***
Удары были быстрыми и точными. Но Бату всё равно был собой не доволен. Ему казалось, что раньше он умел намного больше чем сейчас. Хотя всё должно быть с точностью да наоборот. Когда ты хан, необходимость в постоянных тренировках пропадает. С одной стороны это хорошо, но с другой... В любом случае нужно быть готовым ко всему. Особенно сейчас. Бату понимал, что, чтобы его уважали, а не боялись, он должен быть примером для своей армии. И он будет. Он покажет на собственном примере, что страху в его душе места нет, а значит не должно быть и у других. Право на страхи у него давно отобрали, оставив лишь чувство ответственности за жизни подданных. Если он сейчас покажет свою слабость - ему придёт конец. Его убьют, точно также, как когда-то убили его отца. Нет! Бату этого не допустит. Он ни за что не повторит судьбу Джучи. Когда-то он поклялся, что не позволит себе стать таким же, как отец. Сейчас сложно рассуждать о том, любил ли его старший сын Чингисхана. А любил ли сам Бату его? Скорее всего нет, раз так боится повторения его судьбы. В любом случае это даже к лучшему. Раз он его не любил, то Батый имеет полное право не сожалеть о потере родителя. Да и смысл сожалеть о том, кого ты почти не помнишь. Сожалеет хан лишь о том, что когда-то выбрал народ, а не себя. Но думать об этом Бату ненавидел. Вместо этого он предпочёл полностью погрузится в тренировку. Из-за браслета, сковывающего движение кисти, удары левой рукой получались смазанными и неуклюжими, поэтому монгол то и дело перекидывал клинок в правую. Каждый раз, когда у Бату что-то не получалось, он представлял, как над ним сейчас смеялся бы Субэдэй. Он всегда смеялся над ним. Ну ничего. Скоро Батый посмотрит, кто из них будет смеяться, когда он дойдёт до последнего моря. Вот тогда-то он ему за всё отомстит. Бату докажет, чего он на самом деле стоит. На секунду он представил, что одним точным и выверенным движением отрубает полководцу голову. Факел, освещавший шатёр, потух он резкого взмаха меча. Тут хан замер. "О чём я вообще думаю? Разве так можно?" - пронеслось в мыслях Бату. Тут до ушей мужчины донеслись медленные, но громкие хлопки. Или они просто казались громкими в повисшей тишине. Он осторожно повернулся, желая узнать кто беспокоит его в столь поздний час. - Гуюк. - как бы успокаивая себя, произнёс Бату. - Ничего себе. Я даже и подумать не мог, что ты так умеешь. - насмешливо ответил младший. - Я тоже. - почти шёпотом отозвался хан. - Что ты здесь делаешь? - Не рад меня видеть? Подобные слова могли предвещать очередную ссору, но Гуюк был слишком весёлым. Пожалуй это первый раз, когда Бату видит своего брата в хорошем расположении духа. Теперь главное ничего не испортить. - Отчего же? Рад конечно. Просто я тебя не ждал. - на последней фразе Бату прикусил себе язык и мысленно отругал за прямоту. - Представь себе, я это заметил. - с этими словами хан одарил брата оценивающим взглядом. Сам того не понимая, хан почувствовал себя полностью оголённым. Хотя, стоит признать, от истины он был недалеко. Сейчас Бату был в одних длинных штанах. - Так... Всё таки зачем ты пришёл? - притворно уверенным голосом вновь спросил монгол. Гуюк оживился и тут же отвёл взгляд. - Да, точно. Я пришёл по поводу твоего решения. Ну... Разворот всего войска. Бату удивился. Неужели его брат смущается. Возможно хан ошибался, но с такого расстояния он мог заметить, что Гуюк слегка покраснел. Но значение этому предавать было бессмысленно, ведь, скорее всего, виной тому был холод на улице. Услышав причину появления своего родственника, хан напрягся и даже слегка расстроился. Но чего он ожидал? Что Гуюк просто так захочет прийти к Бату и просто поговорить? Какая глупость. Конечно он пришёл не просто так. И сейчас вновь начнутся крики и обвинения, а может быть и злорадство. Однако младший хан выглядел слишком спокойным. Он даже не ворвался в шатёр, а незаметно зашёл. Монгол уже привык, что каждая встреча с братом начинается с конфликта до неё. Главное сохранять спокойствие и никак не реагировать на оскорбления. В противном случае, Бату этого не отметал, может дойти и до драки. - Позволишь, я оденусь? - осторожно спросил Батый. - Как хочешь. - небрежно отозвался старший сын Угэдэя. Бату направился к столу, на котором лежал его халат, а Гуюк успел удобно разместиться на подушках. Спустя короткое время хан сел рядом с братом. - Будешь сейчас меня ругать за неправильное решение? - Нет, не буду. - Пришёл мне напомнить из-за чего все эти проблемы начались? - начал гадать Батый. - Нет. - Гуюк не выглядел раздражённым, скорее печальным. - Мне нужно угадать, почему ты злишься? - уже окончательно растерялся хан. - Вовсе я не злюсь. Просто не понимаю, зачем собирать всё войско на сражение с кучкой урусов. - хан говорил это обречённо, из-за чего Бату вдруг стало стыдно. Хотя причина этого стыда оставалось неизвестной. - Хочу показать воинам, что мы боремся не с духами. - Не обязан ты им ничего доказывать. Если они настолько глупы, что верят в эти сказки, то это не твоя вина! - бойко выкрикнул Гуюк, но тут же снова поник. Бату размышлял, стоит ли говорить хану правду или лучше промолчать. Но решив, что хуже в любом случае не будет, нерешительно произнёс. - Я слышал ваш разговор с Мунке. - говорил Бату тихо, в надежде, что Гуюк просто его не услышит. Но в глазах монгола тут же появилось явное удивление. - Что ты слышал? - в ужасе спросил хан. - Не всё, но большую часть разговора. - как-то виновато ответил Бату. Гуюк опускает взгляд. Бату в этот момент подсаживается ближе, так, чтобы их плечи касались друг друга. Хан вздрагивает, но остаётся на прежнем месте. - Я извиниться хотел. - вдруг начал Бату. - За что? - монгол с непониманием вновь смотрит на брата. - За то, что тогда я рассказал твоему отцу о том, что произошло на пиру. Мне этого делать не нужно было. Ты этого не заслужил. Я тогда разозлился на тебя. Думал, ты меня убить хочешь, раз так ненавидишь. Но после того разговора, мне стыдно стало, что я мог про тебя такое подумать. Если сможешь меня простить, то, пожалуйста, сделай это. Внутри будто что-то сломалось. Гуюк замер, неспособный ничего сказать, даже кивнуть. Вот зачем Бату это сказал? Зачем делает из Гуюка монстра? Почему просто не может ненавидеть в ответ? Так было бы правильнее. Так было бы легче. Вина затмила злость. Он мог бы сейчас кричать на Бату, виня его в таком отношении отца к нему. Но Гуюк не хотел. Он уже ничего не хотел. Вот бы сейчас вернуться к матери и больше никогда брата не видеть! Но это было невозможно. Сейчас Гуюк должен быть выдержанным и стойким, таким, каким всегда мечтала видеть его мама. - Не думал, что ты такого мнения обо мне. - голос слегка дрожал, но хан не обращал на это внимания. - Но я благодарен тебе за честность. Я тебя прощаю. Как бы в подтверждении сказанных только что слов, Гуюк кивнул и даже нашёл в себе силы улыбнуться. Бату улыбнулся в ответ и взгляд его потеплел. Молчание затягивалось. Гуюк был уверен, что если они сейчас расстанутся на такой ноте, то ночью он точно не уснёт. - Раз сегодня мы обмениваемся правдой, то я тоже должен тебя признаться. Я приехал не из-за твоего плана. - А зачем? - Бату напрягся всем телом в этот момент. - Я тебе кое-что привёз. - с хитрой усмешкой ответил Гуюк. - Что? Хан достал из кармана непонятную баночку и торжественно вручил её брату. Бату, недолго покрутив её в руках, решился взглянуть на содержимое. Странная серая мазь ничем не пахла. Старший подозрительно покосился на брата. - Ты меня отравить захотел? - смеясь спросил монгол. Внутри у Гуюка всё сжалось от этих слов, но снаружи он остался таким же весёлым. - Это защита от злых духов. - Зачем она мне? Ты же в них не веришь. - Как зачем? Ты же у нас суеверный, в духов всяких веришь. Вот я и решил, что тебе это пригодится. Забочусь о моём дорогом брате, а ты этого совсем не ценишь. - нарочито серьёзным голосом ответил младший. Однако он не выдержал и рассмеялся под конец. Батый понял, что за всё это время он впервые слышит, как Гуюк смеётся. Смех был звонким, но при этом очень мягким. Было приятно видеть хана таким. Смотря на парня, Бату тоже невольно начал смеяться. - Нет, что ты. Я очень благодарен тебе. - сквозь смешки отозвался Бату. - Но ты где это взял? И что мне с твоим подарком делать? - Хватит мне вопросы задавать. Просто порадуйся, что твой брат не забывает о тебе. И с чего ты взял, что это подарок? Я как уходить буду обратно эту банку заберу. - хан попытался изобразить возмущение. - Мне это в еду добавить надо? Или... - В какую еду? Совсем разума лишился? Если решишь попробовать, то точно все решат, что я тебя отравил! Это на лоб мазать надо. Бату неуверенно нанёс смесь на пальцы. Однако мазать своё лицо он не спешил. Вместо этого он окончательно развернулся к Гуюку и быстрым движением руки оставил мазок у него на лбу. Первые секунды младший видимо был шокирован неожиданным нападением, но, придя в себя, повторил действия брата. Однако основным отличием стало то, что небольшой мазок в случае Бату преобразовался в пятно на пол лица. Смотря на парня, старший сын Угэдэя снова начал смеяться, да так, что Гуюк в итоге свалился с подушек на ковёр. - О Великий Тэнгри! Гуюк. - негодовал старший. - У тебя вид такой, будто ты с лошади лицом вниз упал! - почти прокричал Гуюк, всё ещё давясь смехом. - Как смешно. - не обращая внимание на веселье своего брата, Бату закатил глаза. - Ну теперь ты точно можешь не бояться гнева духов. - уверенно заметил младший. - Ну раз ты пообещал, значит всё будет хорошо.***
В тот день Гуюк добрался до своего шатра уже глубокой ночью, а на многочисленные вопросы баскака решил не отвечать. И вот ранним утром хан уже был полностью готов к встрече с урусами, которые стали причиной многочисленных проблем орды. Волнения как такового не ощущалось, скорее предвкушение битвы и победы над врагом. Армия уже заняла позиции и разбилась на небольшие отряды. Мунке и Гуюк заняли места ближе к началу войска, но не так близко, чтобы до них смогли долететь вражеские стрелы. Осталось дождаться Бату. - Он опаздывает. - напряжённо заметил Мунке. - Не к добру это. Гуюку не хотелось думать о возможной трагедии, поэтому он лишь заметил: - Скорее всего просто проспал. В последнее время он много нервничал. - Даже не знаю. Это на него не похоже. - не унимался Мунке. - Ждём. - тон голоса оповещал о том, что хан не намерен продолжать этот разговор. Ждать пришлось не долго. Только хан уже и сам начинал волноваться, как увидел виновника своих волнений. Бату был ещё красивее чем обычно, с долей стыда подметил про себя Гуюк. Волосы были собраны в высокий хвост, однако две передние пряди выбивались из общей копны. На хане были воинские доспехи, наличию которых Гуюк не придал значения. Всеобщее внимание приковывал плащ с вышитым драконом, который тащился за владельцем длинным тёмно-синим шлейфом. Не сказав ни слова, Бату занял подготовленное для него место и кивков приказал Субэдэю начинать. Удар по огромному барабану и воины ринулись в бой. Забраться на гору просто так у ордынцев не получилось, поэтому пришлось использовать крюки с верёвками. Но не успели они достичь вершины, как урусы неожиданно опрокинули непонятно откуда взявшийся ствол дерева. Монголы кубарем покатились вниз. Было принято решение пустить в ход стрелы. Лучники встали в первую линию. Но у урусов оказались щиты, что было ожидаемо. Однако несколько человек всё же были ранены или убиты. Атака была не действенной, что и хотел донести до брата Гуюк, но не успел он открыть рот, как к Бату подбежал какой-то воин. Монгол подошёл совсем близко к хану и, склонив голову, произнёс: - Великий хан, позвольте я убью его! Бату одарил воина равнодушным взглядом и затем согласно кивнул. Большего солдату было не нужно. Он тут же рванул к возвышенности, попутно расталкивая перед собой всех, кто был у него на пути. - Кто это? - заинтересованно спросил Гуюк. - Хостоврул. - только и заметил Бату. - Брат моей жены. Гуюк сам не понял из-за чего, но от этих слов он скривился. - Какой из? - решил уточнить он, скорее шутя, чем серьёзно. Бату даже перевёл взгляд на брата, хотя всё это время он с огромным вниманием наблюдал за действиями противника. - У меня не так много жён. Это брат Боракчин-хатун. - И не жалко жертвовать таким человеком? - с цинизмом поинтересовался Гуюк. - С чего ты решил, что он проиграет? - Может мы недооценили способности того воина с двумя мечами? - вопросом на вопрос ответил хан. Бату отчего-то усмехнулся. - Если умрёт, то я то уж точно горевать не буду. - Ну тогда сейчас ты мне это и докажешь. - с этими словами Гуюк правой рукой дотронулся до подбородка Бату и повернул его голову в сторону горы, на которой в этот самый момент урус одним сильным движением отсёк Хостоврулу голову. В глазах Мунке отобразился ужас, а вот Батый был полностью спокоен. Спустя время Гуюк начал понимать, что они проигрывают. На горе урусы глумливо разместили порванный красных флаг, в знак того, что они до сих пор живы. Неожиданно для всех Цогт, доселе молчавший, вдруг сказал: - Великий хан, они смеются над нами. Бату о чём-то задумался, но вдруг, будто на что-то решившись, жестом приказал подойти толмачу. Бату начал быстро говорить ему на ухо. Слов слышно другим не было, но по лицу монгола всё и так было понятно. Закончив свою речь, Батый велел как можно быстрее донести её до войска урусов, точнее до тех, кто ещё остался жив. Стоило монголу отойти от хана, как Гуюк тут же спросил у брата: - Что ты задумал? - Увидишь. - Бату хитро улыбнулся, отчего и Гуюк и Мунке тут же напряглись. Толмач к этому времени уже стоял у подножья горы и кричал, дабы его услышали. -Великий хан желает говорить с вами! Вы - храбрые воины, и Великий хан согласен сохранить вам жизнь, но при одном условии. С обеих сторон выйдут по одному воину и столкнутся в равной битве. Если выиграет ваш воин, то мы сохраним вам жизни и дадим уйти, но если победит наш воин, вы сложите оружие и сдадитесь нам. Ханы не поняли ни слова из речи толмача, поэтому ждали объяснений от Бату. Но он казалось ждал ответа от посланника. Когда монгол вернулся, он тут же сообщил: - Они согласны. Бату кивнул понятным только ему вещам, после чего громко объявил: - Будет поединок. Один воин с нашей стороны, один - с их. Он решит исход сражения. Субэдэй нахмурился, но продолжал молчать. В то время как всё остальное войско погрязло в голосах воинов, передававшим друг другу решение повелителя. Желающих отправиться в битву не было. Всё же в орде до сих пор считали, что сейчас против них сражаются не люди, а духи. Вдруг к хану подошёл Джэбэ и, склонив голову, произнёс: - Великий хан. Для меня честь служить вам. Позвольте мне принести нашему войску победу. - нойон говорил холодно и решительно, ничуть не смущаясь от взгляда тысяч глаз, пристально ловивших каждое его слово. - Нет. - сказал Бату тоном не терпящим возражений. - Пойду я. Время в этот миг замерло. Воздух вокруг, казалось, стал невообразимо тяжёлым, чтобы его вдыхать. Воины превратились в неподвижные статуи, неспособные даже моргнуть. Но хан не обращал на них никакого внимания. Бату сбросил с плеч плащ и отправил его в руки Цогта, который сейчас казался ещё бледнее. Баскак рефлекторно схватил дорогую ткань, предотвращая её падение на снежную поверхность. Хан тем временем распустил свои волосы, но тут же вновь собрал их, для того, чтобы они не мешали. Когда все кольца были откинуты в сторону, монгол задержал взгляд на золотом браслете. Недолго колебавшись, он снял и его. Кость на запястье сильно выпирала. Похоже руку когда-то ломали, и она неправильно срослась. Но вместо того, чтобы отправить украшение на землю, хан быстрым шагом подошёл к Гуюку и, взяв его руку своей, вложил в неё браслет. На мгновение младшему показалось, что сейчас брат молча отправится на место сражения, но вдруг Бату наклонился к нему и прошептал на ухо. - Если проиграю, то используйте камнемёты, а тому воину с двумя мечами отрубите голову. После окончания битвы двигайтесь на запад. В моём шатре ты найдёшь карту и свитки. Джэбэ сможет тебе их прочитать. Это поможет тебе при осаде других городов. Когда поход завершится и вы вернётесь в степи, Орде и Берке скажи, что я умер от болезни. А это, - Бату заставил Гуюка сильнее сжать в руке браслет. - оставь себе. Будешь смотреть на него и вспоминать меня. Будешь же? Гуюк не видел лица говорившего, но был уверен, что Бату, задавая этот вопрос, улыбается. Отчего-то на душе стало мерзко. Все эти слова были такими неправильными. И как только можно приготовится к смерти, когда в любой момент может произойти всё что угодно, дабы её избежать? Не дождавшись ответа, хан отстранился и быстро пошёл к подножью горы, попутно выхватывая из чьих-то рук щит и меч. Смотря на удаляющуюся фигуру, Гуюк испытал резкое желание бросится вслед за Бату, но он удержал себя от этого. Как только монгол скрылся за спинами ордынцев, Гуюк был опустошён. А ведь он столько всего не успел ему сказать. Нужно было его остановить. Неважно как, главное, чтобы Бату сейчас был тут. В безопасности. Чтобы был рядом. Сейчас хану казалось, что это из-за него брат идёт на смерть. Будто он вновь сделал недостаточно. Надо было броситься на колени и умолять его передумать. Неважно, что о нём после будут думать его же воины. Они никто, и Гуюку до их жизней дела нет. Он бы обязательно остался. Ведь Бату никогда не был таким... жестоким.***
Проходя сквозь толпу, Бату всем телом ощущал эти взгляды. Кто-то смотрел на него с восхищением, кто-то же наоборот, с презрением. Впрочем, так же всегда в жизни. Разве нет? Да и сейчас не до этого было. Единственное, о чём мог думать хан - это предстоящая битва. Было страшно. Очень страшно. Казалось, стоит хоть кому-нибудь позвать его обратно, и Бату бросится прочь. Но пути назад уже не было. Он исчез тогда, когда его армия начала трястись в ужасе перед "лесными духами". Хану стоило огромных усилий не смотреть назад, но он справился. Стоило встретиться взглядом с русским воином, как все тревоги исчезли, оставив на своём месте лишь холодный расчёт. Битва началась стремительно. У Бату было преимущество в виде того, что урус был вымотан предыдущими атаками ордынцев, но воин всё ещё оставался достойнейшим противником. Отражать удары сразу двух мечей было сложно, но хан старался постоянно двигаться, не давая мужчине продумать дальнейшие удары. Однако в какой-то момент Бату ошибся. Результатом стало серьёзное ранение в плечо, которое обильно кровоточило. В отместку монголу удалось выбить один меч из сильной руки десятника. Сейчас они были почти на равных. Бату отбросил в сторону щит и принялся наносит хаотичные и быстрые удары по врагу, тем самым оттесняя к краю круга из воинов хана. Но с такой тактикой силы заканчивались в два раза быстрее, и вскоре это стало заметно. Медлить было нельзя. Плечо отдавалось ужасной болью, грозящей лишить хана сознания. В один момент произошло то, что стало неожиданностью для обеих сторон. Меч Бату разломился пополам. На мгновение хану показалось, что это конец. Один удар, и его голова будет лежать на заснеженной земле. Нет! Этого не будет! Он обещал Орде вернуться живым. Неважно в каком состоянии он будет, но Бату вернётся. Обрубком меча хан нанёс удар по ногам десятника, пользуясь секундной замешкой. Урус повалился на землю, в то время как монгол вонзил окровавленную сталь ему в грудь. Из мужчины вырвался лишь тяжёлый хрип, а изо рта хлынула алая кровь. Бату продолжал протыкать ещё горячую плоть, до тех пор пока из собственных глаз не брызнули слёзы. Только тогда он осознал, что только что произошло. Он победил. Победил! Но никакой радости не было, лишь пронизывающее всё тело отчаяние и холод. Возможно сейчас он был не в себе, но он увидел, что десятник до сих пор жив. Мужчина хотел что-то сказать и для этого Бату наклонился совсем близко, дабы расслышать предсмертные слова. -Вот ты и встал на колени. Осознание пришло не сразу. Только лишь спустя время хан понял, что и в самом деле сейчас стоял на коленях. Одежда, руки, лицо - всё было в грязи и крови. На миг Бату даже показалось, что боль исчезла, но стоило ему восстановить дыхание, как плечо с удвоенной силой напоминало об ошибке. К этому моменту урус уже был мёртв. Монгол подавил желание зажать рану на плече рукой. Медленно поднявшись, он пристально всматривался в лица окружавших его воинов. - Если бы этот воин был моим, я держал бы его у самого сердца! Похороните его со всеми почестями, что положены великому богатуру. - Бату не кричал, но в тот момент каждый воин его слышал. Когда хан возвращался на прежнее место, где его дожидались братья и полководцы, стоило ему сделать шаг вперёд, как тут же монголы поспешно расступались, бросались на колени и не решались поднять взгляд на своего повелителя. Он шёл прямо, с высоко поднятой головой, невзирая на нараставшую боль. Значит всё это было не зря. Стоило хану дойти до нужного места, как необходимость терпеть боль пропала. Он сжал плечо в попытке остановить кровь. Но это было бесполезно, нужен был лекарь. Джэбэ подбежал к хану и помог ему удержаться на ногах. Субедэй тоже в миг оказался рядом, но вместо нойона выглядел спокойно. Он скрестил руки на груди, но взгляд его был мягок. Он сказал всего лишь одно слово, но для Бату оно было ценнее всех похвальных речей, которые ему доводилось слышать за всю жизнь. - Молодец. - в подтверждение сказанному монгол кивнул. Да. Всё это было не зря. Мунке радостно потряс брата за здоровое плечо. - Как же я рад, что ты победил! Ты нас тут всех напугал. Бату вымученно улыбнулся и ничего не сказал. Он взглядом обводил присутствующих, но так и не нашёл нужного человека. - Где Гуюк? - сил скрывать волнение в голосе не было. Мунке смутился от столь внезапного вопроса, но всё же ответил: - Когда тебя ранили, он ушёл. Хан тяжело выдохнул. - Хорошо. Я тебя услышал. Позовите лекаря, мне кажется я сейчас сознание потеряю. - последнюю фразу монгол сказал как-то стыдливо, но при этом она. кажется. его изрядно веселила. Только сейчас Джэбэ заметил мертвенную бледность на лице Батыя. - Лекаря ко мне! Живо!***
Гуюк сидел в шатре и смотрел на, уже успевший стать ему ненавистным, браслет. Может зря он ушёл? Надо было остаться и дождаться окончания поединка. А теперь он вынужден сидеть здесь в полном одиночестве и ждать вестей от баскака. Но он бы точно не выдержал, если бы Бату проиграл. Разве ты не хотел его смерти всё это время? Хотел. Но почему сейчас так больно, что нет возможности сдержать слёзы? Гуюку сейчас казалось, что этот мир до ужаса несправедлив. Ну почему он? Чем он заслужил все эти испытания? Однако приближающуюся истерику отогнал ворвавшийся Цогт. Баскак говорил скомкано из-за волнения и нехватки воздуха. - Великий хан. Бату-хан. Победил. Он сейчас... Но Гуюк уже не слушал. Сейчас было неважно, что о нём подумают воины, главное увидеть Бату. Дойдя до нужного шатра вся уверенность в миг испарилась. А вдруг Бату не захочет его видеть? Что если его уход не на шутку оскорбил брата? Сейчас лучше всего проверить это. Тишина, царившая в юрте по-началу напрягала. Но потом до Гуюка дошло, что оно и к лучшему. Чужие глаза были не к чему. Увидев Бату, лежащего с закрытыми глазами на перине, сердце хана пропустило удар. На секунду показалось, что он мёртв. Дабы развеять свои страхи, Гуюк осторожно подошёл к спящему и самыми кончиками пальцев дотронулся до его лица. Тёплое. Значит он просто спит. Но вдруг Бату поморщился, когда слегка повернулся направо. В этот момент юноша увидел окровавленную повязку на теле брата. Он попытался осторожно повернуть его на другой бок, в надежде, что от этого боль должна будет утихнуть. Это и вправду помогло. Лицо его вновь разгладилось и потеряло эмоции. Гуюку довелось видеть Бату разным: злым, радостным, уставшим. Но в первый раз он был настолько слабым. Лицо бледное, а руки холодные. Волосы были распущены и растрёпаны. При виде такого брата, у Гуюка сжалось сердце. Вся ненависть растворилась, а чувство отвращения исчезло давно. Сейчас он испытывал лишь желание хоть как-то помочь, ведь всё это время Бату только и делал, что помогал ему. Он был честен с ним и прощал из раза в раз. Что бы Гуюк не вытворял, что бы не говорил, он знал, что Бату его простит. За следующее действие хан будет ещё долго себя обвинять, Гуюк в этом не сомневался. Но сейчас ему было плевать. Хотелось столько всего сказать, чего он не успел сделать во время битвы. Но вместо слов монгол осторожно убрал прядь тёмных волос с лица Бату и осторожно коснулся его губ. Когда Гуюк уже хотел было отстраниться, его остановило то, что на его действия ответили. Губы Бату были не такими мягкими, как женские, но это не было недостатком, просто необычно. Поцелуй был нежным и аккуратным, пожалуй даже целомудренным, если забыть про участников. Рука хана скользнула в волосы Гуюка, притягивая ближе к себе. Гуюк почувствовал, как веки предательски закрываются от столь приятных ощущений. Стоило бы оттолкнуть от себя хана, но сейчас это было невозможно. С каждым мигом Бату становился всё жаднее и жаднее до губ своего "брата", хотя после этого они уже никогда не будут использовать это слово по отношению друг к другу. Старший хан, не прерывая поцелуй и по-прежнему не открывая глаз, принял сидячее положение. Это позволило притянуть Гуюка ещё ближе. Когда воздуха стало не хватать отодвинуться всё же пришлось. Бату раскрыл глаза и столкнулся с напуганным взглядом младшего хана. Только сейчас до Гуюка дошёл весь ужас ситуации. Первой мыслью было, что хан просто подумал, что к нему пришла его жена, а сейчас, узнав с кем минуту назад он целовался, прикажет казнить его, если сам не убьёт прямо сейчас. Но на удивление младшего Бату не был шокирован или даже сколько-нибудь удивлён. Они сидели неподвижно в полной тишине, как показалось Гуюку, целую вечность. Однако вскоре Бату, взяв лицо младшего в свои руки, почти шёпотом произнёс: - Ты невероятно красивый, Гуюк. Не этих слов монгол ожидал. От осознания того, что Бату не возненавидел его, не приказал публично казнить, в глазах хана появились слёзы. Видимо своей реакцией он не на шутку напугал старшего. - Гуюк, что с тобой? - взволнованно спросил хан. Вместо ответа Гуюк прижался к "брату", глуша безудержные рыдания в его здоровом плече. Все проблемы и переживания сейчас превратились в один плач. Да, хан понимал как он сейчас выглядит, но это было совсем неважным. Просто осознание того, что происходит здесь и сейчас, накрыло снежной лавиной. Бату уже отошёл от шока и сейчас старался хоть как-то успокоить юношу. - Ну что ты? Что ты? - в словах не было укора, лишь безграничная нежность. Пожалуй, таким голосом с Гуюком разговаривала только мама. - Я здесь, я рядом солнце. Всё будет хорошо. Не плачь, пожалуйста. - последняя фраза была больше похожа на мольбу. Спустя время Гуюк и в самом деле успокоился, но он всё также продолжал находиться в объятиях Бату. Хан успокаивающе гладил его по волосам, а больная рука покоилась на талии младшего. Поняв, что рыдания прекратились, монгол осторожно отодвинул от себя "брата", чтобы заглянуть в его глаза. - Всё в порядке? - осторожно поинтересовался хан. Гуюк несколько раз кивнул. - Замечательно. Тогда слушай меня. Сейчас ты умоешься и если захочешь вернёшься к себе, если нет, то останешься здесь. - Я наверное пойду. - перебил он брата. - Хорошо. Если вдруг захочешь поговорить, то я всегда тебе буду рад. Понял? Снова кивок. - Молодец. И ещё кое-что. Прости меня за всё. Это я тебя довёл. Как же сейчас хотелось сказать, что Бату нив чём не виноват. Успокоить, поддержать. Но вместо всех этих бессмысленных слов Гуюк целует хана в лоб, после чего быстро отстраняется и покидает шатёр.