Хроники Особого отдела - 2

Хроники особого отдела 2 Глава 2.7. Зачем мы здесь? Такси доставило чету Кесслеровых, выезжающую в длительную зарубежную командировку, в «Шереметьево» за час до начала регистрации. Борис суетливо пересчитал два нетяжёлых чемодана и… потащил «кариатиду» на досмотр и упаковку. Советская бюрократия была не бюрократистей всех бюрократий мира, но борьба с ней, всё-таки, отнимала немало сил. Пробегав, даже чуть больше положенного времени, он, тем не менее, всё успел и, вернувшись к жене, сунул в сумку квитанцию о «не представляющем ценности куске отшлифованного старого дерева». Сам «кусок дерева» уже был замотан как надо, пришлепнут печатью, и выглядел весьма убедительно. Потом, схватив чемоданы, супруг воодушевлённо повёл Ксению вперёд, в неизвестность. «У обоих дипломатические паспорта, – лишь отметил про себя пограничник, пропуская пару. – В Лондон летят. Вот же, гады блатные! Вдвоём чеки (1) штамповать будут…». Супруги Кесслеровы, на свое счастье, о мыслях погранца не подозревали – их занимало другое. В восемь утра в душном прокуренном зале работало только кафе, с гордым названием «Берёзка». За волнениями и хлопотами, Борис и Ксения не успели позавтракать, а ужин казался далёким, как египетские пирамиды. Есть хотелось, и пара, не сговариваясь, отправилась не в вожделенный всеми советскими гражданами магазин, с одноимённым названием, а за завтраком. Там, не радуясь встающему солнцу, продавщица, в белом накрахмаленном кокошнике и в синем халате, слегка пострадавшем за ночную смену, одаривала волчьей улыбкой желающих подкрепиться. Улыбка дополнялась сиянием двух золотых коронок на передних зубах и оттого производила двойственное впечатление. Кесслеровы молча заняли очередь. Выбор не поражал разнообразием. Будущим пассажирам предлагались бутерброды с сыром, варённые вкрутую яйца, салат «Здоровье», нарезанный, скорее всего, ещё в прошлую смену, а потому не блещущий популярностью. Ажиотажным спросом в это послепраздничное утро пользовались сосиски с ложкой зелёного горошка. Сосиски варились в большой кастрюле за перегородкой, а в открытую дверь можно было рассмотреть полный процесс закладки колбасного изделия в чан. Длинная цепочка сосисок висела на шее у поварихи. Женщина ловко перекусывала целлофан желтоватыми прокуренными зубами(!) и, подцепив ногтем обёртку, кидала уже очищенные розовые палочки в кипящую, (на постоянной основе), воду. Освобождённые таким образом сосиски ловко плюхались в чан, даже не производя брызг. А повариха, мрачно помешав это варево здоровенной ложкой, тем временем наматывала на шею новую гирлянду… Ксения заказала две порции и чай. Когда они сели за столик, жена хихикнула: – Ловко они… разделывают. – Угу, – согласился Борис. – Зато нас не победить! – Кого, это, «нас»? – бдительно уставилась на него Ксюша. – Нас, советских людей, – не обратив внимания на политически выверенный вопрос, пояснил муж. – И почему? – А потому, что нигде в старой, прогнившей насквозь Европе, или в гангстерской Америке, не станут смотреть на такие действия поваров и, тем более, восхищаться ими. Русские непобедимы! Ксения кивнула, соглашаясь, и добавила: – Голь на выдумки хитра. У неё, наверное, ножниц не было, а ножом неудобно… Борис пожал плечами. Может быть. А может, поварихе так было удобнее или привычнее – без ножниц и ножа… по сути, какая разница? Всё равно, сосиски падали в кипяток! …через пять часов ТУ-154 «Аэрофлота» совершил мягкую посадку в аэропорту «Хитроу». *** 10 мая 1978 года в Кремле Леонид Ильич, вручая Фаине Георгиевне Раневской орден Ленина, воскликнул: – Наконец-то наша Муля пришла! Смотри, не нервируй меня! Все засмеялись, а обиженная Раневская, гордо подняв голову, строго осадила Генерального секретаря: – Ко мне так только хулиганы могут обратиться и дети. Товарищ Брежнев смутился и ответил: – Я просто очень вас люблю. Извините меня, пожалуйста. *** «Грехи наши тяжкие», – бубнил себе под нос расчувствовавшийся Василий Иванович. Слова маленькой «Бабушки Яги», (то есть, строгого партийного работника Елены Дмитриевны), врезались в мозг. Тем не менее, опустив пятую точку в кресло генеральской «Волги», он моментально уснул. И сон к нему пришёл странный… …«Ближе к вечеру, перед одиноким путником появилось плато. На плоскогорье кое-где торчали буро-зелёные пучки травы и, даже какие-то жалкие, но вполне живые кустики. Возвышенность была не слишком высокой. Корявой, песчано-галечной пустыне банально не хватало времени закидать её раскалёнными волнами белого песка. Впереди была жизнь, но подступающая пустыня знала, что рано или поздно, скала рухнет, и жёлтые пески поползут вперёд, сминая всё своей алчущей массой. Путник устал и был мрачен. Глаза из-под нахмуренных бровей сверкали, не обещая встречным ничего хорошего. – Всегда был уверен, что для того, чтобы преодолеть искушение, надо ему поддаться, правильно я говорю, Мрак? – ни с того ни с сего, обратился к коню всадник. Тот вопрос проигнорировал. – Так учат древние. Проверено много раз! – строго добавил путник. Конь вздрогнул и встал. – Вот, и ты не уверен, – легко спрыгнув с коня, кивнул головой путник. Затем деловито достал кожаный мешок с водой и сунул его под морду скакуну, но не успокоился, а, наоборот, продолжил философствовать. – Гнусные все эти учения, растленные. Но стадо, именуемое народом, воители, прозываемые благородными, святоши, чистые от природы – все на стену лезут, если решают с этими искушениями бороться. Вывод: не боремся. Пробуем. Так что ли, Мрак? Хва, хлебать-то! Мне оставь умыться! Конь фыркнул: знал, что пока хозяин увлечён разговором, тот, кто поумнее, (подсказка: тот, кто с хвостом и копытами), под шумок, всегда может отхлебнуть лишний глоточек. – Но, с другой стороны, чем хуже сися-я-я-я-ястая баба? По мне, так гораздо симпатичнее. И в зад… чё там искать-то? Мрак, согласен, нет? – А сейчас за поворотом Содом. Зачем я приехал? Сколько времени теряю? Он вздохнул, отобрал пустую торбу у коня, потряс и, убедившись в абсолютной сухости сосуда, бросил на приятеля очередной недружественный взгляд. Быстро стемнело. Южное сине-чёрное небо вмиг покрылось россыпью мерцающих огней. Одна недавно появившаяся звезда особенно выделялась на небосводе. Крупная кроваво-красная точка, по величине больше грецкого ореха, повисла над путешественниками. – Три дня нам, чтобы память осталась… – зло сказал коню путник. – А потом удирать, а то пятки подгорят…». Машина затормозила, и Василий Иванович проснулся. Водитель вежливо пожелал «доброй ночи» и рванул по притихшим до утра московским улицам дальше, на юго-запад. Отец Василий посмотрел на небо. Оно выгнулось чёрной тарелкой, и скрытые за этой пеленой звезды не были видны. — Значит, и меня к себе заберёшь. А знаешь, я согласен, — сказал неизвестно кому священник и поспешил открыть дверь. *** В большом кабинете горела только зелёная настольная лампа. Юрий Владимирович не любил много света. В сумерках хорошо думалось, а тени, которые сейчас лежали ровным геометрическим узором на полу, успокаивали. Полчаса назад ему очень аккуратно сообщили о, наконец, выполненной просьбе. Личной. Секретной. В далёких Бендерах на могилу, отмеченную только деревянной табличкой, легла белая плита: «Владимиру, от родителей». Ни фамилии. Ни даты смерти. Юрий Владимирович знал, как тяжело умирал дважды судимый сын-карманник. Его тайна. Его страх. Его раздражение. И никакого горя. Гадость. Неудачник, в 35 лет отправившийся туда, куда положено. От цирроза печени. Навсегда. Прожужжал зуммер. Товарищ Антропов вздохнул, быстро забыв о мелких домашних неурядицах. Надо было принять серьёзное решение. Дверь открылась. – Проходите, товарищ Леонов. Справка готова? – Готов большой отчёт, Юрий Владимирович. Информации много. А вот кардинальных выводов мы сделать без вас не смогли... – Докладывайте. Иногда вместе легче думать... Леонов откашлялся, разложил бумаги перед собой, неторопливо надел очки и начал: – В начале весны старинный Даниловский московский монастырь, вместе с прилегающими территориями, был выделен Московскому Патриархату. Патриарх Пимен, несмотря на неоконченные ремонтно-восстановительные работы, сразу после майских праздников отпраздновал шестидесятилетие восстановления патриаршества в СССР. Присутствовал епископат, представители всех монастырей и даже игуменьи из официально непризнанных, женских – Виленского и Грозненского. По заранее оговорённой схеме, дабы никак и никогда не слиться с католическим миром, было провозглашено: сохранение старого календарного юлианского стиля; православия по всем пунктам, установленным ещё при Патриархе Никоне; церковнославянский язык в молитвах; пакт о неприятии установок, которые не устроят Православную Церковь на восьмом Вселенском Соборе, если таковой когда-нибудь случиться. В центре католичества в это время исчез бывший премьер-министр, а Папа Павел VI, в 1976 году резко отвергавший обвинения в своих гомосексуальных отношениях, фактически признал их после мартовского похищения Альдо Моро «красными бригадами» (2) и, в течение 55 дней, молился, надеясь увидеть его живым... Пимен же, в благодарность за резиденцию, открытую почти в самом центре Москвы, согласился послать в качестве представителя от РПЦ в Ватикан митрополита Никодима, ещё в 1947 году, со студенческой скамьи, призванного на службу. Чуть позднее обговорили и помощь Ротову – заместителя, архимандрита Льва, завербованного 28 марта 1971 года самим отцом Никодимом. Делегация от РПЦ прибыла в Рим 29 июля. Размещённая во флигеле рядом с Посольством СССР, и проинструктированная Никитой Семёновичем Рыжовым (3), делегация заявила о себе в Ватикане. Юрий Владимирович поморщился: он не любил мужеложцев, в каком бы обличии они не находились, хоть бы и Пап. Нажав на кнопку селектора, Антропов попросил принести им с генералом чаю. Увидев воду, Николай Сергеевич позволил себе мысленно улыбнуться и, положив три полные чайные ложки сахара в стакан, интенсивно размешал содержимое. Не терпевший спешки председатель КГБ поморщился. – Попейте спокойно. Вот печенье. Люблю я наше «Земляничное», уж, всяко, лучше нового «Юбилейного» (4). Наше. Старое. Военное. Леонов, уважавший новинку, вздрогнул, мысленно не соглашаясь с начальством. Откусил, медленно прожевал и, запив, продолжил: – Священнослужители опоздали к встрече. 6 августа Папа изволил скончаться от обширного инфаркта. Потом, выдерживая время, помолчал с минуту и, взяв второе кондитерское изделие, тихо сообщил в пространство. – Странная смерть. – Но, – вновь увеличил децибелы генерал, – вместо запланированного ЦРУ Кароля Войтылы, замурованные в Сикстинской Капелле святые отцы избрали венецианского 66-летнего кардинала Альбино Лучани, прозванного «улыбающимся понтификом» – Иоанна Павла I. Пока генерал развлекал себя жеванием, Антропов взял со стола автобиографическую справку, пробежал по ней взглядом и задумался... «Никодим Ротов, (в миру Борис Георгиевич), 48 лет, патриарший экзарх, проверенный временем чекист, создавший фактическую сеть среди священнослужителей, позволяющую отслеживать любые попытки инакомыслия, не допуская грубых народных возмущений. Родился в деревне. Отец инженер. Мать из семьи священника. Окончил школу. Поступил в университет. Завербован. Заочно закончил семинарию. Возведён в сан епископа. Стал председателем отдела внешних сношений. Шёл по жизни уверенно, играючи. После подписи, осуждающей деятельность Солженицына, его осудил епископат. Срочно был отправлен на лечение в госпиталь КГБ. Поставили инфаркт. В РПЦ простили... в 1974 году он уже президент Всемирного совета церквей. И вот триумф – 5 сентября он на аудиенции у Папы. Пьют кофе. Никодим представляет архимандрита Льва. Папа встаёт, подаёт Никодиму руку для поцелуя. В этот момент их фигуры окутывает густое облако. Снимков много. Шесть. Все нечеткие. Фигуры словно скрыты в неком полупрозрачном коконе. Там, за туманной завесой, Ротов целует пальцы с перстнем рыбака. Разгибается… и падает замертво, пытаясь показать на потолок... что он видел? Что видел Папа, сказавший: «Jean Villaud ci ha confuso. San Pietro decise di unire Giuda e me il peccatore...», («Жан Вийо смутил нас. Святой Пётр решил соединить Иуду и меня грешного...»). Чем смутил Папу могущественный статс-секретарь? В переводе митрополита Льва слова звучали не как «смутил», а как «перепутал». Яда при вскрытии не обнаружили. Абсолютно здоровое сердце просто остановилось. Причина смерти – «острая сердечная недостаточность». Труп вскрывали трижды. В Риме. В Москве. И потом ещё раз, уже по личному распоряжению Антропова. Ничего. Умер и всё. Похоронен в Ленинграде, на Никольском кладбище. Иуда? А почему нет? Но 28 сентября, по той же причине, умирает и улыбчивый Папа. – Все три смерти отъединяет только Жан Вийо, – отвлёкся Юрий Владимирович, услышав заключение генерала. – Кто он? – тихо спросил председатель КГБ. Генерал открыл, было, папку показать следующий документ, но Антропов встал из-за стола и подошёл к окну. В московских окнах разливалось осеннее синее вечернее беспокойство. Народ спешил домой, торопясь укрыться от ветра в метро. Уверенно шурша колесами, жёлтые волги «такси» и чёрные «обкомовские», стройными рядами, огибали строгий памятник одетого в шинель Дзержинского. В стране было спокойно. – А как поживает Ян? – спросил он генерала. Николай Сергеевич занервничал и, почему-то, начал сразу извиняться. Начальство удивлённо отвернулось от окна. – Я что-то не так спросил? Группа особого отдела у нас в Лондоне, совсем неторопливо занимается проблемами Юго-Восточной и Центральной Азии. Вот пусть займутся ещё и этим самым Вийо и новым Папой... и попа их бесноватого к ним. *** Союз Советских Социалистических Республик – огромный странный удивительный мир. Тогда, в восьмидесятые, все отдыхали приблизительно одинаково. Мерилом богатства служил ковёр на стене и хрустальная люстра из Чехословакии. Вот и ЦК Партии тоже отдыхало как все. За шашлычками и с водочкой. Они не хвастались друг другу, у кого моложе жена, или длиннее яхта. Они просто жили… В «Завидово» любили масштабно охотиться и вкусно есть. Под вечерние разговоры пили так полюбившуюся Леониду Ильичу после отпуска в Беловежской пуще «Зубровку» и, смеясь, слушали новые анекдоты от Подгорного, а чаще от Косыгина. – Охота, подумаешь охота, нашли тоже сложное дело – наливай и пей! – улыбался, лично разливая настойку, Алексей Николаевич. – Недавно заседали в бане Кутахов, Ефимов и Корнуков, – на полном серьёзе рассказывал Николай Викторович. – И, попарившись, решили: авиацию однозначно наградить; ракетные войска… поощрить; радиотехнические – не наказывать! – На что ты намекаешь? – интересовался Леонид Ильич. – Я? Да Боже упаси! Я же старый коммунист, – парировал Подгорный. До войны с Афганистаном и знаменитых устиновских «Не рассусоливать, выполнять!», осталось ещё целых полтора года… _____________________________________________________________________________________ 1. Чеки «ВТБ» – параллельная валюта в СССР, выплачиваемая вместо долларов в основном строителям, морякам и вспомогательным службам посольств. На внутреннем советском рынке её меняли на рубли в разное время курсу 1:2 – 1:8; 2. 16 марта 1978 года, при очень странных обстоятельствах, был похищен Альдо Моро. Вину за похищение взяла на себя террористическая группировка «Красные бригады», активно проявлявшая себя на Аппенинском полуострове до начала 1990-х годов. Её требования включали в себя выход из НАТО Италии. До сих пор непонятны источники её финансирования; 3. Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Республике Италия (1966-1980 гг.); 4. На самом деле печенье «Юбилейное», появившееся в СССР в 1967 году, и, сразу завоевавшее популярность, впервые было представлено публике в 1913 году – к трёхсотлетию Дома Романовых. Советские технологи скопировали старый рецепт.