***
Бутылка быстро пустела. Лёня почти окончательно успокоился и теперь слегка заплетающимся языком бесконечно рассказывал мне истории из детства, временами путаясь в словах и событиях. — А помнишь, как мы с тобой расхерачили прилавок с пиротехникой и спёрли коробку петард? — он сидел, облокотившись на стол, и размазывал капли водки, которую я неуклюже разлил, по китайской клеëнке, устилавшей стол. — Помню. И как грохотало на весь подъезд, и как унитаз напополам рванул, и как говно выгребали совком, и как потом нас обоих месяц из дома не выпускали, — я поднялся из-за стола, желание покурить достигло своего максимума, — я пойду курну в туалете? — Здесь кури, — махнул рукой Лёня и шмякнул на стол тяжёлую хрустальную пепельницу с несколькими окурками тонких сигарет, которые его мама курила сколько я себя помню. — Ругаться некому уже. — Не говори так, — возразил я и опустился обратно на стул, закуривая. В глазах немного плыло, по кухне поплыл сизый дымок с едким запахом. — А чё не говорить? С отцом так же было, — поморщился Лёня и шумно отхлебнул морс из стакана, нетвёрдой рукой поставил его на стол. — Сначала химия, потом операции, потом пиздец, прес эф нахуй. Был пацан — нет пацана. И мамка к нему уйдёт, я уверен. Там, блять, все и встретимся. — Лëнь, это разные вещи. Он очень тяжело болел… — А она типа здоровая там лежит? Просто, нахуй, отдыхает с черепом пробитым? — Лëня перешёл на крик, стиснув кулаки. Костяшки его побелели, щёки горели нездоровым румянцем. — Хуйню не неси, — грубо оборвал я его, — я тебе говорю о том, что рак практически не лечат, а вот переломы срастаются. И зашивают сейчас так, что заживает нормально. Тем более, молодая же она, организм сильный. Сколько ей? Тридцать семь? — Сорок девять, — мрачно отозвался друг и отобрал у меня недокуренную сигарету, покрутил в пальцах и затянулся. И тут же зашёлся кашлем, после чего я тут же отобрал бычок обратно. — Ну всё равно, не семьдесят же, — попытался выкрутиться я. Честно сказать, Лёня поверг меня в ахуй, я никогда не задавался вопросом возраста его мамы, она на вид была абсолютно безвозрастной — чуть полноватая, простецкая, закрашивающая седину в коротких кудрявых волосах дешёвой чёрной краской и никогда не использующая косметику. Скорее всего, ей просто было не до прихорашиваний, она всегда много работала и тянула на себе сына, поставив большой жирный крест на собственной личной жизни. Её постоянными спутниками были швабра, тряпка и утки, которые она днями и ночами таскала из-под лежачих пациентов. Лёне никогда не выносили мозг тупыми запретами, не требовали от него невозможного, и при этом он всегда был чисто и опрятно одет, досыта накормлен и обеспечен всем, что было ему необходимо, но, если честно, я никогда не задумывался о том, какой ценой достаётся его матери хороший компьютер для любимого сына. А любимый сын учился на отлично и никогда маме слова против не говорил, идеально ладил с ней и вообще иногда вызывал у меня острый укол зависти — мне порой очень хотелось поменяться с ним местами. Лëня снова потянулся было к бутылке, но его отвлёк очередной телефонный звонок. — О, мать твоя. Алло. А? Нет, не приходил. Да я вообще не знаю ничего, у меня мама в больнице, я у соседки живу! Нет, справлюсь. Хватит мне звонить, пожалуйста, ага? — трубка с грохотом приземлилась обратно на стол, и Лёня снова надел очки, поворачиваясь в мою сторону. — Походу продолжают искать тебя, попугай ты блудный. — Слушай, я знаю, что это сейчас пиздец как неуместно, но… Я переночую у тебя сегодня опять? — что-то внутри меня орало о том, что я вообще сейчас не в кассу здесь со своим побегом из дома, но я подавил это в себе и всё-таки задал этот вопрос. — Да, ты вообще можешь оставаться. Тем более, мы же теперь… — Лёня выпрямил спину и как будто бы даже протрезвел, — мы же любим друг друга?.. — Конечно, — мой язык оказался быстрее мыслей, а какое-то второе «я» дало мне ментального пендаля за поспешный ответ, — только ты же понимаешь… Мы не можем вот так, открыто… — Да, знаю, не можем. Ёбаные люди не поймут, — друг встал из-за стола и немного пошатываясь подошёл к окну, за которым давно сгустились тяжёлые ноябрьские сумерки. — Что у тебя с Ариной? — В смысле что? Мы встречаемся. Ебëмся. Гуляем. — Долго это будет продолжаться? Я не хотел бы быть вторым планом, — Лëня распахнул скрипучую деревянную форточку, и по полу потянуло морозным сквозняком, отчего я поджал ноги под себя. — Я не могу всё оборвать так сразу. Дай мне немного времени, я найду повод с ней расстаться, — мой голос даже не дрогнул, в отличие от меня самого. Нужно было делать выбор и, судя по всему, Лëня сделал его за меня, а я, ведомый, просто попытался оттянуть неизбежное. — Хорошо, — улыбнулся друг и поднял рюмку, на дне которой плескалась прозрачная горькая жижа, — пока побуду твоим любовником.***
Наверное, у подростков нет ни малейшего здравого смысла. И совести, и мозгов. А если эти подростки ещё и пьяные, то малейшие остатки разума их покидают. Видимо, именно поэтому в районе одиннадцати вечера мы с Лëней, едва стоя на ногах, звонили в домофон незнакомой квартиры на окраине города. Мелодичное пиликанье ознаменовало снятие блокировки с двери, и мы ввалились в подъезд, пьяно смеясь и то и дело шикая друг другу, как будто это могло помочь нам вести себя тише. Лёня шлёпнулся на пол возле лифта, и я едва не умер со смеху, пытаясь затащить его тушу в подъёмник. — Слышь, Сëм, — протянул друг, сидя прямо на грязном полу лифта, пока тот медленно и лениво тащил нас наверх, — поцелуй меня, пока мы вдвоём. Потом такой возможности нихуя не будет. Я сполз по стенке рядом с ним и обхватил ладонями его лицо, которое отчего-то мельтешило перед моими глазами туда-сюда. Поцелуй получился неуклюжим, я просто промазал мимо его губ, обслюнявив подбородок, отчего Лëня снова заржал и сам подался вперёд, перехватывая мои губы. Я прикрыл было глаза, растворяясь в ощущении тепла и ласки, чувствуя, как чужой мягкий язык скользит по моему, как вдруг поцелуй оборвался, а Лёня резко отвернулся от меня к стене и его вырвало. По полу растеклась вонючая пенистая жижа, я поднялся на ноги и оттащил его от блевотины. — Бля, прости… Это лифт ебучий укачал… — икнул Лëня, утирая губы рукавом. Очки его съехали на кончик носа, а шапка напротив, сползла на затылок. Двери лифта разъехались. — Пошли, заебал, — я с трудом поднял его на ноги и, придерживая, повёл к лестничной клетке. Меня и самого немного мутило, особенно после миазмов Лëнькиной рвоты. Нужная дверь оказалась толстой и железной. Я хлопнул ладонью по кнопке звонка и удобнее перехватил падающего куда-то в сторону Лëню. — О, приехали? Заваливайтесь, — на пороге нас встретил Лëха, тот самый бармен, с которым встречалась Лëля. За его спиной показалась Арина, подпрыгивающая от радости, тут же из кухни высыпалась её бессменная гвардия куриц. — Ебать вы нажратые! Давай сюда Лёню, ему в ванную надо! — девки утащили вяло сопротивляющегося парня куда-то по коридору, а я, держась за стенку, скинул кеды в кучу разномастной обуви, горой возвышавшейся на полу. — Пошли на кухню, мы там сидим, — Лёха подтолкнул меня в противоположную от коридора сторону, и я послушно шагнул, не сразу осознав, что Арина уже вовсю тянет меня за руку и безостановочно тарахтит что-то. До моих ушей долетали лишь обрывки её слов, смешиваясь со звуками играющей музыки. — Ко мне менты приезжали… Я спасу тебя от одиночества — Сказала, что ничего не знаю… Но я не знаю, как мне сохранить себя — Переписку почистила… Быть может, это всё когда-нибудь закончится — О, Семён, салам! Как жизнь?! И ты не кончишь со мной больше никогда Меня шатало от выпитого и ритма песни, лампочка для домашней дискотеки мигала в бешеном темпе, окончательно дезориентируя меня в пространстве. Кухня оказалась заполнена народом, пацаны, уже знакомые мне с прошлой вписки, наперебой тянули мне руки для приветствия, Арина продолжала что-то галдеть, в руке оказалась рюмка с неизвестным мне содержимым. Я машинально опрокинул её в себя и свет померк.***
— Сëм, Сëма! Проснись! Я приоткрыл глаза и тут же зажмурился. Солнце ударило в мозг бейсбольной битой, в голове словно взорвалась атомная бомба. — Да вставай, говорю, уходить пора, — Аринин голос, обычно приятный уху и ласковый, сейчас резал мои барабанные перепонки словно ржавая ножовка. — Чё?.. Куда? — я с огромным трудом приподнялся и, наконец, окончательно поднял ставшие непривычно тяжёлыми веки. К горлу подкатывала тошнота, тело потряхивало словно в ознобе, а по спине стекал пот. Кроме того, губы ужасно болели и, по ощущениям, стали больше в несколько раз, нос тоже ужасно ныл. — Ну как куда? Мы же не можем здесь остаться! — Арина сидела, прикрывая обнажённую грудь одеялом. Немного опухшая, с всклокоченными волосами и размазанной вокруг глаз косметикой, но красивая до невозможности. — А мы где? Чё было? Я дрался? — я поморщился и снова практически взвыл от боли в лице. В поле зрения попал мой собственный голый торс и скомканная простынь, которой я, судя по всему, пытался укрыться, пока спал. — Ты вообще ничего не помнишь? Сам же вчера Катьку просил проколоть. Я поднёс руку к лицу и осторожно нащупал в распухшей нижней губе два металлических шарика и подкову, свисающую с носовой перегородки. Тут же в воспалённом мозгу вихрем пронеслись события последних суток. Лëня вернулся, рассказал, что с матерью плохо, мы нажрались в слюни, а потом написала Арина и позвала нас тусить к Лёхе. Дальше такси, Лёня, блюющий в лифте, рюмка не пойми с чем, Катя, протыкающая моё лицо иголками под едкие комментарии всех присутствующих, Богдан, что-то мне говорящий, а потом я ебу Арину раком на этой кровати, даже не закрыв дверь в комнату. А вот Лëни в моих воспоминаниях не было. — Ариш… — только сейчас я понял, что хриплю как последний алкаш, — а Лëнька где? Та повела изящными плечами и потянулась за валяющейся на полу футболкой. Одеяло свалилось с её тела и обнажило мягкие сиськи, на которых тут и там виднелись небольшие синяки. — Он же сразу в ванной вырубился, пока его от блевотины отмывали. Так и дрыхнет там, по-любому, вообще вчера коловой был. — А-а… — с небольшим облегчением протянул я, не в силах отвести взгляд от её истерзанной груди, — это я тебя так покусал? — Ну а кто ещё? — хихикнула Арина и натянула на себя помятую тишку с цветным принтом. — Но я тебе отомстила. Видел бы ты свою шею. Из моего рта вырвался нервный смешок. Значит, во вчерашней полутьме она не заметила засосов и теперь думает, что оставила их сама. Чёрт возьми, я самая удачливая мразь в этом мире. Через полчаса я, уже полностью одетый, зашёл в ванную, где на полу похрапывал прикрытый большим банным полотенцем Лёня. Здесь же, на раковине, нашлись его очки и телефон. Я ещё раз посмотрел на лежащего в позе эмбриона друга, не сдержал улыбки и, снова почувствовав боль, повернулся к зеркалу. Оттуда на меня смотрел страшно бледный тип с красными опухшими губами и пирсингами, глаза покраснели, волосы торчали дыбом, а на шее красовалось бесчисленное множество синяков. — Ебать… Умыться нормально не удалось, железки цеплялись за пальцы, причиняя ощутимый дискомфорт, и я, в конце концов, плюнул на это дело. Глянул на время в Лёнькином телефоне — пятнадцать сорок. Нормально поспали. Я присел на корточки и аккуратно потряс друга за плечо. — Лёнь, вставай, просыпайся. Тот моментально раскрыл глаза и подскочил, словно его током ударило. — Блять, сколько времени? Где я? — Мы у Лёхи, время вечер. Ты нажрался и вырубился вчера, — я не смог удержаться и ласково потрепал его по щеке. Он выглядел как никогда забавно, заспанный и с отпечатком руки на бледной с похмелья щеке. Сейчас едва заметные обычно родинки и веснушки на его лице выделялись особенно сильно. Лëня смягчился и прикрыл глаза, откинувшись спиной на стену. — Поехали домой, пожалуйста, я очень хочу чай и лежать с тобой в обнимку всю оставшуюся жизнь. А ещё меня тошнит. И болит голова. Поехали нахуй отсюда, — почти шёпотом взмолился он, обнимая меня за талию и притягивая к себе. — Сейчас поедем, я уже собрался. Приводи себя в порядок, я Лёху попрошу такси вызвать пока, — коротко чмокнув его в губы, я выскользнул из ванной. На кухне нашлись лишь Лëля, Лёха, Арина и Богдан, видимо, остальные либо ещё спали где-то в других частях квартиры, либо уже разошлись. Лëха сидел на стиральной машине и хлебал пиво из пол-литровой бутылки, Арина красила ресницы, от усердия высунув кончик языка, Богдан курил в открытое окно и только Лëля с угрюмым лицом чистила картошку в большую эмалированную кастрюлю. — Нам такси надо, вызовешь? — я сгреб со стола сигареты и сунул одну в рот. Курить стало адски неудобно, но хотелось пиздец. — Да мы тут подумали, щас за догоном сгоняю и продолжим, хорошо же сидели, залить расходиться? — Лёха был свеж и весел, словно и не бухал всю ночь. Я покосился на пивас в его руке и, секунду поколебавшись, покачал головой. — Не, башка болит пизда просто, Лëня там вообще зелëный после вчерашнего, мы домой. — Ну, как знаешь, — парень потыкал в телефон, уточнил у меня адрес и развернул экран ко мне, — во, приора зелёная через три минуты. Уже на пороге, прощаясь со всеми, я вдруг ощутил жуткое нежелание уходить. Тусовка манила, обещала веселье и движ, но я пересилил себя и мы с Лëней вошли в лифт, где даже после утренней уборки воняло его вчерашними коржами.