1910, Июль. Сказочный мир, Сказкоград
Слушая приятное шуршание глицинии, сквозь которое нет-нет да доносилось звучание дворцовой суеты, наследный принц Сказочного мира Олег Федорович с неподдельной увлеченностью переносил на холст утопающую в лиловых цветах резную беседку и все не мог отделаться от ощущения, что полчаса своего «безделья» ему ещё придётся отплатить чем-то серьёзным. Ему совсем недавно исполнилось двадцать, но насыщенно-синие глаза всё ещё хранили юношеский задор, стремление к жизни и даже некоторую, едва-едва заметную и почти что несущественную наивность, а мысли в голове, пусть уже и лишились прежней безрассудность и все больше наполнялись разумностью и хладнокровием будущего монарха, по-прежнему хранили искренность намерений и поспешность выводов и действий. По мнению многих дам он считался красавцем, пусть даже и был слегка плотен в теле и широк в плечах; образован на зависть выпускников лучших университетов и колледжей всей Сказочной России и, несомненно, слыл желанным женихом для всех сказочных красавиц. Сам Олег, впрочем, к женитьбе особо не располагался и большинство интрижек с придворными пресекал на стадии флирта, реже — поцелуев; переписки же с принцессами и княжнами бросал после второго-третьего письма — все они казались или совершенно скучными, или неимоверно глупыми, или (и неизвестно, что было хуже) слишком доступными. Припомнив про эту самую доступность, Олег оставил кисточку с набранной на неё зелёной краской в миллиметре от холста и поднял глаза на витиеватую дорожку с шутихами. Доносившиеся оттуда женские смех и визги, безо всякого расследования дали понять, что гуляющие по саду фрейлины угодили в замаскированные под редчайшей красоты дорогу фонтанчики. И в самом деле — не прошло и минуты, как в поле его зрения выбежали три насквозь промокшие девушки, совершенно бессмысленно пытаясь спрятаться от струй воды за ажурным зонтиком. — Дано: три до нити промокшие девицы: божественная красавица Юлия, Лилия — начитанная и приятная в общении дама, и Нина — абсолютная стерва. Вопрос: почему при наличии двух первых, определённо выигрышных вариантов, кронпринц раздевает глазами именно третью? Решение, пожалуйста, расписать как можно более подробно — Иди к черту, — отозвался Олег, взмахом руки поднимая кисточку с земли — внезапное появление приятеля заставило его выронить от испуга все, что было в руках: две кисти и палитру с только-только выдавленными на неё красками. — Сколько раз тебя просить не появляться так неожиданно?! — Простите, ваше высочество, я больше так не буду, — жалобно протянул в самом деле взявшийся из неоткуда молодой человек и поклонился. Олег, впрочем, театральное представление приятеля за чистую монету не считал, будучи полностью уверенным: сколько не проси, а Сергей все равно будет плевать на все правила, законы и нормы и продолжит телепортироваться прямо во дворец главы всего Сказочного мира. И Олег бы давно закрыл на это глаза, забыл и посоветовал не обращать внимания и остальных, если бы не методы и основы его магических махинаций. — Последний раз говорю тебе, Сергей: не надо пользоваться тёмной магией. Это мало того, что противозаконно, так ещё и губительно для здоровья многих простых людей. — Я помню, помню про мигрень Натали, вызванную тёмными заклинаниями, — сказал, закатывая глаза, Сергей и продолжил прежде, чем Олег возмутился по поводу столь фамильярного обращения к его матери: — Но это всего лишь телепортация, ничего тёмного. — Хочешь сказать, что ты настолько преуспел в чернокнижье, что любое твое заклинание теперь за версту смердит тёмным колдовством? — спросил Олег, вскидывая брови. Ответа он всё же дожидаться не стал и возвратился к полотну. Сергей, встав по левой плечо от приятеля, оценивающе, точно грозный критик, окинул взглядом картину, и заметил вслух: — Кто в молодости не баловался тёмной магией, ты мне скажи? Не считая, конечно же, тебя, святошу. — Он хмыкнул — впрочем, безо всякого презрения — и, прищурившись, вернулся к теме, с которой пару минут назад и начал разговор: — Но неужто наш святоша оказался не столь святым и всё же снизошёл до земной влюблённости? Или — о ужас! — и вовсе — страсти? — Сергей, отстань, тебе показалось, — попытался отмахнуться Олег, но прогадал: своим оправданием (что-что, а врать к двадцати годам он так и не научился) он только подписал себе приговор. — Значит, всё-таки вы спали. Но оно не мудрено: Нина — известная… вертихвостка. Резко обернувшись, Олег выставил вперед кисть, точно клинок, и совершенно серьёзно пригрозил: — Ещё одно слово, и мы больше не приятели. Сергей с открытой усмешкой примерительно поднял руки — сложившийся разговор его, нельзя не сказать, изрядно веселил. Что касаемо Олега, то он вернулся к картине так же быстро, как и прервал её написание мгновением назад, и, особо эмоционально забив кистью по холсту, поинтересовался: — Зачем сейчас пожаловал, вечером же всё равно свидимся? — Вечером будет слишком шумно и людно — не для интимных бесед, согласись. — И что за срочный и сокровенный вопрос у тебя по мою душу, раз ты так спокойно нарушил пару-тройку законов Сказкограда? — Дело весьма серьёзное. Ты слышал что-нибудь о графине K.? Не говори, по твоей ухмылке вижу, что слышал. В общем, я пообещал ей танец, но так сложилось, что я совершенно не хочу с ней танцевать. Не хочешь выручить друга? На «друге» Олег, не сдержавшись, громко фыркнул. Их отношения никак нельзя было назвать дружбой во всех отношениях, хотя бы потому, что они, точно Печорин и Вернер, не могли быть друзьями, так как не умели подчиняться друг другу. Отчего предпочитали называть друг друга приятелями — не такое громкое именование, имеющие гораздо менше обязательств, чем дружба, однако остававшиеся весьма близким в плане общение и, наверное, более честным. Гораздо проще было оставаться предельно откровенным, когда ты не обременён слепой привязанностью и страхом обидеть друга произнесённой не к месту правдой. Впрочем, несмотря на это, Олегу иногда всё же казалось, что Сергей таки управляет им — нечасто, несильно, да и не особо важно, но всё же управляет и сделать с этим что-либо уже было не в его силах. Бывают такие люди — ты слушаешься и подчиняешься им даже если сам видишь, что они совершенно не правы. Однако они обладают необычайной силой, готовой внушить тебе, что единственный верный вариант у него, а не у кого-либо еще. — Ты знаешь, я не уверен, что хочу с ней танцевать. Поговаривают, она ужасно танцует и в буквальном смысле оттаптывает ноги своим кавалерам. Да и, помнится мне, она давно к тебе неравнодушна… — С меня больше никакого использования тёмной магии на территории дворца. — А это уже другой разговор, — тут же отозвался Олег, делая финальный штрих на картине — последний цветочек глицинии, ветром снесённый на стол в беседке. Он внимательно оглядел получивший пейзаж, довольно кивнул результату, однако вслух заметил: —Мне кажется, Сергей, на этой картине чего-то не хватает. — В самом деле? — удивился Сергей, но, всего раз взглянув на полотно, признал: — Да, действительно. Ты знаешь, допиши ребёнка или девушку, сидящую в беседке. — Почему именно их? — Олег обернулся, задумчиво прикусывая кончик кисти, и ответ приятеля не заставил себя ждать: — Картина невинна-нежная — а что может быть невинней ребёнка? Но в то же время она дьявольски прекрасна — а кто кроме может быть прекраснее женщины? — Действительно, — вынужден был согласиться Олег, выдавил на палитру новые краски и несколькими лёгкими штрихами дописал на пороге беседке девушку, прижавшуюся к притолоке и задумчиво смотрящую вдаль. — Сделай ей рыжие волосы, — посоветовал Сергей, и Олег живо удивился: — Почему рыжие? — Люблю рыжих. В них живёт настоящий огонь жизни и смерти. Рыжие женщины — определённо посланницы Лилит, поверь, душа моя. Немного подумав, Олег всё же дорисовал ей рыжие, слегка потрёпанные ветром кудри и обернулся было спросить мнение приятеля, как успел только увидеть удалявшуюся по тропе мужскую спину.***
Тем же вечером в королевском дворце Сказкограда — загадочном средневековом сооружение со всех сторон окружённом благоухающей глицинией — состоялся бал по случаю празднования Перунова дня, куда съехался почти весь свет Сказочного мира. И тут и там по огромной бальной зале сновали короли и князья, общались цари и графы и поднимали вверх бокалы шампанского герцоги и бароны. Стоя поодаль от родственников, королевич Олег Фёдорович и князь Сергей Валериевич беседовали, как не трудно догадаться, о женщинах. Стоит заметить, что Олег из последних сил сдерживал себя от того, чтобы нагрубить приятелю и уйти от него подальше — щекотливая тема об его отношениях с фрейлиной Ниной его, нельзя не сказать, очень напрягала. — Это было-то один раз, — признал наконец Олег, глядя вглубь наполненного до краёв бокала. — Но мы объяснились и пришли к выводу, что нам лучше забыть об этом и даже не пытаться начинать какие-либо отношения. — Поверь мне, она придерживается иного мнения, — со знанием дела сказал Сергей, кивая на Нину, о чём-то щебечущую с другими девушками, но быстро перевёл взгляд на вошедших барона Волкова и его беременную супругу. — Интересно, каково ей на таком сроке плясать кадриль? Быстро окинув взглядом бальный зал, чтобы найти ту, о ком говорил приятель, Олег пожал плечами: — На прошлом балу у графа она танцевала только вальсы и полонез. — Вслед за баронами порог переступила августейшая чета Южного царства, и Олег, заметив, что интерес Сергея к подошедшим всё возрастает, спросил: — Кого ты там всё время высматриваешь? — Морского царя с семьёй. Его дочь сегодня впервые выходит в свет, и мне очень интересно взглянуть на нее. Тем более, что я в последний раз видел ее шесть лет назад маленькой тихой девочкой. — Я слышал, что царевна необычайно красива, — заметил Олег, и Сергей закивал в ответ: — О чем и речь, душа моя, о чем и речь. Они переглянулись, дружно усмехаясь, но тут же перевели взгляд на очередных вошедших гостей, чье появление сопровождалось словами церемониймейстера: — Его Величество царь Морского королевства Василий Водяник, Ее Величество царица Евдокия Моревна, Его Высочество царевич Михаил Васильевич и Её Высочество царевна Василиса Васильевна. Быстро пропустив взглядом фигуры царя, царицы и царевича, Олег, Сергей, а вместе с ними большая часть присутствующих устремили взгляд на шествующую позади семьи совсем юную девушку в нежно-зеленом платье. Она в самом деле была необычно красива: помимо вымуштрованной за шестнадцать лет стати и осанки, посторонние быстро подмечали нежные черты лица, светлые, аккуратно заплетенные волосы, тонкие изгибы талии и, конечно же, большие зелено-голубые глаза — точно капельки моря посреди фарфорового безупречного лица. Сразу же после их появления всё тот же седой и полный церемониймейстер объявил начало королевского котильона, и королева Сказочного мира Наталья Матвеевна, вместе с мужем продвигаясь к центру зала, недвусмысленно указала сыну на молодую царевну. Впрочем, она немного опоздала — не дожидаясь ничьего дозволения Сергей подошёл к царевне и, согнувшись в поклоне, сладко пропел: — Позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас, Василиса Васильевна, на котильон. На его протянутую ладонь тут же опустилась спрятанная под белой перчаткой изящная ручка, и Василиса, приседая в реверансе, улыбнулась и совершенно искренне ответила: — С превеликим удовольствием, Сергей Валерьевич. За вечер они станцевали два танца. Сергей хотел было пригласить Василису на ещё один, третий, но здравый смысл вовремя напомнил ему о правилах приличия и о том, что лишним танцем он мог запросто скомпрометировать невинную девушку. И всё что ему оставалось — довольствоваться общением между танцами и изредка с настороженностью поглядывать на родителей: что-то в их поведении его немало напрягало. … А всего через три дня после бала, набравшись смелости и настоящего безрассудства, он спустился в царство мёртвых и, убедив подземного владыку превратить его в темнейшего из магов, навсегда забыл собственное имя, приняв совершенно новое: Кощей Бессмертный.