И весь мир в трещинах.

Безруков тепло улыбнулся. Меньшиков пробуждал в его душе что-то необычное и, для чекиста, совершенно абсурдное. Это было что-то живое, тёплое. Как птица. Это был маленький воробушек, который только-только проснулся. Встрепенулся, смешно нахохлился и чирикнул. Такой маленький и беззащитный, его хочется защитить, закрыть от мира. Взять в ладони, но только аккуратно, чтобы не причинить боль. Этого маленького воробушка полковник мысленно назвал «Любовь». Безруков крепче обнял Меньшикова, зарываясь носом в его мягкие чёрные волосы. Вдохнул их аромат и вновь улыбнулся. Вспомнился Бодлер: «Позволь мне долго-долго вдыхать аромат твоих волос, жадно окунать в них все свое лицо, как измученный жаждой путник окунает лицо в воду ручья; перебирать их пальцами, как тончайший благоуханный платок, чтобы дать свободу воспоминаниям. Знал бы ты, что я вижу, что я чувствую, что слышу в твоих волосах! Их дивный запах увлекает мою душу в мечты, как других людей — музыка. Твои волосы навевают сон, полный снастей и парусов; они вмещают в себя безбрежные морские просторы и теплые муссоны, манящие меня в чарующие края, где синева бездонна, где воздух пропитан знойным ароматом южных плодов, листвы и человеческой кожи. В океане твоих волос проступает наполненная печальными напевами гавань: она заселена крепкими парнями из разных стран и удивительными кораблями, причудливые и летучие контуры которых проступают на фоне беспредельного вечного жаркого летнего неба. Касаясь твоих волос, я остро вспоминаю сладкое томление долгих часов на диване в каюте прекраснейшего корабля, разнеженное убаюкивание на чуть заметных волнах, среди цветов, ваз и сосудов с прохладной водой. Жгучий зной твоих волос обдает меня дурманящим запахом табака, опиума и восточных сладостей; мрак твоих волос открывает мне блистающее сияние безбрежной тропической лазури; на пленительных берегах твоих волос я растворяюсь в терпком облаке из ароматом смолы, мускуса и кокосового масла. …Позволь мне долго-долго целовать твои волосы. Когда я пробую их на вкус — мне кажется, будто я поглощаю воспоминания.» Не хотелось разрушать эту идиллию, хрупкую, тихую. Хотелось навсегда остаться здесь, вместе, и абсолютно наплевать, что здание психбольницы не самое лучшее для этого место, но… — Мне пора, — нехотя прошептал Безруков, выпуская мужчину из своих объятий. — Конечно, — тихо произнёс Меньшиков, отстраняясь от возлюбленного. Никто из них так и не понял, почему они разговаривают шёпотом, если в палате никого, кроме них, нет. Оставив Олега в палате, Сергей направился в кабинет Снегирёва. Ему предстояло выпросить у психиатра выписки художника Меньшикова. Доказать, что Олег здоров, пожалуй, не составит большого труда. Деликатно постучав, полковник зашёл в кабинет психиатра. Александр Филиппович тут же напрягся и встревоженно спросил: — Как он? Всё в порядке? — Да, — спокойно ответил чекист. — Всё в порядке. — Ну, слава Богу! — воскликнул Снегирёв, но тут же осёкся, очевидно, вспомнив, кто перед ним. Сергей усмехнулся. Его повеселила такая реакция. — Я хотел спросить. — Внимательно Вас слушаю. — Александр Филиппович, возможно ли выписать Олега? Сейчас? — вкрадчиво спросил полковник. — Я не думаю, Вы ведь видели, в каком он состоянии, — задумчиво протянул Александр Филиппович, но заговорил быстрее, заметив грозный взгляд. — Но, если оказывать ему должную помощь на дому и давать ему нужные лекарства, то… — Ближе к делу. — Возможно. — Прекрасно, готовьте к выписке, — отозвался чекист и вышел из кабинета. По дороге на выход он решил заглянуть к Меньшикову. Как бы это ни было удивительно, но тот уже спал, свернувшись клубочком на жёсткой больничной койке. Луч выглянувшего солнца упал на лицо Олега и скользнул по бледной коже, останавливаясь на густых ресницах. — Не волнуйся, вечером я тебя заберу, — с теплотой произнёс Сергей. — Поспи пока. Словно услышав обещание любимого, художник улыбнулся и потянулся, жмурясь от луча солнца.

***

Вернувшись домой, Сергей прошёл на кухню и сварил себе кофе. Он обдумывал предложение, которое донёс до него, накануне, Никита Сергеевич. Их с Михалковым хочет видеть лично товарищ Сталин. Через неделю. Это, если не пугало, то не могло не напрягать. Только допив кофе, Безруков подумал, что Саша снова не вышел его встречать, а в ванной комнате подозрительно долго льётся вода. Поставив кружку в раковину, чекист пошёл к ванной. Постучал в дверь, ответа не последовало. Постучал ещё — снова тишина. — Саш, всё хорошо? — спросил мужчина, прислушиваясь к звукам за дверью. — Д-да, всё х-хорошо, — отозвался Саша, заикаясь. — Может, выйдешь? — Н-нет. — Почему? — Я не могу. — Тебя там парализовало, что ли? — Нет, я просто не выйду! — истерично выпалил Петров. — Если ты сейчас же не выйдешь, я выломаю дверь! — громко произнёс Безруков. В его голосе звучали нотки раздражения. Саша сдался и открыл дверь. Полковник увидел своего мужа мокрым и растрёпанным. Юноша прятал лицо. Сергей, не церемонясь, крепко сжал его подбородок пальцами и вздёрнул его голову вверх. У Саши было заплаканное и… расцарапанное лицо. — Это что такое? Кто это сделал? — в гневе спросил чекист. — Никто. Это от слёз, — задавленно отозвался Петров. — Это синдром звёздных слёз. Мне просто плакать нельзя. Ничего страшного, не беспокойся. — Ясно, я учту, — сухо ответил полковник, отпуская мужа. — Я сказать тебе хотел, — практически прошептал Саша. — Что сказать? — Мне нужно будет уехать со своей группой в Крым. По обмену опытом с другими студентами, — ответил юноша. Он был самым молодым преподавателем в МГУ. Студенты его очень любили. — Хорошо, на сколько? — Две недели. — Понятно, — ответил мужчина. Мысленно он был рад такому раскладу. Можно будет провести с Меньшиковым сколько угодно времени. Видимо, правильно говорят: «Всё, что ни делается — всё к лучшему.»