***
В Большой зал влетают совы, разносящие почту. Они планируют, сбрасывая посылки и письма прямо на стол, и студенты оживляются ещё больше, обсуждая последние новости. Гермиона сидит в отдалении от однокурсников, сегодня она не в настроении общаться, ей хочется быстрее расправиться с завтраком и успеть перепроверить своё сочинение по травологии до начала занятий. Вдруг прямо перед ней падает Ежедневный Пророк и почти угождает в тарелку, но Гермиона успевает взмахом палочки перенаправить его к себе в руки. Вообще-то, она совсем не собиралась его читать. Она уверена, что хорошо знает всё, о чём будет этот выпуск. Гермиона вздыхает. Вокруг галдят младшекурсники, и никто на неё даже не смотрит, и хотя бы это уже радует. В этом году от Хэллоуинского пира решили отказаться. Забавы и символы праздника, вызывающие ассоциации со смертью, были лишними, когда у всех так свежи воспоминания о настоящих мертвецах и ужасах. Но Хогвартс всё равно пребывает в приподнятом настроении. Ещё бы, такой повод. Восемнадцать лет с конца первой магической войны и вот уже год — с конца второй. Гермиона переводит взгляд на газету и хмурится: на первой же странице большая фотография Гарри, а она знает — он этого не любит. Гермиона разглядывает его с минуту и всё-таки сдаётся, быстро переворачивая листы, уверенная, что не найдёт ничего достойного внимания. Внутри есть разворот, посвящённый и ей самой. Она даже не вчитывается и пролистывает хвалебные заметки, пока её взгляд не привлекает статья о другой стороне. Она короткая и скупая — в праздничном выпуске решают не освещать все те ужасы, что творили Пожиратели. На вкус Гермионы даже колдография Пожирателя в полной амуниции — лишнее. Она не хочет вспоминать о них и уверена, что остальные с ней солидарны. Впрочем, Гермиона не думает об этом слишком долго, потому что её внимание притягивает другая колдография. Сердце Гермионы пропускает удар. Со страниц Пророка на неё уверенно и будто немного зло смотрит молодой волшебник с худым и бледным лицом и светлыми волосами. Он сжимает челюсти, его ноздри чуть раздуваются, а затем он резко поворачивается в профиль; на его скулах играют желваки. Гермиона несколько долгих секунд не может отвести взгляд и лишь после замечает пафосный заголовок. «Предатель света или тьмы? История искупления и раскаяния, обернувшаяся ложью». Гермиона внезапно морщится и отбрасывает газету в сторону. Она не хочет даже думать о статье, слепленной из домыслов и сплетен. Глупая это была затея. Она не хочет читать, не хочет видеть, не хочет снова вспоминать все ужасы войны. Не поэтому ли она отказалась от вполне настойчивого предложения Молли встретить годовщину у них в Норе? Нет уж, ей хватило последнего раза. Гермиона мотает головой, будто в подтверждение собственных мыслей, и прикрывает глаза. Однако тут же распахивает их, потому что перед её внутренним взором вдруг возникает его лицо. Лицо с колдографии. Такое же, как в одном из её снов, — лицо Драко Малфоя. Гермиона гулко сглатывает. Она не хочет смотреть, не хочет думать об этом, не хочет… В голове стремительно проносятся отрывки из снов, которые мучают её вот уже три месяца. Мерлин, помоги ей. Гермиона оглядывает Большой зал, с нежностью замечая знакомые лица, а потом смотрит наверх, подняв лицо к зачарованному потолку. И вот сочинение по травологии уже не кажется таким важным… Видимо, её план на сегодняшний день изменился. Прошло достаточно времени, и пора положить этому конец. Всё-таки пришло время навестить его.***
Чаще всего её сны полны беспорядочных отрывков, которые лихорадочно сменяют друг друга. Вот она сидит в незнакомой затхлой комнате и читает книгу, время от времени нервно поглядывая на часы. Она явно ждёт кого-то. Затем она уже на ногах, её охватывает невероятный ужас, она думает о побеге, но не чувствует палочки, и уже хочет развернуться и бежать прочь, когда слышит тихое: «Мне очень жаль», а в грудь прилетает вспышка заклинания. Спустя ещё мгновение она кричит, нападает на кого-то жестокими словами, но не может разобрать ни собственных слов, ни лица человека напротив. Почти во всех этих снах у её собеседников нет лиц. Иногда ей снится, как она сидит рядом с кем-то и, кажется, даже держит за руку. Гермионе требуется не одна ночь, чтобы понять, что сидят они не молча. Она слышит: «Не говори так. Ты не один!», произнесённое горячим, уверенным голосом. И только спустя ещё несколько повторений понимает, что это говорит она сама. В другом сне Гермиона бежит, уворачиваясь от заклинаний, и сердце громко бьётся где-то в районе горла, пока лёгкие обдаёт обжигающей болью. Но она знает, что нельзя останавливаться. Она несётся, слыша чьё-то шумное дыхание, почти как у неё самой, совсем рядом, а затем пытается аппарировать, но вместо этого падает. От жёсткого удара о землю Гермиона обычно просыпается.***
Первый сон приснился ей под утро первого августа, когда она, совершенно измотанная и морально, и физически, вернулась в собственную квартиру из Норы, где проходила самая грустная вечеринка в её жизни. Они все пытались — правда пытались! — насладиться этим днём. Порадоваться, что они живы, поздравить Гарри, говорить только о будущем, а если уж и вспоминать прошлое — то только хорошее. Попытка проваливается, когда Гарри сам поднимает бокал в честь Снейпа и заявляет, что это и его день тоже. Гермиона судорожно сжимает в руке стакан. Они со Снейпом уж точно не были близки, но почему-то волны сожаления и всепоглощающей тоски накрывают её с головой, задевая те части сердца, которые реагируют на все разговоры и воспоминания о войне с трепетной болью. В Норе теперь обычные часы: слишком много стрелок на волшебных показывали, что их обладатели уже не вернутся домой. Гермиона не сводит с них глаз всю невообразимо долгую минуту молчания, посвящённую Снейпу и, на самом деле, всем погибшим. Но минуты мало, чтобы почтить память каждого, чью жизнь так жестоко оборвала война. В ту ночь видения совсем расплывчатые, и Гермиона достаточно быстро забывает их, принимая за обыкновенный кошмар, вызванный переизбытком эмоций. Но сны возвращаются, и с тех пор в её груди стягивается тугой ком, становящийся всё невыносимее с каждым новым видением, события которого иногда кажутся реальнее, чем происходящее наяву. Сначала Гермиона просто заподозрила у себя посттравматический синдром, с которым столкнулись в той или иной мере все. Она решила, что это был сигнал организма о том, что она всё ещё не отгоревала своё. Не отгоревала всю боль и разрушения, всех погибших и раненых, не отгоревала их волшебную дружбу с Гарри и Роном и всю свою прошлую жизнь, которые были разрушены навсегда. Она попыталась разобраться с этим. Но сны повторялись, становясь всё интенсивнее, всё реальнее, и причиняли в некоторые моменты почти физическую боль. Так кончилось лето и начался сентябрь. Однако возвращение в Хогвартс, на которое так рассчитывала Гермиона, ни капли не поправило ситуацию. Вечером своего дня рождения она сидела у могилы Рона и плакала, прислонившись спиной к дереву и обняв колени. Её голос срывался то на крик, то на шёпот, пока она горячо взывала к погибшему другу, прося прощения, ругая за смерть и обещая никогда его не забывать. А позже тем же вечером фигура в её снах впервые обрела лицо Драко Малфоя.***
Гермиона чувствует напряжение в спине, когда выпрямляет её почти до боли, будто пытается казаться выше, чем есть на самом деле. В руке с таким же усилием она сжимает палочку, словно ожидает, что кто-то или что-то попытается выхватить её. Она не боится, нет, лишь опасается. Но сама не понимает чего. Она слышит голос, который идёт откуда-то сбоку. Он что-то долго, тягуче объясняет, будто читает лекцию, но Гермиона не может разобрать ни слова. Неожиданно она чувствует, как ладонь обдаёт теплом, и опускает взгляд. В руке оказывается какой-то небольшой круглый предмет, который продолжает нагреваться. Гермиона точно знает, что это. Она уже видела это и чувствовала. Но сейчас она не может разглядеть, что перед ней. Она поднимает голову и вдруг понимает, что прямо напротив кто-то стоит, отражая её движение и также держа руку с растопыренной ладонью на весу. Гермиона уверена, кем бы ни была эта фигура, он или она тоже чувствует это тепло. Гермиона силится понять, кто же перед ней, пытаясь вспомнить имя, чтобы задать вопрос и поинтересоваться, что происходит. Но не видит, не помнит… Внезапно предмет заметно обжигает кожу, Гермиона вздрагивает, резко опустив глаза, и — наконец! — фокусирует взгляд на обыкновенном галлеоне, который не выпускает из руки, несмотря на жжение. Нет, Гермиона понимает, галлеон не обычный. Она замечает, что на ребре возникает какая-то надпись. Это же зачарованная монета! Удовлетворённая тем, что доходит до правильного ответа, Гермиона вскидывает победный взгляд на того, кто стоит напротив. И внезапно узнаёт Драко Малфоя, который нетерпеливо кивает ей, сжимая в ладони такой же галлеон.***
Попасть в Азкабан для неё не составляет труда. Для победителей открыты все двери. Гермиона не питает лишних иллюзий и знает, что скоро всё изменится и вернётся на круги своя, но пока, спустя всего лишь год, воспоминания от победы свежи, и люди спешат удовлетворить её желания без лишних вопросов. Она договаривается о портале, который доставит её прямиком на остров, и там сопровождающий отведёт её на встречу, которую Гермиона ожидает с пугающей смесью волнения и ужаса. Драко Малфой был единственным Пожирателем, чьи суды проходили в закрытом режиме. Кингсли позаботился об этом сам. Впрочем, Гермиона в целом пропустила бо́льшую часть заседаний. Тогда она была либо без сознания, либо просто слишком слаба, к тому же совершенно не помнила день битвы, и память о нём впоследствии так и не вернулась. Целители говорили, что это её психика позаботилась сама о себе, запрятав воспоминания о страшных мучениях, которые Гермиона перенесла накануне победы. Вообще-то, она слишком хорошо помнит войну. В её памяти хранится столько воспоминаний о смертельных вспышках, о рыданиях и криках, о тех безумных ранах, которыми мучились её близкие, о сражениях и о всплесках адреналина во время и после них, о победах Ордена и их поражениях. Она помнит, как они расправляются со всеми крестражами и Невилл уничтожает Нагайну. И как после этого они всё равно не могут удержать Хогвартс. Она помнит, как они зачищают от Пожирателей Нидвудский лес, как теряют дом тётушки Мюриэль и её саму, как спасают пленных у поместья Ноттов, как отбивают нападение на дом Тонксов. Она помнит, как умирает Снейп, и Гарри, увидевший его воспоминания, несколько дней пребывает не в себе. Она помнит, как они планируют вернуть Хогвартс… Мерлин, за последние полгода войны произошло столько событий, которые навсегда засели в её памяти, что за всеми этими воспоминаниями один пробел в те, возможно, самые страшные моменты её жизни совершенно не смущал Гермиону. Лишь однажды она попыталась поговорить об этом с Кингсли, но он мягко отказался, сославшись на то, что просто не знает большинства деталей. Гарри она не спрашивала, и он сам никогда не рассказывал о том дне. Дне двойной победы. Годовщине смерти его родителей и появления его шрама. История Гарри Поттера началась и закончилась в один день, и Гермиона уважает желание Гарри наконец-то оставить всё позади. Лишь один раз он сам упоминает произошедшее. Спустя четыре месяца после окончания войны они вдвоём сидят у могилы Рона, крепко держась за руки, и не произносят ни слова, пока Гарри не разрывает тишину глухим шёпотом: — Я так боялся потерять ещё и тебя. Гермиона всхлипывает и крепко обнимает его, утыкаясь носом в шею. И клянётся себе защищать его от боли минувших дней. Поэтому позже, даже когда её странные сны уже набирают силу, Гермиона решает не делиться этим с Гарри. Она не хочет грузить его ещё бо́льшим количеством упоминаний войны, она не хочет даже на мгновение возвращать его мысли к тем событиям. А когда в её снах появляется Драко Малфой, она и вовсе старается избегать Гарри. В конце концов, хоть Драко Малфой и был шпионом Ордена Феникса, во что она до сих пор не могла поверить; хоть, как говорят, он и помог спасти её и окончательно уничтожить Волдеморта, он всё-таки хладнокровно убил Рона Уизли.***
Прежде чем войти в камеру, Гермиона долго смотрит на него через крошечное окошко. Она очень близка к тому, чтобы передумать, но тихое покашливание сопровождающего отрезвляет её. Гермиона Грейнджер всегда ищет ответы. Она грустно улыбается этой мысли и быстро кивает проводнику, разрешая ему открыть проход. Напоследок он напоминает заклинание, которым Гермиона может вызвать его в любой момент, если что-то пойдёт не так, а затем стучит кончиком палочки по поверхности. Каменная кладка легко расходится в стороны и образует проём. Гермиона с иронией думает о том, сколько же вещей действительно могут пойти не так во время этой встречи, и шагает вперёд. Драко Малфой сидит за узким столом боком ко входу, и его руки, скованные магическими путами, покоятся на столешнице. Гермиона собирается с силами и медленно движется к нему, с осторожным любопытством рассматривая его профиль. Он заметно осунулся, и кожа бледнее обычного, почти прозрачная, а белёсые волосы немного длиннее, чем были, когда она видела его последний раз. Длиннее, чем были в её сне. И он сам выглядит взрослее, крепче, суровее. Подойдя ближе, Гермиона чувствует, что пока не готова встретиться с ним глаза в глаза, но всё-таки не отводит взгляда и заворожённо смотрит ему в лицо. Он вдруг поднимает голову, глядя на Гермиону снизу вверх, и она резко вздрагивает. Его глаза темнее, чем она помнит, а на правой скуле виднеется небольшой шрам, которого раньше не было. Смотря на Малфоя, Гермиона осознаёт, что не видела его с битвы за Хогвартс и до сих пор воспринимала как капризного и трусливого мальчишку, которым он был раньше. Но с тех пор он провёл полгода в рядах Пожирателей, а затем год в Азкабане. Гермиона внезапно остро ощущает, что её приход сюда является очень — очень! — противоречивой идеей. Ведь на самом деле она совсем не знает, кем он стал. И, возможно, искать ответы у того, кто ненавидел её всю жизнь и убивал таких как она, убивал и мучал её друзей, — это большая ошибка. Она отворачивается и садится напротив него, пытаясь собраться с мыслями. Гермиона напоминает себе, что, хоть её палочка и заблокирована для большинства заклинаний, он ничего ей не сделает. Она не будет бояться. Гермиона Грейнджер должна найти ответы. Она снова вглядывается в его лицо. Малфой молча смотрит на неё в ответ, не двигаясь и не отводя взгляда. Гермиона не может прочитать выражение в его глазах. Но он будто ждёт, чтобы она начала разговор, и Гермиона наконец кивает: — Малфой. Его тело напрягается, Гермиона успевает заметить, как сжимаются челюсти, но он мгновенно овладевает собой и кивает. Его тон насмешлив: — Грейнджер. Она не знает, с чего начать. Она столько раз представляла себе этот разговор, но все вопросы, которые её волнуют, звучат совершенно бредово и безумно, когда она хочет произнести их вслух. — Ты пришла просто полюбоваться или ещё какие развлечения намечены? — резко спрашивает Малфой. Гермиона стискивает зубы и решается. В конце концов, если он рассмеётся ей в лицо, она встанет и уйдёт, а он так и останется здесь, связанный и лишённый магии. — Я хочу узнать, почему ты перешёл на сторону Ордена, — говорит она и зачем-то добавляет: — А ещё мне снятся сны с твоим участием, и я хочу понять, что это значит. Последняя фраза звучит чудовищно глупо, и Гермиона прикусывает язык, жалея, что произнесла это вслух. Хорошо, что здесь нет никого, кроме их двоих. Она подарила Малфою прекрасную историю, над которой он сможет смеяться до конца своих дней, но, по крайней мере, никто больше этого не слышал. Мерлин, она не должна переживать, что он подумает. Гермиона смело смотрит на него в упор, ожидая реакции. К её удивлению, Малфой не смеётся. Он долго молчит и будто всерьёз размышляет над её вопросами. — Ты знаешь про Орден, — медленно говорит он. — Все знают про Орден, Малфой. — Но ты не знаешь, почему я перешёл на сторону Ордена, — продолжает он. Гермиона начинает раздражаться, чувствуя себя неуверенно в совершенно непривычной ситуации. — Именно, Малфой, и я хочу, чтобы ты рассказал мне, почему и как оказался на стороне Ордена, — повторяет она словно ребёнку. Малфой вдруг хмыкает, но не смотрит на неё, а отводит взгляд в сторону. Гермиона замечает, что его ладонь, до этого спокойно лежавшая на столе, сжимается в кулак. — И тебе снятся какие-то сны. Со мной. Гермиона глубоко вздыхает, словно перед прыжком в воду. Вот оно. То, зачем на самом деле она пришла. Она хочет воспользоваться неожиданно спокойной реакцией Малфоя и рассказать ему больше, описать то, что мучает её вот уже который месяц, чтобы с его помощью попытаться найти ответы на все её бесконечные вопросы. — Да, Малфой, эти сны… — она начинает свой сбивчивый рассказ, но осекается, когда замечает, как внезапно меняется Малфой. На его лице расцветает сумасшедшая ухмылка. Нет, улыбка! Гермиона шокированно наблюдает, как уголки его губ приподнимаются, обнажая зубы, а в глазах проскальзывает самое настоящее веселье. Стыд обжигает её щёки. Ох, Мерлин, какая же она идиотка. «Ошибка! — стучит у неё в голове. — Это всё большая ошибка». Возможно, он вообще сошёл с ума за год здесь, а она хочет от него каких-то объяснений. Думая об этом, Гермиона чуть сама не начинает смеяться над такой глупостью. Ну уж нет, с неё хватит. Она вскакивает с места: — Ладно, Малфой, знаешь, забудь. Это была дурацкая идея, непродуманная с моей стороны, и я уже пожалела, что сделала это, так что я, наверное, пойду и не буду больше тебя беспокоить. Гермиона понимает, что отчаянно тараторит и со стороны, наверное, выглядит всё более жалко и глупо. Она мельком замечает, что улыбка Малфоя мгновенно исчезает и с каждым её словом его лицо мрачнеет, но ей всё равно, и она отворачивается, успевая сделать несколько шагов к двери. Прочь, подальше от него. — Грейнджер, остановись, Мерлина ради, — резко окликает он её и вдруг устало добавляет: — И прекрати истерику. От возмущения Гермиона теряет дар речи и оборачивается быстрее, чем успевает подумать. На лице Малфоя не остаётся и следа веселья. Он сидит, уставившись в стол, его плечи напряжены, и он выглядит так, как будто отчаянно обдумывает что-то. Гермиона ждёт. Почему-то его потрясённый вид заставляет её остановиться и всё-таки дождаться хотя бы одного вразумительного ответа. — Я не знаю, что сказать тебе, — он гулко вздыхает и сжимает кулаки, оковы на его руках слегка натягиваются. — Скажи хоть что-нибудь, Малфой, — хмурится она. — Что ты подумаешь, Грейнджер, если я скажу тебе, что… — он замолкает, всё так же не поднимая головы. — Что? Она делает пару шагов обратно к нему, останавливается рядом со столом и нетерпеливо смотрит на его профиль. Он всё-таки слегка поднимает голову так, что теперь она может различить выражение его лица, но не поворачивается к ней. Нервно облизнув губы, он вдруг быстро произносит: — Что это могут быть воспоминания. Гермиона стискивает зубы, борясь с желанием развернуться и уйти, пока ещё не поздно, пока сказанное ещё не дошло до неё окончательно и Малфой не закончил говорить, раскрыв пугающую правду. Она останавливает себя. В конце концов, она пришла сюда именно за этим. — Продолжай, Малфой, — тихо говорит она, прикрывая глаза. До Гермионы доносится рокот моря, оно шумит снаружи, ударяясь о скалы у стен тюрьмы. Эти тихие звуки вызывают у Гермионы ощущение неминуемой опасности. Море красиво, оно очаровывает, успокаивает и укачивает своими движениями и звуками. Но оно также непредсказуемо и абсолютно неконтролируемо. Гермиона страшится потери контроля, и Драко Малфой перед ней, хоть и находится в самой защищённой тюрьме мира, без палочки, связанный по рукам и ногам, провоцирует тревогу. Потому что Гермиона никак не может повлиять на слова, которые он произносит дальше: — Я шпионил для Ордена Феникса, и ты, Грейнджер, была моим связным.