Узы прошлого

      Утро встречает Йоко яркими солнечными лучами, легкой головной болью и чужой рукой поперек ее талии. Исикава не хочет открывать глаза, и присутствие постороннего человека в кровати никак не способствует скорому пробуждению. Девушке, откровенно говоря, все равно, потому что веки словно налились свинцом, и открыть их катастрофически сложно. Йоко бы сказала, что невозможно, если бы во рту не развернулась пустыня Сахара.       Лишь спустя несколько минут слушания чужого глубокого дыхания девушка смогла приоткрыть глаза. Солнце тут же воинственно выстрелило в нее не просто лучами, а, скорее, прожектором, и Йоко застонала, принимая поражение в этой неравной битве.       Она чувствовала себя намного лучше после того, как выпила четыре бутылки вина, нежели сейчас – после одной. Йоко точно помнила, что не притрагивалась к виски Санзу, хоть он и настаивал на том, чтобы девушка попробовала его напиток. Вообще, Исикава с уверенностью могла расписать каждую секунду прошедшего времени, а вот как Санзу оказался в ее постели, хотя она засыпала одна – нет.       Пересилив ломоту в конечностях от сумасшедших танцев перед сном, Йоко поднялась с кровати и с облегчением обнаружила на себе пижаму. Пусть девушка и уверена, что между ними ничего не было, но, удостоверившись в этом еще больше, даже дышать стало легче.       Тихо ступая по полу, чтобы не разбудить мужчину, Исикава выбралась из комнаты и так же бесшумно прикрыла дверь. Она ожидала увидеть погром в гостиной и кухне, но, на удивление, там царила удивительная чистота. Йоко помнила, как наотрез отказалась убираться, заявляя, что сделает все с утра, а Санзу лишь хохотал и без умолку твердил, что ничего она не захочет делать с похмелья.       Девушка нехотя признается, что мужчина оказался прав, и лишь проходит в гостиную, чтобы расположиться на большом диване. Там до сих пор лежали скомканный плед, который Йоко принесла Санзу перед сном, и помятая подушка. Видимо, мужчина все-таки лег спать на диван, но какого черта оказался в постели с девушкой – она не понимала.       В голове начали прокручиваться моменты с прошедшей ночи. Смех, полу откровенные разговоры, поддержка, подколы и объятия. Легкая улыбка появляется на лице девушки, и она прикрывает глаза, блаженно откидываясь на мягкую спинку дивана.       Санзу до последнего не верил, что Йоко начала встречаться с Риндо. Он с недоверчивым прищуром сканировал Исикаву взглядом и качал головой, слушая ее рассказ об их отношениях.       − Пиздишь, − Харучие налил еще виски в бокал и опустошил его залпом, даже не поморщившись. – Младший Хайтани никогда не начинал ни с кем отношения. Что конкретно он сказал?       − Что мы вместе, − Йоко глупо улыбнулась и пригубила вина, цежа бутылку уже около двух часов.       Санзу поджал губы, переводя дезориентированный взгляд на столешницу. Мужчина не мог в это поверить – Харучие знал Риндо уже долгое время. Конечно, он не мог похвастаться закадычной дружбой, но Санзу был четко уверен в том, что младший Хайтани просто не встречается ни с кем. Причину узнать не удалось, да Харучие и плевать – ему незачем лезть к Риндо в душу.       − Да ну нахуй, − он откинулся на спинку стула и ухмыльнулся. – Это все чушь какая-то.       − Ну, если хочешь, можешь как-нибудь проверить…       Йоко тогда и не подумала, что именно сделает Санзу. Лишь после того, как она прочитала отправленное им сообщение Риндо, отвесила неслабый подзатыльник мужчине. Харучие завопил, шикнул и недобро сверкнул глазами на девушку.       Исикава заподозрила по недоброму огоньку во льдах Санзу, что ей крышка, и мужчина даже собрался встать со стула, но тут же отвлекся на звук пришедшего уведомления на его телефон. Йоко мысленно поблагодарила Риндо, что он так быстро ответил на сообщение Харучие и заглянула в экран телефона.       Санзу Харучие: Хайтани, предлагаю Вашей заднице отправиться искать приключения. Пошли в мой бордель?       Хайтани Риндо: Нет.       Санзу Харучие: Почему?       Хайтани Риндо: Иди в жопу, Санзу. Зови развлекаться кого-то другого.       Йоко даже сейчас, сидя на диване помнит свою победную улыбку и охреневшее лицо Санзу. Он даже так и не ответил на последнее сообщение Риндо, тут же прикладываясь к бутылке виски и делая несколько больших глотков прямо из горла. Весь спектр его эмоций отразился в помутневших голубых глазах, и Исикава усмехнулась.       Она вытянула руки над головой и прогнулась в спине. Лишь услышав легкий хруст и ощутив приятное расслабление в костях и мышцах, девушка снова удобно умостилась на диване и перевела взгляд на кофейный столик. Забежав домой, Исикава тут же скинула все документы на этот самый столик и направилась к полкам на кухне в поисках бокалов для алкоголя.       Йоко точно помнила, как именно положила бумаги – наискосок, ближе к середине стола. А сейчас они лежал ровно по уголку с левого края. И это послужило поводом для зарождающейся паники.       Если документы увидел Санзу, то, в какой-то степени это ничего не значило. Мужчина мог просто подумать, что это рабочие бумаги – ведь именно так и сказала Исикава. Но, если бы он начал вчитываться, то мог обо всем догадаться. Несмотря на действие алкоголя, Санзу крайне сообразительный мужчина, и Йоко подобралась на диване, кидая взгляд через плечо на входную дверь.       Может, ей стоит прямо сейчас уйти на работу, чтобы избежать разговора с Харучие? Она бы смогла придумать какое-то оправдание для него и Хайтани, но потом глаза зацепились за обувь. Три пары – мужские и женские туфли стояли аккуратно, а рядом с ними в разбросанном виде лежали старые, потертые кеды. Обувь Хэнэко.       Трезвая мысль тут же стрельнула в черепной коробке Йоко, и она подорвалась с дивана. Исикава прекрасно знала, как старшая сестра любила лезть туда, куда не надо – она вечно копалась в вещах Йоко, и потому младшая из сестер давно установила замок в свою комнату.       Если бы Йоко знала, что Хэнэко вернется домой так рано, то, конечно же, убрала бы бумаги в комнату и заперла дверь на ключ. Возможно, это даже спасло бы от незваного гостя в ее постели. Только сейчас Санзу был наименьшей из проблем.       Исикава резво сокращает расстояние до комнаты сестры и, немедля ни секунды, обрушивается чередой ударов кулаком в ее дверь. Она подождала буквально минуту, прежде чем дернуть ручку и оказаться в настоящем Аду.       В комнате сестры пахло сигаретный дымом, а, может, и не только им. Всюду словно витал смрад, перед глазами стояла белесая пелена, и Йоко с трудом пересилила себя, чтобы не закрыть нос пальцами. Исикава несколько раз сталкивалась с такими запахами в своей жизни, и, чаще всего, это было на прошлой работе, что не может радовать девушку. Тот сброд до сих пор отзывается дрожью по ее телу лишь при одном воспоминании.       Твоя сестра – такой же сброд, − напоминает сознание, и Йоко морщится.       Она оглядывает захламленную комнату – грязные шмотки висят на спинках стульев, раскрытых створках шкафа, лежат бесформенной кучей на полу, комоде и столе – и натыкается на кровать. Среди всего ужаса единственное белое пятно из-за цвета постельного белья. Хотя во всем этом ужасе даже чистая белая кровать кажется запятнанной окружающей грязью.       Под тонким одеялом, закутавшись в него с головой, лежала Хэнэко. Она лишь делала вид, что спала, но Йоко знала, что это не так. После выхода из колонии у старшей Исикавы начался храп – какие-то проблемы со здоровьем, за которым Хэнэко не хочет следить. Он начинается в тот момент, как сестра засыпает, и сейчас – в полнейшей тишине – Йоко точно уверена в том, что Хэнэко не спит. И потому девушка без приветствий и чайных церемоний сразу же гневно бросает:       − Какого черта ты рылась в моих вещах?!       Хэнэко ожидаемо высовывает из-под одеяла взлохмаченную голову и так же зло смотрит на младшую сестру. Она не понимает, как только у нее язык поворачивается такое спрашивать.       − А когда ты собиралась сказать, на кого ты работаешь? – цедит Хэнэко в ответ и садится на кровати, складывая руки на груди.       − Никогда! Это тебя не касается, – отвечает с криком Йоко и делает шаг ближе к кровати. – А теперь отвечай на вопрос ты.       − Не касается? – Хэнэко удивляется и даже приоткрывает рот. – Тебе ли не знать, что касается и самым прямом образом! Или ты забыла, через что я прошла из-за этого подонка?!       − Он не подонок!       И тут Йоко понимает, что в запале ляпнула. И самое страшное – кому.       Старшая Исикава хотела что-то прокричать в ответ, но так и застыла, не в силах вымолвить ни звука. На мгновение она выпала из реальности, когда услышала слова младшей сестры, а потом просто не могла в это поверить. Хэнэко даже подумала, что ей просто послышалось или почудилось после нескольких дней кутежа. Но глядя на лицо Йоко, где на миг проскользнул испуг, она поняла, что не ослышалась.       − Ты его защищаешь? – почти шепотом спросила она.       − Зачем ты трогала мои документы?       − Он монстр и чудовище! Он испортил мне всю жизнь!       − Я спрашиваю еще раз, − младшая Исикава складывает руки на груди и нацепляет на лицо маску. – Зачем тебе мои документы?       Хэнэко скривила губы и ничего не ответила. Она откинулась на спинку кровати и уставилась на младшую сестру, крича взглядом: «Ну давай! И что ты мне сделаешь?!»       Злость клокотала внутри обеих сестер, и обе они пребывали в настоящем бешенстве. Хэнэко не скажет ни слова, потому что ей плевать. Йоко не сможет пойти против нее, потому что она любит свою сестру. Какой бы они ни была пропащей, ничтожной и падшей, Йоко все равно не может отвернуться, не может заставить ее и отчасти ненавидит себя за это.       Младшая Исикава понимала, что сестра права. Йоко бы сама все это сказала, но… сейчас, когда весь привычный мир разрушился и перестроился, она не могла ни в чем быть уверенной, не могла привычно утверждать о чем-либо. И потому девушка развернулась и вылетела из комнаты старшей сестры, вместе с хлопком двери крича напоследок:       − Еще раз тронешь мои вещи – пожалеешь.       У Йоко руки тряслись от негодования и чувства грязи – словно кто-то распотрошил ее, покопался в грудине измазанными в гадости руками и зашил обратно. Исикава хотел содрать с себя кожу, вымыться и забыть об этом моменте раз и навсегда, но Йоко была бы не Йоко, если бы она не удостоверилась в том, что из документов ничего не пропало.       Исикава скоро дошла до столика, взяла в руки папку и быстро ее пролистала. Каждый листочек ровно в том порядке, в каком Йоко их сюда, но девушку все равно потрясывало. Она заметила, как бумага дрожит в такт ее рукам, и лишь тогда Исикава откинула папку обратно, словно это она во всем виновата. Была бы ее воля, девушка выкинула бы ее в окно и забыла про все навсегда, но Йоко не могла так поступить. Сначала она разберется с тем, что чувствует, а уже потом будет предпринимать какие-то действия.       Вот только анализ прошедших дней снова откладывается на неопределенный срок, потому что Исикава оборачивается в сторону кухни и чуть ли не подпрыгивает на месте. Изо рта все-таки вырывается тихий и резкий вскрик, и Йоко прикладывает ладошку к грудине. Словно это поможет успокоить ее бешено колотящееся сердце?       А причине ее жуткого испуга хоть бы хны. Исикава даже замечает вырастающую на сухих губах ухмылку и закатывает глаза. Конечно же, ему смешно.       Санзу сладко улыбается, опираясь на столешницу локтем одной руки, а ладонью другой расслабленно удерживает бокал воды. Взгляд девушки невольно скользит по полуобнаженному телу мужчины, из одежды на котором только нижнее белье, и улыбка Харучие становится еще шире.       − Я все Риндо расскажу, − он подмигивает и, отсалютовав бокалом, делает больший глоток.       Все волнение, злость и негодование девушки испаряются, и их места занимают спокойствие, умиротворение и легкое веселье. С Санзу по-другому и не бывает. Аура мужчины активно распространяется вокруг него, и каждый невольно заражается раздолбайским настроем – сразу хочется совершать глупые поступки, смеяться весь день напролет и жить «на расслабоне», как это и делает Харучие.       Йоко опускает плечи и замечает, что тело больше не дрожит в неконтролируемой ярости. Ей становится радостно на душе, и Исикава подхватывает улыбку Санзу, медленно вышагивая к нему и складывая руки на спине.       Стройная нога по привычке вытягивает носочек при каждом шаге, что не ускользает от внимания Харучие. Ему говорили, что Исикава занималась балетом, но он сначала засомневался в этом. Лишь потом, недолго анализируя и внимательно следя за походкой, осанкой и жестами девушки, смог найти в этом долю правды.       Не то, чтобы Санзу был знатоком балета – просто у мужчины было много женщин, среди которых и разные танцовщицы. Он даже сейчас помнит, как ее бедра вычерчивали восьмерку, руки плавно огибали его шею и плечи, и сравнивает с теми девчонками. Да, что-то похожее было, и Харучие решил для себя, что данный факт о ее биографии верный.       И то, как сейчас вышагивает Йоко, лишь подтверждает мысли мужчины. Она видит в его глазах удовлетворение и веселость и замирает, не дойдя всего нескольких шагов:       − И что же ты расскажешь Риндо?       − Что ты нагло и бесцеремонно рассматривала меня голого.       − Ты не голый, − замечает Исикава и, не опуская взгляда от его глаз, тыкает мужчине в живот.       − Но он-то этого не знает, − ехидно скалится Харучие, и Йоко закатывает глаза. – Кстати, не хочешь сказать спасибо за мою ночную уборку?       Девушка задумывается лишь на секунду. Санзу действительно все убрал до блестящей чистоты. Словно он пол ночи бегал с чистящими средствами по всей квартире и полировал поверхности. Если бы не Харучие, сейчас Йоко было бы худо – наутро после выпивки и балагана убирать всю кухню.       Поэтому Исикава плюхается на стул, стоящий рядом с Санзу, и кивает, умиротворенно прикрывая глаза:       − Спасибо.       Мужчина косит глаза на девушку и делает еще один глоток воды, пряча в бокале улыбку. После сна она выглядит до забавного мило. Даже и не скажешь, что домашняя девочка Йоко, жмурящая глазки от солнечных лучей и поправляющая спутавшиеся черные волосы, может перевоплотиться в начальника юридического отдела одного из верхушки преступной группировки «Бонтен».       Исикава, действительно, оказалась полна сюрпризов, и Санзу еще ни разу не пожалел, что взялся за нее. Его интерес не угаснет, как минимум, до тех пор, пока он не узнает, что сделает Йоко, вставая на развилке морального пути. Харучие даже прокручивает разные варианты развития событий, но оставляет финальное слово за девушкой – она его удивит, он в этом не сомневается.       − Кстати, − вырывает мужчину из размышлений Йоко, и он замечает ее нахмуренные брови. – Какого черта ты оказался у меня в постели?       − Мне стало холодно, − Санзу пожимает плечами в безразличии, словно это нормальный поступок. Только Йоко видит, что он нагло врет, и потому прищуривает глаза:       − Здесь жарко даже ночью.       Девушка удовлетворенно кивнула своему ответу, потому что Харучие придется выкручиваться ужом, чтобы придумать стоящее оправдание. Она уже отмечает в своей голове победу и выставляет к своему счету плюс один балл, только Санзу весело скалится и обрубает ее радость ехидным замечанием:       − Ты заморозила меня своим отказом спать вместе.       Мужчина видит, как в ее глаза прокручиваются воспоминания с сегодняшней ночи, и ухмыляется.       − Эй, куда ты идешь? – Йоко тормозит Санзу, ухватываясь за его локоть у самой двери, ведущей в ее комнату.       − Спать, − он невозмутимо пожимает плечами. – Ты же сама сказала, что убираться будем с утра. А нам осталось потчевать, − он перевел взгляд на часы, − всего три с половиной часа.       − Мы не будем спать на одной постели, − утверждает девушка и кивает в сторону дивана. – Я постелила тебе здесь.       Харучие нахмурил брови, устремил взгляд в сторону дивана и наигранно ахнул, прижимая раскрытую ладонь к грудной клетке. Из его рта вырывался хрип, а глаза театрально закатывались.       − Только не говори, что ты готова отправить меня мучиться на неудобном диване…       − У тебя, между прочим, я спала на диване.       − Во-первых, − Санзу мигом оживился и приподнял палец вверх, − у меня самый удобный диван во всем Токио. А во-вторых, это твой женишок уложил тебя на диван, а не я.       − Он не женишок.       − Сути не меняет.       − Согласна, ты спишь на диване.       Йоко подтолкнула Санзу в спину, задавая направление к дивану, и в припрыжку добежала до своей комнаты, тут же закрывая дверь и потирая руки.       Исикава недовольно сморщила носик и мысленно стрела у себя плюс балл. Пусть проиграна битва, но, Йоко уверена, она еще одержит победу в их с Санзу маленькой войне. Ради чего и чем они воюют, не знает ни один, не второй, но эта битва была начата негласно, и так же негласно продолжается.       − Маньяк, − только и остается обидно буркнуть девушке, вызывая еще большую улыбку у Санзу.       − Ты только сейчас об этом догадалась?       Исикава ничего ему не отвечает, да и ее закатывание глаз и дополнительное цоканье говорит намного больше слов. Девушка встает со стула, второй раз за утро вытягивает руки над головой и прогибается в спине. Ее взгляд цепляется за часы, и организм цепенеет, давая время мозгу истерически высчитать время, которое у нее осталось до выхода на работу.       Тридцать минут. Должно хватить.       Йоко на ходу включает чайник и затем скорым шагом направляется в комнату. Она открывает шкаф, рассматривает одежду и прокручивает в голове образ для сегодняшнего рабочего дня. Глаза бегают по вешалкам и полочкам, пока не находят черную юбку и белую блузку. Исикава удовлетворенно кивает и вытаскивает вещи из шкафа, закрывая его дверцы и подпрыгивая на месте.       Санзу, склонив голову набок, опирается на косяк двери и задумчиво рассматривает девушку. А после того, как с ее губ слетает нелестная характеристика мужчины, он начинает давить улыбку.       − Я тебе колокольчик на шею повешу, − гневно шипит Йоко и выталкивает мужчину в спину из комнаты.       − Да брось, что ты такая нервная? Риндо сдает позиции? − Харучие запрокидывает голову назад и смеется.       − Причем здесь Хайтани?!       − На тебе сказывается сексуальное неудовлетворение и напряженность, − Санзу устало смотрит на Йоко и объясняет таким тоном, словно это самая очевидная вещь, и ее вопрос просто идиотский. – Если он не справляется, я могу помочь по доброте душевной.       Харучие солнечно улыбается, в то время, как на лице Исикавы появляется каменная маска, которая ясно дает понять, что девушка думает о его предложении. Санзу расстроенно вздыхает, приподнимая плечи и почесывая затылок:       − Ну нет, так нет.       − Я опаздываю на работу, и Хайтани здесь ни при чем, − заявляет Йоко и возвращается в комнату, захлопывая дверь прямо перед носом мужчины.       − Так давай я тебя подвезу? Будет быстрее, и ты еще успеешь накраситься, юбочку погладить, причесочку замутить, в зеркальце повертеться…       Санзу продолжил бы перечислять этот список до бесконечности, но его прервала дверь, больно стукнувшая по плечу. Мужчина резво двинулся в сторону и удивился, с какой скоростью Йоко могла одеться.       А, нет, еще не оделась, − с улыбкой заметил, что из дверного проема показалась только ее голова и половина плеча, на котором была видна бретелька от белого бюстгалтера.       − Ты, случайно не гей? – в ее голосе сквозит недоверие, и Санзу прыскает.       − Мне зайти и доказать, что я натуральнее твоего женишка и его брата вместе взятых?       Исикава отрицательно качает головой, и Харучие думал, что дверь сейчас снова закроется, но девушка никуда не уходила. Она продолжала так же недоверчиво смотреть на него, что-то прикидывая в голове.       Санзу потребовалось пять секунд, чтобы сообразить, в чем именно закралось сомнение у Йоко, и мужчина вскидывает руки вверх, словно сдаваясь:       − Клянусь, буду ехать со скоростью улитки.       − Ты обо мне уже все знаешь? – устало вздыхает Исикава, а Харучие пожимает плечами.       − Иди и переодевайся!       Он сам берется за ручку и закрывает со стуком дверь, в голове прокручивая ошарашенное лицо Йоко. Санзу еще ни разу не пожалел, что связался с ней – бесить ее так же приятно, как и Хайтани. И потому мужчина со спокойной душой, вразвалочку направился в сторону чайника, чтобы по-хозяйски приготовить себе и Йоко кофе.

***

      − Исикава, минута до выхода, – в ухо ей шепчет госпожа Андо, и девушка кивает.       Йоко еще раз поправляет пуанты, встает на носочек, и в этот момент в глазах резко темнеет. Девушка сдерживает крик, зажимая рот рукой и переводя огромные глаза, полные слез, на Андо.       Режущая боль пронзает ноги, и Йоко резко опускается на полную стопу, а затем садится прямо на ледяной пол.       − Йоко! – Андо трясет ученицу за плечо, пытаясь привести в чувство. – Что случилось?       − Больно… там… − Исикава жмурится, а потом осознание моментально стреляет в голове, и она возвращает такие же большие глаза обратно на учителя. – Стекло.       Госпожа Андо прищуривается, выпрямляется и осматривает расположившихся в кулисах балерин. Никто словно не замечает сидящую на полу девушку и стоящую над ней учительницу – кто-то поправляет пачку, кто-то разговаривает, кто-то старательно уводит взгляд в другое место. Никому нет дела до падения одной из лучших балерин этой школы. И госпожа Андо это знает, как никто другой.       − Слушай внимательно, − женщина снова опускается на корточки перед растерявшейся Йоко. – У тебя сейчас есть два варианта. Первый – ты не идешь выступать. Срывается концерт, люди из зала уходят ни с чем, но ты будешь целой и невредимой. Второй – ты сейчас поднимаешь свою задницу, сжимаешь руки в кулаки и выходишь на сцену, как в последний раз.       − Но… − Йоко проводит рукой по ногам, показывая, что она не сможет, только оказывается грубо перебитой.       − Да, это больно. Невыносимо больно, Йоко. Поэтому у тебя есть выбор. Сдаться или доказать всем, что ты настоящая балерина, − госпожа Андо распрямилась и кинула взгляд на сцену. – На раздумье у тебя пара секунд. Потом ты либо уходишь отсюда, либо идешь на сцену.       Исикава поджимает губы и кивает сама себе. Она даже не задумывается, когда встает на ноги, игнорируя боль в пальцах ног и подходит к краю кулис. Сейчас ее выход. И она его ни за что не пропустит.       Не каждой юной балерине дается шанс выступать сольно. «Умирающий лебедь». Исикава даже не могла мечтать, что в пятнадцать лет будет танцевать на сцене эту миниатюру, но вот она здесь.       Приглушенный свет окутывает ее тело, ласкает кожу, музыка прорисовывает картины перед глазами, и сердце девушки бьется так скоро, словно хочет вырваться из груди и самостоятельно станцевать перед зрительным залом. Никакой страх за ожидание боли не мешает Йоко встать на носочки и даже не дает дрогнуть от режущих осколков стекла.       Исикава сжимает челюсти, не позволяет слезам покатиться из глаз и лишь слабо улыбается. Она отдает всю себя танцу, погружается полностью, словно она и есть – тот самый умирающий лебедь. Бедная прекрасная птица, борющаяся за свою жизнь, в конце концов погибает. Так же величественно, какая она сама и есть.       В ушах звучит последняя нота, пальцы рук дрожат, сердце бешено колотится, и Йоко прикрывает глаза. Девушка не чувствует ног, зато ощущает, как вибрирует сцена от взорвавшихся аплодисментов зрителей.       Осталось чуть-чуть, терпи, − приказывает себе Йоко и встает.       Легкий поклон, милая улыбка, блестящие от слез глаза. Исикава благодарит кого-то за протянутый ей букет и тут же удаляется за кулисы. Ее тело колотит от боли, ноги еле волочатся, и девушка двигается, скорее, на автомате.       Она не слышит слов восхищения, похвалы; она не замечает завистливые и гневные взгляды; она не обращает внимание на похлопывания по оголенным плечам. Йоко чуть ли не вваливается в свою раздевалку, и сразу же падает на колени.       Руки, сжатые в кулаки упираются в пол, и девушка первое время расплывчато смотрит на белую плитку, а потом на нее капают ее слезы. Влага течет из глаз почти ручьем, и Йоко бьет плитку, как будто это она виновата во всем. Удары сыплются один за другим – костяшки неприятно саднит, пальцы ног не ощущаются, а в душе настолько горько и противно, что даже не получится ничем отмыться.       − Ненавижу, ненавижу, ненавижу, − рычит она сквозь сжатые зубы и снова бьет кулаками плитку.       Исикава понимает, что плачет не столько от боли, сколько от обиды. Господа Андо ей рассказывала, через что проходят талантливые балерины. Она не утаивала, сколько зависти и злости обрушится на Йоко. Женщина всегда твердила, что может быть – иголки в костюме, стекло в пуантах, срывы репетиций и концертов. Человек на что угодно пойдет, чтобы доказать свое превосходство, чтобы наказать за способности и прорваться самому вперед.       Стекло в пуантах – подло. Йоко узнает, кто это сделал и…       И что? Что ты сделаешь? – спрашивает она у себя и перестает плакать. – Пожалуешься? Навредишь в ответ?       Но Исикава резко перестает плакать. Окровавленные руки еще крепче сжимаются в кулаки. Девушка поднимает голову от плитки и выпрямляется. На лице больше нет обиды, злости или гримасы боли – Йоко смотрит на свое отражение в зеркале так же воинственно, как в свои пять и понимает, что в ответ она просто победит. Разобьется в лепешку, сделает все возможное, но добьется победы любым путем. Она не сдастся и достигнет той цели, которую поставила себе десять лет назад.       Девушка вздрагивает, когда слышит за спиной тихие и медленные аплодисменты. Йоко переводит взгляд в зеркале за свою спину и замечает госпожу Андо. Она думала, что сейчас начнутся нравоучения, разбор ошибок и ее слабых мест, но замечает в глазах только горящую гордость.       Женщина отталкивается плечом от косяка и неторопливо идет к Йоко. Андо видит в глазах ученицы именно то, за что боролась она сама и почему взяла в свои студентки именно Исикаву. Она еще ни разу не пожалела о своем выборе.       Йоко поворачивается к учителю, когда та садится на колени рядом с девушкой и тянется к ее ноге. Проходит около минуты в тягостном молчании, пока Андо расшнуровывала пуанты и снимала их со стопы Исикавы. Йоко старательно не смотрела на свои ноги – от вида крови, которую она даже чувствовала, становилось дурно.       Но Андо не могла позволить Исикаве забыть, что значит быть ею. Она поднимает ногу девушки и, согнув колено, показывает окровавленные кончики пальцев. Белые колготки полностью окрасились в алый, и Йоко прикрыла глаза.       − Это, − она опускает ее ногу обратно, − жертва, которую ты платишь за свой талант, Йоко. Ты поступила, как настоящая балерина, выйдя на сцену сегодня. Я тобой горжусь.