Раб моего мужа

Филадельфия, штат Пенсильвания

Год спустя — Вы написали, чтобы я приехала, мэм. — Люси стояла на пороге, кутаясь в поношенное пальто. Самсон посторонился, пропуская ее в гостиную. Сидящая в кресле Элизабет улыбнулась. — Здравствуй, дорогая Люси. Как я рада, что ты здесь! Я бы и сама навестила вас в «Персиковой долине», но ты же видишь… Она кивнула на крохотный сверток, который прижимала к груди. Малютке Эмили исполнилось всего пять месяцев, и было бы немыслимо пускаться в путешествие с младенцем на руках. — Ах, это ваш ребеночек? — оживилась Люси. — Позвольте взглянуть? — Конечно. Люси подошла поближе и с умилением уставилась на личико цвета кофе с молоком, выглядывающее из пены бело-розовых кружев. Резкие черты негритянки смягчились, будто осветившись изнутри. — Какая хорошенькая! — пробормотала она. Элизабет заметила грусть в ее черных глазах. Наверное, тоскует по ребенку, которого отняли у нее. — Спасибо, — улыбнулась Элизабет. — Ты, верно, устала с дороги? Садись же скорее, Анна принесет чай. Самсон подвинул кресло к камину. Люси нерешительно взглянула на бархатное сиденье. Видимо, ей было неловко садиться на хозяйскую мебель, и Элизабет подбодрила ее кивком. — Как ты доехала? — спросила она, когда негритянка уселась и с явным наслаждением вытянула к огню ноги в стоптанных башмаках. — Неплохо, мэм, — ответила Люси. — Правда, страху натерпелась — жуть! Я ж никогда раньше не видела этих, как их… пара… пыра… — Паровозов? — подсказал Самсон. — Их самых, — кивнула Люси. — Стою я, значит, на станции, жду, и вдруг вижу — вдали все почернело от дыма. Я уж подумала — что-то горит. А потом оно подъехало — огромное, страшное и ревет как стадо быков… Не схвати меня масса Алекс за руку, я бы деру дала. — Вот уж не думал, что ты такая трусиха, — усмехнулся Самсон. — Ой, да ну тебя! — бойко огрызнулась Люси. — Откуда мне было знать, что эта громадина меня не сожрет? — Запомни, негритянка, паровоз жрет уголь, а не черномазых, — пояснил Самсон с таким важным видом, что Элизабет расхохоталась. — Да я уж это поняла, — буркнула Люси. — Масса Алекс все-таки заставил меня забраться в вагон. — Наверное, тебе пришлось ехать в товарном вагоне? — поинтересовалась Элизабет. — Конечно, мэм, кто ж пустит черномазую к белым господам? Да я бы и сама к ним не пошла. Больно надо! — Бедняжка. Это было очень утомительно? — Да нет, мэм, я всю дорогу, считай, проспала. Знаете, как сладко спится под стук колес? Так вот, потом я приехала в большой город… как же его… Чарльстон. Там приятель массы Алекса должен был посадить меня на большую лодку. — Пароход, Люси, — с усмешкой заметил Самсон. — Большая лодка называется «пароход». — Ай, не умничай, черномазый! — отмахнулась Люси. — Ох, и замучилась же я искать дом того господина! Шагу не могла ступить, чтобы ко мне не докопались. — Кто? — удивилась Элизабет. — Да всякая белая рвань. «Эй, черномазая, покажи пропуск! Ты, небось, беглая. Признавайся!» — кривляясь, произнесла Люси. — А я им: «Пожалуйста, белый масса, вот моя вольная грамота, сэр». Тьфу на них! Но знаете, что меня удивило больше всего? — Что? — Прилично одетым господам не было до меня никакого дела, а вот всякий сброд в лохмотьях так и норовил прицепиться. Элизабет переглянулась с Самсоном. — Наверное, они надеялись заработать на поимке беглой рабыни, — предположила она. — Или просто хотели показать свою власть, — добавил он. — Да кто их разберет, — вздохнула Люси. — Но когда я добралась до Севера, стало проще. Здесь на меня хотя бы уже не смотрят, как на товар. — Да, тут с этим полегче, — кивнул Самсон. — Особенно в Филадельфии, — уточнила Элизабет. — Здесь живет много квакеров, а они выступают за отмену рабства и равенство всех людей перед Богом. — Да ну? — недоверчиво хмыкнула Люси. — Равенство белых и черных? Ну вы и скажете, мэм. — Поверь, рано или поздно так будет везде! — заявила Элизабет. — Так что же, — Люси кивнула на Самсона, — вы с этим черномазым живете в открытую как муж и жена? Элизабет издала невеселый смешок. — Увы, нет. Даже здешнее общество еще не доросло до того, чтобы принять наш союз. Мы тайно обвенчались, как только истек год со дня смерти Джеймса, но для всех Самсон — мой слуга, а я — безутешная вдова, которая до конца жизни будет оплакивать почившего супруга. — А как же ваша малышка? — Люси взглянула на Эмили, мирно спящую у Элизабет на руках. — Каждый, кто ее увидит, сразу скумекает, что к чему. — О ней знает очень мало народу. — Элизабет понизила голос. — По-сути, лишь Анна, парочка слуг и доктор, который принимал роды. У меня как стало видно живот, я заперлась дома и не показывалась на людях. Нас здесь мало кто знает, поэтому пересудов удалось избежать. — Это хорошо, но дальше-то что? Не можете же вы прятать ее всю жизнь. — Вот об этом я как раз и хотела с тобой поговорить… В гостиную вошла Анна с подносом, не дав Элизабет закончить свою мысль. Служанка приветливо улыбнулась Люси и подала чай. Та с трепетом взяла чашку и блюдце. Белый в цветочек фарфор смотрелся странно и чужеродно в ее коричневых заскорузлых руках. — Расскажи, как дела на плантации, — попросила Элизабет, пригубив чай. — Да вроде бы неплохо, — пожала плечами Люси. — Вы же, наверное, знаете, что старуха… мисс Дороти, померла еще той зимой. — Ну да, — кивнула Элизабет. — Кажется, несчастный случай? — Это уж как поглядеть. Вы как уехали после смерти массы Джеймса, так старуха словно с цепи сорвалась. Совсем свихнулась на почве уборки. Заставляла Цезаря каждый день ковры выбивать, а Роза и Сара без продыху натирали полы. — Ох, не позавидуешь беднягам, — поежилась Элизабет. — Вот на этих-то полах мисс Дороти и поскользнулась, — продолжила Люси. — Навернулась с лестницы, да и сломала себе шею. Доктор сказал, сразу померла, не мучилась. — Да уж, грустная история. — Элизабет отхлебнула чай. — А знаете, что в ней самое интересное? — Люси понизила тон. — Что? — Поговаривают, будто это Цезарь масла на ступеньки налил. Достала его старуха до самых печенок. Вот и свернула себе шею, прямо как ее сынок, не к ночи будь помянут. Уж простит меня Господь за такие слова, но так им обоим и надо! Элизабет не ответила, одной рукой покачивая ребенка, а другой поднося чашку ко рту. Она не держала зла на свекровь и не желала ей смерти, но этот несчастный случай сделал ее единоличной владелицей «Персиковой долины» и остального имущества. А Джеймс… Что ж, за прошедший год убиенный муж ни разу не явился ей во сне. И совесть ее совершенно не мучила. Он заслужил свою участь. Не сверни Самсон ему шею, этот изверг убил бы их двоих. — А как поживают негры? — спросила она. — Мэйбл и Алекс пишут мне письма, но хотелось бы узнать из первых рук. Судя по количеству хлопка, который поступает на мои мануфактуры, дела на плантации идут хорошо? — Можно и так сказать, мэм. — Люси шумно отхлебнула чай. — Вы как вольные грамоты нашим ниггерам прислали, так многие на радостях разбежались кто куда. Но потом почти все приползли назад как побитые собаки. Поняли, что лучшей жизни им не сыскать. — Вот видишь, милый, — Элизабет с лукавой усмешкой повернулась к Самсону, — а ты говорил, что негры разбегутся, только дай им свободу. — Я такое говорил? — наигранно удивился тот. — Ну а кто? Что же ты первый не убежал? — Куда ж я от тебя денусь, моя белая госпожа? Люси с улыбкой наблюдала за их шутливой перепалкой. — Знаете, мэм, когда за спиной не маячит этот шелудивый пес Браун, и денежки платят, то и работается веселей, — сказала она. — А новый управляющий — славный малый. Строгий, но справедливый. Да и масса Алекс приглядывает за делами. Раньше почти каждый день приезжал, а сейчас — когда мисс Мэйбл на сносях — чуть пореже. Так что на плантации все хорошо, можете не волноваться. — Приятно слышать, — улыбнулась Элизабет. — А мне приятно видеть, что вы счастливы, мэм. — Люси повернулась к Самсону. — А про тебя, черномазый, и вовсе молчу. Я боялась, что масса Джеймс оттяпает тебе самое дорогое, а оно вон как все вышло. — Твоими молитвами, — со смехом ответил тот. — И все же… — Люси откинулась на спинку кресла. — Мне, конечно, жуть как приятно с вами повидаться, мэм, но я никак в толк не возьму, зачем вы меня пригласили. Элизабет тут же стала серьезней. — У меня к тебе предложение, — начала она. — Я хочу, чтобы ты осталась с нами. — С вами? Здесь? Люси окинула изумленным взглядом гостиную. Обстановка не была вычурной или кричащей, но резная мебель и картины в золоченых рамах явно казались бывшей рабыне немыслимой роскошью. — Но зачем я вам здесь? — пробормотала она. — Понимаешь… — Элизабет тяжело вздохнула. — Я не могу открыто признать, что Эмили моя дочь. Разумеется, она получит все самое лучшее, что мы с мужем будем в состоянии ей дать, но… единственный способ оставить ее возле себя — выдать за твою дочь. — Что? — У Люси отвисла челюсть. — Выдать за мою дочь? — Да. — Элизабет кивнула и, прежде чем Люси успела что-то сказать, протянула к ней руку. — Погоди. Перед тем, как ты дашь ответ, я хочу, чтобы ты кое с кем повидалась. Самсон с загадочной улыбкой поднялся с кресла и вышел из комнаты. Люси проводила его недоуменным взглядом, затем посмотрела на Элизабет, которая принялась баюкать младенца. В повисшей тишине было слышно, как за окнами завывает ветер, а в камине уютно потрескивают дрова. Но вот снова отворилась дверь, и на пороге показался Самсон. За руку он вел ребенка. Цветного мальчика лет семи. Люси взглянула на него, да так и замерла с открытым ртом. Чашка выпала у нее из руки, и покатилась по ковру, орошая его каплями чая. Ребенок поднял на нее большие, обрамленные пушистыми ресницами, глаза. — Мама? — неуверенно пролепетал он. — Майк! — пронзительно вскричала Люси и опрометью бросилась к сыну. Элизабет утирала слезы, глядя на мать, с плачем обнимающую свое дитя. Анна хлюпала носом, стоя в дверях гостиной. Самсон улыбался, но и его глаза подозрительно блестели. Какое счастье, что Алексу удалось разыскать Майка! Слава богу, мальчик попал в семью, а не в одно из тех заведений, на которые намекал работорговец. Майка купила одна леди для компании своему сынишке, и тот уже успел привязаться к маленькому мулату. Сперва хозяйка не хотела его продавать, но поверенный Алекса предложил такую сумму, от которой та не смогла отказаться. Люси кинулась в ноги Элизабет и с рыданиями обхватила ее колени. — Спасибо, мэм! Спасибо! Да хранит вас Господь! Я вовек вам этого не забуду! В огонь и воду за вас пойду! Сделаю все, что пожелаете! Простите меня за то, что я наговорила вам тогда! — Ну что ты, Люси. — Элизабет ласково дотронулась до ее плеча. — Встань! Самсон помог ей подняться и усадил ее в кресло. Люси все никак не могла успокоиться. Она плакала, благословляла Элизабет за доброту и так крепко прижимала Майка к себе, что чуть не задушила в объятиях. Только выпив еще одну чашку мятного чая, она, наконец, была в состоянии слушать и говорить. — Итак, — промолвила Элизабет, — что ты скажешь о моем предложении? Ты станешь моей компаньонкой. Майк и Эмили будут воспитываться как брат и сестра. Они получат все самое лучшее — книги, игрушки, учителей… — Конечно же я приму ваше предложение, мэм! — воскликнула Люси. — Как я могу вам отказать, после того, как вы вернули мне сына! Она погладила Майка по курчавой голове, и тот еще крепче прижался к ней. — Спасибо, дорогая Люси. А если у нас будут еще дети… — Элизабет пожала руку Самсона, примостившегося на подлокотнике кресла, — то мы тоже выдадим их за твоих. — Конечно, мэм. Я не против. Вот только, что если ваши соседи спросят, с чего это белая леди так возится с детьми черномазой прислуги? Вдруг они что-нибудь заподозрят? — Конечно, заподозрят, — вздохнула Элизабет. — Люди всегда найдут повод для сплетен. Но мы должны соблюсти приличия. — Вот уж не понимаю я этих белых, — проворчала Люси. — Но если вы так говорите, мэм, значит, так тому и быть. — Спасибо, Люси. А теперь, идемте ужинать. КОНЕЦ