сторону начинают отпускать шутки на тему постоянного отсутствия. лиза чужие подъёбки игнорирует – несмешно, кажется, только ей и отчего-то кристине.        с захаровой отношения не складываются. возникшая между ними в день знакомства полуприятельская атмосфера быстро сходит на нет, преобразовываясь во взаимное игнорирование, периодически разбавляемое недовольными вздохами кристины и её же злыми взглядами в спину. она задумчиво слушает претензии насти к лизе и ободряюще хлопает ту по плечу.       – я считаю, что по факту всё. пока у кого-то здесь реальные проблемы, кто-то пришёл смазливым ебальником по телику светить. чё, скажешь не так дела обстоят, индиго? – кристина эмоционально размахивает руками – того глядишь, сорвётся и всечёт ей, – но зрительного контакта не поддерживает, постоянно посматривая лизе за спину.       лиза знает, что там стоит мишель.       захарова сжимает кулаки и резво поднимается на ноги, роняя стул и спешно выходя в коридор, когда лиза с мишель возвращаются с балкона – они болтали и пили чай со сворованным гаджиевой из кухни печеньем. мишель, как и другие девочки, провожает кристину удивлённым взглядом, хлопает лизу по плечу и уходит следом.       – шум, подожди, – мишель всегда называла кристину таким сокращением, произносила ласково и с улыбкой. дурацкая кличка. в голове всегда всплывал белый медвежонок из советского мультика.       лиза вдруг ловит себя на ужасающем открытии: она, кажется, ревнует мишель. потому что смотреть на удаляющуюся спину неприятно; внутренности жжёт от нахлынувшего желания окликнуть мишель, схватить за руку и не отпускать. лиза вовремя одёргивает себя. нельзя. не надо. не её.       лиза обещает себе впредь держать дистанцию. и в эту же ночь данное слово не сдерживает, когда мишель будит её и призывает молчать, поднося указательный палец к губам. за руку ведёт на первый этаж, в укромное местечко под лестницей, скрытой от зорких камер.       мишель целует смазано и играючи, постоянно отстраняясь и не давая насытиться. она покрывает короткими лёгкими поцелуями подбородок и скулы, медленно подбираясь к шее. лизе доставляют удовольствие не ласки мишель – к подобному андрющенко всегда оставалась равнодушна, – а сам факт происходящего.       дальше они не заходят; словно школьницы лижутся по углам, при свете дня обмениваются двусмысленными взглядами и садятся рядом на всех испытаниях.       с каждым днём мишель открывалась всё с новых сторон – наедине и на психологии. взбалмошная и непоседливая, напрочь лишённая мозгов и инстинкта самосохранения; мишель – дорвавшийся до свободы подросток, недолюбленный родителями, недоласканный, недопонятый и всеми способами пытающийся так необходимое внимание заполучить. она предостережениям лизы не внемлит: выходит на скользкую покатую крышу; высовывается из окна на третьем этаже практически полностью, виснет вниз головой и заливается смехом; руками цепляется за кору высокого дерева, наверняка загоняя занозы, и забирается по стволу выше, не слушая не только лизу, но и всех остальных.       внутри всё обрывается, сердце жалобно ухает и замирает, когда нога мишель соскальзывает, и она летит с высоты нескольких метров вниз, жалобно вскрикивая от боли при столкновении с землёй.       лиза сообразить ничего не успевает, как неожиданно даже для самой себя оказывается рядом с мишель, падает рядом, стёсывая кожу на коленках.       – ну, у тебя голова на плечах вообще есть? ты что, блять, вытворяешь! а если бы шею свернула? – лиза вздрагивает от прогремевшего над ними хриплого голоса кристины.       захарова лизу за плечо хватает, насильно ставит на ноги и отпихивает в сторону, мимолётно окидывая раздражённым взглядом из разряда «не мешайся». андрющенко на её поведение не обращает внимания, не в силах не смотреть на мишель. на смеющуюся мишель. довольную, возбуждённую, взвинченную. совсем не понимающую, к чему могут привести её глупые игры.       лиза чувствует, как ладони начинают мелко дрожать от нарастающей злости, как недовольно поджимаются губы и расширяются ноздри.       идиотка. какая же мишель идиотка.       и лиза уходит в сторону трибун на спортплощадке, краем уха слыша, как суетится кристина, как галдят редакторы и вызванный ими фельдшер.       мишель привычно встаёт рядом на испытании (которое они с позором продуют школоте), но лиза в её сторону не смотрит, показательно игнорирует в наказание за безрасудное поведение; даже не спрашивает о самочувствии, когда по завершению съёмок все идут в раздевалку, а гаджиеву уводят на дополительный медосмотр.       – а нахуя она скачет по деревьям как ебанутая? внимания мало или чё? – переодеваясь назад в школьную форму, не сдерживает любопытства диана.       лиза от её вопроса дёргается, но молчит, понимая, что и сама мысленно пришла к подобному умозаключению.       – так у неё же эта... адренальная зависимость, – мгновенно вступается настя, но говорит неуверенно, словно не понимая должна ли защищать мишель или нет.       – адреналиновая, – против воли вырывается у лизы, но голос её, к счастью, тонет в шелесте одежды и гуле чужих разговоров.       – это разве проблема? – презрительно плюётся диана. – что мишель вообще забыла на проекте?       на занятиях психологии мишель говорила, что зависима от адреналина. рассказывала, как бросается в каждую авантюру, не задумываясь о последствиях, как внутри всё трепещет в безумном экстазе, когда она совершает что-то опасное.       лиза впервые всерьёз задумывается о том, как зависимость может влиять на жизнь мишель.       – слыш, дьяволенко, блять, – кристина, переодевающаяся через шкафчик от лизы, встревает в диалог со всей присущей ей наглостью и невежеством, – за базаром следи. не тебе решать, кому место на проекте, а кому нет.       – а кому тогда? тебе, может? ты, вон, бедную индиго при любом удобном случае носом тыкаешь в то, что она место чужое занимает.       лиза недовольно морщится от того, что и в эти разборки её успевают впутать. начавшийся спор она заведомо считает бессмысленным: если уж продюсеры и редакторы решили, что именно они впятнадцатером должны именоваться участницами нового сезона, то так оно и надо, всё-таки там сидят люди поумнее захаровой и янголенко.       – индиго – это индиго, – пренебрежительно отмахивается захарова. – а мишель не трогай, поняла?       – о, ну всё ясно, – хитро лыбится диана. – а мишель, оказывается, хитрая сучка. нашла под кого лечь, да?       кристина громко хлопает дверцей шкафчика, резким движением оборачивается на диану; взгляд у захаровой стынет и тяжелеет, пробирает до мурашек полыхнувшей злостью. лиза недоверчиво глядит на порозовшие кончики ушей.       – кирюх, за тёлкой своей следи, а то распоясалась, – цедит сквозь плотно сомкнутую челюсть.       – ты ахуела? – взрывается диана, сокращая расстояние между ними.       все вокруг напрягаются и неосознанно делают короткий шаг вперёд, готовые в любой момент кинуться разнимать. одна кристина с места не шелохнулась, даже не моргнула, с обманчивым спокойствием прожигала янголенко звериным взглядом исподлобья. лиза уверена: захарова не сдержится первая, и удар первый тоже будет за ней.       – чё, думаешь никто не видит, как вы на заднем дворе сосётесь?       кира выступает вперёд, загораживая собой диану, и панибратски хлопает кристину по плечу.       – всё, завязывай, крис. борщишь.       они обмениваются странными только им понятными взглядами, после которых захарова недовольно ведёт бровью и раздражённо шмыгает носом, но отворачивается назад к шкафчику. лиза на это злорадно усмехается – кажется, не только ей становилось жутко от медведевой.       за спиной слышится тихий судорожный всхлип. когда лиза оборачивается, то застаёт лишь спину уносящейся на выход чикиной.       – ну вот. юльку до слёз довела, – кира не осуждает и не сочувствует. просто констатирует факт.       – я? – искренне возмущается кристина.       она мамочкой-наседкой вилась над чикиной. лиза лично видела, как на очередной попойке захарова забирала из рук юли бокалы и сердито одёргивала заигрывающую с ней киру. по крайней мере, до тех пор пока сама стояла на ногах.       порывавшаяся что-то ещё вставить диана быстро сдувается под предостерегающем взглядом медведевой. вздумай кристина выяснять отношения по-настоящему, никакая кира не спасёт – так что помалкивай. вряд ли диана теперь вообще решится затрагивать тему мишель. не в присутствии захаровой точно. кира выходит на улицу и тянет за собой несопротивляющуюся диану. все потихоньку успокаиваются и облегчённо выдыхают. буря миновала.       – могла бы и вступиться за подругу, – доносится тихое.       лиза, пытающаяся ухватиться за ускользающие мысли, не сразу понимает, что кристина обращается к ней.       – ты и сама отлично справилась, – фыркает, уже догадавшись о причине благородных порывов захаровой. нашлась защитница.       – да-а уж, индиго. с тобой дружить, врагов не надо. не понимаю только, почему мишель этого не видит.       потому что они не просто дружат.       потому что мишель настойчиво пыталась сблизиться с лизой, не слушая советы одноклассниц, не обращая внимания на её постоянные заскоки и неумение держать язык за зубами.       мишель была добра, внимательна и отзывчива. лиза – нет.       почему же это не оттолкнула мишель от неё?       лиза не может отделаться от навязчивой мысли, что и она сама является для мишель лишь очередной сомнительной авантюрой – непонятой всеми картиной в тёмном углу музея, по которой посетители скользят небрежным взглядом и следуют дальше, к более интересным экспонатам; грубым черновым наброском, случайно привлёкшим внимание очаровательной мишель, теперь настырно взбалтывающей в руках баллончик с кислотной краской, желая дополнить рисунок на манер уличных вандалов.       лиза уверена: мишель от неё что-то надо. иначе к чему эта вся дружелюбность?       вечером мишель снова подсаживается к лизе на подоконник.       – ты чего здесь одна сидишь?       лизе не по себе от улыбающейся в притворном смущении мишель, играющей по понятным одной только ей правилам, примеряющей на себя голубоглазую маску и с ловкостью жонглёра сменяющей одну роль за другой.       в компании мишель безусловно комфортно, но довериться полностью не получается. страшно.       мишель тёплая и забавная — лизу ведёт от её переливчатого и зачастую неуместного смеха; её коробит, когда к нему присоединяется хриплый голос кристины, отвешивающей комплимент за комплиментом — один нелепее другого, ей-богу. но мишель нравится. она кокетливо щурится, улыбается по-кошачьи и отвечает низким бархатным тоном, флиртуя так откровенно, что щёки гогочущей рядом юли чикиной покрываются красными пятнами.       мишель на лизу даже не смотрит, словно в присутствии кристины и вовсе забывает о её существовании. но ночами неизменно подкрадывается к кровати, зажимает рот ладонью и горячим шёпотом вытягивает из объятий сна, уводя на первый этаж и одаривая нежными ласками.       в очередную ночь, когда мишель подходит к кровати, лиза не спит; сама берёт гаджиеву за руку и ведёт вниз, в их место. мишель, довольная проявленной инициативой, тянется за поцелуем, но лиза отворачивается.       — что-то не так?       лиза молчит. обхватывает миловидное лицо и долго смотрит в карие глаза, пытаясь найти в них что-то, способное развеять её сомнения. что-то настоящее и интересное. но мишель хлопает пушистыми ресницами и откровенно не понимает странного поведения лизы.       — какую авантюру ты затеяла на этот раз? нашла способ развлечься на проекте?       мишель только недовольно хмурится и отходит на шаг назад, сбрасывая ладони лизы.       — что ты несёшь, лиза? какая, блять, авантюра?       ужасно раздражает, что вместо ответов мишель подкидывает встречные вопросы, что не может признать, мол, да, лиза, подловила, принимаю поражение.       — я не понимаю тебя, — лиза не отводит внимательного взгляда, боясь пропустить тот момент, когда мишель дрогнет и сдастся. — не понимаю твоего желания понравиться и угодить всем. к чему это всё, мишель? что тебе от меня надо? обжимаешься со мной по ночам, улыбаешься и флиртуешь, а потом на горизонте появляется захарова и всё: сразу делаешь вид, что между нами ничего не происходит.       — так вот в чём дело.       мишель склоняет голову — почти по-лисьи — и хитро смотрит из-под полуопущенных век.       — разве я обещала тебе что-то? ты молчала. значит, тебя всё устраивало, — мишель просто небрежно пожимает плечами, всем видом демонстрируя своё безразличие.       ком обиды перекрывает дыхание. лиза чувствует себя преданной, хотя не должна. мишель ведь и правда ничего не обещала. молча уводила за собой под покровом ночи, точно сирена утягивала на морское дно, и целовала-целовала-целовала.       — кристину тоже всё устраивает? — она не понимает, зачем спрашивает. наверное, чтобы не чувствовать себя последней идиоткой, которую обвели вокруг пальца.       должно быть, захарова забавлялась, наблюдая за метаниями лизы, за её злостью на собственные выходящие из-под контроля эмоции.       — её чувства не твоя забота, лиза.       мишель отворачивается, собираясь уйти, но лиза перехватывает её за запястье и сдавливает — крепче, чем требовалось.       — она знает о том, что ты вытворяешь?       — тебя это не касается, — мишель пытается вырвать руку, но лиза сильнее.       мишель, кажется, впервые это замечает.       — она знает? — настаивает лиза.       мишель смотрит прямо в глаза, и лиза сама всё понимает по испуганному взгляду. нет. конечно кристина не знает. она не стала бы делить с кем-то мишель, не позволила бы потешаться над собой.       мишель лихорадочно дёргает ладонью и раздражённо поджимает губы. боится. боится, что лиза всё расскажет. кристина порвёт их. и мишель, и лизу.       лиза в последний раз заглядывает в лицо мишель и отпускает, слыша спешные удаляющиеся шаги по лестнице. она впервые увидела в мишель что-то неподдельно искреннее. иронично, что это был страх.       а после лиза принимает выжидающую позицию и занимается тем, что умеет лучше всего. наблюдает и анализирует.       мишель, кажется, нравилась сама мысль об игре с ними обеими: кровь будоражили их ночные вылазки под самым носом кристины, спящей на верхнем ярусе соседней кровати; сердце яростно стучало в ушах, когда, сидя за завтраком, она наклонялась к кристине и шёпотом обжигала чувствительную кожу, ощущая направленный в спину ревностный взгляд лизы.       мишель играла с ними. настолько открыто и не скрываясь, что лиза не понимает, как могла не замечать её манипуляций раньше. всё ведь было как на ладони.       лиза вспоминает все те моменты, когда мишель, точно случайно, оказывалась между ними с захаровой — сидящей на выгоне, мягко сжимающей руку кристины в знак поддержки и тепло улыбающейся лизе; облокотившейся о двухъярусную кровать афанасьевой и захаровой, смеющейся над шутками кристины и ненароком поворачивающей голову к лежащей в своей постели лизе; обнимающей лизу после очередного испытания и, даже не успев отнять рук, кричащей кристине, что она сегодня умница.       — эй, индиго.        кристина подлавливает её в коридоре после ужина, хватает за локоть и ждёт, пока идея пройдёт мимо.       — слыш, от мишель отстань.       лиза смотрит на кристину широко распахнутыми глазами, не веря своим ушам.       — что?       кристина недовольно поджимает губы и чешет нос.       — не строй из себя дуру. я же вижу, что мишель тебе покоя не даёт. не осуждаю, — кристина кивает остановившейся рядом с ними чикиной, осматривающей их подозрительным взглядом, и говорит идти в комнату. наклоняется чуть ближе и произносит тише. — ты девчонка так-то неплохая, своеобразная, конечно, но я к тебе, ну... нормально отношусь. но, блять, смотри, если не отъебёшься от мишель, я за себя не ручаюсь, поняла, да. а тебе, поверь, такой враг, как я, не нужен.       — кристина, — лиза вырывает руку из цепких пальцев, — мне всё равно на твою мишель.       лизу откровенно раздражают эта нелепая ситуация и не менее нелепая попытка кристины отвадить её от мишель, которой сама захарова нахуй не сдалась. неужели она не видит, как ловко гаджиева управляет ей?       — ну заебись, но смотри, я предупредила. второй раз повторять не буду, — кристина уходит.       и лиза остаётся одна. она не принимает участия в вечерних посиделках, даже безалкогольных. лиза знает, что её там никто не ждёт, что её отсутствия никто не заметит. и больше нет мишель, которая неугомонным вихрем забежала бы в комнату и, не тратя время на уговоры, повела бы за руку на кухню к собравшимся.       без мишель скучно.       но лиза не за друзьями пришла на проект и даже не за победой. лиза лишь надеется, что здесь ей помогут вытравить назойливый голос из головы, нашёптывающий мерзости в моменты слабости и потери контроля; что выжженный на сетчатке образ длинноволосого мужчины перестанет бельмом маячить перед глазами.       на психологии любовь розенберг говорит, что общение пойдёт на пользу её реабилитации, что человек не справится без человека. только вот лизе никто не нужен. ей бы себя для начала найти, прежде чем приступать к поиску «своих людей».       ночью лизу будит аккуратное тормошение по плечу. она открывает глаза и видит склонившийся над ней силуэт. мишель кивает головой в сторону двери и уходит первая, не подавая лизе ладонь, как прежде.       лиза тихо встаёт и идёт следом.       мишель ждёт её под лестницей, спиной подпирает стену, скрестив руки на груди.       — о чём вы говорили сегодня с кристиной?       лиза усмехается. ну конечно. чикина настучала — в последнее время они проводили с мишель много времени.       — кажется, утром она сказала, что я заебала ворочаться во сне.       — смешно, — мишель раздражённо цокает. — вечером, лиз, в коридоре.       лиза нарочно выдерживает паузу, но отвечает честно, не видя смысла ходить вокруг да около.       — о тебе.       мишель невольно сглатывает и выпрямляется, вставая ровно.       — ты..?       — нет, мишель. я не сказала, — лиза тяжело вздыхает.       мишель кивает и что-то старательно обдумывает, смотря в пол.       — ты ведь понимаешь, что кристина мне ничего не сделает, — прерывает затянувшуюся тишину и поднимает предостерегающий взгляд. — кристина заботится обо мне и не сделает больно. никогда. она будет злиться на тебя, ты станешь объектом её ненависти.       на секунду лиза теряет самообладание и удивлённо выпячивает глаза. не думала она, что мишель опустится до подобного.       — это угроза?       — не знаю. пока это просто слова. всё зависит от тебя, индиго, — раньше мишель не использовала данное кристиной в первый день лизе прозвище.       к горлу подкатывает горькое разочарование. лизе вконец уже наскучили эти разборки, эти глупые попытки выяснить отношения, словно они не поделившие игрушку дети в песочнице.       лиза откровенно жалеет, что тогда улыбнулась мишель в ответ.       — ты заигралась, мишель. придумала правила, понятные только тебе одной, сама же запуталась в них и теперь не знаешь, как обернуть игру в свою пользу. я не собираюсь больше в этом участвовать.       лиза отворачивается, не желая тратить время на бессмысленные разговоры, и слышит брошенные в спину слова.       — единственное правило — это их отсутствие, лиза.       она возвращается в комнату и ложится в постель, поправляя подушку; невольно скользит взглядом вдоль соседней кровати. кристина смотрит на неё холодно и не моргая, даже с такого расстояния лиза замечает их бешеный блеск — воображение окрашивает его красным.       кристина хмыкает себе под нос и переводит взгляд на потолок.       догадалась, куда ходила лиза? или что-то услышала?       повернуться спиной к захаровой этой ночью лиза не решается.       утром, на удивление, лиза просыпается. даже без повреждений. кристина не смотрит в её сторону, показательно отворачивает голову, когда проходит мимо, и кривит губы в гримасе отвращения. врезается в неё на кухне – кружка с кофе опрокидывается и содержимое выливается лизе на пижамную рубашку, болезненно обжигая кожу.       — чё, в шары долбишься? — уходит, задевая плечом.       лиза не реагирует — ей поебать. она захарову не боится, а её ревность скорее вызывает смех и желание поаплодировать мишель. молодец. спустила поводок.       испытание в этот день начинается вне стен школы пацанок. в автобусе лиза садится в самое начало, зная, что обычно все кучкуются сзади.       — я сяду с тобой? — спрашивает идея, заприметив свободное место.       лиза отрывает взгляд от окна и кивает. с идеей было просто — она не навязывалась, не задавала вопросов и не лезла в душу; несмотря на выстроенный для всех образ недалёкой куклы, отличалась эрудированностью и хорошим чувством юмора. идея знала всё и обо всех, ничего не проходило мимо её чуткого слуха — лиза предпочитала не говорить лишнего в её присутствии, а порой и вовсе молчать. в любом случае, идеи нужен был слушатель, а не собеседник, и лиза неплохо справлялась.       по приезде их ведут в общеобразовательную школу. лиза не то чтобы вспоминает школьные годы с теплотой, но и ничего плохого сказать не может. лизу, занимающуюся тхэквондо и карате, одноклассники, получив пару раз в нос, лишний раз старались не трогать. в те времена лиза ещё не умела владеть своими эмоциями и предпочитала решать проблемы кулаками — преимущество силы слова над ними она поймёт гораздо позже.       перед началом испытания к ним приглашают присоединиться ещё одну девушку. виолетту малышенко. появление сопровождается коллективным недовольным оканьем и настиными угрозами о расправе. лиза причин для такого приветствия не понимает — виолетту увезли на скорой до её прихода.       виолетта удивлена не меньше; остаётся стоять в стороне, ко всем подойти не решается, нервно улыбается и оглядывается, поправляя волосы.       первыми в глаза бросаются татуировки на лице — молния и несколько надписей тяжело читаемым шрифтом — и красивая улыбка.       лиза всеобщего настроя не разделяет. она в принципе не любит делать поспешные выводы о людях, тем более опираясь на слова других.       на испытании их делят на три группы и лиза в компании рони, михайловой юли и ещё нескольких девочек направляется в столовую. пришедшие вслед за ними ученики ведут себя по-хамски, кичатся богатыми родителями и брезгливо обводят взглядом. лиза с заданиями справляется налегке; на пытающуюся вывести из себя толпу не обращает внимания — она с толпой никогда не общалась и не собирается.       лиза открыто говорит об этом на последующем за испытанием совместном сеансе психологии с розенберг.       — ... и если хотят поговорить, пусть скажет один человек, но, чтобы я его выслушала, это должен быть человек.       любовь розенберг задумчиво кивает и вдруг, словно нарочно подначивая девушек, уточняет:       — а в школе пацанок все люди?       лиза ощущает направленные на неё внимательные, оценивающие взгляды одноклассниц — все ждут ответ, — раздражённо выдыхает сквозь сомкнутые зубы, прекрасно понимая, что любые её слова воспримут в штыки.       — в школе пацанок все люди, — произносит с расстановкой, почти замолкает, но решает продолжить мысль, заранее предвидя волну недовольства, — просто кто-то недолюблен, кто-то недовоспитан, кто-то в чём-то недоинформирован.       — разве это различает человек ты, блять, или ты животное? — незамедлительно взрывается лера. — какая разница долюбленный или недолюбленный? — она, очевидно задетая за живое, смотрит перед собой, остервенело заламывая пальцы.       поэтому лиза сама наклоняется вперёд, чтобы лучше видеть собеседницу, и застаёт сидящую в таком же положении кристину, не спускающую с неё взгляда.       — ты хочешь считать себя животным? — лиза говорит спокойно и медленно, этим выводя ещё сильнее. — я не считаю тебя...       — здесь все люди, — вновь агрессивно перебивает лера.       «до тех пор, пока не выпьют» — хочется ответить лизе. приходится прикусить кончик языка, чтобы не съязвить.       — здесь все люди, но кто-то с какими-то своими проблемами...       — тут все с проблемами, — вклинивается кристина.       – да, — соглашается лиза.       — ну-у, — передразнивает, вскидывая бровь.       — вот ты сейчас говоришь, что кто-то долюблен, кто-то недолюблен. разделение человека и животных. это как, блять? — возмущается лера увереннее, почувствовав поддержку захаровой.       — ты сказала, что здесь не все люди, — кристина не отводит нахмуренного взгляда, и лиза поражается её умению давить на людей даже на расстоянии — потому что она под прицелом голубых глаз ёжится и невольно крепче сжимает сидение стула.       — здесь все люди, — произносит обречённо, понимая, что попытки доказать свою правоту бессмысленны.       кристина на её слова посмеивается.       – она прям в воздухе вот так переобувается, видите? – машет руками, имитируя круговое движение.        кристина локтем толкает мишель в бок, чтобы привлечь внимание, и собачкой замирает в ожидании одобрения, но гаджиева, нахмурившись, смотрит прямо перед собой – недовольная и потерянная. лиза запоздало вспоминает, что её направили в класс тех, кто подвергался травле.       – вы понимаете, она очень странный и двуличный человек, – вместо мишель вмешивается афанасьева, и всё превращается в настоящую вакханалию.       лиза устало откидывается на спинку стула и переглядывается с такой же не впечатлённой происходящем идеей. на ней форма сидела особенно хорошо и уместно – сверчкова в ней походила на симпатичную школьницу из аниме. стараясь абстрагироваться от шума, лиза перебирает в уме их названия, и поэтому даже пропускает момент, когда любовь розенберг предлагает сделать небольшой перерыв, чтобы понизить градус атмосферы на помещении.       облегчённо вздохнув, лиза выходит посидеть на ступеньках на крыльце школы. вокруг снуют поглядывающие на неё с интересом подростки и съёмочная группа.       постоянное нахождение под чьим-то вниманием выводило из равновесия. лиза ощущала скопившееся во всём теле напряжение; необходимость непрестанно держать лицо, подбирать нужные слова и при этом поддерживать интерес у зрителей – это изматывало.       все потихоньку возвращаются и рассаживаются; бредёт назад и лиза, на подходе она застаёт уже занявшую место кристину, настойчиво тянущую на себя мишель. гаджиева руку из чужих пальцев раздражённо вырывает, наклоняется и яросто шипит что-то прямо в лицо захаровой. и отсаживается подальше.       наблюдающая за неожиданной перепалкой лиза вздрагивает, когда редактор подталкивает её в спину, намекая, что пора начинать съёмки. она делает шаг в сторону прежнего места, но понимает, что именно его и заняла мишель. замечает стул в конце, но на него приземляется кира.       пустует лишь прошлое место мишель. точно под боком у захаровой. лиза сглатывает и мнётся в нерешительности, не зная, кого попросить поменяться.       – да господи, садись уже, блять, – закатывает глаза кристина, замечая её метания.       такая близость с кристиной напрягает. лиза рефлекторно старается максимально отодвинуться, и заметившая это захарова довольно склабится – андрющенко на собственную нерешительность злится и нарочно садится на стуле как можно развязнее, задевает кристину плечом и коленом. та в ответ на её действия медленно оборачивается и смотрит насмешливо, забавляясь напускной смелостью и совсем ей не веря.       кристина – агрессор. у неё на всё есть своё мнение – естественно, единственно верное, – которое она не чурается подсунуть под нос каждому, независимо от их желания. захарова наверняка считает себя борцом за справедливость, вот только представления о справедливости у неё сомнительные, а моральные ориентиры исковерканные, перевёрнутые; стрелочка компаса давно сломана и не подлежит починке.       лиза на неё исподтишка поглядывает, следя за перепалкой с вербицкой. насколько отчаянно кристина была готова отстаивать свою правоту, настолько же упрямо могла закрывать глаза на вещи, выбивающиеся из её картины мира.       кристина – сложная и твердолобая; взрослая женщина со сформировавшемся характером и конкретными взглядами на жизнь. лизе думается, что проекту из захаровой ничего не слепить, потому что соткана она из железа и стали, таких только растворять в кислоте – со спецэффектами, слезами и криками.       они с гаджиевой друг другу совсем не подходят.       солнечная неугомонная мишель – юркая и такая по-детски непосредственная – заслуживала кого-то получше бучихи с непроработанной агрессией и алкоголизмом в последней стадии.       непроизвольно вспоминается кристина в их первую встречу. тогда она показалась совсем иной – трогательной и уязвимой, даже дружелюбной. что захмелевшая захарова может не только забавно шепелявить, лиза узнала уже на следующей пьянке, когда та, словив белку, полезла драться с охранниками, проломила хлипкую входную дверь и устроила погром на кухне.       кристина действительно представляла опасность. даже если порой казалось иначе.       всю следующую ночь лиза ворочается и плохо спит. задыхаясь, убеждает себя, что ей никто не нужен. во снах издевательский шёпот смыкается стальными ладонями на шее. никто, лизонька. кроме меня.       он преследует, пронзает насмешливым взглядом и топит в пучине ненависти и отвращения. к нему и всему миру. к себе.       ты жалкая. ты ничтожество. никто не полюбит тебя, лизонька. все рано или поздно оставят тебя.       уже не единожды лиза просыпалась посреди ночи со слезами на глазах. и эта тоже не стала исключением. в ушах звенело от настигнувшей её тишины, так резко контрастирующей с горячим шёпотом в сновидении.       лиза садится и спускает ноги с кровати; ламинат прохладой обдаёт голые ступни. стараясь издавать как можно меньше шума, идёт к балкону — нужен свежий воздух, нужно что-то доказывающее, что она проснулась, что хиккан далеко и ему лизу не достать. дверь неприятно скрипит: слишком громко в ночном спокойствии. и лиза оставляет её приоткрытой, чтобы ненароком не перебудить всех шумом. практически подлетает к перилам — будь они плохо закреплены, непременно свалилась вниз.       тяжело. проект давался лизе тяжело.       круглосуточное нахождение в обществе людей изводило и утомляло. на сеансах психологии приходилось отбиваться от вопросов розенберг, переводить темы и отмалчиваться — это не шло на пользу её улучшению, не помогало раскрытию перед одноклассницами и зрителями, но лиза не могла ничего с собой поделать. любые упоминания о бывшем или о родителях заставляли лизу чувствовать себя жалкой плачущей девочкой, нуждающейся в помощи.       позволить себе быть слабой лиза не могла. только не на людях.       лиза прислоняется спиной к перилам и медленно сползает вниз, давая так необходимую волю эмоциям. слёзы стекают по щекам, приходится зажать рот рукой, чтобы заглушить судорожные всхлипы; закусывает кожу на внутренней стороне ладони, когда срывается на рыдание в голос.       дверь вновь скрипит. лиза от неожиданности захлёбывается очередным всхлипом и испуганно открывает глаза. на пороге, прислонившись бедром к косяку, стоит кристина.       как долго она здесь? как много видела?       лиза растирает слёзы по лицу и шмыгает носом, стараясь скрыть следы своей слабости. лиза ждёт от кристины привычной насмешки, ждёт продолжения дневных нападок и попыток выжить её с проекта. но она стоит странно спокойная, скрестившая руки на груди. захарова выпрямляется и перекатывается с ноги на ногу, не прерывая зрительного контакта.       на мгновение лизе кажется, что кристина собирается молча уйти, благополучно сделав вид, что плачущая индиго ей привиделась; мелькает крохотная надежда, что алкоголь не выжег всю человечность из крепкого тела кристины. но захарова делает шаг навстречу лизе.       второй. третий.       и садится рядом, своим плечом соприкасаясь с лизиным.       – в следующий раз тише топай, а то хуй уснёшь, – говорит размеренно, без привычной угрозы в голосе, скорее, устало.       лиза не отвечает. поворачивает голову и смотрит удивлённо, осоловело – перед глазами всё плывёт из-за слёз. кристина взгляд на неё переводит и вздыхает тяжело, обессиленно.       глаза у кристины голубые – лиза зачем-то пытается подобрать подходящую метафору, но заезжанные сравнения с небом или морем кажутся совсем неуместными, глупыми. лиза замечает светлые вкрапления ближе к зрачку – настоящую россыпь серебра на снегу.       секунды бегут и вскоре это становится неловким, потому что кристина тоже её изучает, и думать о том, насколько лиза, наверное, сейчас красная и опухшая, совсем не хочется – андрющенко первая смущённо шмыкает носом и отворачивается, поджимая губы.       они обе молчат и почему-то не спешат уходить.       – я чё спросить всё хотела, – прокашливается кристина, отвлекая лизу от изучения собственных пальцев. – нахуй ты строишь из себя хуй пойми кого?       тепло, согревающее ещё мгновение назад, испаряется. конечно же, спокойствие рядом с кристиной не могло продлиться долго. тошнота подкатывает к горлу.       – не понимаю, о чём ты, – безэмоционально и холодно, высокомерно.       – допиздишься, индиго, – ставит перед фактом, напоминает. – всё ты понимаешь. вся из себя дохуя правильная. святоша, блять, – кристина смотрит снова исподлобья, но не зло, а больше обиженно. – я твои взгляды замечаю. зыришь как на животное.       – поумерь свою фантазию. у меня есть дела поважнее, чем смотреть на тебя, – отрезает лиза, намереваясь поставить точку в неожиданно застигшем её посреди ночи диалоге.       – например, смотреть на мишель? – не унимается кристина, найдя за что зацепиться.       они так и сидят, соприкасаясь плечами, разговаривая полушёпотом, чтобы никого не разбудить, и, наверное, из-за этого грозные нотки в голосе захаровой не воспринимаются, как что-то, предвещающее беду.       – ты правда сейчас хочешь говорить о ней? снова? – со слабой надеждой, рассчитывая просто мирно разойтись и забыть о нелепой встрече.       кристина неопределенно пожимает плечами, но замолкает.       это второй раз, когда они находятся наедине без искрящегося от напряжения воздуха вокруг. вновь невольно вспоминается первая встреча, сейчас кажущаяся совершенно неподходящей их дальнейшим взаимоотношениям. кристина была растерянной и смешной, по-своему очаровательной.       – я думала, мы поладим, – вылетает изо рта прежде, чем лиза успевает подумать. – ну тогда, в первый день, – поясняет в ответ на непонимание в глазах кристины.       проходит некоторые время и лишь потом захарова признаётся:       – я тоже.       становится тоскливо, что всё обернулось иначе, что не сложилось. лиза, до сих пор уязвлённая ночными тревогами и прерванной истерикой, чувствует снова намокающие глаза, а вместе с ними подбирающиеся щупальцы паники. потому что расплакаться сейчас стыдно.       – а потом ты начала какую-то хуйню нести, – вдруг сердито продолжает кристина. – то мы наркоманки конченные, то не люди. и всё желание, индиго, отпало, – они встречаются взглядами, и у кристины в глубине глаз горечь – лиза её терпкий вкус ощущает на языке.       – я так не считаю, – выходит оправдательно и совсем уж мягко. – ну, то есть да, вы наркоманки...       кристина зло поджимает губы и отшатывается, собираясь, кажется, встать и уйти. лиза в отчаянном порыве впивается в её запястье:       – но это не делает вас хуже меня, – говорит быстро, боясь не успеть и остаться неуслышанной.       «ты думаешь, что дохуя особенная и никто в целом мире не сможет тебя понять. но, может быть, это не так?»       слова мишель вновь крутятся в голове на повторе.       «...может быть, это не так?»       «...может быть...»       может кто-то поймёт?       вот только... кристина ли это?       лиза ощущала прохладную кожу под пальцами, ритмичные толчки сокращающегося сердца, шероховатые неровности давних шрамов. и запястье, как и думалось, оказывается всё же птичьем – тонким и хрупким.       – у меня просто... у меня отец от синьки умер. и дед тоже. столько друзей сторчалось, что и не вспомнить. я не святоша, кристин, – обращаться к ней по имени было странно, но необходимо. – я в этом дерьме столько лет барахтаюсь, что... я не осуждаю. на всё есть свои причины. иногда я могу быть грубой, знаю. мне вообще часто стоило бы хорошенько вымыть рот с мылом. извини, если... как-то задела.       говорит сбивчиво, спотыкаясь, путаясь в словах, и под конец совсем выдыхается; замирает, пугаясь собственной искренности. чувствует себя глупой. захаровой её откровения нахуй не сдались. долго не осмеливается поднять опущенной головы, а когда решается – молчание слишком затянулась – встречается взглядом со всё это время наблюдающей за ней кристиной.       снежные. точно.       глаза у кристины снежные.       это слово лизе нравится.        не глядя, кристина накрывает её ладонь своей и аккуратно расцепляет напряжённые пальцы, окольцевавшие запястья. только теперь лиза понимает, что всё это время лихорадочно сжимала её руку – на бледной коже остался красноватый след.       а потом кристина просто встаёт. внутри всё обрывается.       дура. наивная ду...       лиза запинается о собственные мысли, когда захарова пересаживается на узкий диван слева от двери и примирительно хлопает рядом.       – ты чего не спишь-то постоянно? – интересуется тоном человека, которому не всё равно.       лиза забирается на диван с ногами, поджимает голые ступни под себя и не особо верит в реальность происходящего. странно приятно оказывается вот так просто сидеть с кристиной в полумраке на балконе и перешёптываться. не ругаться, а просто разговаривать.       – не получается. кошмары, – в подробности не вдаётся, хватит, пожалуй, откровений на сегодня.       кристина понимающе кивает.       – и мне иногда снятся, – добавляет неуверенно, тоже, наверняка, не до конца осознавая, с кем обсуждает пусть не личное, но что-то около.       – и что в них?       – брат.       лиза не уточняет, почему сны с ним кошмары, не хочет лезть в душу и, по правде, боится услышать больше – ничего светлого и хорошего за этим тихим и скорбным «брат» скрываться не может.       лиза не помнит, как засыпает – бессонные неспокойные ночи дают о себе знать, постепенно глаза смеживаются, и она проваливается в объятья густого тумана.       особенно сильный порыв ветра заставляет её крупно вздрогнуть и вынырнуть из липкой дремоты. по ощущению она просто моргнула и прошло не больше секунды, однако на улице становится на пару тонов светлее. лиза чувствует, что навалилась на кого-то, что голова покоится на твёрдом и остром.       отшатывается и натыкается на голубые глаза.       лиза прокашливается ото сна и наверняка густо краснеет от неловкости, но взгляд отвести не может.       – извини, я... надо было разбудить.       кристина не даёт договорить:       – услуга за услугу. теперь в расчёте.       надо же – и правда снежные.