гранатовое сердце

***

В комнате, где держали того самого омегу, над изголовьем кровати висело полотнище с вышитым гербом северян — две проткнутые мечом серебряные рыбы на синем поле. Тот же герб располагался на коврике у входа — чтобы каждый альфа, входящий сюда, мог вытереть сапоги о ненавистное знамя. Не у каждого омеги в Доме греха была отдельная комната. Не каждому полагалось мытье дважды в день. Из-за этого омеги Бренну приходилось вставать засветло и разводить огонь, чтобы согреть воды. Другие узники предпочитали мыться ближе к вечеру — когда на них оставалось много семени от клиентов, а этот омега — тот самый — требовал воду и с утра тоже. Бренн работал в Доме греха уже несколько лет, и он ясно помнил, как тот особенный омега появился здесь. Это случилось сразу после поражения северян в последней войне — течного омегу привезли солдаты, и именно Бренну пришлось отмывать беднягу от следов их похоти. Ему, как бете, не приходилось страдать ни от течек, ни от гона, его голова всегда была чиста, а мысли ясны. Того омегу звали, по его собственным словам, Лилиан, но в Доме греха имен не было — только номера. Ему дали имя Четырнадцатый. После окончательного разгрома армии старика Кристофера, стороны подписали мир, и еще больше омег-северян появилось в их борделе. Большинство были захвачены в плен при набегах на ближние деревни, кто-то сам приехал на Юг, чтобы найти и похоронить своих альф, но попал в лапы охотников за головами и разбойников. Хозяин борделя — бета по имени Кардиан — был на короткой ноге со всеми главарями банд, и хоть рабовладение на Юге давно уже не приветствовалось, приезжие омежки задешево продавались в Дом греха. Кроме мытья омег, Бренн убирался в борделе после рабочего дня, зимой растапливал камины, по вечерам зажигал свечи. Кроме Бренна, в борделе работали кухарь и прачка, тоже беты. С появлением того самого омеги, Кардиан добавил Бренну обязанностей: теперь он должен был приглядывать за тем, чтобы клиенты не убили Четырнадцатого — он зачем-то был нужен хозяину. Два-три раза в день Бренну приходилось, бросив свою работу, прятаться в кладовке рядом с комнатой Четырнадцатого и поглядывать время от времени в пробитую в стене дырочку, прикрытую от посторонних глаз тем самым полотнищем с гербом северян. Прореха располагалась напротив глаза одной из серебряных рыб, и из комнаты заметить ее было невозможно. Это утро не отличалось от тысячи других: Бренн нагрел воды, капнул туда немного розового масла для аромата, взял пару лоскутков ткани и пошел мыть омег. Каждый из них, от первого до последнего номера, был привязан к кровати. Чередовались только дни: один день их привязывали задницей вверх, а другой день — на спине. Кардиан считал, что так омежьи отверстия изнашиваются медленнее, к тому же, перемена положения помогала им избегать пролежней. По большей части, в Доме греха держали омег с Севера. Клиенты не чувствовали к ним жалости, им не нужно было платить, так как они считались пленными. Здесь были и совсем молодые омежки, и уже рожавшие. Тоненькие, костлявые совсем и сочные, упитанные. На любой вкус. Блондины, рыжие, русые. Единственным брюнетом был тот самый — особенный — омега под номером Четырнадцать. Его южная внешность, впрочем, не вызывала у клиентов сострадания: Кардиан не просто так приказал Бренну следить, чтобы его не убили — ему знатно доставалось от клиентов. Обтерев Четырнадцатого мокрой тряпицей, бета отнес миску на кухню и вернулся, только зашел не к омеге, а рядом, в кладовку. По лестнице поднимался клиент: от его шагов скрипели деревянные доски. Стряхнув пыль с передника, Бренн сел у дырочки в стене, пригляделся. Альфа зашел в комнату к Четырнадцатому, заперся изнутри. Сегодня омега был привязан лицом вниз, и Бренн заранее знал, что крики будут более громкими. Черные волосы омеги, зовущего себя Лилианом, были собраны в небрежный пучок. Расчесывание их тоже ложилось на плечи Бренна, ведь омеги в Доме греха могли вымыть голову лишь раз в неделю, а все прочие дни они были привязаны так, что сами расчесываться не могли. — Скучал по мне, Лили? — спросил вошедший, расстегивая бархатный плащ. — Надеялся, что ты сдох, — разлепив сухие губы, ответил Четырнадцатый. — Надеялся, я твою гнусную рожу больше не увижу. Говорил он тихо. В Доме греха крики не приветствовались: если омега кричал не под клиентом, его били, затыкали кляпом или морили голодом. Со временем, даже самые отчаянные крикуны сдавались. Во время соития, напротив, крики и слезы приветствовались — многие альфы приходили сюда ровно за этим. Им доставляло удовольствие смотреть, как страдает враг — а омеги с Севера были для них врагами. — Зря надеялся, я отлично себя чувствую. Особенно когда прихожу посмотреть на тебя, мою любимую северную шлюху. И не только посмотреть, правда? — альфа подошел к нему и с силой шлепнул по ягодице. — Ты прекрасно знаешь, что я — южанин, — ответил Четырнадцатый, закатив глаза. — Я прекрасно знаю, что ты — предатель, — помрачнел клиент. — Заткнись лучше, пока я не решил, что задушить тебя, пока буду трахать — хорошая идея. Как раз за этим — чтобы омегу не придушили или не зарезали — Бренн и следил из-за стены. Четырнадцатого — Лилиана — не первый раз называли предателем, но никогда не объясняли, почему именно. Если он был коллаборантом, то Бренну было его совсем не жаль: северяне сделали им много зла, и если омега — южанин по происхождению — работал на них, он заслужил свои страдания. Смерти — не заслужил, но, опять же, Бренн пристально за этим следил. Альфа быстро разделся, поласкал себя рукой, а когда его член полностью встал, клиент забрался на постель и навис над привязанным Четырнадцатым, поплевал в ладонь. — Что, Лили, смазать тебя немного? Или предатель не заслужил поблажки? Омега шумно вдохнул и выдохнул через нос, раздраженный. За неприязнью ощущался страх — Бренн видел, как подрагивали его плечи, как поджимались пальцы на ногах, как он упирался коленями в постель, стремясь уйти от чужих прикосновений. — Просить я не стану, Фредерик, — выплюнул наконец омега. — Если ты настолько жалок, что только мои мучения позволяют тебе почувствовать себя хоть немного альфой… Четырнадцатый не договорил. Фредерик, как его назвал омега, пристроился членом к его заднице и толкнулся. Лилиан закричал, но его голос, плохо восстановившийся после прошлых клиентов, почти сразу сорвался в отчаянный хрип. Альфа протолкнулся до конца, вытащил, вошел снова и задвигался — резко, глубоко и с оттяжкой. Он красовался, каждым толчком утверждая свое право владеть этим омегой, двигал бедрами, свободной рукой держал Четырнадцатого за убранные наверх волосы. — И так будет снова и снова, сука, — пообещал Фредерик. — Мы будем приходить и напоминать тебе, где твоё место. Завтра тебя привяжут на спине, и ты поработаешь своей передней дыркой и болтливым ртом. Послезавтра — снова жопой. Это никогда не кончится — пока твоя кожа не станет дряблой и морщинистой, пока срамные болезни не сожрут твое милое тело, мы будем тебя наказывать за то, что ты сделал. — Я сделал то, что должен был, и ты знаешь это, — хриплым шепотом произнес омега. Бренн едва его слышал. — У вас было десять мирных лет, я сделал для этого всё! — Заткнись! Закрой свой рот, пока я не заткнул тебе глотку своим мечом! Альфа, разозлившись, ускорился, а Лилиан застонал и заскулил от жжения и боли. Бренн с трудом представлял себе, как это больно — по-сухому, с такой силой. Анус омег не выделял смазки, в отличии от их вульвы, а альфа к тому же, совсем его не щадил. В обязанности Бренна, впрочем, не входило сочувствие к коллаборационистам. Он не первый раз приглядывал за визитом именно этого альфы — раньше только не знал, как его звать. Фредерик, значит. Поскольку остальные части работы Бренна были однообразны и скучны, он с удовольствием прислушивался к обрывкам разговоров Четырнадцатого и клиентов, силясь разгадать, что в этом омеге особенного. Кардиан не стал бы с таким вниманием относиться к обычному предателю — не стал бы ведь, да? Брен сел поудобнее, размял затекшие плечи. За стеной, Фредерик вколачивал Четырнадцатого в кровать, та жалобно скрипела. Фредерик поднял голову, с ненавистью глянул прямо на Бренна — разумеется, он не мог его видеть, он смотрел на вышитый герб северян на стене. Альфа плюнул на полотнище, резко выдохнул, сжал кулаки. — Уже привык лежать тут совсем голый, а? — обратился он к Лилиану. — Другие пленные до сих пор воют, чтобы им одежду вернули, а ты, смотрю, ничего не стесняешься? Речь шла о том, что другие работники борделя — омеги с Севера — действительно тяжело привыкали к легким южным накидкам и полупрозрачным платьям, а наготу считали самым тяжким оскорблением. У себя дома они даже мылись в закрытой льняной или сатиновой рубашке в пол, с длинными рукавами и высоким воротом. Они считали, что нагота оскорбляет богов, и тот факт, что здесь их привязывали к кроватям полностью обнаженными, истязал их сильнее порой, чем само насилие. — Ты знаешь, что я южанин, — хрипло ответил Четырнадцатый. — Ты прекрасно, черт тебя дери, это знаешь! — Ты не заслужил им быть, — альфа покачал головой, надавил Четырнадцатому на шею, прижимая его голову к постели. — Ты подстилка. Ты мог помочь нам — мог работать шпионом в стане врага, мог убить кого-то важного, сделать хоть что-то! Но ты рожал детей и скакал на узле своего старика, а потом мои солдаты умирали на поле боя, пока ты прохлаждался и пировал! С каждым обвинением он двигался всё яростнее, грубее, его дыхание сбивалось. Четырнадцатый выгнулся, протяжно заскулил от силы чужого напора. Вскоре альфа кончил. Он замер, распластавшись на спине омеги, задышал часто и глубоко, жмурясь так, как будто прогонял слёзы. Бренн ощутил сочувствие к этому воину — если он и правда потерял многих из-за предательства Четырнадцатого… В дверь постучали. Сперва Бренну показалось, что стучат в его кладовку, но он быстро понял, что это не так: в комнате Четырнадцатого распахнулась дверь и вошел Кардиан. — Я надеюсь, что не помешал, капитан, — с почтением произнес бета. — И надеюсь, что Четырнадцатый доставил вам много приятных минут. — Да, всё было… как обычно, — откашлявшись, альфа поднялся и сел на краю кровати, прикрыв пах свернутой в комок одеждой. Кардиан, заметив его неуверенный жест, улыбнулся и беззаботно махнул рукой. Таким он и был, их хозяин борделя — обходительным, но поверхностным. Яркая бабочка, порхающая по цветам. Он красил волосы в красный, хотя его внешность была типично южной. Карминно-красные завитые на лоскуты кудри и смуглая кожа с карими глазами являли собою странное, но притягательное сочетание. Одет он был тоже до крайности ярко — в алый шелк с золотым шитьем и райскими птичками, вышитыми бисером по подолу. Подведенные сурьмой глаза смотрели цепко и заинтересованно. — Я вовсе не хотел смущать вас, капитан, — продолжил Кардиан, так же сладко улыбаясь Фредерику. — Просто, насколько я помню, вы оплатили за двоих на три часа, и ваш друг как раз пришел. Мне проводить его к вам? — Да, проводите. — Еще чем-нибудь я могу услужить герою войны? Вина, может быть? Фредерик оглядел связанного омегу. — Можете отвязать его? Нам с другом будет неудобно иметь его по очереди. — Понял, разумеется, — Кардиан с готовностью направился к кровати. — Посторожите его, пока я буду развязывать, прошу. Я ведь только бета, один не справлюсь, если наш омега вздумает хулиганить. Не глядя на Четырнадцатого, Кардиан отвязал его руки от изголовья и тут же стянул их веревкой покороче, сложив ладони у омеги на животе. Освободив ноги, он бросил пеньковые веревки на пол рядом с кроватью, разрешив Фредерику использовать их в случае необходимости, и спустился вниз за таинственным другом. — Кого ты позвал? — сипло прошипел Лилиан. — Сейчас узнаешь, — Фредерик нехорошо улыбнулся. — Тебе понравится. Кардиан привел высокого и крепкого альфу с очень кудрявыми черными волосами. Если Фредерик стригся коротко, то у этого воина шапка кудрей привлекала внимание с первого взгляда, на ее фоне терялся и невыразительный подбородок новоприбывшего, и кривоватый нос. — Джеремайя! — ахнул Четырнадцатый. — Ты… — Оставлю вас, — Кардиан поклонился, — Ты, — он сурово глянул на омегу, — сделай всё, чтобы твои гости остались довольны. А вас, господа капитаны, я прошу лишь не лишать меня прибыли и оставить нашего омегу в живых. На последних словах хозяин борделя смотрел не на альф, а сквозь герб — прямо на Бренна, прячущегося за стеной. Бренн закатил глаза. Если уж он отвлекся от своих прямых обязанностей, чтобы следить за сохранностью Четырнадцатого, он сделает это в лучшем виде и без напоминаний Кардиана. Когда хозяин борделя вышел, альфа, которого Лилиан назвал Джеремайя, неспешно подошел к связанному омеге и с размаху залепил ему пощечину. Потом вторую. Четырнадцатый вскрикнул, пошатнулся и закрыл лицо связанными руками. — Давно хотел это сделать, — Джеремайя кивнул Фредерику, хлопнул его по спине и стал раздеваться сам. — Что же ты не приходил? Наша давалка тут каждый день лежит с раздвинутыми ногами, ждет своих старых друзей. — Не знаю, Фредди. Мне не хотелось прогонять из памяти наше с ним прошлое, подменять его реальностью. — Реальность интереснее, — заметил Фредерик, снова обхватывая член ладонью. — В реальности можно выебать его в задницу, так, чтобы наш Лили кричал и плакал. И никто не запретит, никто не остановит. Его жизнь теперь гроша ломанного не стоит, Джей. Мы — короли здесь, а он — грязь под ногтями, а не наоборот. Бренн наморщил лоб. При чем тут короли? Понятно, что у этой троицы была какая-то общая история, но картинка в его голове пока не складывалась. — Чего молчишь, а? Лили, поприветствуй старого друга, не стесняйся! — Чтобы называться другом, нужно вести себя соответственно, — отвернувшись, заметил Четырнадцатый. — Я не заслужил вашей ненависти. — Ты заслужил сдохнуть в канаве, — ответил помрачневший Фредерик. — Ты заслужил болтаться на виселице, не забывай, — добавил Джеремайя. — Если бы нам взбрела в голову такая блажь, как доставить тебя на Север, тебя бы повесили на ближайшем суку. — Твоими стараниями! — зло выкрикнул Лилиан. — Это ведь ты сказал ему… Единственное хорошее, что было в моей жизни, мой Крис и дети, ты это растоптал! Ненавижу тебя! Голос омеги задрожал. Он всхлипнул, смахнул слезы связанными руками. Он сидел на постели, поджав голые ноги к груди, между двумя альфами, зажатый их телами со всех сторон. — Кто тебя за язык тянул, Джей, боги! — его голос упал до шепота. — Ты всё разрушил…! — Ложь, — Джеремайя пожал плечами. — Ничего я не разрушал. Твой брак строился на обмане, а я сказал твоему мужу правду. Ты бросил меня ради Фредди, а потом бросил Фредди ради старого хряка. На корону позарился, Лили? И много счастья тебе это принесло? — Хватит! — рвано выдохнул Четырнадцатый. — Тебе мало моих страданий? Мало знать, что я никогда не увижу детей, что мой муж меня ненавидит и казнит, если я перейду границу? Знать, что я каждый день здесь раздвигаю ноги перед омерзительными, грязными… — О нет, — улыбнулся Фредерик, подхватывая омегу под локоть, — это как раз очень нас радует. Ложись, мы как раз готовы продолжить. — Пусти, сволочь! — Четырнадцатый дернулся вбок, чуть не падая с кровати, рванулся, тяжело дыша. Фредерик легко перехватил его и повалил на спину, Джеремайя придержал за ноги, чтобы не брыкался. Бренн смотрел на их толкотню отстраненно. Лили. Лилиан. В королевской семье, кажется, был ребенок с таким именем, старший. Омега. Лет десять о нем ничего не было слышно, а до этого… Боги, ведь Четырнадцатый назвал мужа Крисом, а Крис — это, вероятно, Кристофер. Король Северных земель, за которого и выдали того омегу. Брак, ставший залогом десятилетнего перемирия между Севером и Югом. Боги… Ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и полностью осознать, что это всё значило. Отдышавшись, Бренн снова заглянул в дырочку в стене: там альфы рьяно натягивали Четырнадцатого на себя, накрепко зажав между телами, а тот хрипло кричал, колотя Фредерика по плечам связанными руками. — Хватит! — надрывался Лилиан, принц Южных Земель, старший брат Солнцеликих Королей-Близнецов. — Хватит, больно! — А ты подумай о своем старом хряке, — прыснул Джеремайя. — Представь, какое лицо у него было, когда я сказал ему, что был у тебя первым. Он не поверил мне, а я сказал про твое родимое пятно на пояснице, про шрам на бедре — там, где ты с лошади неудачно упал. Он так расстроился, узнав, что невинность его лжеца-мужа забрал не он, а неотесанный солдат в старой беседке у пруда, помнишь? — Заткнись! — взвыл Четырнадцатый. — Не хочу тебя слушать! Хватит, стойте! Но альфы не останавливались. Напротив, крики злили их и распаляли. Они врывались в тонкое смуглое тельце омеги, отбросив всякую предосторожность; Лилиан плакал от стыда и боли. Бренн не понимал, что теперь должен был сделать. Кардиан, безусловно, знал, кто этот омега — он был слишком умён, чтобы не знать. Но Бренну казалась кощунственной мысль истязать особу королевской крови в борделе для военнопленных омег. Чем же он мог предать своих друзей-южан? Ведь омеги не обладают правом выбора в деле брачных союзов. Он мог сделать больше, но вряд ли он мог спасти всю страну. За стеной стихли стоны и скрип кровати, только звук тихого плача раздавался из комнаты Четырнадцатого. — Мы вернемся завтра, — пообещал Фредерик. — И когда вернемся, приведем еще друзей. — И выебем тебя в задницу, — добавил Джеремайя, — сразу вдвоем. Уверен, тебе понравится, Лили. Жди нас и готовься. Не заскучай, смотри. За стеной Лилиан заплакал еще горше. Бренн поежился. Он никогда не считал себя ни героем, ни даже добропорядочным человеком — то всё казалось ему категориями, далекими от реальной жизни и простых людей. Героем он не был — но Бренн решил хотя бы попытаться помочь Лилиану и после заката отправился в королевский дворец просить аудиенцию у Солнцеликих Королей-Близнецов. Короли ему поверили, и уже на следующий день место Лилиана занял Кардиан, а место хозяина борделя даровали Бренну — в благодарность.