Цугцванг, или В моем аду котлов не будет

«Неожиданный и благодатный дождь беснуется в нашем дворе… Между датой рожденья и датой смерти кто-то поставит тире. Тонкий прочерк. Осколок пунктира. За пределом положенных дней руки мастера неотвратимо выбьют минус на жизни твоей. Ты живешь, негодуешь, пророчишь. Ты кричишь и впадаешь в восторг. …Так неужто малюсенький прочерк не простое тире, а итог?!» Роберт Рождественский

      — Все-таки собираешься?       Джастин, перестав складывать чистые листы в большую папку, посмотрел на своего соседа по комнате, в который раз удивившись: как Итан умеет все замечать, не отрываясь от дел? Вот и сейчас сосредоточенно и быстро писал ноты в специальной тетради одной рукой, а другой тихо выстукивал ритм прямо на столе.       — Надо, — вздохнул Джастин, вернувшись к прерванному занятию. — Проект… А сегодня как раз свет хороший.       — А как возвращаться потом будешь? — не отставал Итан, перестав стучать и запустив руку в густые волнистые волосы, вечно производившие впечатление непричесанных.       — Около девяти по расписанию автобус.       — А раньше никак? Пропустишь вечеринку у девчонок.       — Я на нее и не хотел, — фыркнул Джастин, надевая кроссовки. — Горячих парней не ожидается. Кстати, ты-то что там забыл?       — Ну, в приглашениях не было написано: «Геям вход воспрещен», — Итан усмехнулся, прищурившись. — И какая разница, с кем напиваться? Тебе бы тоже не помешало расслабиться.       — Расслаблюсь — будет бесполезно стараться получить хорошее место для практики. А ты же вроде в конкурсе собирался участвовать?       — Да, но у меня еще даже произведение не выбрано. Ничего из того что есть сейчас не годится. Так что могу посвятить последние денечки безудержному веселью!       — Главное, чтобы тебя безудержно не тошнило в туалете! — напомнил Джастин, закрывая дверь.       Наверное, он никогда не перестанет удивляться, как будущая звезда классической музыки Итан Голд умудрялся посещать лекции и семинары продюсерского факультета, заниматься с педагогом по скрипке, и при этом еще и светиться на всех вечеринках. В прошлые выходные он пришел, едва держась на ногах, и в перерывах между рвотными позывами стонал, что больше никогда и ни за что… Но надолго благих намерений не хватило.       Все равно — Джастин был уверен, что ему повезло. Так показалось, едва он увидел как Итан входит в комнату, в которую он сам попал всего получасом ранее, с широкой улыбкой и легким: «Привет, я Итан, гей, играю на скрипке и понятия не имею, что здесь делаю». Джастин от неожиданности и будучи слегка подавленным такой смелостью едва смог пробормотать собственное имя, наблюдая, как новоявленный сосед падает на кровать и замолкает, уставившись в потолок.       Но молчал Итан недолго, а через пару дней уже знал, кажется, всех. И его все знали. Джастин же с самого начала понимал, что не будет пользоваться популярностью на факультете изящных искусств, не говоря уже о самом университете Карнеги-Меллон. Девчонки теряли интерес, узнав, что он гей, а парни почему-то внимания не проявляли. Наверное, это было к лучшему: Джастин собирался учиться. Не зря же выдержал нелегкую битву с отцом, который пытался отправить его в Дартмут изучать бизнес! Но это была именно выигранная битва, а не война… Для того чтобы отец признал его правоту, мало было поступить в университет, пусть даже оставив позади минимум десяток претендентов, надо будет еще и закончить. И найти работу — показать, что способен содержать себя. Но вообще-то Джастин планировал уехать в Нью-Йорк и стать известным художником. И сделает все для того, чтобы так и получилось!       Пока же Джастин покинул обширную и ухоженную территорию кампуса и направился к автобусной остановке — машины не будет как минимум до второго курса. И то если добьется хороших оценок за первый — тогда мама обещала уговорить отца купить новый автомобиль, чтобы отдать ему старый.       Гадая, сколько придется ждать автобуса, игнорирующего собственное расписание движения с завидным упорством, Джастин задумался, как там родные в Харрисбурге? Он уже больше двух недель в университете, и пока не ловил себя на тоске по дому, куда не попадет раньше рождественских каникул. Но знает, что, возможно, скоро потянет в свою комнату, где прожил восемнадцать лет, к запахам маминой выпечки, к глупой болтовне Молли, даже к ссорам… Наверное, то, что отец не пожелал принять его ориентацию, оказалось одной из причин, по которой ему все-таки разрешили уехать. Мама убедила отца, что это лучше постоянных скандалов.       Сын-гей Крейгу Тейлору не нужен — ему подавай «правильного» наследника семейного бизнеса, который в придачу к диплому и престижной профессии в будущем приложит жену и парочку детей. Чтобы было кому передать семейное достояние! Еще в Харрисбурге Джастин возмущался из-за этого, а лучшая подруга Дафна, не зная, что сказать, уверяла, что все наладится. Почти наладилось: они приехали в Питтсбург вместе. Дафна, бредившая компьютерами, решила изучать их в Карнеги-Меллон, а потом пойти работать в полицию, в отдел киберпреступлений. Пока же намного быстрее Джастина освоилась на новом месте, раздражая советами «не быть букой и больше общаться», потому что «здесь много классных парней, и для тебя кто-нибудь найдется».       А еще она прямо советовала обратить внимание на Итана, что Джастина выводило из себя. Что, только потому, что оба геи и живут в одной комнате, им обязательно надо стать парой? То, что Итан встречается с Джеффом — юристом одной из адвокатских контор Питтсбурга, — Дафна все время умудрялась пропускать мимо ушей. Как и то, что сам Джастин с Итаном просто соседи, которым повезло комфортно устроиться. Да, Джастин не будет спорить с тем, что Итан симпатичный, с ним интересно гулять по городу или болтать, особенно вечерами, когда они уже выключили свет, но еще не уснули. И это все. Но разве докажешь такое Дафне?!       Джастин запахнул куртку, надеясь, что автобус подойдет быстро — в прошлый раз пришлось ждать примерно полчаса. И столько же — обратного. Итан на прошлой неделе спрашивал, не стоило ли взять проект попроще, но Джастин ответил, что ему нравится собственный выбор. Итан не стал обсуждать это дальше — наверное, понимал важность вопроса. Ему ли не понимать: родители тоже заставили выбрать «правильную» специальность, хорошо, что хоть как-то связанную с творчеством, в то время как сам Итан мечтал о Джульярдской консерватории. И у него еще оставались шансы туда перевестись, если выиграет пару конкурсов скрипачей, и даже получить стипендию. Потому что оплачивать «пиликанье», как по рассказам Итана, обзывал «девчоночье» увлечение его отец, никто не будет. Итан и на Карнеги Меллон-то родителей с трудом уговорил.       — А представляешь, что было бы, узнай они, что я гей? Меня бы вышвырнули из дома без единого цента, и тогда с мечтами о музыкальной карьере пришлось бы проститься. А если все-таки не получится, то и продюсерам живется неплохо. Ты станешь знаменитым художником, а я буду заниматься твоей карьерой. Или еще лучше — переквалифицируем тебя в актеры! Представляешь, что скажут родители?       Джастин на это усмехнулся, вспоминая перекошенное от гнева лицо собственного отца — Крейг Тейлор не отличался спокойным характером.       В автобусе было мало народу, и Джастин с удовольствием занял место у окошка, вспоминая как недавно ездил с Итаном на музыкальный фестиваль в соседний Пенн-Хиллз — хорошо, что трястись на сидениях пришлось всего два часа. А многие приехали даже из весьма отдаленных штатов. Правда, Итан в дороге слегка подпортил настроение нытьем по поводу того, что слишком поздно узнал об этом мероприятии и не успел подать заявку на участие и пройти отбор. К счастью, потом об этом забыл, и они весьма неплохо провели день, явившись в кампус уже ближе к полуночи.       Задумавшись, Джастин едва не заснул — водитель резко затормозил. Пришлось подпрыгнуть, едва не выронив папку с листами и сумку с карандашами. Выглянув в окно, начал быстро пробираться к выходу.       Мысли о проекте снова начали тревожно прыгать в голове. Он должен справиться! Выжать из себя все, на что способен, и даже больше. Доказать, что достоин лучшего места для практики. А потом и там доказывать, что получил его не зря! А еще себе — постоянно, изо дня в день, чтобы, наконец, перестать сомневаться в своих способностях. Его назвали одним из самых талантливых на курсе, но это не повод расслабляться…       Джастин шел, ловя каждый звук: шуршащие под ногами листья успокаивали, настраивая на правильный лад. Нужно выбросить из головы все, что не имеет отношения к запланированному на сегодняшний вечер. Все, что не касается рисования, света и тени, ветра, который будет шевелить листы, настроения, нужного для того, чтобы перенести на бумагу не только то, что видит, но и то, что чувствует.       Осень в Питтсбурге неуловимо и заманчиво отличалась от харрисбургской. Не то чтобы она была лучше или хуже — просто другая. Совсем. Джастин это чувствовал, но если бы его попросили именно объяснить, вряд ли смог бы это сделать. Дело ведь не только в листве, постепенно облетающей с деревьев, и не в каплях дождя, порой сопровождавших из кампуса в величественное, но вместе с тем изящное здание факультета.       Было что-то другое… Что-то, что Джастин и сам понять не мог. Как будто жизнь дразнила и обещала. И иногда ощущал это так глубоко и резко, что странное чувство не могли перебить ни лекции, ни бесконечное количество домашних заданий, ни постоянная необходимость куда-то бежать. Это было необъяснимо… Порой Джастин чувствовал себя натянутым сильнее, чем струны скрипки Итана, но уже был почти уверен: скоро что-то произойдет. Что-то, что перевернет новую жизнь, к которой он почти привык.       И это будет подобно ветру, постоянно встречающему его на кладбище Хоумвуд. Впервые услышав о проекте, требующем создать серию рисунков на одну тему, раскрыв ее с разных сторон, Джастин тут же вспомнил как был удивлен, наткнувшись на кладбище во время прогулки по городу — они с Дафной тогда решили погулять на окраине Питтсбурга. На сам погост тогда не зашли. А когда профессор Хорнби вещал что-то о композиции и сроках сдачи, Джастин вдруг представил солнечный луч, падающий на треснувшую от времени могильную плиту. А еще желтые листья, хаотично разлетевшиеся по узкой дорожке…       Надо ли говорить, что при первом же удобном случае отправился туда, и был полностью очарован старой частью, где почти не было новых могил — попадались лишь изредка, и то это были в основном семейные захоронения, где первому памятнику было более ста лет. Видимо, в Питтсбурге хватало старинных уважаемых родов, берущих начало еще до гражданской войны. Например, камень на могиле Генри Клэя Фрика гласил, что родился тот в 1849 году, а умер — в 1919. А большая плита с выбитой фамилией «Уэллс» оповещала о том, что здесь, под скромными отдельными памятниками-табличками, собралась целая семья.       В этой стороне кладбища было что-то готическое, одновременно навевающее мысли о дамах в пышных платьях — мама любила «Унесенные ветром» и часто пересматривала, так что Джастин был в курсе основных событий той эпохи — и о фильмах ужасов. Хотелось ухватить бег времени и перенести на бумагу. В этом есть и смысл, и концепция, можно будет показать стиль художников прошлого века и в то же время привнести в работу свое, современное. То самое, что вертится внутри, не дает покоя и просится наружу.       Джастин вздохнул, пытаясь заставить себя сосредоточиться. Нужно выбрать что-то одно, какое-то определенное место: памятник, несколько таковых рядом или склеп… Желательно возле деревьев, где много опавших листьев, разлетевшихся по каменным плитам. В прошлый раз он приехал сюда днем, выбрал расположенную чуть в отдалении могилу и при помощи набора простых карандашей постарался передать четкость линий. А сейчас рассчитывал на что-то большее и совсем другое… Должна быть история. Грусть. И в то же время красота осенней природы. Вечная. Потому что здесь спокойно и тихо. А всего лишь в нескольких остановках отсюда — в Питтсбурге — жизнь мчится вперед семимильными шагами. Но финал уже предрешен для каждого. И для него, будущего художника Джастина Тейлора, — тоже. Но сейчас нужно думать о другом! Джастин нелепо встряхнул головой, надеясь, что это поможет поймать нужное настроение. Стоит поторопиться — бесконечно торчать на кладбище рано, успеет еще…       Пройдя немного в сторону, Джастин вернулся к идеальному варианту — семейству Уэллс. Вытащив листы и карандаши, принялся наносить на бумагу неяркие линии, чтобы потом, когда набросок будет готов, приехать сюда уже с мольбертом и красками. И лучше не думать, как все это тащить или же в какую сумму обойдется такси!       Мелькнула мысль взять с собой Итана и попросить поиграть на скрипке, пока будет рисовать. И мысли потекли в другую сторону: изобразить еще и его, в центре, среди старых могил, со вскинутой в ритмичном музыкальном экстазе головой и спадающими на гладкую скрипку волнистыми волосами. Идея показалась заслуживающей внимания: это однозначно будет что-то необычное, и сосед точно согласится — ему нравится все новое и не впервой приносить жертвы во имя искусства. А в этом случае живой, красивый Итан может символизировать победу этого самого искусства над смертью. Да, жизнь не вечна, но вот картины и музыкальные произведения — наоборот!       Джастин увлекся планированием будущей работы, не забывая при этом водить карандашом ради настоящей, и не сразу заметил, что похолодало — пришлось запахнуть легкую куртку. И, подняв голову, с удивлением убедиться, что уже начинает темнеть. Встав, чтобы размять затекшие ноги, Джастин глубоко вздохнул, почувствовав явственный запах влажных листьев. Наползающий туман — предвестник дождей, обещанных синоптиками на ближайшие дни — добавлял и без того необычной атмосфере готичности.       Он принялся быстро складывать листы и карандаши, и сам себе удивлялся, но пребывание на кладбище в сумерках и одиночестве ни капли не пугало — тревожили более банальные вопросы. Например, как добраться домой, если опоздает на автобус? Но вроде бы времени еще с запасом, бежать не придется. И, тем не менее, Джастин заставил себя оторваться от завораживающего зрелища: виднеющихся памятников. Туман постепенно отвоевывал территорию, поднимаясь все выше и, повинуясь поднявшемуся ветру, протягиваясь куда-то влево…       Джастин почти отвлекся от завораживающего зрелища, как вдруг заметил в отдалении мужской силуэт. Кто-то медленно и плавно двигался, словно ничего вокруг не замечая. Джастин, никак не ожидавший компании, словно врос в землю — фигура высокого мужчины, который явно не мог его видеть, оказывала практически гипнотическое воздействие.       Почти в центре тумана и кладбища незнакомец остановился и обернулся, глядя куда-то мимо Джастина, который только и разглядел что темные волосы. И отчетливо понял, что многое бы отдал за возможность нарисовать все это.       Но пришлось буквально заставить себя встряхнуться и уже почти мчаться к повороту, где можно будет махнуть рукой, прося водителя остановиться.       Дома — надо же как-то называть комнату в кампусе — ждала записка от Итана, который сообщал, что уехал к Джеффу и вернется завтра. В другое время, возможно, Джастин был бы не очень доволен перспективой провести вечер в одиночестве — а Дафна часто бывала занята в нескольких студенческих объединениях. Но сейчас это даже обрадовало: хотелось сохранить внутри то странное, даже немного пугающее ощущение, которое возникло при виде человека в тумане. А, может быть, показалось? Что кому-то делать на старом кладбище в сентябрьских сумерках? В этом была загадка…       Словно повинуясь какой-то неведомой силе, Джастин взял карандаш и начал делать наброски, понимая, что, скорее, воплощает свою фантазию, чем реального — а реального ли? — мужчину. Силуэт в тумане не имел лица и вообще был едва различим — только слегка растрепанные волосы обращали на себя внимание.       Выключая свет в маленькой комнате, Джастин был уверен в том, что скоро в его жизни что-то случится. Что-то необычное и очень важное.