Я пришел к тебе с миром

Он все полз и полз по трубе, задыхаясь от свежего запаха родной крови и разорванных внутренностей, догоняющего и пропитавшего насквозь мокрую слипшуюся шерстку. Маленькие коготки противно царапались, скользя по гладкому железу, и застревали, проваливаясь в кружевные островки мягкой трухлявой ржи. Время от времени труба сотрясалась, гоня вперед жуткое эхо безумного рыка и визга, щелканья зубов и скрежета когтей обезумевших от легкой крови убийц, рвущихся по следу добычи. Пусть крысы были слишком велики, чтобы пролезть в отверстие этой трубы, но они снова и снова пытались. Маленькое сердечко Элли билось с немыслимой скоростью, заставляя своего хозяина без устали бежать вперед. Дальше, как можно дальше от страшного места, где навсегда остались его мама, младшие и старшие братья и сестры. Вся его большая и дружная семья, родные мыши, согревавшие, кормившие и заботившиеся о маленьком, теперь навсегда одиноком мышонке. * * * * Сколько времени он провел в этой бесконечно трубе, Элли не знал. Иногда она разветвлялась, иногда обрывалась, открывая большие пустые и опасные пространства, залитые тьмой, чужими странными запахами и страхом. Элли дрожал и кидался обратно в спасительную глухую тесноту, где до него точно не смогут добраться крупные голодные хищники. Он слизывал капельки воды на стенках, пытался грызть какие-то сомнительные наросты, которые едва ли могли утолить его собственное чувство голода. Он был еще слишком мал, чтобы вместе со старшими совершать дальние рейды к ящикам изобилия где-то далеко за пределами подвальных пещер. Он никогда прежде не покидал семейного гнезда. Еще не научился самостоятельно разведывать окрестности и добывать пищу. Это отчаянное бегство истощило и без того не слишком великие силы мышонка. Его разум бился в панических атаках, требуя бежать, без остановки перебирая лапами!, прятаться!, кидаться грудью на врага! и искать хоть что-нибудь съедобно-нормальное - все это сразу и одновременно. Уставший, измученный, перепуганный, в один из моментов он просто завалился на бок, когда дрожащие розовые лапки перестали держать его. Включившийся инстинкт самосохранения заставил долго, медленно и глубоко дышать, потихоньку успокаиваясь и заставляя себя думать более рационально. Что может сделать один маленький не совсем взрослый мыш в полном одиночестве, находясь в слишком опасных подвальных пещерах, переполненных голодными хищниками, не оставившими ни крошки еды голодному и слабому маленькому мышонку? Он может попытаться выбраться наружу. Но даже если у него это получится, то там, за пределами подвальных пещер его будет ждать еще более опасный мир кошек, собак и птиц, которые ни за что не откажутся съесть его. По рассказам старших братьев и сестер, Элли знал, что дорога к ящикам изобилия так же длинна, как и опасна. Не одна и не две мышки навсегда сгинули там, пытаясь прокормить семейное гнездо. Сможет ли сам маленький Элли сделать нечто подобное? Нет, как ни горько признавать это, но с наибольшей долей вероятности точно не сможет. Что, что ему делать, если он - всего лишь маленький и почти беспомощный, так мало знающий и еще меньше умеющий глупый мышонок?! Спрятав дрожащий розовый носик в давно отмытую в более-менее чистых лужицах воды и подсохшую шерстку, Элли замер, подавляя очередной приступ отчаяния. В памяти полудремы всплывал голос мамы, как всегда рассказывавшей малышам сказки о давних временах и их славных предках, начиная с достопочтенного пра-пра... и еще много раз прадедушки. О его жизни в светлой, теплой, уютной лаборатории, где нет никаких опасностей и всегда кормят вкусным, маленький Элли мог только мечтать. Впрочем... Мама много раз предупреждала, чтобы ее мышата никогда и ни за что не приближались к людям. Что люди - самые опасные и жестокие хищники, хуже всех остальных зверей, животных, птиц и змей, которые рады скушать очередную мышку. Потому что люди даже не пытаются есть мышей, они всегда просто убивают их для собственного удовольствия. И совершенно не умеют разговаривать. Не умеют слышать истории, которые могли бы рассказать им разумные мыши, потомки своего великого пра-пра... и еще много раз прадедушки, выращенные в специальной лаборатории и накопившие не мало знаний за бесконечные поколения своей жизни. Но может быть это были просто не те люди? Бывает же такое, что ты встречаешь незнакомого мыша или мышь, пытаешься с ним нормально поговорить, пригласить вместе прогуляться или погрызть вкусную сушеную корку? А он или она в ответ кидается на тебя, шипит, пытается оттяпать хвост и покусать за уши. И совершенно тебя не понимает. Вроде стрекочет и свистит что-то по-своему, но ни грамма разума в этих простых и грубых инстинктах, ни капли понимания и адекватности в этих пустых глазах-бусинах. Сам Элли по малолетству никогда таких не встречал, но старшие иногда рассказывали разное. Время от времени кто-то из них пытался уйти и свить собственное гнездо, встретив симпатичную дикую неразумную мышку или мыша, не принадлежащих их древнему клану. Но почти всегда подобные попытки заканчивались грустным возвращением в семью. Потому что невозможно жить и радоваться рядом с бессмысленным и не понимающим тебя животным. Когда все дети рождаются такими же бессмысленными, дикими и полностью лишенными разума. Когда ты сам тупеешь и начинаешь путаться в словах, с ужасом понимая, что еще один простейший примитивный рефлекс теперь пытается заменить все, что прежде было естественным продолжением твоего разума. Только интеллектуально развитое разумное существо, хорошо знающее себя и помнящее историю своего рода, всех своих предков, может в полной мере понять и оценить тот ужас и хаос медленного погружения в пустоту, заполненную минимальным животным примитивом. Когда кроме бесконтрольного "жрать-жрать-жрать, спать и размножаться" в твоей жизни не остается больше вообще ничего. Элли помнил, с каким сочувствием и заботой встречала семья каждую такую заблудшую мышу или мыша. На его личной памяти их было трое. И еще о десятках в своих разговорах упоминали старшие. И старшие же много раз подряд повторяли между собой, что даже если ты встретил очень симпатичную и вкусно пахнущую пушистую дикую красавицу или красавца, которые при этом не пытаются на тебя напасть, а завлекательно моргают круглыми черными глазками, свивают крендельками длинный гладкий хвостик и забавно двигают мягким розовым носиком с элегантным веером усов, приглашая свить общее отдельное гнездышко... все равно лучше отступить и не связываться с неразумными. У которых никогда нет ничего, кроме инстинктов хватать чужое и нападать на конкурентов. Дикие, вечно глупые, злые и голодные, почти как те самые черные крысы. Только на вид похожие на тебя. Всего лишь на вид. А есть совсем другие мыши, принадлежащие их древнему клану. Разумные. Понимающие. Умеющие жить в мире друг с другом, оберегать и поддерживать друг друга в трудные времена. Сохраняющие в длинных сказах и преданиях всю огромную историю своих предков. Относящиеся с неизменным уважением к каждому их них, начиная с великого пра-пра... и еще много раз прадедушки. Может быть и с людьми все точно так же? Они выглядят совершенно одинаковыми лысыми кожаными громадами. Не имеют длинных острых когтей и клыков. Не имеют длинных красивых, как у всех порядочных мышей, усов. Их глаза бывают разного цвета и совсем не круглые. Уши почти такие же, как у мышей - закругленные, мягкие, тонкие и розовые. Они часто громко кричат и топают тяжелыми плоскими копытами на задних лапах - кто-то говорил, что они даже могут эти самые копыта отбрасывать, но Элли до сих пор считал это удачной шуткой. Они размахивают длинными передними лапами и всегда заворачиваются в странно пахнущие неживые тряпки и шкуры. Строят огромные в высоту и глубину каменные дома-гнезда и окружают себя большими странными вещами. Люди - это зло, так говорила мама Элли. Но может быть она была не права? Может быть их самый первый разумный предок знал чуть больше? Он же завещал своим мышатам любить людей, общаться с ними и всегда им доверять? Может быть это именно то, что теперь должен сделать Элли? Найти своего человека... просто поговорить с ним... рассказать ему все... и тогда его обязательно примут... и разрешат жить в новом гнезде, где будет тепло и уютно, и можно будет не думать о том, как не умереть с голоду? Люди... может быть те, кого довелось встречать мышам их клана, были просто не теми? Вдруг Элли сможет найти другого, того, кто действительно сможет услышать его? Он понимал хрупкость и беспомощность этой надежды. Он все понимал. Но был ли у него другой выбор? Добровольно броситься в пасть первому встречному хищнику, окончательно закончив славный род пра-пра... и еще много раз прадедушки? Есть ли где-нибудь другие разумные мыши, подобные ему? Если и остались какие-то побочные ветви разумных потомков, разбросанные по бесконечным мирам, то Элли ничего о них не знал. Их клан всегда старался держаться вместе, потому что мышата, рожденные от диких неразумных мышей и тоже лишенные разума, прерывали их линию. И это не имело никакого смысла. Он остался последним. Хранителем знаний рода, пусть даже он не успел услышать все, что знала его мама, но память у мышонка была отличная, и то, что он все же успел узнать, никогда больше не забывал. Неужели среди всех людей не найдется хотя бы одного, кто захочет и сможет услышать и понять малыша Элли? Разрешит ему жить в большом защищенном гнезде. Поделится крошками еды и каплями воды, много ли нужно маленькому скромному мышу? Элли даже согласен на полное медицинское обследование, о котором рассказывала мама. Она говорила, что в лаборатории мышей постоянно проверяли, изучали и лечили, если с ними было что-то не так. Элли согласен лечиться и изучаться. Он потерпит все, что нужно, чтобы у него снова появился безопасный дом и возможность хоть кому-нибудь рассказать свою длинную историю. И вдруг... вдруг... ну вдруг же!.. потом найдется кто-нибудь из потерянных разумных родичей... Потому что быть самым последним выжившим разумным очень страшно. * * * * Из безопасной трубы ему все же пришлось вылезти. Голод способен заставлять принимать смелые решения, даже если собственное тельце так и трясется от страха и ужаса, еще помня последние крики и запахи умирающей семьи. Их кровь навсегда останется серебристыми нитями на усах, в шерстке и где-то очень глубоко в сердце Элли. Быстро перебирая маленькими тонкими лапками, мышонок бежал туда, где все рецепторы тепла и запахов его тела звали и кричали о близком присутствии людей. Ему обязательно нужно попытаться найти своего человека. Единственный шанс на спасение - его самого и бесценных знаний его рода. Единственная оставшаяся хрупкая мечта и надежда.