— Скрыт мой путь от меня.
— Он уже раскинулся под твоими ногами. Ты не можешь сейчас отступить.
— Арвен…
— Если ты ничему не веришь, поверь в нас.
Арвен и Арагорн, «Властелин Колец»
Вокруг маленького лагеря пузырём подрагивали чары — разговор мог пойти не так, как он ожидал, а привлекать внимание целой деревни скаалов жрецу не хотелось. Довакин сидела напротив Мирака, скрестив руки на груди, и с недоверием смотрела на своего недруга. — Ты хочешь сказать, это не сон? Он покачал головой из стороны в сторону. Её кожа пунцовела на глазах, а во взгляде зарождалось нечто такое, отчего Мирак на всякий случай приготовился призвать оберег. — Я хотел сказать сразу, но тогда ты… — Но тогда я не стала бы вести себя как… как… — Она осеклась, а щёки окончательно приобрели недобрый, багровый румянец. — Ты… треклятый манипулятор! Мирак выставил защиту, прежде чем до него долетело… нет, не заклятие, а первое, что Довакину попалось под руку. Походный котелок, жалобно звякнув, покатился по земле. — Лжец! Следом полетела поварёшка. — Пробрался сюда под покровом ночи! Всё это время лез мне в голову! Да ещё и… — Она явно смутилась, пытаясь подобрать слово, которое могло бы описать то, чем они только что занимались, лёжа на траве. От необходимости произносить это её спасла заспанная Дженасса, выбравшаяся из палатки. — Почему ты так голосишь, daeljuhnyi, что слу… Данмерка замерла, широко распахнув глаза. Уже через секунду она рывком нагнулась, схватив не пойми откуда взявшиеся гномий лук и стрелы, и натянула тетиву, целясь Мираку точно в голову. — Что это за n'wah ? Её взгляд скользнул по взлохмаченным волосам мужчины, по его распахнутому одеянию, по практически оголённой груди и шее, покрытым характерными овальными гематомами, по его неровно застёгнутому поясу, за которым не было оружия, по валявшейся под ногами посуде… Остриё стрелы чуть опустилось, а в глазах загорелся озорной огонёк. — О-о… Кажется, я помешала? Весь её вид говорил о том, что она сейчас улизнёт обратно в палатку, но наутро вытрясет из драконорождённой абсолютно все подробности, вплоть до мельчайшей детали. Начиная с того, кем был загадочный ночной гость, конечно. — Да, — сухо подтвердил Мирак. — Нет! — взвизгнула Довакин, ещё больше разозлённая неуместным предположением подруги. — Это — он! Это Мирак, Джен! Лицо данмерки изменилось, остриё вновь взлетело вверх, чёрные глаза опасно прищурились. — Одно твоё слово, halberag. Мирак посмотрел на девушку в упор и кивнул на оружие в её руке. — Tatavanye, Jenassa . — Откуда ты… — начала было данмерка, но драконорождённая её перебила. — Две не отобьёшь. — В глазах босмерки полыхал огонь возмездия. Скрипнула тетива: драконья стрела легла на изящный сталгримовый лук. Оружие поблескивало знакомыми лиловыми чарами урона магии. — Отбил бы, — спокойно ответил норд и… погасил оберег. — Но я сюда не драться пришёл, Довакин. Момент был идеальным. Стрела смотрела прямо ему в грудь, более не защищённую магическим барьером. Драконорождённая знала, что он не успеет отразить удар: для призыва нового щита было нужно время, а она не зря считалась лучшей лучницей Гратвуда — промахнуться с такого расстояния было просто невозможно. Неприкрытое даже собственной робой, его сердце было чересчур лёгкой мишенью, и именно эта его уязвимость оказалась самым эффективным оружием против неё — босмерка просто не могла отпустить тетиву. Бессильно рыкнув, она отбросила лук в сторону. — Тогда что тебе от меня нужно??? — Я уже сказал: поговорить. — Опять будешь ей мозги задуривать? — прошипела Дженасса. Её стрела по-прежнему была направлена Мираку в лицо. Мирак покачал головой. А потом поморщился и потёр рукой шею, словно его тянуло арканом. — Я не влиял на тебя сильнее, чем на других, Довакин. Единственное, что ты делала по моей воле — укрепляла сваи вокруг Храма. — Лжёшь! — Зачем мне это? — Ну не знаю, — ядовито протянула босмерка и в сердцах пнула собственный посох. — Может, чтобы вот так втереться в доверие, подкрасться и убить втихаря? — Если бы я хотел тебя убить, то сделал бы это много раньше, — спокойно парировал Мирак. — Например, когда ты лежала подо мной с закрытыми глазами. Довакин тотчас пожалела, что выкинула лук. Вот сейчас она бы точно выстрелила в эту самодовольную рожу! — Ну да, видно, в твоей пыльной библиотеке тебе стало скучно, и ты решил сначала со мной поразвлечься… Мирак хмыкнул. — Поразвлечься? В Культе достаточно женщин, драконорождённая. Половина из них прямо или косвенно намекали мне, что не против. Только вот мне… — Он на мгновение сомкнул веки, а затем посмотрел на неё. — Знаешь, я бы хотел, чтобы дело было лишь в похоти. Тогда, утолив её с ними, я бы просто устранил проблему и вернулся бы в Нирн без помех. Босмерка сглотнула. Что-то в его лице говорило ей, что он не врёт. — А то ты не пробовал «устранить проблему»! — подала голос Дженасса. — Не мыши же из шеогоратовых закромов отправляли за её головой убийц! И не они же наслали на нас того дракона! Довакин ткнула пальцем в сторону подруги, молча соглашаясь с её словами. Мирак одним движением откинул полу робы и опустился на траву, скрестив ноги. — Я не буду скрывать: в Айварстеде на тебя действительно напали мои люди. Айлен и Этиас, совсем ещё юные — они очень хотели помочь… Я скорблю о них, но тогда я был уверен, что они вернутся. Ведь всё указывало на то, что ты — всего лишь фальшивка, марионетка в руках имперцев… — Марионетка? Хотя, знаешь… Даже если это было бы так! Убивать за такое? — В мои времена убивали, Довакин. Драконья душа — дар богов, иногда — наследие благословлённых предков, которого ты удостаиваешься по праву рождения. Но, как бы то ни было, это не только честь, но и большая ответственность. Такие, как мы, всегда вели за собой. Так было со мной, так было с каждым Довакином после. Путь драконорождённого осенён тем, кого вы ныне зовёте Акатошем. Самозванцев же за историю хватало, и они всегда сеяли хаос — ведь этих лжецов направляли не боги, а их собственные эгоистичные желания. Великие жертвы, которые приносили настоящие избранные, были опорочены подобными людьми. Мало того, не раз целостность всего мира была под угрозой из-за действий таких лже-Довакинов. Они — пятно на имени всех истинных драконорождённых. Так что в случае с тобой, я… Тогда я верил, что поступаю правильно. Девушка топнула ногой. — Если ты думаешь, что это тебя извиняет… — Нет, я так не думаю. Я говорю тебе, что было, прямо. Каждый человек, сколь умным бы он ни был, склонен время от времени принимать абсолютно идиотские решения. Это было оно. Мои эмоции взяли верх над разумом, а поспешность — над рассудительностью. — Он покачал головой. — Жалею ли я? Да. Я жалею. Узнав тебя, я понял, что хочу видеть в тебе не врага. Осознай я это раньше — и мои последователи были бы живы. Так что ты была права — именно я виновен в их смерти. Не хотелось этого признавать, но так и есть. Знаешь, ведь в день моего возвращения Айлен и Этиас хотели разделить со мной радость и сыграть свадьбу. Мирак опустил взгляд, перед его глазами явно пролетали картины прошлого. Помолчав несколько секунд, он продолжил. — Может быть, поступи я иначе, спасся бы и тот старик-шаман, который, наслушавшись баек обо мне, отдал жизнь и тайны впустую. Но только, как бы я ни хотел, время назад я повернуть не могу. — Он вновь посмотрел на неё. — Могу лишь говорить с тобой откровенно. Я намеревался убить тебя один раз. Ты попыталась устранить меня в ответ. Теперь вновь моя очередь, не так ли? Но я больше на тебя не нападу, Довакин. Я свой урок усвоил. — А как же дракон? — выдохнула босмерка. — Кросулах? — Норд невесело усмехнулся. — Самый горячий и самый безрассудный из моих Дов. Он полетел к тебе по своей воле. Понимаешь ли. — Мирак вырвал из земли несколько травинок и принялся растирать их в ладонях. — Я не мог быть откровенным с моими последователями насчёт тебя, Довакин. Пусть Садовод и не был в состоянии помешать, пока сила Камней меня питала, но пока я остаюсь в стенах его Плана, он всегда меня слышит. Узнай он о моих истинных желаниях, тебе бы действительно грозила опасность. Дженасса, — внезапно обратился он к данмерке, — руки ещё не затекли? Воительница насупилась, но лук опустила. Мирак вновь повернулся к драконорождённой. — Я не хочу с тобой враждовать. Я здесь, чтобы предложить мир. — А я думаю, что ты просто понял, что проигрываешь, и решил использовать меня! Мирак сморщился и вновь провёл рукой по шее и плечам. — Без Камней я действительно лишился мощной магической подпитки и стал слабее. И я правда не отказался бы от твоей помощи, Довакин. Но не потому, что хочу использовать. — А ПОЧЕМУ? — Я ведь уже сказал. Ты тоже мне снишься. В лагере стало тихо. Мирак продолжил. — До сегодняшнего дня я был уверен, что это просто… нелепые фантазии. Отголоски прежних желаний, тяга к чему-то человеческому… тёплому. Ты несёшь в себе то тепло, которого никогда не было в Апокрифе, Довакин. Я многое узнал о тебе, пока ты жила здесь, на Солстейме. Ты сумела меня удивить… очаровать… покорить — я не знаю, какое слово будет здесь уместнее. Но эти сны казались лишь снами, пока сегодня ты не сказала, что и ты тоже… Сейчас я понимаю — это не иллюзия, не бред и не простая жажда заполнить пустоту. Это — нечто большее. Босмерка затаила дыхание, казалось, даже её сердце перестало биться на несколько долгих секунд. Мирак улыбался, глядя на неё. Да так, что у девушки пересохли губы. — Довакин, у тебя на спине, под лопаткой, есть родимое пятно в виде кролика. Ты любишь, когда я целую тебя вот сюда. — Он коснулся точки за ухом. — С тех пор, как переехала в Скайрим, ты жить не можешь без сладких рулетов и настойки снежноягодника. Твой первый лук тебе подарил отец, но никто об этом не знает, ведь влиятельный отчим не позволял вам видеться. Когда ты дотрагиваешься до моих волос, ты часто приговариваешь, что я «твой норд-медведь». Пять ночей назад я показывал тебе любимое созвездие своей матери. В прошлый Турдас ты призналась, что со мной ты счастливее, чем наяву. За два дня до этого я… — …сказал, что хочешь поселиться со мной в маленьком домике на опушке леса и завести мохнатую собаку с вислыми ушами. Его улыбка стала ещё шире. — До тебя хотелось переделывать, исправлять, перекраивать слетевший с катушек мир, которым правят глупцы. Ещё совсем недавно меня прельщало всё это безумие, но знаешь… За то время, что мы провели вместе, я… — Он опёрся подбородком на руку и заскользил потеплевшим взглядом по её лицу. — Я понял, как соблазнительна мысль просто наконец пожить для себя… и для кого-то, кто мне дорог, Довакин. И да, собаку завести тоже. Девушка закусила губу: её щеки полыхали, а в глазах отчего-то невыносимо защипало. В звенящем безмолвии повисло нечто такое, что драконорождённой почудилось, что весь мир вокруг замер. И единственный, кто сейчас существовал, сидел напротив и, кажется, говорил ей: то, что она чувствовала, было взаимным… — Ты заставлял нас строить, — напомнила о себе Дженасса. Пусть оружие она убрала, но сдаваться так легко не собиралась. — Ты хоть день в своей жизни работал вот так, против своей воли? — Да. Три эры успели завершиться с тех пор, как я начал «работать» на кого-то вопреки своему желанию. И я искренне предпочёл бы стучать киркой о камень тому, что мне приходилось делать, — спокойно ответил норд, продолжая при этом неотрывно смотреть в лицо Довакина. — Не думай, что услуга местных, пусть и недобровольная, была бы мною забыта. Как бы то ни было, иначе я поступить не мог: время поджимало. Я нашёл брешь в Плане Садовода, я вывел формулу новых чар, о которых он не знал — пока не знал, и мне надо было спешить. Помощи культистов и даже драконов не хватило бы. Поэтому и пришлось взять сил взаймы у людей — но лишь у тех, кто мог их одолжить. Больных, немощных и детей мои чары не затронули. Драконорождённой словно обухом по голове дали. Сладкое оцепенение слетело, а в горле встал ком. — Детей не трогал, значит! А как же ребёнок в твоём храме? Сожжённое детское тело в клетке? Сколько оно там пролежало, Мирак? Ты… Что-то в лице Мирака заставило её замолчать. Он закрыл глаза. — Оно пролежало там четыре тысячи сто восемь лет, шесть месяцев и пять дней, Довакин. И поверь мне, будь на то моя воля, малышка была бы давно предана земле со всеми почестями, как и тела тех, других, что закованы рядом. Но в Храме, воздвигнутом для Садовода, действуют лишь его законы. Драугры, при жизни бывшие моими друзьями и соратниками, теперь служат ему. То, что ты увидела там, было сделано по его воле. В наказание мне. Чтоб погибшие всегда оставались перед моими глазами как напоминание. Всё это время его чары не дают мне и моим людям приблизиться к тем клеткам и… Его голос надломился. Драконорождённая поколебалась мгновение, а затем, ведомая чем-то непонятным, но настолько же мощным, как её собственная драконья суть, устремилась к Мираку. Маленькая подрагивающая ладошка осторожно легла на его плечо. Он тут же накрыл её руку своей. — Я перестраиваю храм не просто так, Довакин. Когда он станет по-настоящему моим… правила игры изменятся. Магия подчинится. И я смогу наконец достойно похоронить свою дочь.