Четыре слабости Деймона Таргариена

      Деймон Таргариен ничего не боится. По крайней мере, именно так он говорит Люцерису, отвечая на по-детски наивный вопрос. На самом же деле парочка страхов у принца всё же имеется.       Дети рождаются в муках. Иногда не появляются на свет вовсе. Этот жизненный урок Деймон усваивает на собственном опыте. Потому беременность Рейниры его пугает. Не больше положенного, разумеется. Не безотчётно, не до трясущихся рук или коленей. Но достаточно ощутимо.       Рожать наследников у будущей королевы нужды нет: троих здоровых сыновей вполне достаточно, если подумать. Но Деймон хочет своего сына — того, что продолжит славный род Таргариенов, чистый и непререкаемый. Хочет и готов рисковать. Готов ли?       В комнате уже зажигают свечи. Суетливая камеристка помогает Рейнире развязать шнуровку, в то время как мейстер Листерий отодвигается от стола, чтобы покинуть покои принцессы. Он задерживает многозначительный взгляд на принце, а тот в свою очередь шумно выдыхает:       — Вы уверены? — голос едва дрожит, а растерянный вид наверняка удивляет придворного мейстера.       Тот держится невозмутимо, лишь повторяя уже сказанное:       — Госпожа в положении. Как я уже сказал, роды стоит ждать после разливов. Я принесу все отвары ближе к вечеру, принцесса, — эти слова старец обращает уже к самой Рейнире, та степенно кивает в ответ, завершая разговор. Деймон надеется, что не выглядит глупо, и ловит себя на мысли, что его стало волновать нечто подобное. Размяк. Слишком размяк.       Солнце заливает покои, играя бликами на белоснежных волосах счастливой принцессы. Деймон не сомневается: она искренне счастлива понести от него дитя.       — Я беременна, Деймон, не больна.       — Прошлая беременность, с которой я имел дело, плохо закончилась.       — Мне следовало догадаться, — устало вздыхает Рейнира. Тянется за бокалом, с минуту молчит, затем делает быстрый глоток, — всё будет в порядке, муж мой. Я трижды справилась. Справлюсь и в этот раз.       Самоуверенность супруги успокаивает. Но однозначно не убеждает. Потерять Рейниру — значит лишиться трона, власти, всего, к чему он стремится в своей жизни. Возвышение дома Таргариенов возможно лишь в чистой крови. А чище их дитя Таргариен не будет.       Он касается её руки — холодная. Таким же должен оставаться и его разум.

***

      Деймон не верит, что может по-настоящему понять прелесть отцовства. Рейна и Бейла прекрасные, благородные девушки, воспитанные и преданные дому. Стронговская троица, по крайней мере, не вызывает раздражения, в отличие от разбалованных племянников. Они следуют правилам, прилежны в обучении, а с некоторых пор зовут его отцом. Деймон готов защищать их, потому что все вышеперечисленные дети — Таргариены, неважно с кем смешана их кровь. Драконы есть драконы. Но в отеческую безусловную любовь Деймон не верит. Не верит, пока не берёт на руки малыша от Рейниры.       Эйгон заляпан слизью и кровью: Деймон не даёт мейстерам даже ополоснуть младенца. Новорождённый принц похож на сморщенного карлика. И он пронзительно кричит, реагируя на прикосновения отца. Но принц-консорт не обращает на подобные мелочи внимания. Лишь глядит на редкий белëсый пушок и светлую, почти прозрачную кожу, испытывая странную, щемящую сердце гордость. Он смог подарить королевству самого настоящего, чистокровного Таргариена.       — Этот уж точно твой, — по-своему истолковывает долгий взгляд Рейнира.       Деймон не корит жену за ошибку. Привычка оправдывать происхождение сыновей слишком плотно еë обуяла.       — Наш, — поправляет Деймон, нехотя возвращая младенца матери.        Эйгон затихает, припав к груди.       — Разумеется.