soul understanding.

Тодороки вообще не из тех людей, кто как-либо привыкли показывать свои настоящие эмоции. Не потому, что он никогда ничего не испытывает, а потому, что толком даже не понимает, как правильно их выражать, ведь он толком не общался ни с кем, включая семью. Немногие из класса знали, что причиной холодности Шото было достаточно трудное детство. Бакуго тоже не привык показывать свои настоящие эмоции, и далеко не потому, что понятия не имел, как это делается. Кацуки боялся показать себя со слабой стороны. Не в его принципах. Пусть никто не говорил о том, что проявлять эмоции что-то средне слабости. Он сам для себя это определил, автоматически выстраивая стену ото всех людей. Видно Бакуго боялся подпускать кого-то близко к себе, ведь тогда будет больше шансов зацепить его за живое. Обычные издёвки и шутки со стороны друзей и одноклассников не в счёт. А вот, что он бы делал, зная его некоторые искренние мысли по некоторым поводам, он не знал. — Итак, класс, — обратился к ученикам Айзава, — директор отдал приказ отпустить вас на каникулы с завтрашнего дня до конца лета. За эти полтора месяца вы сможете наконец-то отдохнуть и развивать причуды в более приемлемом для себя темпе. О всех остальных моментах вам расскажет староста. В городе обеспечить безопасность было бы нереально — руководство это прекрасно понимало, — потому их ссылают на остров, как на курорт. Развитие причуд, выполнение заданий, за которые платят и которые можно и не делать вовсе, просто отдыхать. Только вот, в отличие от общежития, там не так просторно, на комнату выходит по 2 человека. Иида озвучивает парочки проживающих, наподобие «Денки — Киришима», «Токоями — Сэро», «Иида — Мидория», «Бакуго — Тодороки». Стоп, что? — Какого хрена я должен жить с этим полудурком? Бакуго готов был жить даже с надоедливым Деку, это было бы даже намного проще, чем жить с ебучим Тодороки. Да вообще, хоть с кем угодно. Он вовсе дальше не слушал, кто с кем живет, просто подходил к каждому и просил поменяться. Даже к девочкам. Но всех устраивал их сосед. — Эй, Хвостатый, давай поменяемся? Перераспределиться не дают, только смириться. Сказать, что Тодороки был как-то рад? Смешно. Если Бакуго не снесёт ему голову в первый же день, то это будет чудом. — Они снесут здание к чертям, — тихо проговорил Киришима. — ЧЁ СКАЗАЛ? Они собираются утром и перелетают на остров, где будут жить полтора месяца, выполняя задания. *** Комната была не то, чтобы уютной и просторной, скорее наоборот. Она была неуютной и пыльной, но довольно-таки светлой из-за большого окна, по обе стороны от которого располагались кровати с тумбочками к каждой. Бакуго молча принялся за уборку, когда обнаружил в одиноком, но довольно просторном шкафу предметы и средства для уборки. — Привет, Бакуго, — в комнату зашел гетерохромный, смотря Кацуки прямо в глаза. На плече висела небольших размеров сумка. Шото выглядел довольно уставшим после поездки, это видно по его лицу. — Ты бледный, как смерть, — выдохнул Бакуго, выполощив уже грязную от пыли и мусора тряпку для мытья пола. Тодороки нервно сглотнул, ибо Бакуго выглядел довольно притягательно. — Я не буду просить тебя помочь мне с уборкой, но ты будешь помогать в следующие разы. Жить в свинарнике я не собираюсь. — Спасибо, — Шото скинул сумку на кровать и сам бухнулся туда же, спускаясь на подушку поудобнее и прикрывая глаза тыльной стороной ладони. Голова чертовски раскалывалась, что не укрылось от глаз Кацуки. — Ты будто помираешь, — заключил он по окончанию уборки, довольствуясь результатом. — Переоденься, я принесу воды. Шото медленно сел на кровать, изумлённо смотря гетерохромными глазами в рубиновые глаза напротив, от чего тот смутился и покраснел. — Бакуго, ты… — Обойдёмся без этой хуйни, ладно? — он вышел из комнаты быстрее, чем Тодороки успел договорить. От чего-то Кацуки реально переживал за всех и вся, просто признать это было равно слабости. *** На следующий день Лига Злодеев каким-то образом внедрилась в общежитие. И пусть их быстро оттуда выпроводили, без происшествий не обошлось. — Шото… Тодороки? — Д-даби, вроде… Что тебе нужно? — Поговорить. Даби прижимает Шото к стене, не дав пошевелиться и со стороны это выглядит очень странно. Тодороки понимал, что тот ему скажет, но, честно говоря, абсолютно не хотел верить. Вообще не хотел, хотя прекрасно понимал, что это правда. — Можешь называть меня Даби, но у меня есть имя куда лучше. Тойя. — Я не верю тебе, — Шото пытается ударить его, но ничего не выходит. Нет-нет-нет и ещё раз нет. Он чувствует влагу на щеках, не хочет никого видеть и не хочет говорить. — Эй, ублюдок, — услышал раздражённый голос одноклассника, — отпусти половинчатого. Даби отходит, поднимая руки в жесте «сдаюсь», покидает кухню. Шото падает на колени и из глаз катятся слёзы отрицания. — Тодороки? — Кацуки приседает рядом с Шото и кладёт ему руку на плечо. Гетерохром вздрагивает и поднимает испуганный взгляд на подрывника. В порыве эмоций, Шото утыкается лицом в плечо Кацуки, обнимая его и беззвучно плача. Половинчатый обычно раздражал его, но тут он не мог испытать ничего, кроме как непонимания и желания помочь. *** Утро. Шото просыпается первый и замечает Бакуго, лежащего с ним на кровати и державшего его за руку. Тодороки покраснел, ведь реально не знал, что Бакуго может быть таким?.. Спокойным, тихим, понимающим. Он видел, что тот меняется, что серьёзней относится к вещам. И Тодороки был рад этому. — Тодороки, — услышал он сонный тихий голос и заглянул в алые глаза, пытаясь понять его эмоции. — Ты в порядке? — в его глазах не читалось раздражение, а только беспокойство. — Д-да, мне лучше… Спасибо, это благодаря тебе, — Шото легонько улыбнулся и Бакуго кивнул. Тодороки смущало только то, что его до сих пор держали за руку. *** Жить с Шото было не отвратительно. Вот что понял Бакуго, пробыв с ним в одной комнате неделю. За то время они конечно успели покричать друг на друга, кидая колкие словечки, но это уже как в порядке вещей. Остальные даже удивились тому, что эти двое ведут себя довольно тихо. Он привык наблюдать за сонным Шото в большом растянутом сером худи, поедающим холодную собу. Тодороки готовить не особо умел, потому Кацуки иногда готовил на двоих, сам не зная, почему так происходит. Двухцветного хотелось обнять. Даже очень. Бакуго старательно выкидывал эти мысли из своей головы. Отрицать, что они сблизились — глупо. Бакуго оказался хорошим соседом, с которым можно душевно поговорить на спокойных тонах и даже посмотреть фильм. — Слушай, можно задать тебе довольно личный вопрос? — Валяй. — От чего ты так не ладишь с Изуку? Кацуки начал пролистывать свои страницы жизни прямо с детства. Почему-то половинчатому хотелось открыть этот скрытый пазл. И он действительно рассказал. Злился, плакал, делился мыслями о том, какого ему было, когда из-за него пострадал Всемогущий, о той драке с Изуку и о том, как ему жаль на самом деле. Шото тогда молча поднялся с кровати и прижал плачущего парня к себе. Бакуго опешил, но отталкивать не стал. — Всё в порядке, Бакуго, теперь я понимаю, почему ты так себя ведёшь, и что у тебя на то были причины, — Кацуки напрягся. Долбаёб, обещал же, что не будет никому об этом говорить. Но от Шото не чувствовалось… угрозы? — Думаю, если тебе жаль, то просто стоит извинится. — Извиниться? Ты дурак совсем? Как ты себе это представляешь? Я измывался над задротом всю его жизнь! — Кацуки держал в своих руках растянутые рукава худи Шото. — Все ошибаются. Изуку не выглядит как тот, кто тебя ненавидит, — Тодороки аккуратно провёл рукой по волосам Бакуго. Тот немного заробел, потупив смущенноё лицо, пряча его в плече Шото. — Хорошо, я извинюсь. *** — Задания уже есть на стенде. Кстати, необязательно брать их каждый день, но я в целом настаиваю на том, чтобы вы выполнили хотя бы 5-10 заданий за всё время пребывания там. Это неплохой геройский опыт, — сообщил Иида. — Если кто-то берт задание на неделю, то никаких заданий больше может не делать. — Да ну, кто вообще будет брать задание на неделю? — спросил Киришима, уставившись на ребят. — Не то, чтобы это много и стрёмно, но выполнять задания на день удобнее. Там хоть отдохнуть в перерывах можно. Бакуго отметил блеск в глазах Тодороки, который смотрел на недельное задание. Через две недели их совместного проживания Шото взял задание на неделю. *** — Вот же ш полудурок, — Бакуго чувствовал себя так, будто чего-то стало не хватать. Он не понимал, от чего вообще так, ведь ему всегда было плевать на Тодороки. Кацуки не то, чтобы прям ненавидел его, но уж точно не чувствовал ничего хорошего, а теперь… Бакуго ходит поникшим день, второй, не осознавая, что с ним. Осталось чувство какой-то недосказанности что ли. Скорее, сейчас он просто скучает. — Баку-бро, чего такой загруженный? — Киришима слишком весёлый, слишком расслабленный и беззаботный на данный момент, от того пиздецки раздражительный. И эта ситуация перепрыгнула любую другую, например, в которой Денки и Киришима маячат перед глазами и выводят его на эмоции. — Ничего, завались, — рявкнул Бакуго, но в его голосе можно было различить оттенок боли, которую он так отчаянно пытался скрыть за агрессией. «И что теперь со мной не так? Я не понимаю», — мыслей очень и очень много. Бакуго перестаёт нормально есть, да и сон тоже особо не хочет его посещать. Бакуго теперь действительно задумался о том, как некоторые люди ему… Дороги? Он думал, что испытывает только ненависть, но на самом деле это было не так. Даже к Деку он не безразличен, и теперь он корил себя за все те слова, которые сказал ему. Похоже, Тодороки реально залез туда, куда никто не залазил, и это изменило его. «Мне стоит вымыть свой рот с мылом», — Бакуго стукнул кулаком по столу, теплее кутаясь в плед. Охуенное лето, холодно, только снега не хватает, ну правда. Неделя вообще прошла быстро, но не для Кацуки. — Кач-чан? Что с тобой происходит? — аккуратно спросил Мидория, зайдя к нему в комнату. Он знал, что, возможно, на него сейчас польётся тысяча слов-оскорблений, но Кацуки сидел тихо. «Какой же я… уёбок…» — на глазах метнулись слезы, но он, стиснув зубы, сидел тихо. — Кач- Кацуки…— Мидория подошёл к нему, положив руку на плечо. — Что случилось? — Всё в порядке, Деку, — Бакуго отпихнул его руку и лёг на кровать. Даже показушно злится не было ни желания, ни сил. Он просто хотел увидеть красно-беловолосого парня, прижать к себе и никуда не отпускать больше. Особенно, на неделю. Мидория понял, что он слишком опустошён сейчас, и не стал настаивать на разговоре. Он пожелал Бакуго спокойной ночи и сказал, что тот всегда может попросить у него помощи. «И это после всего того, что я сделал», — слёзы вырвались из плена глаз и Бакуго дал волю эмоциям, правда, в подушку, чтобы никто не услышал. Он чувствовал вину, нереальную вину. Утро следующего дня отдавалось гулом в башке. Бакуго вышел на кухню, чтобы избавиться от сушняка. И хотя он не пил, ощущение было ровно такое, как если бы он прилично выпил. И не виски даже, а самого дешёвого пива. — Каччан, ты как? — Я лучше, спасибо. — С-спасибо? Каччан, ты уверен, что все в порядке? Бакуго резко развернулся и взглянул в глаза Мидории. Изуку напугал его уставший и вымотанный вид на самом деле. Он знал его слишком хорошо, знал, как бороться с его злостью, агрессией, высокомерием, но… Теперь он не знал, как помочь разбитому Кацуки. — Я в порядке, Изуку, — Бакуго поднял руку, чтобы потрепать волосы Мидории, тот, съёжившись, ожидал явно другого. И он знатно охуел, ощутив мягкое прикосновение. После чего Бакуго покинул кухню. «Чёрт… полудурок сделал ровно также». Он вернулся на кухню, смотря Деку прямо в глаза снова, что довольно напрягало. Мидория чувствовал, что с Бакуго что-то не так, чувствовал, что что-то внутри парня поменялось. — Изуку… Я… Мне… — слова не держались в строю, но он продолжил. — Мне действительно жаль. И я прошу у тебя прощения за всё то, что я сделал. Знаю, что слова тут ничем не помогут и ты, вероятно, ненавидишь меня, но мне правда жаль. Изуку смотрит на Бакуго неморгающим взглядом, не понимая, что сделал с ним Шото такого. — Кацуки, — Мидория обнял того, — я не злюсь на тебя ни за что, спасибо. Немного поговорив с Мидорией, Бакуго направился в свою комнату, услышав: — Шото-кун скоро будет, — похоже друг детства не слепой и всё понял. Где-то от счастья плакал один Бакуго. Но уже в 9 вечера он потерял надежду на то, что Шото придёт именно сегодня. Однако, праздничный ужин, к которому Бакуго тоже приложил руку, выбираясь из своего кокона впервые за неделю, уже был на столе. Сам он всё же решил не присутствовать. Вскоре дверь распахнулась. — Шото-кун, — Мидория повис на заёбанном Тодороки. — Изуку, рад тебя видеть. И я больше никогда не буду брать задания на неделю. Класс А встретил Тодороки объятиями и едой. Все, кроме Бакуго. «Ну пиздец теперь. Теперь все стало ещё хуже», — думал Бакуго, пока его сердце ушло в пляс. Он принял решение не подходить к Шото и завалиться спать, да и вообще избегать его нахуй. Потому что скучал. Потому что боялся признать, что половинчатый ему нравится, и потому что не знал, как с этим быть и как это контролировать вообще. Он услышал, как открылась дверь в комнату. — Бакуго… — Шото завис и его глаза округлились. Лицо Кацуки не выражало ничего, кроме усталости и смущения. — Я скучал по тебе, Бакуго. Тодороки присел рядом с ним и заключил в объятия. И меньше всего он ожидал того, что его обнимут в ответ. — Я тоже, — тихо сказал Бакуго, прижав Шото к себе еще ближе и краснея ещё больше. Он неловко зарылся пальцами в двухцветные волосы. — Что? — переспросил Шото, — повтори, я не услышал. — Ничего, двумордый. Я спать хочу. *** Шото ушёл дальше справлять время в компании друзей, что были рады встрече, пока Бакуго прятал смущённое лицо в плед, а свои мысли — подальше в голову. Выходило, к слову, совсем никак. «Чёртов Тодороки, как же ты меня раздражаешь. Раздражаешь от того, что я не могу быть рядом с тобой из-за той стены, которую я сам выстроил. Вот и жру, что посадил». Ну, а Тодороки просто Тодороки. Он заваливается на кровать к Бакуго уставший и подзабитый. Он вообще не понимает, откуда в нём столько наглости и смелости, может, потому что он и правда сильно соскучился, а может потому, что Кацуки сам подпустил его достаточно близко. — Чё, половинчатый, совсем башку отбило? — Кацуки задыхался, внатуре задыхался. Он пододвинулся ближе к стене, чтобы Шото мог нормально устроиться. Кацуки может говорить всё, что угодно, но его действия скажут о том, что он реально думает. — Нет, я правда просто скучал, — И Шото всегда такой. Слишком прямолинейный, слишком умный и глупый одновременно, слишком очевидный, но при этом абсолютно непонятный. Бакуго путается в своих мыслях, потому что правда не понимает, что тот имеет ввиду, когда говорит подобное. Он цокает, решая вообще не делать никаких выводов, пока в себе не разберётся. Хотя, он уже давно разобрался. Бакуго развернулся к разноцветноволосому, но уже без смущения, скорее с решимостью. Он неловко положил свою руку на левую часть лица Шото, проводя большим пальцем по ожогу. «Красивый… он такой красивый», — думал Кацуки, проводя этой же рукой по красной части волос. — Я тоже скучал, Шото, — сказал он, прижимаясь к парню напротив, притягивая к себе за талию и зарываясь пальцами в волосы, поглаживая затылок. Тодороки не ожидал такого, на самом деле. Бакуго в этот момент будто разрушил какую-то стену окончательно, пуская того в свою душу. — Кацуки, я… — Молчи! Ты мне тоже нравишься, но просто молчи! Мне всё ещё неловко от всего, что происходит. Я будто с ума схожу… — он на пару мгновений затих, но в итоге продолжил. — Я извинился перед Изуку, он сказал, что не держит зла, но я всё ещё чувствую вину за всё то, что наделал. Я больше не хочу о чём-то жалеть. — Ты молодец, Кацуки. Я знал, что ты сможешь, но всё же, в кое-чём ты ошибся, — его взгляд в полумраке — это слишком. — И в чём же? — Ты мне не нравишься, — Бакуго хотелось его ударить. Он ему тут признаётся, душу изливает, а тот просто прикалывается? — Я люблю тебя.