Поцелуй на ночь

Кровать за спиной протяжно скрипит. По тяжелому, глубокому дыханию легко догадаться, что Аки вновь спит. Спит, но движется, как марионетка, управляемая своими же видениями. В какой уже раз он приходит в эту комнату посреди ночи… Денджи сбился со счету. Он зажмуривает глаза. Яркие круги на черном полотне век скачут как ошалелые, видимо, подражая, усиливающемуся стуку заходящегося сердца. Сначала, чувствуя чужие горячие ладони на своей спине, Денджи методично считает от одного до десяти, от десяти до… Страдальчески хмурит брови. Он то ли не знает, как называется число, которое следует после восемнадцати, то ли забыл его из-за того, что Аки прижался к нему сильнее. Наверняка, этот паршивец был отличником в школе. Ведь у него почерк такой красивый, и сам характер слишком заносчивый, дотошный. Хочется поскорее оттолкнуть незваного ночного гостя, но внутри Денджи все замирает, когда Аки чуть шевелится, случайно утыкается холодным носом, как оказалось, во внезапно чувствительный участок шеи. По коже тут же бегут глупые мурашки. Денджи дрожит, не решаясь обернуться, тихо говорит: — Ты дрыхнешь или прикидываешься? — Что? — раздается непонимающий голос сзади. Денджи не выдерживает и поворачивается лицом к своему соседу. И все же глаза у Аки голубые, но теплые, при этом сейчас какие-то безумно потерянные и грустные. Он не показывает свою уязвимость при свете дня. Наверное, действительно спит… Одна часть Денджи, сохранившая остатки человечности, говорит о том, что надо бы оставить Аки одного, уйти пережить эту ночь на диване, может, перед этим зло подрочить в туалете, другая же, демоническая, маняще шепчет о том, что Аки так доступен и беззащитен сейчас. — За аренду кровати надо платить. Поэтому… — растерянно тянет Денджи, сам не зная до конца, что именно намеревается делать: — Я тебя сейчас поцелую. Да. Вот так, — последнее звучит уже как угроза. Собственный голос представляется внезапно ужасно жадным. Денджи не привык быть жадным, но неожиданно выясняется, что это недоступное ранее ощущение такое приятное… Ему никогда в детстве не доводилось покупать красивую одежду, вкусную еду, у него не было возможности выбирать понравившиеся игрушки. Тогда он с завистью смотрел на других детей, которые жадничали. Но сейчас… перед ним лежал Аки, манящий, красивый, с такими вкусными на вид губами. Казалось, что только ради того, чтобы познать это чувство в этот момент с ним, можно было вытерпеть все остальное. Аки невинно смотрит в ответ, но затем активно кивает, будто услышал и понял предложение. Денджи удивленно хмурит брови. Действительно, почему этого паршивца каждый раз тянет именно сюда? Неужели он делает это специально, чтобы помучить лишний раз, испытать чужую силу воли? Глупости. Денджи встряхивает головой, отгоняя ненужные мысли. В данный момент нужно думать о другом. Нужно думать о том, как осторожно взять чужое бледное лицо в свои руки и аккуратно поцеловать — так, чтобы не разбудить. Аки выжидательно прикрывает глаза. Его голубоватые веки, усыпанные сеточками капилляров, трогательно подрагивают. Денджи пододвигается чуть ближе, вперед, поспешно, но вместе с тем несмело утыкаясь в плотно сжатые губы. От переизбытка чувств он на секунду забывает, что именно нужно делать, как правильно целовать, поэтому просто высовывает язык, украдкой облизывая. Аки же медлит, то ли издевается, то ли не понимает, что от него требуется. Такой заторможенный… — Ну, пожалуйста, — шепчет Денджи в мокрые губы, упрашивая и жалко радуясь тому, что Аки никогда не узнает про то, как раболепно это прозвучало в тишине. Денджи нетерпеливо ерзает, в бедро упирается нечто твердое. Осознание того, что Аки возбужден ставит почему-то в тупик. Эта странная мысль, открытие, что у него тоже есть член немного пугает. Денджи будто и забыл в своих мечтах вовсе, что Аки тоже парень, что у него между ног не то, что Денджи привык представлять, разглядывая порно-журналы. Тело Аки в фантазиях воспринималось иначе. Бесполое нечто без сисек. Нечто столь умопомрачительно привлекательное, что можно кончить, лишь прикоснувшись к себе. Однако весь напускной дискомфорт пропадает, когда Аки наконец-то приоткрывает свой рот чуть шире, послушно пропуская внутрь. И Денджи попадает в плен. Жаркое дыхание, мягкий язык… Он забывает о всех своих сомнениях, словно в мире ничего и нет кроме Аки, правильнее его самого и его небольших горячих ладоней, которые так отчаянно приятно обхватывают щеки Денджи, притягивая ближе. Поцелуй выходит ужасно мокрым, Денджи двигает скорее языком, нежели губами, вновь теряясь. — Твою мать… — стон сам вырывает наружу. Денджи поспешно запускает руку под резинку трусов, другой же накрывает пах Аки, надавливая. От грубых поглаживаний тот мелко вздрагивает, хмурит фигурные темные брови. Из-за этого на переносице у него образуется глубокая морщинка. И это почему-то кажется Денджи таким трогательным. Он не может сдержаться, прижимается к ней губами, зачем-то целуя несколько раз. Аки что-то бормочет в ответ, и его голос невозможно узнать. Слишком сбивчивый, высокий. Аки разводит ноги чуть шире, подставляясь под касания. Запрокидывает голову назад, выставляя напоказ белую шею, к которой тут же припадает Денджи. Он прикусывает чувствительный участок кожи возле кадыка, мимолетно любуется постепенно алеющим следом от своих острых зубов. Чувство жадности вновь накрывает с головой. Хочется на теле Аки оставить как можно больше подобных меток, а еще чуть ли не до слез хочется, чтобы Аки действительно этого хотел, чтобы нуждался в том, чтобы его так целовали, гладили, чтобы это делал именно Денджи. В груди вдруг неприятно колет, расползается незнакомый холод ревности. Интересно, кого же паршивец видит перед собой? Чьего внимания так желает? Почувствовав, что больше не целуют, Аки сам тянется вперед, утыкается в плечо замершего Денджи, слегка потираясь об его ногу. Все также продолжает что-то лепетать. — Еще, — настойчиво просит он, опаляя дыханием щеку. Денджи зачем-то кивает, поднимает руку, оглаживая голую поясницу, открывшуюся из-под задравшейся футболки. Талия от того, что парень лежит на боку кажется совсем угловатой, ярко выраженной. Крепкий живот поджат, кожа там мягкая, горячая. — Денджи, ну же… быстрее, — шепчет Аки, подставляясь под чужие прикосновения. — Что ты сейчас сказал? — неверяще переспрашивает тот, думая, что скорее всего ослышался. — Я не помню… — честно отвечает Аки, зарываясь носом в светлые всклокоченные волосы: — Ты вкусно пахнешь. Только это собачий шампунь. У меня раньше собака была. — Про кого ты сейчас говоришь, Аки, про меня? — Что за глупость. Я говорю о Денджи. — Так это же я. — Я про это и говорю. — Балбес. — Тупица. Денджи прикрывает глаза, стараясь справиться с потоком невнятной информации. Немного успокоившись, говорит: — Продолжу? — Хорошо, — довольно кивает Аки, прижимаясь.

***

Запуская вновь руку в чужие штаны, Денджи чувствует влагу под пальцами. На протяжении всей жизни он трогал только себя, поэтому все кажется немного странным, непривычным. Член у Аки чуть больше, но все же хорошо ложится в ладонь. Эта тяжесть кажется Денджи извращенно приятной. Через пару минут он словно вовсе забывает о себе, переключив все внимание на то, чтобы доставить удовольствие Аки. Казалось, что если тот все же кончит от его рук, то этого уже будет достаточно для собственной разрядки. Сбивчивое дыхание, шум разгоняющейся крови в ушах. Резинка трусов болезненно сжимает член, что в пустую напрягается каждый раз, когда Аки особенно несдержанно, звонко стонет. Внезапно Денджи чувствует, как плоть в его руке истощенно пульсирует. Густое и теплое выплескивается в ладонь, стекает куда-то вниз, на покрывало. В глазах напротив мерещатся слезы. Денджи невольно вспоминается первая ночь, когда Аки пришел в эту комнату. Но тогда слезы были какие-то жалкие, грустные у него, сейчас — пьяные и восторженные. Пара движений испачканной ладонью по собственному члену, и внутри все плавится от накатывающей волны удовольствия. — Аки, черт… если ты забудешь об этом утром, то я тебя убью. — Убьешь? — Это шутка. — Сыро, — недовольно бормочет тот, оглаживая испачканный живот, а затем вдруг закрывает глаза, дыхание его тут же становится глубоким, тяжелым. Похоже, провалился в настоящий сон паршивец. Денджи цокает языком, стаскивает с себя футболку, плескает на неё немного воды из стоящего на тумбочке стакана. Осторожно разворачивает Аки на спину, обтирает пока еще не застывшие неприятной коркой следы. — Интересно, почему ты там гладкий такой, будто бритый? Это болезнь такая?