I will be your salvation

Тишина. То, что преследовало их на протяжении всей прогулки по ночным улицам города. Не сговариваясь они двинулись подальше от центральной площади Мондштадта, намереваясь продлить прогулку на столько, на сколько это возможно. Звезды бесконечной россыпью укрывали синее небо, а луна одиноким наблюдателем возглавляла небосвод. Тишина. Давящая тишина. Путешественница украдкой подглядывала на рядом идущего юношу и бегло отводила взгляд в сторону. Вся ее уверенность улетучилась с выходом из проклятой таверны. Алкоголь в помещении витал в воздухе, заменяя кислород и придавал храбрости. — Если бы я был эгоистом, — и он прервал молчание, даже не посмотрев на рядом идущую девушку, — То позволил бы тебе в одиночестве странствовать проклятый год? — он был напряжен, как натянутая струна. И он был чертовски противоречив. Он был тем, кто хотел окончить разговор, но весь вечер лишь думал о белокурых локонах и о брошенных ею словах. Он тот, кто отпустил свой народ, позволяя свободу, а сам себя добровольно сковывает цепями, когда на горизонте появляется она. — Если бы я был эгоистом, то отпустил бы я тебя в тот вечер? — он продолжал идти, сжимая нервно в кармане берет, а глаза бездумно считали звезды на небе, — Люми, скажи мне. Она была не в силах идти. Плечи тряслись от нахлынувших чувств, зубы искусывали собственные губы, а пальцы нервно сжимали белесо — голубую ткань платья. Остановившись позади поэта, Люмин подняла взгляд на спину Архонта, еле сдерживая слезы досады. Его спокойный голос раздражал. Раздражало и то, в какой манере он общался. Как родитель ребёнка поучает за неверный поступок. — Так почему отпустил? — хриплый надрывной голос заставил барда остановиться, повернув голову, и из-за плеча посмотреть на спутницу, — Так почему, черт возьми, не остановил? Ты — тот кто кричит о свободе, в то время как сам признался, что сковал себя воспоминаниями обо мне! — хотелось сорваться на крик, но в силу ночного времени девушка запинаясь изрекала мысли, всеми силами сдерживая град слез, который так и намеревался хлынуть из глаз цвета агата. Слишком много слез было пролито. Хватит. — Ты знал о каждом моем шаге. Следил как обезумевший, даже ни разу не объявившись, — сквозь зубы оскорбленно говорила дева, со всем страданием всматриваясь в печальное лицо Барбатоса, — Так скажи мне, в чем я не права? — Ты ничего не понимаешь, — и снова тошнотворный повелительный тон, он давил на неё, разворачиваясь всем телом к девушке и медленно наступая на неё. — Нет, это ты не понимаешь! — и она медленно отступала назад, не позволяя Барбатосу подойти ближе, — Возомнил, что раз божество, то никто не может пойти против тебя и твоей мысли, но ты не мой Бог! Ты героически возложил на себя мнимую защиту обо мне, держа в неведении, но ты напрочь забыл о том, откуда я, — чёртова слеза все же скатилась по бледной девичьей щеке, которую Люмин сразу нервно вытерла костяшками пальцами, оставляя жгуче красный след, — Мои устои другие и ты должен считаться с ними! — Довольно, — взмах мужской руки и вновь угрожающий неон лазурных глаз. Резкий ветряной поток с силой оттолкнул девушку к каменной стене, впечатывая и выбивая из легких воздух. — Быть с тобой на равных? Хорошо, — он в мгновение ока оказался возле стены, ударяя кулаком возле белокурой головы, — Ты импульсивна, глупа, — Барбатос нависал над девушкой, перекрывая собою весь лунный свет, указывая кто тут главный. Неон распространился и на бирюзовые косы, которые периодически мигали опасным светом, — И чертовски любима мною, — резкий выдох и агрессивно прижатые мужские губы к женским. Мужские пальцы закапываются в волосы цвета пшеницы, болезненно сжимая и оттягивая. Он был зол. Зол на себя. За свои поступки. За свои чувства. Он не должен. Ему непозволительно, но он впервые за долгое время поступает необдуманно, идя на поводу, казалось бы, уже давно умершего сердца. В губы отдаёт вибрация болезненного женского стона, в то время как тонкие руки ложатся на мужские плечи, с остервенением сжимая между пальцев белоснежную рубашку, прижимая всё больше к себе разгоряченное тело. Изумрудный не застёгнутый плащ скатывается по плечам на землю, звеня ударившемся о камень украшением. Если бы можно было описать поцелуй одним словом, то этот точно бы охарактеризовался так: «Боль». Они в безумии жались к друг другу, жадно сминая губы. Девичьи пальцы зарывались в чернильные волосы, в ответ сильно сжимая, оттягивая, желая показать на сколько страдает душа. — Знаешь сколько раз мне хотелось, черт возьми, схватить тебя и высказать всё? — тяжело дыша в риторическом вопросе отстранился от губ Барбатос, всматриваясь в потемневшие глаза напротив, — Сколько раз я хотел поцеловать, — и в подтверждение слов он опустился к тонкой шее, мазнув во влажном поцелуе тонкую кожу, в ту же секунду услышав рваный выдох, — Сколько раз хотел докоснуться. Один раз даже не устоял, помнишь? — безумно горячий шёпот опалил ухо Люмин. Музыкальные пальцы легли на бёдра девушки, синхронно пробежавшись вверх, с силой нажимая на тазовые кости, вжимая всем телом ту в хладную каменную стену. С губ сорвался еле слышный женский стон. — Ты мой самый главный грех, — и он судорожно выдохнул в пухлые губы, когда разгоряченные женские ладони проникли за ворот рубашки на обнаженную спину, резко царапая бледную кожу. — Я готова с тобой нести эту ношу, — еле слышно сказала Люмин, оглаживая под рубашкой античные плечи и со всей скрытой страдающей любовью заглядывая в чернильные от расширившихся зрачков глаза. И большего Барбатосу не нужно было. Этот ответ был красноречив нежели баллады о любви. Нежели клятвы о безудержном безумстве в нужде о ласке. Эта женщина была мудрее и прекраснее, нежели вся вселенная. С нескрываемым обожанием рассматривая прекрасное лицо, юноша мягко положил ладонь на мягкую щеку, оглаживая большим пальцем и притянул в очередном поцелуе любимую им женщину. Забываясь в чувственном поцелуе, руки влюблённых блуждали по телу, стараясь прижать все ближе, хватаясь за любую крупицу тепла. Мужские руки легли на тонкую талию, в нетерпении сжимая и ненавязчиво оттягивая шнуровку корсета, желая избавиться от мешавшей одежды. Хотелось быть ближе. Кожа к коже. Душа к душе. — Люми, я не смогу остановиться, — вновь разрывая поцелуй, Венти прижимается лбом о лоб Люмин, закрывая глаза, — Я слишком жадный, пойми, — он вслушивался в тяжёлое возбуждённое дыхание Путешественницы, опуская ладони вновь на бёдра, вжимая в свои, — Нам надо прекращать. — Нет, — уверенный шёпот на ухо, — Я не позволю, — последовал укус за мочку уха и недовольное мужское мычание. — Мы на улице, — она издевалась, заставляла поступать необдуманно, — Не так я представлял наш первый раз, — горячее дыхание опалило девичью шею, жадно припадая губами, кусая и зализывая появляющееся отметины. — А ты представлял? — ехидная женская улыбка подстёгивала и сопровождалась еле слышным стоном удовольствия. Пальцы вновь зарылись в любимые тёмные волосы, перебирая пряди, а голова наклонилась в сторону, подставляя шею для ласк. Было до одури приятно ощущать мужское обожание. — Архонты, Люмин, — он прорычал в девичью шею, в очередной раз кусая светлую кожу, — Твои бёдра невозможно не представлять, — поцелуи опустились на угловатые ключицы, — Невозможно не представлять как твои щиколотки лежат на моих плечах. Как я целую икры, как ты в исступлении сжимаешь меня, — с каждой фразой дыхание становилось все тяжелее, а поцелуи все более мокрее. Ему сносило крышу, а она уже давно потеряла рассудок, бесстыдно отираясь бёдрами о его рваными толчками. — Я так хочу, — в исступлении шептала она, сжимая уже обеими руками тёмные волосы и заставляя его опуститься все ниже поцелуями, — Заставь сойти меня с ума. Прошу. И это был спусковой крючок. Мужское рычание оглушило в районе женской груди. Укус молочной кожи сквозь ткань, сопровождался жалобным всхлипом Путешественницы. Подхватывая под бёдра девушку, юноша заставляет ту обхватить ногами его талию и жадно припадает к алым губами, готовый взять ее здесь и сейчас без всяких церемоний. — Доставай свой чертов чайник, — сквозь бешеные поцелуи и судорожное дыхание, юноша уже готов разорвать к чертям надоевший корсет, — Мы перебудим всех жителей. Сердце упало в пятки от столь возбужденного жаркого вида Архонта. Никогда бы Люмин не могла подумать, что он может быть таким: напористым, требовательным, жадным. И это было невыносимо сексуально. Низ живота сворачивался в крепкий узел, ноги немели от вожделения. Без лишних слов девушка трясущимися от возбуждения руками вызвала чайник и открыла проход в родную обитель. После чего, не опуская девушку на землю, Архонт резко развернулся и ушёл вместе с любимой в прозрачной дымке, перемещаясь к двухэтажному дому. Совершенно не обращая внимания на знатно раскрасневшегося от увиденной картины Пухляша, хозяйка дома восседая на бёдрах Барбатоса чуть ли не врезалась спиной в двери дома вваливаясь внутрь, не разрывая жаркого поцелуя. Ноги слушались отвратно, ориентация в помещении была нулевая. Натыкаясь в гостиной на мягкий диван, юноша спотыкается о мебель и развернувшись успевает сесть на мягкие подушки, усаживая деву сверху. — Спальня на втором этаже, — взволнованно шепчет она, в нетерпении расстёгивая пуговицы рубашки непослушными пальцами. — Одуванчику удобство подавай? — ехидная усмешка так и издевалась над разгоряченной девушкой, а мужские пальцы выдавали все волнение, нервно распутывая шнуровку проклятого корсета, который через минуту уже летит на пол, заставляя Люмин облегчённо выдохнуть. — И это говорит тот, кто не хотел меня отыметь на улице? — ее лицо оказывается слишком близко к мужскому, а глаза маняще медленно то опускаются на мужские губы, то вверх в потемневшие от возбуждения глаза, — Хотя я была не против, — и она расстегивает последнюю пуговицу рубашки, раскрывая и пробегаясь пальцами по низу живота, немного забираясь под пояс шорт. Мужской кадык опасно дернулся, а руки сжали хлопковую ткань до скрипа. Ещё немного, и она порвётся. — Чертовка, — бросает он, прижимаясь в напористом поцелуе, бесцеремонно проталкивая язык в рот Путешественницы, захватывая в плен не менее горячий девичий язык, маняще медленно посасывая и оттягивая, натягивая его до легкого онемения. Это было одурительно приятно. Подхватив ее на руки, не разрывая поцелуя, он по наитию находит лестницу и быстро поднимаясь вваливается в указанную женским пальцем комнату. Нежели в гостиной, в спальне было темнее. Но сквозь неплотно закрытые шторы все равно просачивался лунный свет, даря хоть какой-то ориентир на новой территории для Архонта. Укладывая бережно возлюбленную на мягкий матрац двуспальной кровати, юноша снимает окончательно мешающую рубашку и стремительно нависает сверху, утопая в женских объятиях. Ее поцелуи были упоительны и они были везде. С губ перемещались на скулы, со скул скатывались мокрой дорожкой на шею, очерчивая кончиком языка кадык. Барбатос не сдерживает судорожного выдоха и хватает мозолистыми ладоням подол платья, поднимая его вверх и в нетерпении стягивает с девушки, на секунду замирая от представившегося вида. Пшеничные локоны небрежно разбросаны на коричневых подушках, контрастируя. Тонкий женский силуэт чаровал. Бледная кожа как будто светилась под лунными лучами. Она светилась ярче чем звезды. Она была прекрасна. Даже россыпь белёсых шрамов от многочисленных битв не портила её неземной красоты. Хотелось припасть губами к каждой отметине, бережно очертить и запечатлеть в памяти. Аккуратная грудь взволнованно вторила дыханию девушки. Светлые кружева, еле скрывающие наготу хозяйки, чарующе красиво подчеркивали персиковую кожу. Тонкая талия плавно перетекала в упругие, покрасневшие от напористых действий юноши бёдра. — Ты идеальна, — на выдохе поражено говорит он, подхватывая правую ногу и укладывая к себе на плечо, — Твою красоту невозможно описать словами, — Барбатос усыпает чувственными поцелуями тонкие щиколотки, заботливо разминая затвердевшие от танцев икры, — Ты моя богиня. Язык отказывался слушать Люмин. Она изумлённо таяла под ласками Венти, с замершим дыханием наблюдая за его действиями. Под лунным светом он был безупречен. Растрепанные от ее действий косы больше не выглядели такими аккуратными, как обычно. Ночь идеально подчёркивала мужские черты лица и точёную фигуру, в очередной раз напоминая, что перед ней в ласках восседает взрослый мужчина, знающий толк в безмерной любви. Угловатая подтянутая мужская фигура пьянила. Хотелось огладить атлетическую грудь, царапнуть ногтями, опуститься ниже, в нетерпении очертить кончиком пальца еле выступающую анемо татуировку из-под шорт. Россыпь трепетных поцелуев опускалась ниже, с икры на бёдра, мягко обхватывая губами молочную кожу. Заставляя девушку вздрогнуть и сдавленно всхлипнуть, язык широкой дорожкой опускается ниже, опускаясь между ног, сгибая их в коленях, любяще оглаживая ладонями колени. Он хотел трогать ее везде. Хотелось мять, хотелось доставлять удовольствие. Хотелось показать безумную любовь. Лазурит с изумрудом внимательно смотрит в сверкающие медовые глаза, прикрытые подрагивающими пышными ресницами. Ей сложно от возбуждения сфокусироваться. Губы несчастно искусаны от нетерпения и чарующе прекрасно блестят от слюны. — Я люблю тебя, сошедшая со звёзд, — и это выбивает оставшийся воздух из легких. Он вновь нависает над ней, на одном уровне с девичьим лицом, любяще смотря в глаза и облокачиваясь на локти по обе стороны от ее головы, опускаясь ниже и ближе, — Если ты пожелаешь, я наплюю на все запреты и последую слепо за тобой, — мягкий поцелуй в лоб, — Если ты согласишься, я буду твоим щитом, — поцелуй в висок, — Я буду всегда рядом. Это было чарующе волнительно. Он сделал тяжёлый выбор в пользу любимой женщины. Это было смело и достойно. Достойно доказательства безумной любви. Люмин мягко положила ладони на мужские щёки и притягивая к себе ближе, лишь уверенно кивнула, заглядывая в лазурные любящие глаза напротив. А большего ему и не нужно было. Этого ответа было достаточно. Дышать было невозможно трудно. Хотелось кулаком ударить себя по груди, чтобы восстановить дыхание, но она словно спасительный кислород в трепете прижимается губами к его, глубоко и жарко целуя. От переизбытка чувств, юноша даже слишком настойчиво сминает женские губы, терзая языком девичий рот. Он оглаживает кончиком языка ровный ряд зубов, настойчиво оглаживает ее напряжённый язык, огибая своим. Девичьи руки хаотично опускаются ниже, оглаживая грудь, царапая. Спускаются ниже, в нетерпении расстёгивая мешающие шорты и замечая маленькую деталь, что на юноше ещё должен быть корсетный пояс коричневого пояса, но когда немного грубые руки заставляют ее изогнуться в спине, она забывает об этом моменте. Тонкие пальцы барда ловко расстёгивают застёжку белья, скатывая с плечей лямки и откидывая в сторону. Она была идеальна для него во всем. Даже малость ассиметричная женская аппетитная грудь чаровала своей красотой. Хотелось поцеловать каждый миллиметр нежной кожи. Юноша мажет чувственным поцелуем линию женской челюсти и опускается к груди, желая претворить мечты в реальность. Рука ложится на грудь, бережно сжимая, в то время как губы жадно припадают к другой, влажно обхватывая губами твёрдую горошину соска, выбивая из девушки завышенный стон. Она не успела снять с него штаны и единственное, что могла сделать сейчас, это трепетно вцепиться пальцами в волосы, сильнее прижимая его к груди. Его язык творил невообразимые вещи, заставляя терять голову. Рваные толчки о женское бедро только сильнее подстёгивали, заставляя сильнее сжимать коленями бёдра барда. Без внимания не могла оставить Люмин желание юноши, которое в горячем толчке в очередной раз прижалось к мягкому бедру девушки. Хотелось закатывать глаза от осознания на сколько сильно хотел ее юноша, но при этом на сколько сильно он ее любил, что ставил на первое место доставить удовольствие ей, нежели себе. — Ты ещё одет, — рвано запинаясь шепчет она, оттягивает за волосы его, увлечённого грудью любимой, заглядывая в глаза, — Сними, — и закусывает губу, прикрывая глаза, — Всё сними. Барбатос нервно сглотнул от такого властного тона. Несколько раз просить его не нужно было. Подтягиваясь на руках опять к лицу девушки, он оставляет влажный поцелуй на губах и отстраняется, усаживаясь на краю кровати, быстро снимая с себя оставшуюся одежду. Откидывает ненужные тряпки куда-то на пол и возвращается к румяному лицу, ложась сбоку от неё. Ловкие пальцы Архонта проскальзывают по оголенной груди, щипая соски, вызывая новый всхлип, и скатываются вниз, на бёдра, подхватывая оставшуюся преграду между ними, снимая ненужную ткань, так же откидывая в сторону. — Наклонись, — хрипло просит она и он преданно осуществляет ее просьбу, наклоняясь к ее лицу. Непослушными пальцами Люмин распутывает бирюзовые косы, распуская волосы и довольствуется идеальностью того, кого любит. Притягивая его в очередной сладкий поцелуй, Люмин опрокидывает удивлённого Архонта на спину и садится сверху, нарочно проходя влажными складками влагалища по твёрдому пульсирующему мужскому органу, вызывая гортанный стон у Архонта. Она была слишком горяча, как будто сделана из лавы и с каждым прикосновением он желал все больше получать ожоги. Отстраняясь от лица Барбатоса, Люмин выпрямляется и опускает взгляд вниз, внимательно осматривая татуировку воздушного элемента начинающуюся на бёдрах и окончание ее текло ниже, перетекая на лобок. Это невыносимо возбуждало и женские пальцы, еле царапая ногтям, очерчивают бирюзовые линии, заставляя мужскую грудь вздыматься от тяжёлого дыхание чаще. Она ходит в опасной близости к самому сокровенному и ей это чертовски нравится, но больше издеваться она не могла. Хрупкие пальцы обхватывают в кольцо налитый кровью твёрдый мужской член и делают пробные два движения вверх вниз. Очередной пьянящий мужской стон и широкие ладони ложатся на округлые бёдра, сжимая. — Люмин, — о боже, на сколько хриплый был его голос. Сглатывая вязкую слюну, девушка имея наглость внимательно смотрела в охмелевшие от страсти лазурные глаза. Он был на грани срыва самоконтроля. Это было заметно невооруженным взглядом. Пододвигаясь ближе, блондинка выгибается в спине и все так же пристально смотря в глаза, вжимает во влажные складки стоящую твёрдую плоть, приподнимая бёдра. На сколько он искусно мог свести ее с ума, что ей хватило пару раз проехаться по мужскому органу, чтобы истекать во влагалищной смазке. Взгляд помутневших лазурных глаз опустился вниз и в очередной раз сглатывая, язык нервно облизывает губы. Ему чертовски нравится та картина, которая открылась. То как бесстыдно она оглаживает его член влажными складками. То, как она рвано дышит. То, как вторая рука еле держится за его ногу, чтобы окончательно не упасть. Она настолько развратна и настолько прекрасна. И настолько сильно он ощущает, что она только его. — Довольно, — и он прекращает игры, поднимаясь. Барбатос кладёт ладонь на девичью шею и резко притягивает к себе в поцелуе, вталкивая язык в ее рот и заставляя ритмично покачивая головой всасывать его язык. Отвлекая поцелуем, юноша пододвигает их ближе к изголовью кровати, облокачиваясь на подушки и крепко сжав бёдра возлюбленной, в очередной раз чувствует как головка члена цепляет вход девушки. Всё, последняя капля. Прорычав в опухшие от поцелуев губы, Барбатос приподнимает девичье тело и резким движением усаживает ее на член, ловя губами громкие стоны друг друга. Все было настолько идеально, что девушка бесстыдно начала сама подмахивать бёдрами, получая безудержное удовольствие от заполненности. Большой, горячий и, черт возьми, такой идеально подходящий. — Я люблю тебя, — сквозь стоны промолвила она, крепко сжимая мужские плечи, царапая короткими ногтями, — Боже, как я люблю тебя, — и с очередным глубоким толчком запрокидывает голову назад, издавая протяжный громкий стон. С ее признанием в голове Архонта как будто что-то щелкнуло. Оставив яркий след на шее любимой женщины, он даже слишком резко опрокидывает ее на спину и придавливает весом своего тела, агрессивно вдалбливаясь в податливое тело. — Люблю, — и он целует любимое ему лицо, ловя губами очередной надрывной стон, — Безумно люблю, — он сбивчиво шептал в ключицы, оставляя багряные следы на белоснежной шее, — Люмин, я люблю тебя. И он приподнимаясь, не сбавляя темп, закидывает ее ноги себе на плечи, меняя угол, вызывая новый полный удовольствия стон. Музыкальные пальцы ложатся на твёрдую горошину клитора и массирующими движениями начинают набирать обороты. Путешественница перестала себя контролировать. В беспамятстве хватаясь пальцами за покрывало и подушки, она срывала голос на истошный крик, в безумии крича как сильно она любит юношу. — В — венти, я… Я…Скоро…! — захлёбываясь в стонах она выгибается от ласк любимого человека, предупреждая о приближающейся разрядке. — Назови меня по имени, — и он резко замедляет свои действия, бережно опуская девичьи ноги и возвращаясь к ее лицу, — Умоляй. Никакое к черту он не божество. Он дьявол во плоти. Плавясь под его настойчивым взглядом, Люмин проводит языком по губам барда, шумно выдыхая. — Умоляю, Барбатос, — сбивчиво шептала она в губы, — О мой Бог, подари мне оргазм, — и она в нетерпении дергает бёдрами, — Прошу, — и ее стон утопает в его жарком поцелуе. Пальцы и толчки бёдрами срываются на бешеный ритм, заставляя обоих громко стонать во влажный поцелуй. Это было невообразимо великолепно ощущать настолько животную похоть. Желание и потребность в друг друге. Безудержную любовь. — Я люблю тебя, — в тысячный раз он вторил своим словам, сминая обожаемые им губы. — Я тоже… — и резко выгибаясь в спине от получения долгожданного оргазма, девушка вскрикивает, видя в глазах лишь только звезды, — Безумно люблю…! И он в исступлении, из последних сил, выходит из любимой, сделав рукой пару рваных движений по стволу и изливается на впалый живот белёсой жидкостью, чуть ли не обрушиваясь сверху на Люмин, тяжело дыша. Чуть дрожа, блондинка наплевав на то, что теперь они оба непозволительно грязные, дрожащими руками обнимает его за голову и прижимает к груди, целуя в макушку. — Это было…Вау, — единственное, что может она сказать. Ее словарный запас ещё закончился на моменте, когда она попала в плен быстрых движений музыкальных пальцев и пока мозг не соглашался работать исправно. — Да, — единственное, что рвано сказал Барбатос, так же наплевав на то, что теперь у них обоих липкие животы от спермы, он крепко обнял ее, зарываясь носом в грудь, — Мягкая, — лёгкий чмок в каждую, — Идеальная, — и мечтательная любящая улыбка прорвалась на губы юноши, — Моя. Он поднял полный любви взгляд на нее, ожидая ответа в таких же влюблённых глазах. — Нам нужно искупаться, — прохрипела Люмин, прочищая горло кашлем. Голос предательски сдавал после таких истошных криков, а вот Венти это только нравилось. Смотря на растрёпанный вид ещё не отошедшей от оргазма любимой, Барбатос улыбался как кот, которому дали сметану. — Я тебя отнесу, — девушка удивлялась как из столь сексуального мужчины он вновь превращался в шкодливого мальчишку. — Нет! Мы же сейчас будем ещё более грязные! — взвизгнула в панике блондинка, когда юноша резво встал с кровати и энергично поднял с кровати ее к себе на руки, прижимая бедром прямиком к испачканному животу, — Фууууу! Венти, ты невыносим! — Привыкнешь, — счастливо рассмеялся он, раскружившись на месте и когда остановился, чуть ли не рухнул с визжащей на руках девушкой от головокружения обратно на кровать, — Так, где ванна? — и задорно подмигнул. — Соседняя комната, старушка ты моя дряблая, — по доброму рассмеялась она, отвесив шутливый щелбан на лбу. И он кивнув, на негнущихся ногах после бурного времяпрепровождения, как робот, понёс любовь его жизни прямиком в купальню.

***

За всё пребывание в Тейвате Люмин могла сказать, что это был ее самый счастливый день. С души упал камень. Она послушалась совета брата и позволила себе жить. Быть любимой. Быть счастливой. Это самое лучшее, что можно ощущать. А ещё, было безумно приятно наблюдать за столь любимым лицом, на котором проскальзывало море эмоций. Как он от досады морщил нос. Как шутливо щурил глаза. Как кокетливо играл с нею бровями. Как властно смотрел, заставляя плавиться. Это был лучший выбор в ее жизни. И сейчас ее лучший выбор заставлял безудержно смеяться, наблюдая как он, ругаясь на самого себя, скитался по всему чёртову Мондштадту в поисках потерянного плаща, корсетного пояса и неудачно выпавшего берета. Уж точно потеха для всего города свободных людей в удивлении находить одежды барда и с ехидной улыбкой отдавать ему, с колкостью спрашивая что же он такой делал, что всю одежку растерял. Уж точно теперь ей не будет скучно в странствиях.