Я как паровозик Томас

      Чайник забурлил, едва не спрыгивая с подставки, и я выключил его, не дожидаясь щелчка тумблера. Залил крутым кипятком чайный пакетик, щедро сыпанул сахар — Лёня ждал меня в комнате, до подбородка укутанный одеялом, и жалобно просил, чтобы я не жалел песка. До этого он успел несколько раз склониться перед унитазом и перевернуть домашнюю аптечку в поисках обезболивающего, кстати, безуспешно. Короче, ему явно было намного хуже, чем мне, хотя и меня неплохо так растрясло в тарантайке с чрезмерно позитивным водителем, а орущие из магнитолы восточные мотивы вызвали новый приступ мигрени.       — Держи, страдалец. Смотри чтоб жопа не слиплась, она ещё пригодится, — я поставил чай на табуретку, стоящую около кровати, и плюхнулся рядом с Лёней. Тот потянулся к исходящей паром кружке и жадно припал к ней губами. Сделал несколько больших глотков и откинулся на подушку, блаженно прищуриваясь.       — Не пригодится, я не буду снизу, — вяло пробормотал он и потянул меня за руку, заставляя лечь рядом. Затем прижался и как-то жалобно продолжил: — Я не помню нихера, чё вчера было вообще?       — Мы пили. Потом нас позвали к Лёхе, ты был не против, заблевал лифт и сразу же уснул в ванной, — я аккуратно снял с него очки и пристроил их в изголовье. Без них он выглядел как-то трогательно, особенно сейчас, болезненный и немного потерянный.       — А ты, походу, на игольницу упал, да?       — Не подъёбывай, я не помню как на это решился. Тебе не нравится металлолом на моей роже?       — Не очень, если честно… А Арина… У вас вчера было что-то? — я слышал, как дрогнул его голос, и внутри меня мерзко шевельнулся червячок вины.       — Нет, мы просто напились как черти, — поспешил я успокоить его. Уголок рта непроизвольно дёрнулся, словно пытаясь помешать мне соврать, но друг этого не заметил. Его лицо стало более спокойным, и он прикрыл красноватые глаза.       — Хорошо… Честно, был бы я трезвее, не поехал бы. Нервы вчера через край били, вот и… Арина ещё… Блять, пообещай, что ты закончишь с ней в ближайшее время, пожалуйста, — он перешёл на шёпот и прислонился своим лбом к моему. Я чувствовал его дыхание, пропитанное вонью перегара, и всё равно ещё улавливал тот самый сладковатый запах.       — Обещаю, — так же шёпотом вторил ему я и мягко поцеловал в кончик носа. Лëня чуть заметно улыбнулся и окончательно расслабился, я же лежал почти не дыша, стараясь игнорировать омерзительное чувство где-то в груди. Рука друга проскользнула под мою рубашку, оглаживая живот, от чего я немного напрягся и охнул. Следующие минут двадцать мы просто молча касались друг друга руками, лишь изредка на секунду встречаясь губами — боль не покидала меня ни на секунду. Дыхание сбивалось, когда Лёня проводил пальцами вдоль моего ремня, словно собираясь расстегнуть его, но почти сразу перемещая руку, сам же друг едва слышно постанывал, когда я задевал его выступающие позвонки, ямочки на пояснице и напряжённые соски. Дальше мы не заходили. Было слишком плохо. В какой-то момент Лëня крепко обнял меня и притих.       Вскоре я понял, что дыхание парня выровнялось, он мерно сопел, прижимаясь ко мне всём телом, горячим и немного вспотевшим. Я тоже закрыл глаза и попытался заснуть, телевизор тихо бубнил что-то о коррупции в вузах, шторы практически не пропускали свет, мягкое одеяло окутывало словно облако и манило в царство сновидений… Но хуй там плавал.       Вместо того, чтобы провалиться в целительный сон и проснуться потом в нормальном состоянии, я невольно задумался о событиях этой ночи. Хорошо, что Лëня уснул и не видел, как я натягиваю Арину по самые яйца. Зато наверняка видели все остальные, не зря же они якобы просто так ходили туда-сюда мимо комнаты и ржали как кони. И Арина очень удачно не спалила, что я весь в засосах… Но это сейчас. А потом? А что вообще будет потом? Нужно сделать выбор между ними и решить, с кем в итоге отношаться. Дёрнул же чёрт за язык наобещать Лëньке всякого… А ведь проблема с родителями тоже никуда не делась, меня ищут и наверняка найдут рано или поздно. Вслед за мыслями пришла тревожность. Сердце бешено стучало, а воздуха стало предательски мало, чем больше я думал о происходящем, тем хуже становилось. Хотелось плакать, чувство вины росло и множилось, превращаясь в уёбский страх неизвестности. Я не мог понять сам себя.       Мне удалось осторожно вылезти из объятий, не разбудив Лёню. Он стиснул подушку, на которой я только что лежал, и нахмурился, настолько сурово, насколько позволял сон. Я коснулся кончиками пальцев растрёпанных рыжеватых волос и откинул их со лба друга. Задержав на нём взгляд несколько секунд, снова содрогнулся от вновь накатившего чувства вины.       Горячий душ совсем немного исправил ситуацию. Во всяком случае, меня перестало колотить, но головная боль и ощущение трясущихся поджилок никуда не делись. Я замотался в полотенце и подошёл к зеркальному шкафчику. Нижняя губа заметно отекла, железные шарики под ней неприятно вжимались в кожу, нос же выглядел вполне сносно. Надо снять это всё нахер, не хватало ещё заражения.       Я подцепил пальцами левый шарик и попытался открутить его от металлической ножки. Лицо прошило противной болью, и я тихо взвыл, поворачивая его в другом направлении — противная серьга не поддавалась. Минут пятнадцать я безуспешно терзал железки в тщетных попытках раскрутить хотя бы один из шариков, но в итоге силы закончились вместе с терпением.       — Надо хотя бы обработать… Чем только? — бубня себе под нос, я принялся лазить по шкафчикам, в поисках хотя бы чего-то подходящего. Наконец, найдя флакон мирамистина и ватные палочки, я кое-как стёр засохшую кровь возле проколов и старательно залил их жидкостью. Болеть от этого они, правда, меньше не стали, а лишь наоборот, прибавили мощи моей мигрени. Во рту пересохло, и я осторожно полакал воду прямо из крана.       Вернувшись в комнату, взял в руки телефон, снова подключился к интернету, экран тут же вспыхнул уведомлением. Я открыл сообщение и увидел фотографию, на которой Арина лучезарно улыбалась на фоне батареи пивных бутылок. Приезжай, у нас весело!       Перед глазами встала утренняя картина — Леха, жадно пьющий холодный пивас из запотевшей бутылки. Язык снова присох к нëбу, а шило в заднице требовательно закололо жаждой приключений. Я обернулся в сторону безмятежно спящего Лëни, раздумывая, но пальцы уже спешно набросали ответ. У меня нет денег на такси. Я заплачу, приезжай)       Грея в душе надежду на то, что Лёня меня простит, я залез в шкаф и вытащил из него чёрные джогеры, которые друг купил случайно и так ни разу и не надел, и какую-то толстовку невнятного болотно-зелёного цвета. Немного покопавшись, нашёл там ещё и футболку. В конце концов, моя одежда нуждалась в стирке с позавчера, так что снова надеть её я никак не мог.       Через несколько минут, тихо-тихо закрыв за собой дверь, я вышел в подъезд, натянув на лицо чёрную маску. Спасибо недавнему ковиду, никто не обратит внимания на человека, скрывающего своё лицо, пусть все думают, что я параноик.       Уже знакомая квартира снова встретила меня громкой музыкой и пьяными голосами. Арина нашлась на кухне, где Богдан стоял одной ногой на стуле и, размахивая стаканом, громогласно вещал что-то, перекрикивая колонки. Впервые я увидел его без толстовки, огромной и мешковатой.       Парень оказался худощавым и жилистым, покрытые татуировками руки, выглядывающие из рукавов футболки, обманчиво казались слабыми, но мне приходилось однажды бороться с одноклассником, у которого было весьма похожее телосложение и, честно сказать, он меня уработал на раз-два. Завидев меня, Богдан скинул с чёрных провалов глаз не слишком чистую чёлку и громогласно проорал, ткнув в мою сторону пальцем руки, в которой был зажат стакан с алкоголем:       — И чё, бля, и чё? Вот очередной кумир молодёжи, нахуй, криминальный, мать его, авторитет! Ты сама говоришь, щас все разговоры у школоты только про него, нихуя себе популярность! Любят малолетки таких долбоящеров, вспомни! Колумбайн, Пермь, Керчь, Казань! У каждого из этих психонавтов свой фан-клуб до сих пор есть, а этот чем тебе не кандидат в стрелки? Уже кривая дорожка погнала, менты ищут, родители истерят, семиклашки текут. Твоё здоровье, Семён! — не обращая внимания на то, что от резкого движения руки из бокала на пол выплеснулись крупные полупрозрачные капли, Богдан залпом осушил его и с грохотом опустил на стол. Я замер в нерешительности, сжимая в руке пачку сигарет, сказанное им резануло по ушам и мозгу. Арина швырнула в черноглазого крышкой от водки и хлопнула обеими ладонями по столу.       — Ты думай с кем сравниваешь! Сёма не террорист с ружьём, просто подрался, он не виноват в том, что я сама его науськала, а родители готовы убить его за гораздо меньший проступок. Если тебя послушать, то он чудовище, но это не так, я же его знаю лучше, чем ты!       Цепкая девичья рука сомкнулась на моём запястье, и я покорно подошёл ближе к Арине, которая тут же провалилась ко мне плечом, и я машинально запустил руку в её длинные волосы, от чего она довольно улыбнулась и подвинула ко мне стакан водки с колой. Богдан недобро ухмыльнулся.       — А я и не говорю, что он пойдёт палить по школе. Но уверен, Сëмочка на многое способен, даже если сам об этом не знает. Да, Сëм? Что ты от нас скрываешь под маской мальчика-зайчика? Мне кажется, ты нас ещё удивишь.       Я недоуменно смотрел на пьяного вдрызг Богдана, не понимая, шутит он или каким-то образом понял, что мне есть что умалчивать. Но ведь он не мог узнать обо мне и Лëне? Молчание затянулось, музыка словно отошла на задний план и тягучая давящая тишина от чего-то резала уши. К счастью, из прихожей послышался хохот, и Лëля ввалилась в кухню, таща за собой Лёшу, которому, судя по багровому припухшему лицу и блестящим стеклянным глазам, давно уже стало хорошо от опохмела.       — Чё вы тут трёте? Давайте лучше петь! Я встаю после обеда, между мной и тобой пропасть, перестала бы пиздеть ротовая твоя полость*! — старательно фальшивила она во всё горло, прибавляя громкость на колонке, Арина вторила ей и вскочила на ноги, бодро отплясывая среди стоящих тут и там табуреток. Я с облегчением отпил из стакана, чуть морщась от привкуса водки. Неприятный разговор забылся, Богдан закурил сигарету.