В плену кошмара.

      Парень молча сидел на кровати, глядя в небольшое окошко, за которым однообразным пейзажем расстилалось бескрайнее море. Совершенно ни о чём не хотелось думать, однако мрачные мысли щупальцами страха опутывали его существо, заставляя сжимать простынь в ожидании пришествия кошмарного бедствия в лице одной лишь девушки, пленившей его волю.       И она явилась. Спокойно вошла в комнату, села рядом, но Итэр чувствовал затишье перед бурей, а посему даже не поворачивал к ней головы.       — Ты очень и очень разочаровал меня вчера. — в её голосе звучала закалённая сталь, режущая внутренности каждым произнесённым бархатным голосом словом.       Он молчал, не поднимая головы. Его плечи дрожали от напряжения — настолько сильно сжал он ткань в ладонях. Когда её рука легла ему на спину, он часто задышал, впадая в панику: всё пропало.       — Правильно, милый. Бойся меня. — её ласковый шёпот царапал уши. — Признай свою вину. Нет, не нужно опускать глаза. Я хочу видеть твои слёзы.       Последнюю фразу она произнесла довольно жёстко и, схватив парня за пшеничные волосы на затылке, подняла его лицо так, чтобы их взгляды встретились.       — Ты ведь не раскаиваешься, верно? Тебе просто страшно. Но что же за наказание без ощутимого эффекта? Если ты не сможешь понять, почему я зла на тебя, ты продолжишь разочаровывать меня. А мне так этого не хочется. — и вновь обманчивая мягкость затаилась в голосе. — Поэтому сначала я напомню тебе, в чём ты провинился.       Она с силой швырнула его на пол, словно тряпичную куклу, а после склонилась над ним, наблюдая за тем, как он отползает спиной к столу, врезаясь в него, обхватывает колени руками, то и дело шепча:       — Не надо. Пожалуйста, не надо. Я понял. Я правда понял! Я не стану больше… я не буду…       — Мм, нет, дорогой. Так это не работает. Этот проступок должен отложиться в твоей голове. Ты должен чувствовать вину каждой косточкой, каждой клеточкой своего тела. — она нежно провела пальцем по его щеке. — Мне не хочется этого делать но нельзя по-другому, милый. Ты ведь понимаешь меня?       Но в широко распахнутых золотых глазах можно было усидеть лишь ужас. Он отнял руки от колен и попытался было встать, но его попытку пресекли властным жестом, а после он почувствовал, как в рот проталкивается кляп.       — Тише, мой хороший. Мы ведь не хотим переполошить команду твоими криками, верно?       Она поднялась и вновь села на кровать. Из её пальцев красными змеями потянулись огненные нити. Они оплетали тело, руки и ноги пленника, касались нежной кожи щёк и живота, оставляя на ней красные ожоги. Итэр кричал, разрывая горло, беспомощно извивался на полу, пока его глаза выдавливали новые порции слёз. Было больно. Безумно больно. Он просил. Молился. Умолял. Понимал ведь, что слова не просочатся сквозь кляп, но ничего не мог с собой поделать, лишь желал, чтобы его муки поскорее прекратились.       Казалось, на его теле не осталось живого места, но на самом деле Розалина всё же пожалела его, оставив минимум ожогов на спине и животе. Когда же причиняющие боль путы исчезли, она присела рядом с Итэром на колени и провела пальцем по потрескавшимся губам юноши.       — Ну что, милый? Ты усвоил урок?       Но он лишь жмурился, роняя слёзы на обожжённую левую щёку, дрожал, пока его лёгкие будто бы продолжали плавиться, потоками лавы обволакивая внутренности, сжигая сердце и душу. Розалина сняла кляп и подарила ему мягкий поцелуй, опускаясь к нетронутой языками пламени шее и ключицам. Он впитывала его рыдания, вздохи, болезненные стоны, вырывающиеся из охрипшего горла.       — Мне… мне так хо… хорошо… с тобой… — всё же выдавил он. — Я буду… буду послушным.       — Ах, Итэр. Милый, глупый Итэр… — вздохнула Ведьма и взяла его на руки, намереваясь уложить на кровать.       Позже Розалина приказала подчинённым привести её сокровище в порядок. Она впрок закупалась целебными мазями и отварами у доктора из Ли Юэ, что лечил Путешественника, так что его восстановление — вопрос времени и возможностей организма. Главное, что он понял её. И больше не повторит своей ошибки.

***

      Итэр пришёл в себя, лёжа на кровати. Обстановка почти не изменилась после ухода Розалины. Лишь чёрные полосы на деревянном полу напоминали о случившемся. Он не мог сказать, сколько времени прошло, и когда он потерял сознание. Его тело было перевязано с ног до головы в тех местах, где прошлись огненные хлысты. На левой щеке ощущалось что-то холодное. Возможно, компресс. Что ж, о нём хотя бы позаботились. Хотя, чему тут удивляться? Он ведь нужен Синьоре живым.       А вот и она с подносом в руках. Садится на кровать, молча приподнимает подушку, помогая Путешественнику сесть. По всему телу волнами разливается боль.       — Как ты себя чувствуешь? — спросила она скорее ради приличия, не надеясь услышать ответ.       Итэр следил за каждым её движением, чтобы снова не сделать что-то неправильно — иначе кошмар повторится. Розалина замечает этот взгляд: затаившаяся, дрожащая жертва, присматривающаяся к хищнику. Она отреагировала совершенно спокойно, когда нежная щека избежала руки в перчатке. Глаза Итэра же, наоборот, расширились. Он понял, что поступил неправильно. И теперь всегда будет понимать. Именно поэтому он после секундной заминки подставил щёку, жмуря золотые глаза; ждал удар, наказание, что угодно. Но вместо этого к коже прислонились мягкие губы, а затылок накрыла тёплая рука, поглаживая нежно-нежно, как в далёком детстве.       — Думаю, я всё же немного переборщила. — шепнула она ему на ухо. — Но так даже лучше. Ты осознал свою вину, милый. Это ли не счастье?       Он не ответил.       — Тебе нужно поесть, мой хороший. Извини, но на какое-то время придётся отказаться от восхитительной кухни Ли Юэ и питаться этим. — она указала на кашу, стоящую на подносе, и какой-то напиток, рядом с которым лежал кусочек хлеба. — Но ты ведь потерпишь? Ради меня.       На самом деле, Путешественнику было всё равно. Он привык к подобной еде намного больше. В своих странствиях ему нередко приходилось питаться ягодами да закатниками, ведь порой сил не оставалось даже на то, чтобы соорудить себе укрытие, а на беготню за кабанами по всему лесу — подавно. Так что, возвращаясь в те далёкие времена, он мог бы сказать, что предпочёл бы съесть эту ароматную кашу, нежели какое-нибудь роскошное блюдо кухни Ли Юэ. Поэтому он снова позволил кормить себя с ложки, с удовольствием уплетая умеренно сладкую кашу с орехами и какими-то неизвестными ему фруктами.       Синьора, кажется, смягчилась. После того, как отнесла поднос, она вернулась в комнату и вновь устроилась рядом, приобнимая своё сокровище за талию. Но Итэр продолжал нервно заламывать руки, кидать беглые взгляды. Было видно, что он снова терпит. И снова боится. Предвестница вернулась к тому, с чего начинала, разве что дерзкие выпады исчезли. Поглаживая светлую макушку, она непроизвольно водила пальцем по своим губам, задумавшись над тем, как вернуть расположение пленника. Так ни до чего не додумавшись, она вздохнула и, убрав руку, отстранилась.       Итэр облегчённо выдохнул и тут же забеспокоился: снова сделал что-то не так? Почему её лицо погрустнело? Синьора разочарована? Но чем? Неужели до сих пор не может забыть его проступок? Нужно загладить свою вину. Да. Это ведь он был виноват.       Путешественник несмело потянул её на себя, а после прислонился к нежному открытому плечу, касаясь его губами. Он тут же почувствовал её мурашки и понял, что всё делает верно.       — М-милый? В чём дело?       Она не могла не удивиться столь разительным переменам в его поведении. Может, он пытается загладить свою вину? Что ж, тогда нет никакого смысла препятствовать. Ей было интересно узнать, что случится дальше, поэтому она предпочла ждать дальнейших действий со стороны своего ненаглядного сокровища.       Итэр приподнялся чуть выше, чтобы достать щёку языком, а после провёл им вниз, до самых ключиц, заставив девушку задрожать, судорожно втягивая воздух. Он и не заметил, как собственное дыхание участилось. Рука легла ей на бедро. Глаза в глаза. Но почему он плачет?..       — Не бойся, милый. — она полностью ложится на кровать, усаживая своё чудо сверху. — Я помогу.       Она придерживает его руки, расположившиеся по обе стороны от её головы. Ведёт забинтованной ладонью по вырезу на платье, затем ниже, по животу, и ниже, ниже, ниже, пока не останавливается, ловя на себе нерешительный, растерянный взгляд золотых глаз. Слеза падает ей на щёку.       — Ах, милый… — она вытирает влагу, собирает с чужих щёк поцелуями. — Какой же ты…       Итэр так и не узнал, какой он, ведь Синьора, забывшись, притянула его к себе, страстно целуя, размякая под нежными руками. Раскрасневшийся Итэр первым разрывает поцелуй, вытирая слюну и часто дыша.       — Порадуй меня, мой Итэр. — её ноготь прошёлся по ключицам, чуть царапая кожу. — Я ведь вижу твоё наслаждение.       Юношу будто парализовало. Перед глазами проносились яркие картины: подвал, верёвки, ласковый шёпот, руки на его теле, терзающие каждый сантиметр кожи, губы, рвущие в клочья… Эта безысходность, отчаяние, боль… Он задрожал. Почему сейчас он делает это? Действительно хочет избежать очередного наказания? Или… ему начинает нравиться?..       Но размышления прервала резкая вспышка боли, разнёсшаяся по всему телу. В глазах начало темнеть. Он схватился за голову.       — Итэр? — в голосе Синьоры слышалось неподдельное беспокойство. — Милый, что случилось?       Он не мог ответить, не мог пошевелиться. Бинты, до сего момента не причинившие и каплю дискомфорта, казалось, туго стянули его конечности, раздирая ожоги в мясо, хотя, казалось бы, куда дальше? В голове набатом стучал колокол, а перед глазами то и дело темнота сменялась яркими вспышками. Итэр застонал сквозь плотно сжатые зубы, слёзы, казалось, никогда не закончатся. Он схватил девушку за руку.       — Пожалуйста… хватит. Я больше не могу. Мне так больно!       Розалина села на кровати и прижала его к себе, поглаживая макушку.       — Потерпи, милый. Нужно просто потерпеть. Действие лекарства закончилось.       — Так дай ещё! — его глаза излучали безумие. Настолько сильна была его боль, затмившая собой понимание происходящего. — Дай мне это лекарство!       — Тише, тише, мой мальчик. Я не могу сделать это. Оно вызывает довольно сильное привыкание. С каждой дозой. Нужно быть аккуратнее.       — Пожалуйста! Помоги же! МНЕ ТАК БОЛЬНО!       — Прости меня, Итэр. — шепнула Розалина дрогнувшим голосом, едва сдерживая слёзы. — Прости. Это моя вина. Я сделала тебе больно. Я должна была остановиться.       — Нет. Это всё я…       Ведь если бы он скрыл своё внутреннее «я», кричащее от несправедливости, то ничего этого не было бы. Если бы он только вытерпел, то страдания, испытываемые сейчас, никогда не наступили бы. Если бы только он был послушнее… Да. Всё верно. Это он виноват в случившемся. Он провинился и заставил Синьору применить силу. И чем неугоднее поступок, тем страшнее наказание. Точно. Но теперь он стал другим. Он больше не допустит её гнева.

Не допустит же?