Когда цветёт вереск

В день, когда я встретила свою погибель, мне было невдомёк, с чем я столкнулась. Я слишком мало знала об ирландских мифах и легендах, чтобы провести параллели и заметить звоночки, которые предвещали беду. Я не воспринимала всерьёз суеверия и не допускала существование мистики в реальной жизни. Впрочем, главное даже не это. В день, когда я встретила свою погибель, я уже была мертва. Моя поездка в Ирландию задумывалась не как попытка вернуть себе вкус к жизни — на это рассчитывать не приходилось, — а как попытка вернуть хотя бы слабую тень прежней себя. И родители, и друзья месяц за месяцем пытались меня растормошить и вытянуть из депрессии. Путешествие в Ирландию предложила мама. «Двадцать шесть лет — возраст, в котором преступно ставить на себе крест!» — твердила она, когда потоки соболезнований иссякли и стало ясно, что я всё не прихожу в себя. У меня не было сил с ней спорить. Внутри зияла пустота, абсолютная, всепоглощающая и неистребляемая. Прошёл год с тех пор, как погиб Логан. Это лето стало бы нашим десятым совместным, если бы не автокатастрофа, оказавшаяся для Логана смертельной. Близкие страшно сочувствовали и пытались сделать всё от них зависящее, чтобы помочь пережить эту утрату. Но в конце концов силы закончились и у них, потому что невозможно спасти человека, который сам этого не хочет. А я попросту разучилась чего-либо хотеть. Когда родители подарили билеты до Корка, я полетела не потому, что уцепилась за призрачный шанс. Я полетела потому, что мне было всё равно, где находиться и что делать. Смена обстановки не повлияла на мою апатию. Хозяин небольшого домашнего отеля, который для меня забронировали, наверное, долго ломал голову над тем, откуда взялась такая странная туристка — вся в чёрном, с безжизненным потухшим взглядом, худая и молчаливая. Теодор Макграт, пожилой полный мужчина, встретил меня радушно, рассказал обо всех достопримечательностях и развлечениях в округе, но я едва слушала его. Я разучилась слушать, видеть и испытывать эмоции. Мои чувства атрофировались — это оказалось единственной возможностью не сойти с ума от боли. Потеряв надежду до меня достучаться, мистер Магкрат вздохнул и попытался зайти с другой стороны. — Мы к вашему приезду приготовили пивной пирог с мясом, леди. Рецепт моей Сары — это нечто, пальчики оближешь! А за соус отвечаю я, и вот моё слово — ничего вкуснее вы в жизни не пробовали. — Благодарю, — бесцветно проронила я. — Как будете готовы, обживётесь немного — непременно спускайтесь на кухню. У нас и эль местный, и кофе Сара варит сама, никто ещё равнодушным не оставался. — Да, спасибо. Я побрела по коридору к своему номеру. Мистер Макграт предпринял последнюю попытку меня расшевелить, бросив вслед: — Какие места вас интересуют? Подскажите, тогда я вам непременно посоветую, с чего начать! Огорчать добродушного хозяина правдивым ответом — меня не интересовало ничего, — я всё же не стала. И ответила, в общем-то, тоже правдиво: — Где… Где поменьше людей. — Что-нибудь уединённое? — подхватил он. — А леса, поля, в общем, всякие природные уголки вам нравятся? Когда-то нравились, поэтому я кивнула. — Тогда Килларни — то, что вам нужно. *** На следующий день Сара Макграт, такая же приветливая, как её муж, устроила для меня роскошный завтрак, а сам Теодор Макграт снабдил подробной инструкцией о том, как добраться до озёр Килларни, и в красках рассказал об этом национальном парке — гордости графства Керри. — Там и горы, и леса, и сады, — вдохновенно повествовал он. — А уж вересковые пустоши — поистине чудесное зрелище! Вам повезло, вереск как раз в цвету… Я машинально помешивала кофе ложкой, пропуская мимо ушей дифирамбы местным красотам. Однако нельзя сказать, что мой настрой остался полностью неизменным, когда небольшой автобус, курсировавший до Килларни и обратно, привёз меня к заповедной территории. Я ведь не обманула мистера Макграта: природа никогда раньше не оставляла меня равнодушной. Поэтому сейчас, очутившись среди величественных, почти сказочных пейзажей, я отчуждённо, будто наблюдая со стороны, прислушивалась к тому, как нечто давно забытое просыпается в душе. Прежде это чувство быстро разрослось бы до восхищения и благоговейного трепета перед первозданной красотой. Теперь я ощущала лишь слабые отголоски этих эмоций. И всё же это было лучше, чем вакуум, высосавший всю меня изнутри. Местный гид, сопровождающий группу туристов, предложил всем самый популярный обзорный маршрут — за один день осмотреть парк было невозможно, поэтому путешественников в первую очередь вели к озёрам. Но я не последовала за остальными. Затеряться в лесных тропах, раствориться в шелесте листвы и забыться, отрешиться от беспросветной тоски хотя бы на один день — вот какая слабая надежда всколыхнулась в моём сердце. Быть может, именно здесь мне и правда удастся хоть ненадолго приглушить боль, ставшую моей постоянной спутницей. Поначалу я шла без всякой цели, желая лишь углубиться в лес. Вокруг высились мощные древние дубы, переплетались заросли тёрна, причудливым узором покрывали землю папоротники. Я вдыхала отдающий влагой запах мха и ненавязчивый аромат неброских лесных цветов. Здесь всё дышало умиротворением и спокойной силой — так, что мне и в самом деле будто стало на самую крупицу легче. По наитию приложив ладонь к неровной коре дуба, я слабо улыбнулась, когда шероховатая поверхность пощекотала кожу, и сделала глубокий вдох. Птичьи трели манили дальше, к самому сердцу леса. На задворках сознания мелькнула мысль: вдали от нахоженных троп наверняка есть шанс заблудиться. Вот только эта участь меня не пугала. Может, это и правда лучший выход — навсегда заплутать в огромном лесу и больше никогда не вернуться назад. Среди густой листвы мелькнуло яркое синее пятнышко. Я пригляделась — это порхала необычной расцветки бабочка. Подойдя, я увидела, что и размера она необычного, почти с ладонь. Стоило протянуть руку, как бабочка взмыла выше и исчезла среди ветвей. Я задумчиво посмотрела ей вслед. Наверное, здесь до сих пор осталось немало мест, почти не потревоженных человеком, не подчинившихся сумасшедшему ритму современной жизни и скрытых от любопытных глаз. Когда Логан был жив, мы с ним любили вместе мечтать о том, как однажды купим домик где-нибудь в лесной глуши и поселимся там на старости лет отшельниками — никого нам не надо было, кроме друг друга и природы вокруг. А теперь… Сделав новый вдох, я постаралась отогнать мысли о Логане, тёмной пеленой оплетавшие любое моё воспоминание. Да, я одна и не могу разделить с ним свои впечатления. Но неужели эта жестокая данность больше не даст мне прожить ни мгновения, не пронизанного болью потери? Лёгкий порыв ветра коснулся лица, осторожно разметал волосы и принёс с собой едва различимые звуки… флейты. Сначала мне показалось, что это лишь игра воображения. Я ведь уже удалилась от туристических мест, едва ли кто-то забрался так далеко, чтобы устроить импровизированный концерт. Но с каждым шагом звуки становились всё громче, обволакивая и завораживая. Это не иллюзия моего воспалённого разума, а музыка, такая прекрасная, будто сама природа создала её. Неземная мелодия нежной россыпью звуков рассеивалась в воздухе — а я шла и шла вперёд, ей навстречу, ловя каждый хрустальный перезвон. Музыка привела меня на небольшую полянку, покрытую анютиными глазками и колокольчиками. В центре на заросшем валуне сидел незнакомец и наигрывал на флейте, сомкнув веки. Совсем юный, с нежной, словно даже чуть светящейся кожей, в свободной льняной рубахе, он казался созданием, сошедшим со страниц сказаний и легенд. Рядом кружила бабочка, точно такая же, какую я уже видела в этом лесу. Закончив мелодию, юноша бережно опустили инструмент и распахнул глаза — невероятного синего цвета, как крылья этой бабочки. Замерев, я наблюдала за этим волшебным зрелищем, позабыв обо всём. В мире не существовало больше ни горя, ни отчаяния, ни страхов — только этот юноша и чарующие переливы его флейты. — Сыграйте… Сыграйте ещё, прошу! — послышалась просьба, и лишь несколько мгновений спустя я поняла, что сама её и озвучила. Юноша медленно повернул голову ко мне. Он не выглядел удивлённым — будто моё появление было в порядке вещей, — но в его глазах промелькнула печаль. А может, мне это померещилось, потому что в следующий миг он улыбнулся, очаровательно и беззаботно. — Конечно, сыграю. Поднеся флейту к губам, он извлёк несколько тихих нот и начал плести кружево новой мелодии. Его тонкие длинные пальцы порхали так же легко, как бабочка перелетала от цветка к цветку. Я не сумела устоять на месте и подошла ближе, полностью околдованная юным музыкантом. Он словно был соткан из солнечных лучей и капель росы: протяни руку — и волшебное видение рассеется в воздухе. От него исходил необычный приятный аромат — смесь морского бриза, скошенной травы и сладкого жасмина. А звуки, которые издавала его флейта… Благодаря ним я парила над землёй, вне времени и пространства, и не осталось ничего, кроме музыки. И сапфировых глаз незнакомца. — Это… Это изумительно, — прошептала я, когда он доиграл и улыбнулся мне снова. И я не знала, что имела в виду — его талант или его улыбку. — Благодарю за лестные слова. Его голос, как мне подумалось, должен быть чистым и серебристым, как перезвон колокольчиков, но на самом же деле он звучал довольно низко и глубоко — зародив догадку о том, что незнакомец старше, чем казался. Его волнующий тембр вызвал у меня странные ощущения: щёки напряглись, уголки губ дрогнули и поползли вверх. Только пару секунд спустя я осознала, что всего-то улыбнулась в ответ — уже успела отвыкнуть от этого простого выражения чувств. — Могу я узнать ваше имя? — спросил он, и его манера изъясняться, немного старомодная, показалась мне такой же прекрасной, как и всё в нём. Откуда во мне столько восхищения и где хоть одна здравая мысль — оставалось лишь гадать. — Элинор. А как зовут вас? Юноша чуть-чуть замешкался, склонив голову набок. Я бы не удивилась, если бы он назвал какое-нибудь причудливое имя, подобное тем, что обычно носят эльфы. Но он ответил просто: — Джеймс. И это имя тоже показалось мне лучшим в мире. — Я, наверное, потревожила вас, Джеймс, — неловко сказала я, не в силах оторвать взгляд от его лица. Если бы меня спросили об этом сейчас, я бы призналась, что никого красивее в жизни не видела. — В этой части леса обычно безлюдно. Но вас словно каким-то чудом сюда занесло. Чудо. О да, иным словом и не опишешь эту встречу. — И вы… сыграете мне ещё? Покраснев, я опустила ресницы. Но кто виноват, что я теперь не могла существовать без дивной музыки Джеймса? На моё счастье, он вновь с готовностью взялся за флейту. Одна мелодия сменяла другую, и очнулась я только тогда, когда он изящно поднялся, точно ничего не весил, и сделал пару шагов в мою сторону. — Я играл для вас целый день напролёт, — заметил Джеймс без намёка на укор. Я запоздало сообразила, что, и в самом деле, уже смеркается. Как время пролетело так быстро?! — Полагается ли мне награда? — Эм-м… — замялась я, машинально потянувшись к поясной сумке. Проследив за моим движением, он вскинул бровь. — Я совсем не о деньгах говорю. — А о чём? — почти беззвучно спросила я, не осмеливаясь даже загадывать, что сейчас случится. С лукавой улыбкой он притянул меня за талию. Его губы накрыли мои, лишая остатков разума, заполняя всё моё существо эйфорией и безудержным желанием. Дурманящий аромат жасмина окутал меня с ног до головы. Я прервалась лишь на мгновение, чтобы перевести дух, и посмотрела прямо на Джеймса. Его пронзительно синие глаза сияли напротив. До этого так близко мне доводилось видеть только глаза Логана — совсем другие, карие… Я резко отпрянула назад, будто получила пощёчину. Боже правый… Логан! Как я могла так забыться?! Поцеловать едва знакомого мужчину… Что за морок мной завладел?! Сердце колотилось, как безумное, мысли мешались. Пробормотав сбивчивые извинения, я попятилась, а потом и вовсе пустилась бегом, не разбирая дороги. Даже если Джеймс окликнул меня, я его не услышала.