***
Рабочий день пронесся чередой сумбурных мгновений: от утренней пятиминутки до вечерней внеплановой операции. В ушах гудело мерно-назойливым пиканьем приборов. Домой хотелось безумно, но она отчего-то не могла и пальцем пошевелить. Внутри сковало дикой усталостью. В голове: ни одной сколько-нибудь стоящей мысли, а лишь только мутно-шумные отголоски. Мурашки по тонкой коже носились табуном, и согреться не помогал даже обжигающе-сладкий дешевый кофе из автомата. В грудной клетке копошилося колюче-парализующее беспокойство — ожидание неизбежного. Короткий телефонный разговор помог немного прийти в себя: с Лёшкой всё было в порядке. Радостный и беззаботный ребёнок весело проводил вечер под красочные истории Гоши и задорный Машкин смех. Волноваться было не о чем. Но дрожащие пальцы все равно с перепуга попали не туда. Неотвеченный вызов от пока-еще-мужа, и липкий жар вот уже разгорался внутри с новой силой. Завтра — развод. Это осознание вдруг ударило по вискам оглушающим грохотом. Не в силах сдержаться Елена осела на мягкий диван в углу ординаторской. Завтра — долгожданный финальный акт их слегка уже затянувшегося спектакля. Завтра она будет непременно горда собой и феерически свободна — хоть на все четыре стороны. Проблема лишь только в том, что никуда шагать ей не хотелось.***
Четыре года назад.
Столь тихий двор вдруг разорился чередой громких сплетни шорохом взволнованного перешептывания вездесущих соседок. Повод для домового совета весьма веский: огромный тонированный джип, запаркованный у самого входа в подъезд. За рулем: фактурный молодой человек с пронзительно-серьезным взглядом темно-карих. Сурово-молчаливый он, на весь тот дворовой раздрай и внимания не обращал: вышел из автомобиля, открыл багажник джипа, и облокотился о капот. Удивлению заинтересованных соседок не могло быть предела, когда рядом с ним оказалась всегда послушная и воспитанная старшая дочка заслуженного академика. Это надо же: Лена — в тихом омуте черти водятся. Не успела расстаться с женихом и вот уже её какой-то незнакомец домой подвозил. Да, на такой машине, да с таким важно-непринужденным видом. Не ожидали подобных выкрутасов от Лены-тихони, но наблюдать исподтишка было любопытно. — Быстро ты. — Хмуро-задумчиво отозвался парень, выдернув из её ладони ручку чемодана. — Садись давай и поехали. Смертельно-вымотанная приступами токсикоза, утренним походом в ЗАГС и неприятным разговором с матерью она лишь только глухо выдохнула, и одарив некогда-родной двор безрадостным взглядом, скрылась за тонированным стеклом. — Не боишься такую как я в жёны брать? — Нервное напряжение последних дней скользнуло с её губ натянутой издёвкой. — Клейма ведь ставить негде… — Я слухам не верю. — Хлёстко отрезал Михаил, сильнее вдавив пальцы в ободок руля. Ну какая из неё вертихвостка, ей Богу: детский сад. У него ведь от столь тотальной её честности уже скулы сводить стало. — А если и правда — тогда разведешься? — Ладони тряслись и холодели, и Барановой бы помолчать, но почему-то именно сейчас хотелось влезть к нему под кожу своими неуместными вопросами. — И не мечтай! — Недвусмысленно оборвал на полуслове. — Тебе так не повезет.Четыре года назад.
На ватных ногах Агапова добралась-таки до приёмного поста, сообщила о благополучном исходе операции и попрощалась с регистраторшей. — Тебя там уже второй час дожидаются! — Лишь в дверях девушку настиг громкий женский голос. — Кто? — Лена недоверчиво глянула по сторонам и шагнула назад, замирая в инстинктивном волнении. А есть варианты? — Это же тебе, Милая, лучше знать. — Не то осуждающе, не то ободрительно заявила умудренная жизненным опытом женщина. У уставшей Лены даже сил не хватило удивиться его приезду. Вышло только неосознанно скользнуть взглядом по крепкой полутемной фигуре в дорогом пальто. Колючие темно-серые упёрлись прямо перед собой. Агапов тоже выжитый и раздавленный. Взъерошенный и помятый, вот уже который час тихо и покорно дожидался жену в шумном больничном дворе. — Миша? — Стук тонких шпилек об асфальт затих в нескольких шагах от него, Лена слегка вздрогнула узкими плечами и поморщилась от промозглого ветра. — Ты чего здесь? — К тебе. — Порывистый хрип выдавал в нем долгое молчание. — За тобой. — У меня сил нет совершенно, я дико устала. — Дрожащими от холода и перенапряжения пальцами и влажно-красными глазами. Она не врала ни грамма. И встречи этой хотела и боялась одновременно. — Давай завтра все обсудим. А что уже, собственно, там обсуждать? — Иди сюда… — Позвал необдуманно-порывисто, лишь протянув ей руку. Расслабился, только когда девушка протяжно выдохнула, едва заметно приподнимая уголок губ, коснулась его тёплой руки своей холодной ладонью.***
Глядя на то, как жена облегченно выдохнула, скинув узкую обувь, удобно устроилась с ногами на сидении, Михаил улыбнулся. Девушку мелко трясло промозглым ветром и многочасовым рабочим днём. У Агапова внутри жарко пылало желанием послать всё к чёрту и обнять покрепче. Прямо сейчас. Сдаться он не готов. Не в его стиле. Не в его характере. Может и отступил бы, если бы был уверен, что для неё так будет лучше — легче. Ведь каких-то полтора месяца назад он был согласен и на переезд, и на развод. Сегодня Агапов весьма самодовольно был уверен в том, что они друг другу хронически необходимы. Длинными тихими разговорами на кухне, когда у них на двоих: ещё пока наполовину полное ведёрко сливочного мороженого. Внезапно-порывистыми и трепетными объятиями, когда вдруг оказывалось, что после командировки он торопился домой не только к сыну. Сладко-тягучими ночами, где между ними — лихорадочная нежность и запоздалое осознание дрожащей исключительной важности друг для друга.***
— Ну и какой в этом смысл? — Весьма недовольная столь бесцеремонным пробуждением Лена безучастно обвела взглядом просторную кухню. — Миша, что ты придумал? А он что? А он — ничего. Два бокала, бутылка красного сухого и вкусный ужин из ресторана. Еще горячий: за такие-то деньги. — Просто выпьем, поужинаем. — Непринуждённо заявил Агапов, и от недавней покорности судьбе, кажется не осталось и следа. — Поговорим, если захочешь. — Напоследок? — Стыло-невесёлая усмешка быстро слетела с губ, отдаваясь у обоих лишь чередой больно-глухих ударов. — Пошли вино пить. — Свистящим грохотом сквозь сжатые зубы и хмурый взгляд. Ну вот, и что она колючки выпускает всё время. Ведь невозможно серьезно разговаривать. Звон тонкого стекла разворошил её анабиоз, так что тонкие пальцы намертво вцепились в ножку бокала. Терпкая горечь выдержанного сухого приятно обожгла губы. Вкусно. Мишка рядом и спокойной остаться в столь критической близости вряд ли получится. Ей хотелось… Хотелось и на шею ему броситься и по щекам нахлестать. А этот индюк самодовольный только стоял неподвижно, цепко держал её внимательным взглядом и улыбался. Стояли бы еще невесть сколько, прожигая друг друга недвусмысленными взглядами, излишни пылкими для них — завтра уже разведенных. Стояли бы, но внезапно погасший свет заставил вздрогнуть и очнуться. — Опять твои выкрутасы? — Её голос больно дрогнул, а сердце заколотилось в неконтролируемой истерике. — Тебе заняться нечем совсем? — Угомонись. — Слегка прохладно бросил Михаил, с грохотом опустив бокал на кухонную тумбу. — Мог бы пошутить, что вырубили за неуплату, но увы! — В верхнем боковом ящике нашёлся и фонарик и отвертка. — Жди меня здесь. — Давай быстрее! — Нетерпеливо пискнула напуганная девушка, пытаясь унять подкатывающую дрожь. Ну еще только этого не хватало. Внутренний многолетний страх грозил вырваться наружу. — Миша! — Везде вырубило видимо. — Безадресно произнес Агапов, возвращаясь на тёмную кухню. — К утру все восстановят. Лена поморщилась, шумно выдохнула, разрывая напряженное молчание и рывком глотнула вино из бокала. Может хоть так станет легче. Горло обдало уже набившей оскомину терпкостью. Горько. Душащие слезы: острым спазмом. Судорожный всхлип, брошенный помимо воли. — Ну что ты? — Низко прохрипел мужчина, тут же оказавшись рядом. «Что она» Михаил прекрасно понимал. Её тот рассказ он запомнил, кажется на всю жизнь. — Успокойся, слышишь? Прохладные пальцы скользнули по растрепанным локонам. На кончиках его пальцев — её соленые слёзы. И хотя плакать Агапова не желала категорически, но остановиться уже не могла. Не было сил держать в себе, все то, что накопилось за последнее время. В ушах глухо зашумело, а перед глазами раздвоилось нечеткими и темными картинками. Сильные руки крепко уцепились за тонкую талию, не давая упасть. — Пусти меня, немедленно! — Воинственный блеск в тёмно-серых он видел даже глубокой темноте. Коротко усмехнулся и теснее сжал тонкий шелк блузки. — Ты грохнуться хочешь? — Его издевательский тон резанул по живому. Дрожать Лена не перестала. Быть рядом с мужем столь недвусмысленно-близко — сплошная пытка. От него тянуло знакомым одеколоном и дорогим табаком. — Чего ты бесишься? И правда: бесилась. Внутри вот-вот бы полыхнуло — только спичку поднеси. Ставший уже привычным страх за мужа почему-то сменился злой досадой. Совести у него очевидно — ни грамма, раз такие важные вещи от неё скрывал. — Я тебе вообще кто? — Вопрос скорее риторический. Вопрос, от которого у Михаила внутри загудело неприятной дрожью. Это что еще за новости? — Не надо дурочку включать, ладно?! — Агапов вдруг отчаянно взревел резко дергая Елену на себя. — Ты же прекрасно все понимаешь. Мы — семья. — Да неужели? — Истерическим смехом сквозь жгучие слезы. — В семье люди обычно делятся друг с другом проблемами, трудностями… Понимаешь? Может для тебя это — новость, конечно. Агапов глухо выдохнул, теснее прижимая жену к своей груди. Осознание столь ярой претензии больно ударило звоном в голове. Долетели-таки до Ленки громкие слухи о его проблемах с законом. Вот теперь: страшно до дрожи. Ему, сильному и смелому, страшно услышать самый главный приговор — её. — Лен, я… — Слова нашлись, но застряли в горле судорожным спазмом. — Почему о том, что происходит с моим мужем, я должна узнавать от его сестры?! — Их и без того хрупкий мир разлетелся вдребезги мелкими осколками. — Я хотел вас защитить. — Чистая правда, от которой у нее сердце свело судорогой. Ладонь сама по себе — пощечина, от которой он даже уворачиваться не стал. — От себя защитить? — Неприлично глупо. — Ну, герой, что уж тут скажешь… — Оттолкнула его, что было сил, и Михаил выпустил её из крепких объятий. — Не думал, что для тебя это так важно. — Тихо-низким хрипом, от которого у Агаповой по спине пронесся табун мурашек. — Я жена твоя, Миша! Ты должен был мне все объяснить сразу, а не подсылать ко мне кого попало и не подсовывать на подпись всякую дрянь. — Вдруг мерно и спокойно, будто не она секунду назад давилась слезами. — Ты же подписала. — Невзначай отметил мужчина, присев на стул рядом. — Свободы захотела. — Я хотела, чтобы ты сам наконец решил: кто тебе нужен. — Запоздалая усмешка скатилась с в кровь закусанных губ. — Да-да, я про Симу. — У меня с ней и не было ничего! — Яростно встрепенулся Михаил, в считанные мгновения оказавшись рядом с женой. — Что ты там надумала себе? — Ну точно — дура. — Знаю, что не было. — Тихо улыбнувшись, девушка положила ладони на крепкие плечи. — Мы виделись — она сама сказала. А еще сказала, что ты сам не свой. А потом я у Машки с горем пополам допыталась и про компанию, и про дело уголовное. Он промолчал. Просто не было сил говорить. Её терпко-горький запах наводил в голове хаос. Захмелевший не то от вина, не о от её близости, Михаил потянулся за поцелуем. Сладко. Подавшись немного вперед, Лена прогнулась под его тёплыми пальцами, позволяя целовать себя жадно и опьяняюще.***
В спальне — дрожащий огонь свечей. «Моя. Моя. Моя.» — глухой дробью его громкий шепот. Лена улыбалась, мелко дрожала и судорожно сминала шелковую простынь дрожащими пальцами. Сдерживать себя: уже никаких сил не осталось. Ее Мишка. Вечно беспокойный, временами излишне самодовольный. Яркие, заблудшие черти в темно-карих, приятно-хрипловатый голос, крепкие объятия. Его Ленка. Живая, настоящая. Растрепанные темно-русые локоны волос, душисто-сладкий запах, тонкая кожа и знакомая родинка чуть выше линии груди. Он скучал за ней как проклятый. И хотел её, кажется, не меньше. Хотел любить, защищать и чувствовать рядом. До последнего вздоха. Она скучала до глухой боли за рёбрами. Хотела просто быть рядом навсегда. — Разводись со мной к чертовой матери. — Хрипло выронил мужчина, прижимая жену теснее к себе, согревая в объятиях. — Тебе так не повезет. — Поцелуем и её слабо-сонной улыбкой.1:1
***