«Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки».
(«Эта музыка будет вечной» — Nautilus Pompilius)
Я вижу, как ты поправляешь чёрную водолазку, потрясно сидящую на широких плечах, вижу, как ты улыбаешься всем присутствующим, я вижу, как комнату озаряет свет от твоей улыбки, и хочу иметь при себе солнцезащитные очки, потому что, походу, только что в гостиной вспыхнула сверхновая. Я вижу, как ты замечаешь меня и киваешь, идеальный в своей продуманной небрежности, плавно поправляешь выбившуюся тёмную прядь и ребячески подмигиваешь своей спутнице. Я вижу, как она целует тебя в щёку, и костяшки моих пальцев непроизвольно начинают чесаться. Мама говорила, женщин бить нельзя, да и она не сделала ничего плохого, эта твоя девушка вообще-то очень красивая, слишком красивая, невыносимо красивая. Вместе вы словно пара, сошедшая с обложки глянцевого журнала — идеальные модели — гладковыбритый брюнет и блондинка с завитыми локонами, ниспадающими на спелую грудь. Где ты подцепил эту новую течную сучку, и какого ёбаного хуя притащил на мой ёбаный День рождения?! — А вот и юбиляр! Ты раскидываешь руки для объятий, и я проваливаюсь в них, в свою личную бездну. Я чувствую запах твоего парфюма, неизменного уже десять лет, ощущаю, как скручивает внутренности моего желудка. Она, твоя новая баба, может касаться тебя, когда захочет, она может трахать тебя, когда захочет, я могу улыбнуться тебе в знак приветствия и небрежно поблагодарить за твой подарок — ёбаное дорогущее бухло какого-то с хуем года. Я всегда строю из себя хренова ценителя, но на самом деле, меня воротит от одного запаха крепкого алкоголя, я блюю после наших попоек, обнимая белого друга в таких позах, которые даже не снились твоей расфуфыреннной шлюхе. — Этот скотч стоит целое состояние, зачем ты так?! — я притворно удивляюсь, прекрасно зная, что для тебя купить бутылку такого бухла — как два пальца обоссать. Ты хитровыебанный бизнесмен чего-то там, ну хоть кто-то из нас оправдал дрочево в универе. — Это пустяки, брат, всё ради тебя, — ты касаешься ладонью моей макушки, касаешься лбом моего лба, и в этот момент я молюсь Кришне, Будде, Иисусу, Аматэрасу, славянскому богу Перуну, чтобы хоть кто-то из этих ребят помог мне удержаться и не засосать тебя прямо здесь. Десять лет не засасывал, нечего и начинать. — Спасибо, брат, — это ебанутое «брат» набило оскомину. Вот хоть кто мы друг другу, но только не братья, блядь, ебануться можно, называть братом человека, которого десять лет хочешь трахнуть. — Рад, что тебе удалось вырваться с работы. Ты делаешь вид, что удивлен, что это пустяк, хотя я прекрасно вижу тени от недосыпа под глазами. Думаешь, я не замечу, пижон хуев, да я знаю тебя как облупленного. Блядь, как же я устал. — Ради тебя — всё что угодно, брат, — хлопаешь меня по плечу. Засунь себе в жопу эту руку и это блевотное «брат», хотя для руки я бы нашёл и другое применение. Бывшая жена устроила этот цирк с конями на мое тридцатилетие под предлогом «ну Валюш, тридцать лет — это ж только раз в жизни». А 31 — два раза? Блядь, позвала всех моих корешей, откуда только контакты взяла. Прям как в той песне — «здесь все», блядь, здесь реально все, кого бы я хотел не видеть сегодня. Всех, кроме тебя. Тебя я бы хотел видеть в любое время. Даже когда ты тащишь меня на свою ебанутую рыбалку, я иду не потому что мне дико в кайф морозить жопу из-за «карасиков к пиву», а потому что этот повод — одна из немногих причин, по которым ты можешь пропустить свою тупую работу в субботу. Я не гоню, ты многого добился, особенно по сравнению со мной, но знаешь, какая залупа получается: чем больше ты преуспеваешь в своей жизни, тем меньше в ней остаётся меня. Мне тридцать ёбаных лет, я разведён, у меня семилетние дочки, я работаю преподом в универе, и моя жизнь кончена. Но я рад, что у тебя всё чётко и заебись, я рад, что у тебя каждый раз новая девчонка, я просто блядь счастлив до скрипящих зубов, что ты весь такой блистательный чёрт, и если я завидую или ревную, то, ну сорян, вот такой я хуй. Я просто не буду показывать виду, потому что кто мы там? «Братья»? Вот и славно, брат. Держи в курсе, брат. Поцелуй меня в зад, брат, а потом давай займёмся грязным сексом прямо посреди этой комнаты, брат. — Как тебе Юля? — ты, покачиваясь, подплываешь ко мне как «Титаник» к льдине, через полчаса, наевшись и нажравшись, потанцевав со своей курицей, а теперь просишь меня оценить эту сучку. — По пятибалльной или по десятибалльной шкале? — я чувствую, что к запаху парфюма успел подмешаться аромат твоего собственного тела — твоего пота, если быть откровенным и отставить лирику, потому что нехуй приходить в водолазке в квартиру с хуилионом человек! А вообще, думаю, если бы я был поисковым псом, я точно б смог отыскать тебя по этому твоему запаху. Он вообще не кажется мне противным, и когда я осознал это впервые, я так охуел, что понял — тут что-то нечисто. Так и оказалось: немного позже до меня дошло, что я тупо втюрился в чела, который перевёлся к нам на третьем курсе из своего зажопинска. Откуда только вылез такой? Улыбался и смотрел на всех глазами по пять рубасов, будто мы какие-то небожители. Вообще-то было приятно. Живем мы не в столицах, но ты приехал из совсем маленького городка, у вас-то и вуз был один всего, а тебе вот мало его стало. Помню, как сначала над тобой подтрунивали, мол, деревня, но когда поняли, что в башке есть мозги и, если чё, можно списать прямо на паре, то быстро присмирели и стали заискивать. Девчонки помогли приодеться, парни объяснили местные понятия. И вот через десять лет ты стоишь тут весь такой блестящий как начищенный медяк, кто теперь посмеет хоть слово вякнуть в твою сторону? — Чего такой смурной, именинник? Нинка, моя первая любовь, подруливает к нам с грацией картошки. Снова пузатая, спасибо, что уже не мой. Это вообще чудо, что мы так полюбовно расстались — я и с девчонками своими вижусь, хоть какая-то радость в жизни. Нинка залетела в 22, тогда и поженились. Я ещё в школе любил её безумно, мечтал жениться, а ты, сука, все карты мне спутал. Я хотел с ней расстаться после её Дня рождения, но она как раз тогда объявила, что беременна. Двойня, сука, двойня! Я прихуел знатно, но делать нечего, устроился на стабильную работу, еще и пошёл в магу, начал пахать как вол ёбаный. Ну теперь мне 30, от меня ничего не надо, кроме алиментов, хотя новый хахаль Нинки зарабатывает столько, что это для него гроши наверняка. Зато мои принцессы, мои замечательные девочки, любят меня и называют папой. Ещё и похожи на меня, хотя, в моём случае, может, это и не очень хорошо. Нинка красотка — глаза голубые, каштановые вьющиеся волосы, сиськи выросли ещё в девятом классе. А я, по её словам, твёрдая четвёрка. Ну бля, чем богаты. — Заставляю твоего Валюшу мою красотку оценить, — ты улыбаешься, но не мне, а потом закидываешь на плечо свою граблю. На моё, блядь, плечо. — Димочка, разве так можно про девушек? Нинка вопросительно выгибает свои потрясающие брови, смотрит на тебя, уёбка, а ты улыбаешься самодовольно и хватаешь крепче моё плечо. Хватит мацать его, сука, не останавливайся. — Нин, ну сама глянь, ну классная же, — ты рекламируешь свою бабу, как долбанный оператор телефонной связи — новый тариф. Ещё минута и меня вырвет на твои ослепительно белые кроссы. — Мы в клубе познакомились, ей чё-та типа двадцать с хвостиком. — Офигеть, — я свищу, как будто в полнейшем ахуе. Вообще-то я нихуяшеньки не удивлён, что на тебе виснут малолетки. — Димочка, возьми Валю с собой в следующий раз, — Нинка хихикает, находясь сейчас в идеальной форме шара — на восьмом месяце беременности. — А то он со своими тетрадками прокиснет скоро. — У Вали студенток — пруд пруди, своей рыбы завались, типа, — ты улыбаешься, теперь мне, и трясёшь плечо (сколько, сука, можно!). — Давай лучше на хоккей на следующей неделе? Больше, чем рыбалку, я ненавижу твой ублюдский хоккей. Куча потных мужиков делает вид, что дохуя занята катанием маленькой шайбы, будто она настолько важна, что ради неё можно пожертвовать своими передними зубами. Но я пойду, конечно, ты не подумай, я пойду, даже если ты позовёшь меня на детский утренник или в хоспис для больных раком. Потому что я тебя, ну, того-этого, брат. — Вот и славно, — Нинка улыбается нам обоим, и в этот момент она такая хорошенькая, что почти может составить тебе конкуренцию. — А теперь помоги мне вытащить его танцевать! Я бы хотел закричать: «Помогите, беременная клуша и бухой гондон похищают человека в день его социальной смерти!», но просто немного сопротивляюсь, потому что внезапно охуеваю от того, что твоя рука как-то незаметно спустилась с моего плеча на мою талию. Пару мгновений — какие-то ничтожные две секунды, но я готов поклясться, что ты лапал меня — я ощущал твои горячие пальцы через ткань рубашки. Или Нинка права и мне просто давно пора с кем-нибудь потрахаться? — Поехали, брат! Ты вытаскиваешь меня на самый центр гостиной, буквально распихивая локтями остальных, и принимаешься дрыгаться под какой-то тупой трек. Ладно, не дрыгаться, танцуешь ты точно получше меня, хоть особо и ничего не делаешь — чисто мужицкие танцы, переминаешься с ноги на ногу, но даже это ты делаешь харизматично, с огоньком, с задором. Я позволяю себе улыбнуться и пытаюсь скопировать твои движения. Лучше не думать о том, как это смотрится со стороны, ну, я и не думаю. Смотрю, как отливает серебром цепь на твоей шее, как ходят под водолазкой мускулы, я как-то видел в качалке, у меня чуть хуй не встал, думал, спалюсь как школьник. Нормальные мускулы, не большие, как у качка объёбанного, но рельефные, особенно если напрячь руку. Сука, да почему же ты такой идеальный ебанат, как ни посмотри, или это только потому что я хочу тебя трахнуть? Надо будет спросить Нинку, что она про тебя думает. В последний раз я спрашивал, когда мы только развелись, и она сказала, что ты не в её вкусе. Странно, что я — в её, если бы не новый богатый хахаль, подумал бы, что ей нравятся неудачники позорные. Ебанутая молодёжная песня всё играет, и я начинаю расслабляться, смелее разглядывая тебя. Штаны из тёмной джинсы сидят идеально, блямба на поясе внушительного размера, конечно, как будто что-то компенсирует. Дядюшка Фрейд пыхтит папиросой и посмеивается в углу моего сознания, да пошёл он, этот дядюшка! Я вообще ни разу не видел твой хуй, конечно, но, думаю, и там всё пучком. Ты такой идеальный, чертила, с какой стороны ни глянь. Или это только для меня? Но если честно, делать вид, что эти дрыганья похожи на танцы, довольно весело. Ты выпил столько, что того и гляди назад ливанёт, но держишься молодцом. Может, на работе что-то, надо спросить потом, так разве ты скажешь честно? На третьей минуте я перевожу взгляд с Нинки, танцующей неподалёку, на твоё лицо, и, бля, это что ещё за выражение? Тебя за гаражами били? И хули ты вообще на меня смотришь, долбоёб? Я неловко улыбаюсь в ответ, а сам понимаю, что буду вообще не против, если это мой коматозный бред, если это последняя вспышка сознания, которую из оставшихся сил создал мой умирающий мозг, и я обречен наслаждаться этой картиной, пока моё сердце замедляет свой ход. Бля, да я буду только рад, потому что сейчас музыка закончится, и будет пипец как стыдно, это ты бухой в зюзю, а я почти не пил, я только подыгрывать хорошо и умею. Через пару секунд ебанутая песня кончается и что-то меняется в твоём взгляде. Я иду на своё прежнее место, думая о том, как геморно будет потом убирать за всеми, спасибо, Нинка, удружила. Вечер подходит к концу, часть гостей уже рассосалась, остальная часть сделает это через полчаса. Ты куда-то пропадаешь, не попрощавшись. — Ушёл по-английски? — Нинка снова очаровательно вскидывает брови. Есть подозрение, что именно за этот жест я когда-то её полюбил. Ну и ещё потому что она лучшая женщина, которую я знаю. — Да походу, — пожимаю плечами. Эта ебанутая вечеринка кончается, а вместе с нею и моя способность поддерживать разговор. Хочется спать, срать, слушать наконец-то что-нибудь из своего плейлиста, а не песни подростка в пубертате, ну или хотя бы начать уже убирать этот срач под своё музло. Нинка, конечно, предложит помочь, но ещё не хватало, чтобы беременная мне полы драила. Только если воды отойдут. Чмокнув меня в щёку, Нинка выплыла из квартиры последней гостьей. Десять вечера. Потрясающе, музло уже не врубишь на всю хату, но наушники придумали специально для таких моментов. Итак, включив первую попавшуюся песню, я поймал себя на мысли, что снова думаю о нашем охуенном дуэте и о том, как клёво мы дрыгались под музыку и как сильно мне бы хотелось, чтобы эта объёбанная музыка длилась вечно.