Saint's Row

Гостбур очень любит Фила. Он так думает, по крайней мере. Уилбур очень любил Фила, а Гостбур когда-то был частью Уилбура, так что он должен любить Фила, верно? (Верно.) Он был Уилбуром - был частью Уилбура? Он помнит, как очень давно был его крыльями, а потом Уилбур усыпил его. (Он согласился на это.) А потом он очнулся в теле почти на 20 лет старше, и Уилбура уже не было. Гостбур помнит кое-что из этого долгого сна. Уилбур не любил себя, да и, судя по всему, никому особо не нравился. Он отвратительно вел себя со всеми, кто его окружал и при этом ужасно грустил. Но теперь все нормально. Потому что теперь на его место пришел Гостбур. Он может быть лучше Уилбура. И если Уилбур вел себя так ужасно, потому что постоянно грустил, то Гостбур вообще никогда не будет грустить. Даже если это будет больно. (Не имеет значения, сколько ему придется забыть.) И он может начать с того, чтобы стать лучше ради Фила. Филза очень любил Уилбура, Гостбур много помнит о нем. Так много чудесных счастливых воспоминаний! Но есть одна странность. Когда Уилбур вспоминал Фила, ему всегда становилось грустно. Ему не нравилось, что Филза любил его. Из-за этого Уилбур чувствовал себя... плохо. Виновато? Особенно если Фил делал для него очень хорошие вещи. Уилбур никогда не был счастлив, принимая чужую любовь, он всегда ждал, что в какой-то момент Филза откроет глаза и все это закончится. Потому что Уилбур был ужасным человеком. Всем остальным всего лишь нужно было время, чтобы это осознать. Гостбур не может понять, как этот парень вообще умудрялся так жить. Разве ему не надоедало быль грустным и злым все время? Гостбуру бы надоело. Ему это надоело уже за то короткое время, что он бодрствует. Потому что потрепанное жизнью тело Уилбура постоянно болит, а его едва бьющееся сердце постоянно сжимается от ужасающей удушливой тоски. Но все нормально! У него есть способ перестать грустить. Синий! Синий все делает лучше. Просто смешай васильки, сахар и паучьи глаза, доведи до кипения, добавь туда флакон чар и синий все исправит. Можно будет не грустить. Просто прими немного синего и живи счастливо. ... Синего не может быть слишком много, верно? Точно нет. Никаких побочных эффектов. Иначе он бы помнил о них. А если не помнит, то это не важно. (Он о чем-то думал.) Ах, да. Филза. Дорогой старый папа. Как всегда велик и прекрасен, со своей тростью наперевес. (Его глаза всегда были такими пустыми? Гостбур не может вспомнить.) – Как дела, Фил? – Чирикает он, оказываясь рядом. – Я сегодня очень устал. Рога Филзы щелкают - упорно, но безуспешно пытаясь уследить за мельтешащими движениями Гостбура. - Ты опять не спал всю ночь, да? – Я не виноват, что у этого тела абсолютно сбит режим, – ворчит Гостбур. – Уилбур, должно быть, ужасно спал перед смертью. - Он потягивается, за этим движение следует громкий хруст костей. – Ужасная беспечность к самому себе. Скатертью дорога, блин. Знаешь, что сказали врачи, Фил? – Ты имеешь в виду, после того, как они перестали кричать на твой оживший труп? – Сухо спрашивает Филза. – Это было весело, не понимаю, о чем ты говоришь. – Гостбур легкомысленно машет когтистой рукой. – Они сказали, что это тело было просто под завязку забито наркотиками! Наркотиками! Мой дорогой хозяин - наркоман! Ты можешь в это поверить? И алкоголик. – Он горько щурится. – Я просыпался с похмельем, наверное, всю первую неделю, с тех пор как очнулся. Это ужасно, Фил. Просто ужасно. Филза смеется над этим. Он вообще склонен смеяться надо всем. Даже когда ему грустно. И этот смешок звучит как один из грустных. (Гостбур должен это исправить.) Он крутится, осматривается несколько тиков и устанавливает нотный блок возле одного из пустующих прилавков. – Тебе нравится Л’Манбург? – Здесь неплохо, – щебечет Филза, когда ворона на его плече придирчиво осматривает флаги, украшающие рыночную площадь. – Это довольно мило. Знаешь, э-э-э… – Только «неплохо»? – Говорит Гостбур с притворной обидой. – Да? – Филза подходит ближе, постукивая тростью по деревянной мостовой. – Я имею в виду, выглядит хорошо для кладбища, – категорично замечает он. – По которому бродят приведения. – Его рога щелкают в сторону Гостубра. – Приведение определенного человека. – А мне так не кажется, – ворчит Гостбур. – Честно говоря, я… знаешь что? Обстоятельства существования Л’Манбурга не должны менять твоего мнения о Л’Манбурге. – Он кладет небольшой блокнот с заметками на пустующий прилавок. – Какая твоя любимая песня, Фил? Я сыграю ее. – Гостбур опускает взгляд на нотный блок и издает короткий свистящий звук, когда понимает, каким скудным выбором располагает. – С тремя нотами. – Что ты можешь сыграть на одном блоке? – Спрашивает Фил, наклоняя голову. – С тремя нотами… – Что тебе хочется услышать? – Переспрашивает Гостбур настойчивее. Филза задумчиво щелкает ухом. – Может быть, мы могли бы использовать гитару? Ты ведь умеешь играть на гитаре, верно? – Он наклоняется ниже, позволяя вороне на своем плече рассмотреть настройки на нотном блоке. – На самом деле, я раньше почти не имел дела с этими штуками. Гостбур на мгновение хмурится. – Не уверен насчет гитары. – Он задумчиво стучит когтями по прилавку. – Я думаю, мне больше нравится пианино. – Ты не любишь гитару, – тихо констатирует Филза, сцепляя руки вместе. – Хорошо. – Я настрою его как пианино. Какие ноты подобрать? – Гостбур шлепает руками по панели настроек. – Наверно, С… С – это хороший вариант. Как насчет C, D и E? Он поворачивает первую клавишу нотного блока, продолжая жужжать что-то невнятное себе под нос и постоянно сверяясь со своими заметками. Потом переходит ко второй. На самом деле первая нота не была С. – Я облажался, Фил. Филза лениво проводит рукой по шрамам на лице. – Все в порядке! Не волнуйся. Ты можешь просто… – Я могу его сломать? – Гостбур крутит клавишу настройки до тех пор, пока она не встает на место с громким щелчком. – Да, да! А потом идет E, и… – Он выкручивает третью клавишу слишком сильно. – ЧЕРТ! Все в порядке, все в порядке, он просто сыграет небольшую мелодию и… – Нет! – Гостбур хлопает себя по лбу. – Нет, это совсем не то! Он снова все испортил, он просто продолжает все портить, как Уилбур, снова и снова… – У Мэри был маленький барашек, – Напевает себе под нос Гостбур. – У Мэри был маленький барашек… все в порядке, все в порядке. Фил, все в порядке. Улыбка Филзы смягчается. Гостбур легкомысленно машет рукой. – Тут просто клавиша запала! – Он нервным движением сбрасывает все настройки и снова смотрит на отца. – Не уходи! Я все сделаю. Не шевелись. Фил тихо вздыхает, прикрывая глаза, но это нормально. (Все в порядке.) Он же теперь слепой. Наверное, в этом дело. Если бы Гостбур был слепым, он бы тоже не стал держать глаза открытыми. У Мэри был маленький барашек, его шерсть была белой как снег. Гостбур издает радостный звук, взъерошивая перья на щеках. Теперь все идеально! – Фил, я думаю, мы хорошо проводим время, - решает он с облегченным чириканьем. Филза хмыкает, что-то царапая на деревянной панели нотного блока своим лазуритовым карандашом. – Что ты пишешь? – Чирикает Гостбур, перепрыгивая через прилавок, чтобы лучше рассмотреть. Величайший музыкант в городе! Гласит тонкий механический шрифт. Пожалуйста, подпишитесь :) Гостбур смотрит на сонную улыбку Филзы широко раскрытыми глазами. – Правда? – Да! – Легко отвечает Фил. – О, это так круто! Я… я на седьмом небе от счастья, Филза Майнкрафт. Я на седьмом небе от счастья. – Он мягко подталкивает отца к внутренней части прилавка. – Давай! Подари нам песню. Тут все просто. Филза несколько раз хлопает по нотному блоку… задевая при этом клавиши настроек… …сводя на нет все бесконечно долгие мучения Гостбура по настройке этой адской машины. (Гостбур чувствует, как его душа покидает тело на несколько тиков, сердце разрывается под натиском этой абсолютной трагедии.) – О, – Потрепанные крылья Фила нервно пушатся, глаза на них смущенно щурятся. – О, я облажался. – На слух, Фил, – отчаивается Гостбур. – На слух! – Мне очень жаль! – Филза ударяет хвостом по прилавку, мраморные рога становятся неравномерно красными. – Я теперь постоянно ударяю по вещам, просто чтобы понимать, как далеко от меня они находятся… – Все в порядке, – невозмутимо отвечает Гостбур. – Нельзя сердиться на ребенка за то, что он тащит что-то незнакомое себе в рот. Так они взаимодействуют с миром, понимаешь? Филза хихикает. На этот раз это счастливый звук. У него такой приятный голос, когда он смеется. (Этот звук звенит в ушах Гостбура до конца дня, и он даже забывает, куда положил синий.)