-<>♥<>-
– Привет. – Крошечный золотистый аксолотлинг со старым шрамом на одной из жабр спрыгивает с плеча оленьего моблина в форме медбрата, и приземляется рабочий стол. – Это вы, ребята, притащили птичку? – Я… – Туббо переводит неуверенный взгляд на Фанди и Квакити. – Да. Это были мы. Маленький доктор расплывается в улыбке, хотя это почти не меняет обычное выражение их лица. – Ага. – Они забирают деревянный планшет с записями из рук своего помощника и указывают на посетителей пальцем. – Вы трое – члены семьи? – Э-э… я нет, – нервно говорит Квакити. – Я здесь из-за юридического дерьма. – Тогда я не собираюсь с тобой разговаривать. – Доктор скрещивает руки на груди. – Мы сделали все, что было в наших силах, но, полагаю, вы уже знаете о его состоянии. Хардкорное проклятье, очень трудно заставить тело реагировать на лекарства. Многие шрамы останутся навсегда. Те, что на лице уже были прижжены, когда его привезли сюда. Мы ничего не сможем с ними сделать, только проследим, чтобы не развился некроз. – Крылья – это отдельная тема, – подхватывает медбрат. – Что с крыльями? – Спрашивает Фанди. – Рана заживет, – говорит доктор. – Но повреждения могу иметь необратимые последствия. Так же его крылья мутировали из-за некоторых травм. Мне это не нравится. Может быть, ему повезет и обойдется без осложнений, но пока сложно прогнозировать. – Они пренебрежительно машут рукой. – Эх. Мы уже объяснили ему все это. Если хотите узнать больше, спросите его сами. Олений моблин переворачивает страницу на планшете. Доктор охает. - О! Еще кое-что! – Они сцепляют вмести крошечные перепончатые ладошки. – Его нельзя судить за убийство! Если вас интересует мое профессиональное мнение! Квакити и Туббо переглядывается. – Никто из нас не упоминал об убийстве… – Вы не единственные, кто разговаривает в стенах нашей больницы. – Невозмутимо заявляет медбрат. – Мы знаем, что его подозревают в убийстве. Квакити прищуривается. – И… Почему вы рекомендуете его не судить? – Мы провели тест на магические осадки, потому что он хардкорный – стандартная процедура. Но потом мы обнаружили, э-э-э… – Доктор хмыкает. – Сени, как это говорится на скрипте? – «Вторгаться», – услужливо подсказывает медбрат. – Ага. Кто-то вторгся в его разум на прошлой неделе. Немного, но вмешательство все же присутствует. Фанди взволнованно наклоняется ближе к столу. – С ним все в порядке? – Насколько мы можем судить, это не повлияло на его сознание в долгосрочном плане, – говорит медбрат. – Но стоит поставить под сомнение осознанность любого решения, которое он принимал в последнее время. Туббо задумчиво хмыкает. – Разве нельзя проверить было ли вмешательство сделано до или после убийства? Это возможно? Доктор ворчит себе под нос. – В любом случае это не имело бы значения. При обнаружении любого вмешательства, обвинения должны быть аннулированы. Его могли заставить что-то сделать, а затем вытеснили бы подробности о произошедшем из памяти. – Если вы хотите привлечь кого-то к суду, то нужно найти того, кто это сделал, – заключает медбрат. – Есть идеи, кто это был? Фанди и Туббо молча смотрят друг на друга несколько долгих тиков. – Это был… – Фанди прерывисто вздыхает. – Скорее всего, сама жертва убийства. Не думаю, что это мог быть кто-то другой. Он – единственный человек с такими способностями, что был рядом с Филом в то время. – Ну, тогда это скорее самоубийство, чем убийство. – Кивает доктор. – Мы все равно должны допросить его, – Настаивает Квакити, поворачиваясь к Туббо. – Нам нужно восстановить полную картину того, что, черт возьми, сделал Уилбур. Доктор вскидывает руку, издавая резкий звук. – АЙ-ЙО! Я не дам вам беспокоить моих пациентов! Проваливайте отсюда пока не дошло до скандала, мистер член кабинета министров! – Это… это значит… – Нерешительно начинает Фанди. – Что нам тоже нельзя его навестить? Аксолотлинг подозрительно прищуривается. – Вам можно. – Они отталкивают Квакити от стола непонятно откуда взявшейся указкой. – Только члены семьи. Отвали. – Они стучат указкой по руке Туббо. – Никаких разговоров об убийстве, если он сам это не инициирует. Никакого беспокойства для наших пациентов.-<>♥<>-
Временная больница, которую Лемон-Сити установил за пределами кратера Л’Манбурга, переполнена пациентами, врачи и медсестры едва успеют перевести дух. Приготовлений медиков к тому, что в лучшем случае должно было стать оживленной перестрелкой, теперь едва хватало на то, чтобы обеспечить необходимым лечением пострадавших от взрывов и ожогов, людей, попавших под обломки и подверженных иссушающей магии визеров. (Никто не комментирует гробы, аккуратными рядами лежащие у входа в здание.) – Неужели… – Туббо хмурится. – … Неужели визеры действительно убили так много людей? – О, нет, – отзывается медбрат. – Визеры нанесли в основном материальный ущерб. В значительной степени все это жертвы первоначального взрыва. – Он приоткрывает одну из занавешенных зон. – Здравствуйте, мистер Крафт, – говорит доктор. – Как Ваши дела сегодня? Филза отрывается от книги, в которой он делал заметки лазуритовым карандашом. – Я в порядке, приятель. – У Вас гости, – указывает медбрат. Туго перевязанный рог медленно щелкает, Филза поворачивается к ним. Туббо вздрагивает при виде его лица. Это не уродливо, и не ужасно, это просто… шокирует. Прижженные шрамы Фила выглядят почти как метеоритный дождь – кожа цвета слоновой кости, пересеченная росчерками ночного неба. (Даже его глаза выглядят так, словно в них застряли кометы.) – О, – тихо шепчет Филза. – Я думал, это снова люди в коридорах. Не могу определить, когда открываются занавески. – Мы оставим вас наедине, – решительно заявляет медбрат. – Если они начнут докучать Вам, не стесняйтесь звать нас, чтобы мы выставили их вон. Филза смеется. – Хорошо. И эта колоритная парочка уходит, не оставляя после себя ничего, кроме неуютной тишины и звуков лазуритового карандаша, царапающего бумагу. – Я слепой, а не глухой, – невозмутимо заявляет Филза. – Вы можете начать что-то говорить. – Ты слепой? – Глухо спрашивает Туббо. Фил хмурится, указывая на свое лицо. – Ну, эта мешанина на моем лице выглядит достаточно красноречиво, не так ли? – Его рука изящно изгибается. – По крайней мере, если верить словам врачей. Я не могу сам прикинуть, как оно выглядит. – Это больно? – Говорит Фанди почти шепотом. Филза моргает. – Я не знаю. Из-за лекарств все ощущается немного странно. Крылья ужасно болят, и док сказал, что у меня сотрясение мозга. Филза… странно откровенен в отношении уровня своей боли. Это немного нетипично для человека вроде него. – Перестаньте топтаться у занавесок и идите сюда, – Ворчит он. – Вы сливаетесь с фоном. Туббо и Фанди неуклюже придвигаются ближе, заняв места у койки. – Разве… разве ты только что не сказал, что не можешь видеть? – Нерешительно спрашивает Фанди. – Мои глаза не видят, – проявляет Филза. Он неопределенно указывает на рога. – Но эти ублюдки все еще прекрасно работают. С помощью них я вроде как могу… могу видеть хоть что-то… – Его рога поворачиваются к ним двоим. – С такого расстояния я могу сказать, что вы там, я могу понять, кто вы. Хотя пытаться рассмотреть что-то неживое или не наполненное магией - это пиздец. – Он демонстрирует лазуритовый карандаш, все еще зажатый в его когтях. – Теперь я должен использовать эту ерунду, чтобы понимать, что я пишу. Он фыркает. – Чат помогает с этим, но доктора не собираются терпеть всю эту компашку в стенах больницы, поэтому их не пускают. Хотя, это, наверное, к лучшему. Они болтают так много, что у меня начинается мигрень. Он просто… улыбается. Сидит на больничной койке, ослепший, с самой серьезной травмой крыла за всю свою жизнь, и говорит об этом словно о какой-то маленькой докучающей царапине. (Почему-то это выглядит куда печальнее, чем мысль о том, что он может разрыдаться.) – Ты… – Фанди сцепляет пальцы. – Тебе нужно где-нибудь остановиться? Филза наклоняет голову. – Ты хочешь, чтобы я остался? – Мы… – Фанди издает отчаянный смешок. – Мы… – Он умоляюще смотрит на Туббо. – Мы восстанавливаем, что можем, у нас же найдется место, где он сможет остаться, верно? Пожалуйста. – Конечно, – Глухо отвечает Туббо. – Конечно. – Слава богам. – Фанди откидывается на спинку стула. Туббо почти задается вопросом, почему Фанди так сильно волнуется о том, чтобы Фил был рядом, а потом вспоминает. Уилбур был отцом Фанди. И теперь Уилбур мертв. Фил – это все, что у него осталось. Уилбур… умер. Ха. – Ты в порядке, приятель? – Тихо спрашивает Филза. – Д-да. – Туббо поправляет галстук. – Давай разберемся с твоим гражданством, хорошо?