Раб моего мужа

Элизабет лежала на кровати, свернувшись в напряженный комок. Мысли шарахались в голове как перепуганные птицы, и никак не удавалось ухватить их за хвост. «Может, еще не все потеряно? Может, я не беременна?» — Она пыталась цепляться хоть за соломинку, но темная пучина неумолимо затягивала на дно. Все признаки налицо. И что теперь? Что будет, когда она произведет на свет темнокожего младенца? «Джеймс убьет меня, — безжалостно сказала она себе. — Меня, Самсона, ребенка… Убьет, а перед этим… Господи, кто знает, какие чудовищные фантазии родятся в его мозгу?» Что же делать? Может… покончить с собой? Взять и одним махом разрешить все проблемы… И все-таки умирать ей решительно не хотелось. Она еще так молода, только начала жить, влюбилась… Да, влюбилась не в того, в кого следовало бы, но ведь сердцу не прикажешь. Должен быть другой выход! Попытаться избавиться от ребенка? Но как? В романах женщины иногда падали с лестницы, и у них случался выкидыш, но вряд ли это надежный способ. Если просто лечь на ступени и скатиться вниз, то, скорей всего, ничего не произойдет. А если спрыгнуть в пролет, то так и шею сломать недолго. Может, есть какое-нибудь снадобье? Но где его раздобыть? Поговорить с Анной? Нет, та чересчур набожна, и на такое не пойдет. А если рассказать ей, что ребенок — цветной? Элизабет представила, как губы служанки осуждающе складываются в куриную гузку… Нет, это на самый крайний случай. Остается лишь один выход. Бежать! Надо убираться отсюда. Поговорить с Самсоном, рассказать ему о вольной грамоте и о ребенке. Прихватить золото Брауна, украсть лошадь, повозку и бежать. Сперва нужно поехать к Паркерам, забрать документы Самсона и попросить совета, как быть дальше. Возвращаться в Трентон нет никакого смысла: Джеймс там ее быстро найдет. Может, Паркеры подскажут, где лучше укрыться? Элизабет встала с кровати. Решено! Ночью она проберется в конюшню и поговорит с Самсоном. А может, они сегодня же и сбегут? Нужно собрать вещи и драгоценности. Элизабет заметалась по спальне, выдвигая ящики и открывая шкафы. Все валилось из рук, и она никак не могла сообразить, что взять с собой. Она то доставала платья и швыряла их на кровать, то вешала их назад. Вытащила из чулана огромный чемодан, с которым приехала сюда, и, ужаснувшись от его габаритов, затолкала обратно. Нет, бессмысленно тащить с собой кучу барахла. Лучше взять драгоценности и золото из чайника Брауна. Все необходимое можно купить. Главное — поскорее отсюда убраться. Весь день Элизабет провела как на иголках. Ни Джеймс, ни свекровь не нарушали ее покой, и она целиком сосредоточилась на побеге. Впрочем, сбежать из «Персиковой долины» еще полбеды. Что делать дальше? Она вспомнила, как Алекс рассказывал про новый закон о беглых рабах. Как хорошо, что у Самсона есть вольная! По крайней мере, не придется бежать в Канаду. Но жить в открытую с негром и ребенком-мулатом, конечно же, невозможно. Ни в Канаде, ни где-либо еще. Придется скрываться. Но, как ни прячься, люди все равно будут что-то подозревать и распускать слухи. Надо искать место, где народ достаточно терпимый и не заявится к ней с вилами и факелами посреди ночи. «Филадельфия — город квакеров, город аболиционистов», — вдруг мелькнуло у нее в голове. Элизабет уже и забыла, в какой газетенке ей попадался на глаза этот заголовок, но сейчас он как нельзя кстати пришел на ум. Да! Она поедет в Филадельфию. Это идеальный вариант. Большой город, где ее никто не знает. В нем живут квакеры, исповедующие свободу личности, равенство и пацифизм. Отец всегда восхищался их прогрессивными взглядами, хоть сам к ним и не принадлежал. А еще — от Филадельфии до Трентона всего тридцать миль. Совсем недалеко от родных краев. И если когда-нибудь удастся вернуть контроль над отцовскими мануфактурами, то из Филадельфии ими будет куда проще управлять, чем из Канады или откуда-либо еще. Элизабет приняла решение, и у нее будто гора свалилась с плеч. Страх ушел, а мысли обрели былую ясность. Она собрала драгоценности и уложила в саквояж сменную рубаху, панталоны и несессер. Теперь осталось дождаться ночи. Время тянулось бесконечно. Элизабет вся извелась в ожидании темноты. Раз за разом она прокручивала в голове план побега. Найти Самсона. Прихватить деньги из чайника. Украсть телегу и лошадь, и покинуть «Персиковую долину» навсегда. Наконец, за окном стемнело, и на небо выкатилась полная луна. С одной стороны это хорошо, можно не брать фонарь, но с другой — на дороге их будет видно как на ладони. За ужином кусок не лез в горло, но Элизабет заставляла себя глотать, ведь для побега ей понадобятся силы. Джеймс и свекровь обсуждали какую-то ерунду, а до нее даже не доходил смысл их пустой болтовни. После сегодняшнего происшествия с талисманом она боялась поднять на мужа глаза. Утешало одно: если все получится, то она больше никогда не увидит эту ненавистную рожу. Сославшись на усталость, Элизабет поднялась к себе. Она подтащила к двери кресло-качалку и стала качаться, прислушиваясь к каждому шороху. Наконец на лестнице зашаркали ноги и зашелестели юбки. Свекровь. Минут через двадцать раздались твердые, уверенные шаги. Джеймс. Выждав для верности еще полчаса, Элизабет переоделась в дорожный костюм — сделать это без помощи Анны оказалось непросто — и, прихватив саквояж, выскользнула за дверь. Луна заглядывала в вестибюль сквозь стеклянные двери, серебряными квадратами отражаясь в натертом полу. Света вполне хватало, чтобы не навернуться со ступенек впотьмах, и Элизабет благополучно спустилась на первый этаж. Оглянувшись по сторонам, она направилась к входной двери, но тут ей почудилось, будто за спиной скрипнула половица. Сердце заколотилось, и Элизабет замерла, напряженно вглядываясь в темноту. Но все было спокойно, и она, сделав глубокий вдох, двинулась дальше. К счастью, дверь изнутри открывалась без ключа, и Элизабет беспрепятственно вышла наружу. Было сыро и зябко, над землей стелился белесый туман. Свисающие с дубов гирлянды испанского мха серебрились в свете луны, придавая аллее необычный, почти мистический вид. Элизабет ступила на дорожку, огибающую дом. Первым делом нужно поговорить с Самсоном. Без него она не сможет оседлать лошадь или запрячь ее в повозку. Листья персиковых деревьев влажно поблескивали в темноте. В воздухе висела мелкая морось, холодной влагой оседая на лице. Элизабет сжала озябшие пальцы в кулак и поежилась. Наконец, впереди показался хозяйственный двор. Элизабет сделала еще несколько шагов и застыла в нерешительности. На земле возле сарая, где когда-то запирали Квимбо и Кэнди, стоял фонарь, и в круге желтого света чернел силуэт человека, сидящего на бревне. Проклятье, там кто-то есть! Это все усложняет. Конюшня, правда, стоит поодаль, и пробраться в нее не составит большого труда, но если оттуда выедет лошадь или повозка, то этот человек ее заметит и поднимет тревогу. Элизабет стояла с бьющимся сердцем, судорожно сжимая ручку саквояжа. Что же делать? Возвращаться в дом? Нет, нужно хотя бы поговорить с Самсоном, раз уж она сюда добралась. Может он что-нибудь придумает? В крайнем случае, они уйдут отсюда пешком. Ржавый засов на двери конюшни никак не открывался. Элизабет, стиснув зубы, тянула и дергала его на себя. Наконец железка со скрежетом поддалась. Элизабет замерла. Вдруг кто-то услышал? Но вокруг стояла тишина, и она решилась войти. Она юркнула в конюшню и прикрыла за собой дверь. И тут ее осенило: если Самсон внутри, как он мог снаружи задвинуть засов? Выходит, его здесь нет? Чтобы удостовериться в этом, она прошлась между стойлами, и действительно, кроме сонно посапывающих лошадей, больше никого не нашла. Но где же Самсон? Неужели?.. Элизабет сглотнула. Ну конечно! Она «вернулась» к Джеймсу, а Самсон, наверняка, вернулся к Люси… В груди болезненно закололо, но Элизабет отогнала обиду. Она не может его осуждать? Что ему еще было делать? Но как теперь быть? Отказаться от своей затеи? Ну уж нет. Все равно надо поговорить с Самсоном. Рассказать ему про вольную грамоту, а там уж пускай он сам решает, оставаться или бежать. Тяжелый саквояж оттягивал руку. Элизабет засунула его за тюк сена и вышла из конюшни. Держась в тени, она направился в невольничий поселок. Вскоре в лунном полумраке показался колодец, а рядом — приземистая хибара Люси. Подслеповатое окно было темным — равно как и окна остальных негритянских халуп. Элизабет подошла к двери и занесла руку, чтобы постучать, но замерла. Что подумает Люси, когда увидит ее посреди ночи? Стыд и позор — белая госпожа тайком пробирается сюда, чтобы увести у негритянки мужчину. Да и плевать! Сейчас не время печься о своей репутации. Пусть Люси думает, что хочет, но Самсон должен знать, что он свободный человек. Элизабет постучалась в дверь. — Кто там? — ответил изнутри заспанный женский голос. — Это Элизабет. Мне нужно срочно поговорить с Самсоном. — Мэм? — удивилась Люси. — Входите, не заперто. С усилием толкнув кособокую дверь, Элизабет вошла в лачугу. Люси достала из очага тлеющий уголек и подожгла опущенный в плошку с жиром фитиль. Хижину осветил тусклый пляшущий огонек. Оглядевшись по сторонам, Элизабет обнаружила, что Самсона здесь нет. — Его тут нет, — подтвердила Люси. — А где он? — А разве вы ничего не знаете? — Не знаю чего? — Элизабет с тревогой вгляделась в блестящие черные глаза. — Так масса Джеймс велел его в сарае запереть. Где-то с неделю назад. — О, господи! — Элизабет обессилено опустилась на шаткий табурет. — Но за что? Люси села за стол напротив нее. — Ума не приложу, мэм. Только Абраму, нашему кузнецу, велели его на цепь посадить. А еще там теперь Чак или Томас постоянно ошиваются. Стерегут. Так вот, кем был тот человек возле сарая! Но почему же Джеймс приказал запереть Самсона? — Он чем-то провинился? — с волнением спросила Элизабет. — Да вроде бы нет, мэм, — задумчиво ответила Люси. — Ну, кроме… вы понимаете, что имею в виду… Она подняла глаза, и ее острый, проницательный взгляд заставил Элизабет покраснеть. — Но вы не волнуйтесь. Вряд ли ваш муж о чем-то пронюхал, — продолжила Люси. — Иначе с Самсона бы уже давно содрали шкуру живьем. — Боже! — ахнула Элизабет. — Не бойтесь, мэм, с ним все в порядке. Я каждый день ношу ему еду. Он сам не поймет, за что его туда посадили. — А я, кажется, понимаю… — пробормотала Элизабет. Это все из-за вольной грамоты! Видимо, Джеймс догадался, что Элизабет расскажет о ней Самсону, и тот попытается сбежать. Но какой во всем этом смысл? Нельзя же всю жизнь держать Самсона взаперти! Рано или поздно Алекс Паркер вернется с представителями закона, и мужу придется его отпустить. Элизабет подняла взор. Люси сверлила ее пытливым взглядом. Нет, не стоит ее посвящать. Вдруг она проболтается Самсону, а ему, наверное, лучше пока ничего не знать. — Ладно. — Элизабет поднялась. — Я, пожалуй, пойду, пока меня никто здесь не видел. — Да, мэм, лучше идите, — кивнула Люси. Взявшись за дверную ручку, Элизабет оглянулась. Негритянка так и сидела за колченогим столом, подперев рукой подбородок. Зыбкий огонек освещал ее печальное, коричнево-бронзовое лицо. — Спасибо, что заботишься о нем, — тихо сказала Элизабет и вышла за дверь. Оказавшись на улице, она спряталась между лачугами и прислонилась к стене, чтобы перевести дух. Грудь стеснило от плохого предчувствия. Что задумал Джеймс? Зачем он держит Самсона взаперти? И что теперь делать ей? Когда сердцебиение унялось, она вышла из своего укрытия. На хозяйственном дворе по-прежнему горел огонек. Прячась за постройками, Элизабет подобралась поближе и выглянула из-за угла. Двери сарая были заперты на огромный навесной замок, а у стены на бревне сидел человек. Возле него стоял фонарь и лежало ружье. Тень от шляпы закрывала лицо, но, заметив черные усы, Элизабет догадалась — это Томас. «Нужно его подкупить!» — пришла вдруг в голову спасительная мысль. Точно! В чайнике куча золота. Она даст Томасу пятьсот долларов… Тысячу… Да хоть все отдаст, только бы он помог Самсону бежать. И сделать это надо прямо сейчас, пока Томас один. Чуть ли не бегом она припустила к беседке. Туфли хлюпали от росы, ступни и лодыжки заледенели, и Элизабет кляла себя на чем свет стоит за то, что не надела ботинки. От прудика тянуло тиной, над водой поднимался белесый туман. Самсон как-то показывал место, где спрятал чайник. Элизабет подошла к беседке и опустилась на колени. Юбка намокла, от сырой земли повеяло холодом, но Элизабет не обратила на это внимания. Дрожащими руками она принялась ощупывать фундамент. Сейчас бы не помешал фонарь, но его не было, и приходилось действовать наугад. Наконец, она нащупала неровность. Один кирпич зашатался. Элизабет осторожно потянула его на себя, и он поддался. Отложив его в сторону, она подвигала следующий, и он тоже оказался свободным. Вынув из кладки еще несколько кирпичей, Элизабет сунула руку в образовавшуюся дыру. Пальцы наткнулись на холодный металлический бок. Есть! За спиной вдруг послышался шорох шагов. Сердце на миг замерло, затем неистово заколотилось. Элизабет оцепенела от страха. — Так-так, что тут у нас? — раздался ехидный голос, и ее бросило в жар. Она в панике оглянулась. Позади стоял Джеймс, направив на нее слепящий свет фонаря. За ним во мраке маячило еще несколько человек, но Элизабет не разглядела их лиц. Объятая ужасом, она вперила в мужа ошеломленный взгляд. — В чем дело, дорогая? — он вразвалочку направился к ней. — Ты что-то ищешь? Она открыла рот, но из груди вырвался лишь сдавленный писк. Элизабет попыталась заслонить собой раскуроченный фундамент, но Джеймс уже был возле нее. Он схватил ее за плечо и вынудил подняться на ноги. — Браун! — приказал он, оттеснив Элизабет от дыры. — Глянь, что там! — Слушаюсь, сэр. Управляющий подошел поближе, сел на корточки и сунул руку в отверстие. Когда в свете фонаря блеснул медный бок, у Брауна вытянулось лицо. Он попытался запихнуть чайник обратно, но Джеймс требовательно протянул руку. — Что там? Давай сюда. На Билла Брауна было жалко смотреть. Брови сложились домиком, уголки рта сползли вниз, а на глазах заблестели слезы. Все, что было нажито «непосильным трудом», окончательно и бесповоротно уплывало из его рук. Медленно, с явной неохотой он протянул чайник хозяину. — Что это? Чайник? Тот, что у тебя пропал? — поинтересовался Джеймс. — Н-нет, сэр, — выдавил Браун. — У меня был другой. — Хм. Что-то слишком много чайников пропадает в последнее время. Прямо какая-то напасть! — усмехнулся Джеймс. Он открыл крышку и присвистнул: — Ничего себе! Элизабет стояла ни живая ни мертвая, чувствуя, как по спине струится ледяной пот. Джеймс повернулся к ней. — Дорогая, как ты можешь все это объяснить? — спросил он. — Я… нашла это в саду, — пролепетала она. — Спрятала под беседкой, а сегодня решила перенести в дом. — Надо же. — Джеймс глумливо покачал головой. — Да у меня тут не плантация, а остров сокровищ. Чайники, зарытые клады… Не хватает только пирата с попугаем на плече. Элизабет понуро опустила глаза. Ей казалось, что это дурной сон. Все пошло прахом! Оглушенная, она не ничего чувствовала, как солдат, которому снарядом оторвало ногу, поначалу не ощущает боль. — Роза, Билл, идите спать! — приказал Джеймс. «Роза»? Приглядевшись, Элизабет различила во мраке яркие белки глаз. Негритянка была в темном платье и без светлого тюрбана на голове, поэтому Элизабет заметила ее только сейчас. Рабыня развернулась и растворилась во тьме. Управляющий же остался стоять, пожирая глазами чайник. — В чем дело, Браун? — осведомился Джеймс, и его рука потянулась к висящей на поясе кобуре. Тот вздрогнул, будто очнувшись от наваждения. — Э-э… Ничего, сэр, — покосившись на оружие, промямлил он. — Если позволите, я пойду. Спокойной ночи. — Иди, — кивнул Джеймс, и когда тот уныло побрел прочь, подхватил Элизабет под руку. — Пойдем, дорогая. Нам с тобой есть о чем поговорить. Бесконечная усталость навалилась на Элизабет, наливая свинцовой тяжестью ноги. Ей вдруг стало на все наплевать. Все кончено. Деньги уплыли. Самсон под замком. Надежды больше нет. — Как ты меня нашел? — бесстрастно спросила она. — Любимая, я же твой муж. Я читаю тебя как открытую книгу, — самодовольно заявил Джеймс. — И что же ты «прочитал»? — После бредней, что наплел здесь тот адвокатишка, я подозревал, что ты помчишься к своему ненаглядному ниггеру, сообщить ему радостную весть. Поэтому и велел Розе приглядывать за тобой. «Роза! Значит, мне не показалось, — подумала Элизабет, вспомнив, как в доме скрипнула половица. — Вот гадина! Хотя, с другой стороны, она просто выполняла приказ». — Но чайник, золото… Признаться, я удивлен, — продолжал Джеймс. — Впрочем, догадываюсь, откуда оно взялось. Не зря же Браун поднял из-за паршивого чайника такой переполох. Я прав? — Да, — кивнула Элизабет. Все равно, ей уже нечего терять. — Он обкрадывал тебя много лет. — И ты вывела его на чистую воду. — Джеймс в притворном восхищении поцокал языком. — Ай да умница! Ай да жена! Вот только, мне почему-то забыла об этом сказать. — Я как раз собиралась, — буркнула Элизабет без особой надежды, что муж в это поверит. Они вошли в дом. Джеймс поставил чайник на комод, а затем вдруг схватил Элизабет за плечи и припечатал к стене. — Знаешь, любимая, что я ненавижу больше всего на свете? — прорычал он, вплотную приблизившись к ее лицу. Элизабет обдало ядреной смесью перегара и табака. Она безразлично отвернула голову. — Больше всего на свете я ненавижу, когда меня пытаются выставить дураком, — не дождавшись ответа, закончил Джеймс. Он схватил ее за руку и поволок по лестнице вверх. Элизабет не сопротивлялась, с равнодушным смирением передвигая ноги. Джеймс грубо втолкнул ее в спальню, с грохотом захлопнул дверь и запер снаружи на ключ.