За свою жизнь Йен Галлагер очень много целовался.
Свой первый поцелуй он получил в тринадцать лет, почти самым последним из всего класса, в основном потому, что Йен не хотел целовать девочек. Он только-только разобрался со своей ориентацией и боролся с вопиюще огромным количеством возбуждения, которое свалилось на него — тощего веснушчатого подростка-гея из гетто.
Так что он отбросил наивность и не стал надеяться, что его первый поцелуй, как и первый сексуальный опыт, будут чем-то особенным и тем более романтичным. Это сослужило ему огромную службу, когда Роджер Спайки — высокий блондин, старше Йена на два года, быстро отсосет ему в раздевалке спортзала, а после поднимется с колен и оставит на губах Йена противный мокрый чмок со вкусом члена.
Йен не назвал бы себя ханжой, его возбуждает грязный секс, и он дрочил смущающее количество раз на порно, где партнеры жарко целуются с языком во время всего процесса: после минета, римминга и даже с лицами в сперме. Это жарко, и Йена это заводит так сильно, что он кончает непозволительно быстро.
Но даже в двадцать два года, когда у него за плечами тонна секса: случайного, одноразового, с постоянным партнером или в тумане маниакального эпизода, ему не нравятся поцелуи с примесью каких-либо жидкостей, потому что это — сладкий секс, когда вы целуете каждую частичку друг друга, и желание настолько сильное, что мозг отключается, — вот это вот всё близкое и интимное только для кого-то, кого Йен по-настоящему полюбит.
Он думает, что это глупо и из разряда секретов, которыми вы никогда и ни с кем ни за что не поделитесь, но да — это его сокровенная фантазия, которую он надеется, когда-нибудь воплотить в реальность с кем-то особенным, кто будет влюблена в Йена, действительно, действительно влюблен.
Если он считает так в двадцать два года, то стоит ли говорить, как сильно ему понравился послеминетный чмок от Роджера Спайки?
Да, Йена вырвало прямо парню на кроссовки.
После этого у них ничего не было, но задетая гордость Роджера ещё долго портила Йену жизнь, потому что парень оказался мстительным и злопамятным, рассказывая всем, что Галлагер отсосал его огромный член, как маленькая шлюха.
Йен ненавидит свой первый поцелуй.
Потом был Кэш — женатый пакистанец тридцати пяти лет, за связь с которым Йену ужасно стыдно по сей день.
Дело не в том, что мужчина был на двадцать лет старше Галлагера (хотя ничего себе), а также работал начальником Йена (что конечно же тоже не очень), но основная проблема, которую Йен осознал много лет спустя, таилась в Линде Кариб — жене Кэша и матери его двоих детей.
Будучи пятнадцатилетним и возбужденным на грани отчаяния, без примера здоровых отношений перед глазами, Йен оказался в объятьях старшего мужчины без задней мысли и наконец-то первый раз трахнулся, а после много раз целовался по-взрослому (как Йен думал тогда).
И это было неплохо: не противно, как с Роджером, не так интимно, как в вырезках из журналов, которые Йен хранил за комодом в спальне, но приятно и возбуждающе.
С годами Йен переосмыслит весь этот опыт и ужаснется, а воспоминания о поцелуях приобретут горько-кислый привкус. Он поймёт кем он был — отдушиной несчастного мужчины с нездоровой тягой к маленьким мальчикам, тайной лживого мерзкого человека, обманывающего свою жену и детей.
Йен не смог бы сказать, что Кэш был педофилом, потому что признать это — значит назвать себя его жертвой, и Йен предпочел бы остаться глупым подростком, купившимся на сладкие обещания более взрослого партнёра.
Так легче и проще, чем думать, что его целовал педофил. Но он всё равно ненавидит поцелуи Кэша Кариба.
Нэд — это…тот, кого Йен так и не смог разгадать.
Он до сих пор не может с точностью утверждать, что Лишман был геем, потому что мужчина на полном серьёзе залезал на всё, что смело подвинуться. А Йен был довольно активным парнем.
Они познакомились в клубе и развили постоянную связь из одной ночи, встречаясь в отелях, чтобы переспать и немного поболтать, потому что Нэд, не смотря на то, что был страше Йена на тридцать семь лет, мог говорить обо всём на свете и делал это со знаниями эксперта и шутками идиота.
Он был добрым и вежливым, не заставлял Йена делать то, чего он не хотел и никогда не склонял его к близости насильно. Тот факт, что Нэд считал нужным кормить Галлагера как на убой и периодически заваливал его дорогими подарками был приятным бонусом и, может быть, из-за всего этого в совокупности они продержались вместе почти полгода.
У Йена никогда не было каких-то иллюзий, что они пара, как с Кэшем или могли бы, когда-то стать чем-то большим, чем приятели по траху. Нет. Ему было семнадцать, он трахался при любом удобном случае: в клубе или под трибунами в школе, куда за ним трусцой бежал Нгуен Чанг — пухлый вьетнамский эмигрант, называющий Галлагера папочкой во время секса.
И поэтому поцелуи с Нэдом так же не стали чем-то запоминающимся, что, зная предыдущий опыт Йена, не так уж и плохо. Это было просто сухое касание губ для прелюдии перед трахом или чмок на прощание, но не более.
В конце концов они были для друг друга просто удобным способом для разрядки, хотя Йен и пришёл в шок, когда Джимми-Стив — парень Фионы представил им своего отца — Нэда-Ллойда — приятеля по сексу Йена.
— Я могу ебать что угодно, — скажет ему Нэд.
Может быть из-за поражающей честности Ллойда, а также того факта, что Лишманы были семьей, где каждый её член был лживее другого, Йен Галлагер не чувствовал никакого стыда из-за связи с почти пожилым хирургом.
Что бы там ни было, пусть это остаётся на совести Нэда и его престарелой задницы. В конце концов, с огромной неохотой и зубным скрежетом, Йен готов признать, что Нэд-Лойд Лишман такой же гребаный мерзкий педофил, как и Кэш Кариб.
Дерьмовое шоу — вот, как можно охарактеризовать все поцелуи Йена до двадцати лет.
Где-то после Нэда…
Была темнота.
Он вспоминает время с семнадцати с половиной до девятнадцати лет как эмоциональный катарсис, когда хаос испорченных, больных эмоций вырвался из под контроля и явил миру Йена Галлагера — биполярного подростка, охваченного манией.
Эта часть воспоминаний глубоко закрыта в тёмном углу его мозга, и даже если Йен становится достаточно смелым, чтобы открыть дверь, то всё, что он обнаруживает — это ураган из обрывков фраз, смазанных лиц и призраков прикосновений, приглушенные мелодии клубной музыки и то, как маленькие золотые шорты врезались ему в бедра до воспаленных красных рубцов.
Он знает, что в этом урагане есть много поцелуев. Но Йен не хочет их вспоминать.
Он думает, что эти поцелуи могли бы его сломать.
Так что свой первый "здоровый" поцелуй Йен получает только в двадцать лет от тридцатилетнего пожарного Калеба Дэвиса.
— Можно всё сделать нежнее, — говорит Калеб, прекращая кусачие поцелуи Йена и снова касаясь его губ: мягче, медленнее, чувственнее.
После этого поцелуя Галлагер вступает в первые в своей жизни отношения без участия жён, детей и незаконной детской проституции.
Необычно, но в хорошем смысле.
Целых семь месяцев Йен будет парнем горячего пожарного, который будет целовать его открыто, целовать его часто, целовать его нежно, страстно, во время секса и просто за просмотром вечернего шоу.
Это не будут поцелуи любви, и они не дойдут до того момента, когда Йен захотел бы всего-всего: сладкого, жаркого, мокрого, грязного, но поцелуи с Калебом станут невероятным прогрессом.
Однако всё будет разрушено изменой пожарного и даже не с парнем, а с девушкой, что почему-то ударит Галлагера сильнее, чем можно было бы думать.
Те поцелуи Йен помнит, как поцелуи с металлическим вкусом предательства.
Тревор? Для своего же блага Йен мало что помнит из своих последних отношений. Он мог бы сказать, что иногда это было мило, иногда скучно, иногда действительно в чем-то поучительно для него, но в основном эта пластинка доиграла свою монотонную незапоминающуюся мелодию, после чего граммофон с треском сломался, тонарм съехал с диска и разломил его к черту.
Единственное, что Йен может вспоминать с улыбкой об их отношениях с Тревором — это тот знаменательный момент, когда Галлагер снизошел до дна.
Поистине запоминающийся и по-своему приятный акт во время которого выяснилось, что Йен настолько, иронично говоря, невинный и не желающий получить чем-либо по заднице, что как только Тревор подошёл к нему сзади и только-только прикоснулся рукой к ягодице, Галлагер лягнул его с такой силой, что Янг улетел в другой угол комнаты и приземлился на гребаный стол.
Йен смеялся так сильно, что сорвал голос.
— Ты маниакальный эгоцентричный придурок, который думает только о себе! — сказал ему Тревор, как только разогнулся и нашёл в себе силы встать на ноги.
— Я сказал тебе, что я этого не хочу, но ты продолжал давить! — выкрикнул в ответ Йен, сдерживая истерический смех, потому что Тревор всё ещё стоял перед ним — весь в опилках и царапинах, а также с чёрным дилдо, пристегнутым к нему ремешками.
— О, бедный Йен, который не может даже удовлетворить своего парня в постели, потому что думает, что его задница чертовски особенная. Зачем я только тратил на тебя своё время, пытаясь сделать нас равноценными партнерами, когда из такого куска дерьма, как ты, всё равно ничего бы не вышло!
Йен старался, он правда старался. Но в следующий момент он хмыкнул, а после так плотно сжал челюсти, и у него хлынули слезы из глаз…
И рыжий засмеялся.
Порыв был такой сильный, что кажется он немного обрызгал парня слюной, пока хохотал, сгибаясь пополам и держась за живот.
Но, чёрт возьми, что он мог сделать?! На него кричал парень, одетый в одно…дилдо, которое трепыхалось при движении, как игрушка на пружинке.
Ситуация была обречена на провал с самого начала.
Это было расставание, которое заслужило свое место в рейтинге среди драм на Netflix.
К нынешнему моменту Йен Галлагер целовался бесчисленное количество раз с самыми разными людьми, и был совершенно уверен, что он не найдёт в этом действии ничего нового.
"Он так ошибался", — думает Йен, когда Микки слегка приподнимается, чтобы дотянуться до его губ (он, наверное, встал на цыпочки, и Галлагер готов умереть только от этого), и целует его, целует его.
Целует его.
И теперь Йен наконец-то знает, как это должно быть — поцелуи с тем, кого любишь.
Такие нежные, такие сладкие, словно карамель. Наполняющие тебя такой легкостью, что кажется ты вздохнешь и улетишь в воздух, как одноразовый пакет из Costco Wholesale, уносимый ветром.
Поцелуи, наполненные желанием до краёв и обещанием, что они повторятся сегодня, завтра, послезавтра, после послезавтра и навсегда.
Взаимно страстные, хотя всё ещё такие невинные, трепетные, с прерывистыми вздохами и горячими клубочками дыхания из носа, потому что вы дышите часто из-за нервной энергии, вибрирующей под кожей.
Тёплые губы Микки касаются его губ, принося с собой вкус яблочного пирога, который он ел за ужином, и запах его тела, и низ живота Йена так сводит от удовольствия и желания, хотя они ещё ничего не делают.
И одновременно делают всё.
Его губы мягкие, такие, которые хочется целовать самыми разными способами — звонкий чмок, поцелуй с чуть приоткрытыми губами, пососать губы по отдельности, лизнуть языком, захватить их в страстном поцелуе, все, все, все существующие виды ласк Йен хочет попробовать с Микки.
Но пока это медленные и легкие, буквально воздушные, поцелуи, немного невпопад, потому что Микки неопытен, а Йен волнуется и возбужден намного сильнее, чем был в подростковом возрасте, и они сталкиваются губами, а после Йен берёт верхнюю подушечку губы Микки в рот и ласкает её, немного втягивая в рот и отпуская, чтобы проделать тоже самое с нижней, а потом снова оставить серию чмоков на идеальных губах своего парня.
Черт, эти губы были созданы, чтобы их целовали.
Чтобы их целовал Йен.
Раздаётся звук столкновения зубов, потому что они улыбались, но при этом не могли остановить свой сеанс поцелуев, который Йен вообще-то не собирается прекращать никогда.
Теперь, когда они начали, этому просто не суждено остановиться.
Он будет целовать его по утрам, при каждой встрече, при любой возможности, он будет целоватьцеловатьцеловать Микки Милковича до конца своей гребаной жизни.
Он так хочет получить от него все поцелуи и разделить с ним самые интимные из них: жаркие, влажные, больше языка, чем губ, поцелуи в самом пылу момента или наполненные эндорфинами, ленивые поцелуи с привкусом благодарности за подаренное удовольствие.
Поцелуи со вкусом самого Микки.
Поцелуи со вкусом самого Йена.
Поцелуи после того, как ты лизал и сосал горячую потную кожу.
Йен знает, что с Микки ничто из этого не покажется ему грязным.
И ещё одно, в чём он уверен с совершенной точностью — это то, что сегодня Йен целуется в первый раз.
К чёрту Роджера Спайки, Кэша, Нэда и остальных, потому что все они нихрена не значили.
Микки Милкович целует его, стоя выше колена в воде, обвивая шею Йена руками и, он в этом уверен,слегка привстав на цыпочки, и это так исцеляюще, что стирает все прошлые опыты.
Это лекарство, которое суждено открыть далеко не всем, — поцелуй любимого человека.
— А ты знаешь, — шепотом спрашивает Йен, потираясь кончиком носа о нос Микки, — Что эскимосские поцелуи по-другому называются куник?
Брюнет замирает на секунду, а потом разражается весёлым фыркающим смехом, которым ты смеёшься над самыми глупыми вещами, потому что тебе слишком хорошо, и это чувство просачивается в каждый твой вздох.
— Какого хрена, Йен? — спрашивает он, улыбаясь, глаза блестят в темноте ночи.
— Просто хотел, чтобы ты знал, что когда я делаю так, — рыжий тычется в милый нос брюнета, — То мы практически занимаемся…
— Не смей этого говорить, Галлагер, — предупреждающе говорит Микки, отходя от Йена на полшага, — Не вздумай…
— Кунилинг…
Брызги воды в лицо — это то, что Йен получает совершенно заслуженно и предсказуемо.
Он набирает в ладони озёрной воды, пока Микки хлещет в него, как грёбанный Аквамен и вслепую пытается окатить своего парня.
Через десять минут они полностью мокрые и задыхаются от смеха, выжимают воду с запахом травы из волос.
Серебристый свет от полумесяца спускается с небес и плавно скользит по озёрной глади, пока не достигнет Микки, обволакивая его, пока он стоит, запрокинув голову вверх и зажмурившись дышит, грудь вздымается под влажной футболкой.
Он такой красивый.
Йен просто не может не подойти к нему, чтобы обнять за талию,поймать его взгляд — ласковый, испытующий, наклониться и мягко потереться кончиком носа, а после нырнуть к губам.
Он целует его и не замечает ни неудобства от мокрой одежды, ни прохлады вечернего ветра, всё, что Йен знает в этот момент — это Микки.
Микки. Микки. Микки.
Йен слегка приоткрывает губы, и поцелуй становится горячее за счёт влаги и интимности, он склоняет голову, меняя глубину и захватывает нижнюю бархатную губу Микки, чтобы сладко пососать её,а после легонько провести языком.
Не сдержавшись.
Он слышит глубокий вздох, а после чувствует его на своей коже, Микки прижимается ближе к нему, пальцы впиваются в мокрую рубашку Йена, он приподнимается чуть выше, становится увереннее и тверже в том, что делает, и Йен думает, что застонет, если отвлечется хоть на долю секунды.
Его ноги становятся ватными, и он полностью в блаженстве и наслаждении, когда неспешно целует своего парня, зная, что у него есть всё время в мире, чтобы поцеловать его, как бы только они не захотели.
Микки отрывается с громким звуком и смотрит на Йена, взгляд чарующий и такой гипнотический, что Йен готов утонуть в этом омуте голубых глаз, обрамленных тёмно-синей радужкой по краям (если внимательно присмотреться), зрачки Микки расширены, и это сводит его с ума.
Он скользит взглядом по коралловым в свете луны губам, влажным от слюны и таким манящим.
Пульс бешеный, он стучит где-то в горле, и Йен так хочет Микки, что приходится немного сместить бедра в сторону, чтобы не смутить его, и, чёрт возьми, ему так сильно нужно поправить член, потому что полный стояк в джинсах — не что иное, как кара.
"— Что это за звук? — поинтересовался мозг, потирая виски в попытке остановить головную боль от каких-то кошачьих завываний.
— Возбуждение, — буркнула печень, а после снова зашуршала, принимаясь за работу.
— Ты говоришь?! — мозг был в шоке, хотя возможно, что это ему показалось из-за всего этого хаоса гормонов, феромонов, бешеного стука сердца, которое буквально летало по груди, а теперь еще и странная поп-музыка 90-х, — Что это за гребаная песня?!
— Джанет Джексон — "В любое время, в любом месте", дорогой, стыдно не знать, — фыркнуло сердце, даже не прерывая своего влюблённого ритма — Мик, Мик, Мик.
— Я хочу тебя сейчас.
Я не хочу останавливаться только потому, что…
Тебе очень хорошо с моей любовью внутри.
Я не собираюсь останавливаться, нет, нет, нет!
Я хочу тебя!!!
АаааАаааАааааа!!! — провыло что-то, находящееся в явном отчаянии
— Почему я должен разгребать это дерьмо…, — проскулил мозг, пока сердце поймало ритм попсовой мелодии и принялось подпевать.
— Все, что я хочу сказать...
Когда-угодно
И где-угодно
Мне все равно, что кругом
Мммм
АааааАааааАааа!!!
Мик. Мик. Мик.
Мик. Мик. Мик.
— Это пиздец…подождите, а почему кровь хлынула вниз?!?!".
Йен тяжело сглатывает и подносит ладонь к лицу Микки, кожа щеки такая горячая, он думает, что его парень, наверное, покраснел, может быть, потому что он чертовски возбужден, как сейчас и сам Йен.
Микки тянется за поцелуем, и Йен встречает его на полпути, припадая к его приоткрытым губам своими, их языки касаются друг друга на секунду, но этого достаточно, чтобы Йен почувствовал отчетливую боль в районе паха от зажатого в тиски стояка. Возбуждение так сильно накрывает его, что он издает приглушенное "уммм" в губы Микки, не контролируя этого, потому что не смог, даже если бы захотел.
Он разрывает поцелуй, сталкиваясь лбом с Микки и громко дышит.
Чёрт возьми.
Дыхание на двоих.
— Хочешь пойти ко мне и продолжить задавать свои тупые вопросы? — спрашивает Микки, Йен чувствует клубочек воздуха от его смеха.
— Да, пошли, — он улыбается и оставляет на переносице своего парня поцелуй нежности — лёгкое прикосновение на одно мгновение.
Поцелуи. Поцелуи. Поцелуи.
Лёгкие и нежные. Ласковые и влажные. Страстные и игривые. Медленные и по-французски. С языком и приглушенным дыханием. Покусывая губы и зализывая следы.
Поцелуи с добрым утром, привет, я скучал, спокойной ночи, я без ума от тебя поцелуи, я так хочу тебя поцелуи, я так чертовски сильно влюблён в тебя поцелуи...
Поцелуи. Поцелуи. Поцелуи.
Все они теперь сводятся к Микки.
•────── ✾ ────── •
Они переодеваются в сухую одежду (любезно предоставленную Микки), Йен надевает серые боксеры в клетку, чёрную футболку, которая облегает его немного плотнее, чем его вещи и серые домашние штаны, доходящие ему чуть выше лодыжек.
Он выходит из ванной на первом этаже, Микки в гостиной уже разогрел картофель с мясом и несёт еду в тарелках на кофейный столик.
Он выглядит хорошо.
Даже слишком хорошо, если вы спросите Йена.
На нем белая футболка, та самая, которая выделяет его подкаченные плечи и сильные смуглые руки, а также облегает мягкий низ живота, от вида которого у Йена ползут мурашки по спине. Примерно такие же штаны, как у Йена, только чёрные и из-за всей этой разницы в росте, они скапливаются в складочки у ступней Микки.
Йен глубоко вдыхает и медленно выдыхает, стоя в проеме двери в ванную, наблюдая, как самый горячий парень в мире делает ему бутерброд с мягким сыром и маленькими вялеными помидорками, от которых Йен без ума.
Это вообще никак не помогает ему почувствовать себя лучше. Огонь снова разгорается внизу живота, и Йен тихо прокрадывается обратно в ванную, чтобы умыться холодной водой и сказать своему "Я" в зеркале пару ласковых.
— Нам надо успокоиться, — бормочет он, держа холодные от воды руки на горящих щеках.
"— Нет, нам надо потрахаться, — промурлыкало возбуждение, выпуская вокруг себя новую порцию искрящихся розовых сердец.
— Заняться любовью, — поправило сердце, — Мик. Мик. Мик. — Со всей нежностью, страстью и…
— Красным кляпом во рту, — благородно подсказало возбуждение и выдохнуло клубочек фиолетового дурмана в сторону мозга.
— У меня, блядь, мигрень от всех вас, — фыркнул мозг, а после нажал на пару кнопок, добавляя еще немного воли и терпения в атмосферу.
— Фу, что так отвратительно пахнет?! — возбуждение с силой сморщило нос.
— Целибат".
— Йен, еда на столе, — окликнул его Микки, не зная, что Галлагер сейчас пытался предотвратить сексуальную революцию с помощью переохлаждения.
"А лучше бы ты", — подумал Йен и, смахнув капли со лба, вышел из ванной.
• ────── ✾ ────── •
Они едят под тихое гудение телевизора, где идет какая-то старая комедия с Джимом Керри, и иногда улыбаются друг другу, когда встречаются взглядами.
— Мэнди обалденно готовит, — хвалит Йен, вставая, чтобы отнести тарелки в раковину, — И ты тоже, блин, кажется я стал на размер больше, — шутит он,по-хозяйски начиная мыть посуду.
— С тобой всё в порядке, — Микки подходит, ставя в раковину стаканы из под их напитков и хлопает Йена по пояснице, — Не забывай, что ты в моей одежде, так что чехол может слегка не подходить…, — он хихикает, опираясь на кухонную стойку рядом с Йеном, скрещивая руки на груди.
— Ммм, — Йен кивает, ополаскивая стаканы и ставя их рядом с другой чистой посудой, прежде чем стряхнуть воду с рук и вытереть их полотенцем, — Спасибо, что сказал за меня, что ты такой маленький и очаровательный, — дразнит он, зная, что Микки сейчас скорее всего убьёт его.
— Ах ты, — начинает брюнет, вздернув густые брови, — Я дал тебе одежду, накормил тебя, и чем ты мне отвечаешь? Завуалировано называешь меня кроликом.
— Кролик? — Йен подходит к Микки, кладя руки на стойку позади него, заключая его в клетку, — У тебя всё в порядке с ушами, да и зубы…
— Да-да, пошёл ты нахуй, — фыркает Микки, уголки губ приподнимаются, когда он сдерживает улыбку, при свете лампы хорошо видно, как наливаются румянцем его щёки.
— Я бы сказал, что ты больше похож на сердитого котёнка, — говорит рыжеволосый, предусмотрительно сильнее сжимая стойку, когда Микки пинает его в голень и толкает в грудь.
— Эй, послушай сюда, рыжая капибара, назови меня ещё раз кот…уммм, — его раздражение быстро теряется, когда Йен наклоняется и захватывает нижнюю бархатную губу Микки своими губами, нежно посасывая и обвивая его руками за талию, притягивая к себе.
Он такой тёплый и обманчиво мягкий в руках Йена, обнимать его грёбанное блаженство, может быть, потому что он так идеально подходит ему.
Босые пальцы ног Микки касаются пальцев Йена, когда брюнет придвигается, а после немного привстает, углубляя поцелуй, и руки Йена съезжают вниз, ложась на изгиб задницы Микки.
При любых других обстоятельствах, было бы так просто…подхватить его под сильные бёдра и усадить на стойку, целовать его страстно, влажно, скользнуть руками под майку, чтобы коснуться разгоряченной кожи…
Но это Микки, и Микки сказал Йену, что у него никогда раньше не было ничего подобного и, что он не знает, что делать. Он назвал Йена своим парнем и был самым храбрым человеком на свете, поцеловав его первым.
Может быть первым в своей жизни.
И Йен так хочет дать ему каждую частичку нежности, прожить с ним каждый маленький шаг, прочувствовать всë, всё, всё о чём говорят влюблённые.
Яркий свет, рождающийся где-то в районе солнечного сплетения, сияющий переливами голубого и серебристого и согревающий тебя таким нежным теплом.
Мощный поток энергии, исходящий, кажется, от сердца, души и всего тела.
Йен легко прикусывает верхнюю губу своего парня, ловя его вздох и думает, что любовь имеет свой уникальный запах.
Для него это яблоки, свежескошенная трава, запах домашней еды, которую они ели недавно и то, что Йен может описать, только как сам Микки.
Дело в том, что любовь для Йена пахнет,как Микки.
• ────── ✾ ────── •
Они неохотно успокаиваются через минуту и идут на диван, чтобы усесться друг напротив друга, сплетая ноги.
Старые часы на стене показывают 10:40 p.m., и Йену, наверное, нужно вернуться домой. Он уверен, что Лаки сыт, потому что у него всегда есть еда и вода про запас, но коту скорее всего уже скучно одному. Йен просто возьмёт его с собой в следующий раз.
И Микки должно быть устал, день для него всегда долгий, и завтра ему нужно отвезти Мэнди, так что Йену необходимо собрать крупицы своей воли и отвалить от Микки.
Сказать проще, чем сделать.
— Так какой следующий вопрос? — спрашивает брюнет, постукивая ступнëй по лодыжке Йена.
Ну теперь он точно не может уйти.
Микки наблюдает, как загораются зелёные глаза Йена, и он рыщет в подушках дивана, куда бросил телефон перед уходом на озеро.
Микки, наверное, стоит отпустить его домой. Время уже чертовски много, и ветеринар точно устал. У него был сложный рабочий день до того, как он пришёл к ним, и если бы у фермера осталось хоть немного самоуважения, то он бы перестал держать Йена за голень так сильно, как будто бы он его страховка от падения.
Кто знает, может быть так и есть.
Но дело в том, что Микки только обрёл это — трепетное волнение, заставляющее тебя делать больше вдохов, чем выдохов.
Не существует каких-то правильных слов, чтобы описать это чувство. Все они будут посредственны, каждое лишь частично коснётся сути.
Что Микки знает совершенно точно, так это то, что Йен дарит ему смелость.
Такую, которая поднимает вас до небес и толкает на самые сумасшедшие поступки.
Потому что то, что он чувствует благодаря Йену — простое и совершенное делает Микки сильным. Настолько, что он лишается всех колебаний или сомнений, когда широко улыбается рыжему идиоту, прикусившему кончик языка, когда тот открывает нужную вкладку на телефоне.
Настолько сильным, что он может признать это, пусть пока только перед самим собой — он так сильно влюблен в Йена Галлагера.
Он смотрит на пушистый ореол рыжих кудрей и думает, что видит тысячи вещей, которые он уже любит в нём, просто потому что они связаны с Йеном.
Они могут быть хорошими и плохими и совершенно несовершенными. В этом не должно быть никакой логики. Сердце выбирает того, кого хочет и любит его не за что-то, не вопреки, а просто потому что…
Потому что у любви нет причин и нет долга, есть только свобода.
И то, что происходит у них с Йеном, делает Микки свободным.
— Итак, — говорит рыжеволосый, почесывая лёгкую щетину на подбородке, — Здесь написано: По шкале от "потрясающе" до "лучшее, что было в моей жизни", как вы оцениваете поцелуи с Йеном Галлагером? — заканчивает он серьёзно и смотрит на Микки, сложив руки на коленях.
Микки хмыкает и сразу же разражается смехом, потирая лицо ладонями, будто бы чепуха Йена в прямом смысле могла долететь до него.
— Ты не можешь делать это с таким серьёзным лицом, Йен, это пиздец, — смеётся Микки, пиная икру рыжего, — Я просто не знаю…
— Тут так написано, Микки! — возражает Йен, так же поддаваясь веселью, — Я просто читаю то, что дано автором.
— И кто этот автор? Рыжий идиот, сидящий напротив меня и отчаянно нуждающийся в комплиментах?
— Так что, это всë таки были бы комплименты…
— Знаешь что, дай мне сюда телефон, кто сказал, что ты ведущий в этой игре, — говорит Микки, вставая и придвигаясь ближе к Йену, который прячет айфон под бёдра.
— Я, блядь, сказал, и ты не ответил, — ветеринар отползает ближе к подушкам, пятясь назад от Микки, как какой-то краб Себастьян, смешно поджав руки к задней стороне бёдер, где он прячет телефон.
— Сам, блядь, отвечай, — Микки фыркает от смеха и щекочет ступню Галлагера в попытке достать его, пока Йен лягается и трясётся от собственного смеха.
— Отвали, Микки!
— Но ты не ответил!
— Речь не обо мне!
— Так перефразируй на себя!
— Но это слишком просто! — возражает Йен, и Микки замирает на мгновение, обдумывая его слова.
— П..Почему? — тихо спрашивает он, немного обеспокоенный.
Слишком просто, потому что Микки целуется плохо? Йену не понравилось? Это было неумело? Потому что, естественно, так оно и было, но Микки старался и…
— Потому что это было самое лучшее, что я испытывал в своей жизни, — говорит в ответ Йен, стирая все переживания брюнета одной фразой, — Микки…поцелуи с тобой — это как…само счастье.
Брюнет прерывисто выдохнул, всё ещё держа рукой икру Йена, и попытался собрать себя в кучу, после того, как его парень только что сделал из него слизь.
— Ты случайно не пишешь книги? — пробормотал Микки, потирая кончик носа, — Потому что ты бы составил должную конкуренцию Эмме Скотт.
— Что за Эмма Скотт? — выдохнул Йен, такой красный, что Микки так сильно хотелось его подразнить.
— Ммм, любимая писательница Мэнди, все её романы в основном состоят из дерьма влюбленной школьницы, — фыркнул брюнет, пряча взгляд.
Может быть он и позаимствовал с полки сестры парочку книг, таких как "Однажды я выберу тебя", но это только потому, что Микки было интересно, как там поживает современная проза по части геев. Не то чтобы ему понравилось.
Ну или давайте говорить честно — он обожает эту историю.
— Микки, — сказал в ответ Йен так, как только он умеет это делать — словно приласкав брюнета через слова.
— Йен.
—Ты не ответил, — заметил он, возвращая обладание собой, намного быстрее, чем это делал сам брюнет, — Может быть наши поцелуи были…сокрушающими?
Микки моргнул, когда очень знакомое прилагательное кольнуло его в нерв.
Сокрушающими…
— Или как там ещё Макс называл поцелуи Сайласа? — спросил рыжий, лукаво ухмыляясь.
— Не понимаю о чём ты, блядь, говоришь, — буркнул Микки, покраснев до кончиков ушей, как гребаный рак.
Да, он подставил сам себя и отдал Йену капкан, в который сам и встал в следующий миг.
Но кто мог знать, что чертовски красивые парни тоже читают глупые романы?! Микки не думал, что такое бывает! В любом случае это усилило его чувства к Йену в сто пятьдесят раз, когда он только начал думать, что нельзя втюриться сильнее.
Проклятые умные, смешные, нежные рыжики, читающие любимые романы Микки. Как будто всего остального было мало?!
— Конечно, — абсолютно неверяще кивнул Йен и схватил брюнета за руку, потянув его на диван рядом с собой, чтобы побудить Микки лечь рядом и утонуть в тёплых объятьях, — Но просто к слову…ты случайно не думаешь, что там был слишком лёгкий конец для отца Сайласа. Ублюдок заслужил раскалённую кочергу в свою парализованную задницу.
Микки услышал звон колокольчика и полетел на него, как мышь на сыр — без опасений и задних мыслей.
— Господи, да, я так сильно хотел убить подонка. Буквально достать его из этой книги и порубить его мелко и медленно, — прорычал Микки, не так агрессивно, как ему хотелось изначально, потому что он был полностью погружен в теплый бок Йена и вдыхал запах Йена, пока левая рука Йена обнимала его за спину, а правая поглаживала бок Микки.
Он был расслаблен и плыл по течению, кайфуя от близости, так что Йен сейчас мог вытягивать из него любую информацию, даже какое порно любит Микки, и брюнет выпалил бы свои тайны открыто и во всеуслышание.
Но ветеринар был милым щенком, излучающим заботу и внимание, и, конечно же, он не собирался использовать Микки ни для чего такого.
И брюнет чувствовал себя в такой безопасности, что его веки прикрылись, и последнее, что он помнил, перед тем, как уснуть в объятиях своего парня — это сладкий поцелуй нежности у себя на макушке.
• ────── ✾ ────── •
Мэнди зашла в дом где-то в половине первого, чуть не свалив вешалку и не подвернув лодыжку, пока пыталась зажечь свет в прихожей. Но, вероятно, выключатель куда-то сместился, ну или она была слишком пьяна, чтобы обнаружить его в первую очередь. Так что девушка ограничилась карманным фонариком, который вы всегда носили с собой, если жили бы в городке, где уличное освещение было чем-то из кибер-будущего.
Она неловко прошла в гостиную, чтобы выпить воды и приготовиться к испытанию — поднятию по лестнице в спальню, когда заметила груду сопящих тел на своем диване.
Ну…это было слишком умилительно.
Йен лежал на спине, любезно пожертвовав кровообращением в своей руке, на которой покоилась голова Микки, вцепившегося в рыжего рукой и ногой, как влюблённая коала, которой он и был.
Мэнди улыбнулась и пошарила по карманам, нащупывая телефон с одним процентом зарядки, но этого должно было хватить, чтобы сделать кадр, который точно побьет все гифки с котятами и утятами в раковине по содержанию любви и пуха.
Она приглушенно икнула в кулак и посмеялась сама над собой, прежде чем навести камеру и щелкнуть.
Идеально
Немного размыто, ни черта не видно, но будем считать, что это импрессия и…что такое, блядь, импрессия?
Возможно они пили что-то подобное сегодня вечером.
Она заботливо накрыла парочку вязаным пледом с кресла и прикрыла окошко на кухне, спрятав их от лунного света, а после принялась медленно подниматься наверх, чтобы наконец рухнуть и отрубиться.
Мэнди просто надеялась, что Йен Галлагер совершит чудо и вернёт им всем Микки — голубоглазого мальчика, улыбающегося так ярко и искренне, даже когда жизнь била его сильнее всего.
Она уже могла видеть, как он возвращается под действием магии, которой было то исцеление, что давал ему Йен.
В конце концов, она сама, когда-то прошла через это — принятие любви нужного человека. 
