🖤🖤🖤
Всю оставшуюся дорогу они молча ехали. Антон спокойно рулил, следя внимательно за дорогой. Машин практически никаких не было, изредка урывками встречались, проезжая слишком быстро, что и заметить не успеешь. Ночь была глубокая, темная, без единой звёздочки на таком глубоком ночном небе. Арсений сидел и все время смотрел в окно, наблюдая за непроницаемым пейзажем безлюдного города. Когда он шел пешком, всегда так делал, потому и здесь отказываться от такого удовольствия не хочется. Конечно, на свежем воздухе намного приятнее, но и в машине без открытого окна прекрасно чувствовалось. В транспорте Попов действительно ощущал себя также спокойно и безмятежно. Антон никак не влиял на мрачные мысли, не навевал дискомфорт и зажатость. С абсолютным покоем распорядился на застегнутом кресле, спиной упираясь в удобное сидение. Шастун предложил включить радио, чтобы как-то разрядить тишину, но Арсению никак не хотелось ее разрушать — она была такая расслабленная и приятная для ушей. Тотчас все имеющиеся проблемы, напирающие на омежские плечи, рухнули одним щелчком пальцев. Ехать было хорошо. Но, тем не менее, Арсений изрядно пытался придумать план, как оказаться дома ранним утром. Понимал, что придется спать в доме Шастуна и проснуться раньше него самого. Антон — Арсений никак не сомневается в своей догадке — точно предложит отвезти его до дома, а после и до самой работы. А как же сына в садик отвести? Арсению никак не удастся проскочить мимо, ибо же все места во дворе всегда свободны рядом с его подъездом. Ну, вот чем они им не нравятся? Зачем выбирать за поворотом дома, если перед ним есть ахуенные места! Район, где находился дом начальника, был новым, свежим, недавно наконец-то таки достроенным. Примерно год назад. Большая уверенность в наличии дорогих квартир здесь, ибо же необычный дизайн, как по бокам зданий нарисованы всяческие фрукты. А сами дома были насыщены тёплыми яркими красками. Фиолетовые, красные, синие, зелёные, жёлтые. М-да, по сравнению с Арсеньевой хрущёвкой — название квартир в однотипных домах, поэтому девятиэтажка не может быть в хрущёвке, к тому же, чаще всего хрущёвки — это пятиэтажные дома. Как и район, и дом, квартира была не менее стильная и модная. Кирпичный дом. Светлая, просторная «сталинка». Коридор после встроенного лифта с зеркалами — Арсений, когда рассматривал с неприкрытой радостью (не то, что его наполовину дохлый лифт со сломанным потолком какими-то подростковыми дебилами- экспериментовщиками), замечая светлость и яркую чистоту, засмущался, стоит только наткнуться на зелёные глаза, с удовольствием его разглядывающие, — был достаточно просторным. Высокие натяжные потолки, светлый ламинат, отражающий такую же светлую белую мебель. А — ху — еть. — Добро пожаловать в мою скромную, но всерьез доброжелательную обитель, — Антон обвел левой рукой помещение, неловко улыбаясь ему. Возможно, давно не приглашал сюда кого-то, подумалось Арсению, и от этого почему-то стало тепло на душе: он первый за последнее время. Арсений, ты с лёгкостью мог ошибиться. Хватит строить омежьи прихоти. — У вас очень классный ремонт, — заприметил Попов, снимая потертую временем и долгим ношением аж со времён Омска, черную куртку, вешая на прикрепленный к стенке дерева крючок, а обувь аккуратно положил на пустую обувницу. Неужели, реально с ним никто не живёт? — Да, тут полностью новая отделка и комплектация, по профессиональному дизайн-проекту, — подтвердил Шастун, также избавляясь от уличных вещей: — Ты располагайся, как следует, чувствуй себя, как дома. Мне стоит говорить, что чувствовать, как дома, себя не хочется? Слышать постоянные соседские пьянки через стенку своей спальни, таких же бухающих людей за окном. Орут неизменно прискорбно что-то, ругаются и разбивают бутылки. Бабульки, бесконечно жалующиеся на такое отбитое общество из окон, как выйдут на улицу ранним утром. Да и многое ещё можно встретить и увидеть на районе Арсения. Спасибо, что его сын слишком крепко спит и не может услышать матерные словечки из чужих уст, испугаться вскриков и оров под окнами. Седьмой этаж — слышно, как на первом. Переехали в Москву — ощущение, что словно тот же Омск с самым отсталым районом на окраине. Спасибо детскому дому за лучшую недвижимость. Потому нет, сегодня он поймет, что по-настоящему чувствовать себя, как дома, где вдобавок с людскими отрицательными качествами в общении прибавляется отключение воды на одну неделю! Бывало даже и по две, на что пришлось с тяжким вздохом и абсолютным нежеланием мыть голову холодной водой, обливая из большего тазика горячую, заранее отлитую воду на волосы сына. Тот, как и он, был словно коричневым пушистым воробушком — волосы длинные, челка. И оба стричься не хотят — такую красоту, да и портить, сейчас! — Хорошо, — только смог и выдать Попов, принимая из рук Антона мягкие сланцы с пандой, забавно скукоживающая мордочку. — Так, ванна по тому коридору, первая дверь сразу. Туалет рядом сбоку. Ну, а там дальше гостевая спальня, это так, на всякий случай говорю, если интересно станет. А кухню и гостиную ты сразу видишь, как и мою спальню, — Антон указал на закрытую дверь, находящуюся рядом со входной. Надеюсь, у него крепкий сон. Надо ещё разобраться, как эту дверь открывать, чтобы тихо вышло. Хотя, она почти такая же, как и моя… — Спасибо, Антон. У меня ещё почти телефон сел, надеюсь, у вас найдется зарядник для самсунга? — спросил Арсений, доставая из чёрного рюкзака, лежащего на комоде, разряженное почти до конца устройство. — Да, конечно найдется, — Антон не уходил, доставая из того самого комода белый штекер с длинным проводом. — Вот, держи, — он вложил в руки Арсения. — У меня у друга такая же марка, как у тебя, вот, он, когда остаётся у меня, держит здесь зарядку. У него дурья бошка, все забывает, потому и оставил второй зарядник здесь. — Спасибо большое! — поблагодарил Арсений. Попов не решался идти мыть руки — Антон точно что-то еще добавит. — Я буду на кухне, там и помою руки, не переживай. Разогрею тебе макароны по-флотски, ты же не против? На смене у тебя был вообще перерыв на обед? — поинтересовался Шастун, доставая из нижней полки шкафа такие же тапочки с пандой, но у той уже была не забавная мордашка — милая. Что ж вы так резко-то, Антон… Я не могу так быстро соскакивать с одной темы разговора на другую. — Ну… Моя смена не полная же, потому не прилагается обед. Я всегда, когда прихожу домой, кушаю, — Арсений сознательно врёт: он, когда приходит ночью уставший и потный, никогда не ест. Ночью кушать не рекомендуется, чтобы предотвратить жир на фигуре, да и к тому же у него совершенно нет присутствия аппетита, как тогда после долгой прогулки. Ну и приврал, приукрасил, что с того? Не говорить же правду — Шастун его нотациями задушит! — И очень хорошо, что ты ешь, даже если ночь на дворе, в это время! Давай, иди мыть руки, осмотрись, хоть ничего особого привлекательного у меня здесь не имеется. Можешь потом сразу приходить на кухню, я стараюсь не задерживаться. Завтра все равно на работу рано вставать. И не опаздывать в этот раз, Арсений! — Антон наигранно пригрозил пальцем, строя серьезное лицо. Арсений никак не мог понять, что утренний Антон, тот Антон Андреевич — сейчас таким показывает себя перед ним. Такие разные, такие различные, такие непохожие. И оба мне нравятся. Нет-нет! Как человек, да, как образ в тех или иных обстоятельствах. — Понял вас, больше, обещаю, такого не повторится, — Арсений уверен. Сегодня была просто небольшая оплошность из-за того, что уже неделю ходит без успокоительного, ведь зарплата будет только через неделю, а из-за неимения ее начинаются проблемы со сном, вследствие чего бессонница, навязчивые мысли, воспоминания об ужасном прошлом. Ванная встретила ужасающе белой блистательной плиткой. Вся мебель, коврик — белого цвета. Лишь теплая металлическая батарея серого цвета даёт некий контраст с черной шторкой. Арсений включил кран, наслаждаясь: холодные руки омывались теплой водой, согревая. И в этой теплоте он задумался. Нет, Арсений понимал, что так долго врать не сможет, и когда-то правда наконец-то вскроется и покажет себя во всей красе, даже самая минимальная, как эта (для Шастуна это вряд ли будет веским оправданием), но все же сразу сдаваться и выдавать все самое сокровенное ему не хотелось — они недостаточно близки, и эта ночь никак не изменит их сугубо деловые-служебные отношения, как бы Антон не пытался подступиться ближе. Не сейчас, Антон, не в это время. Была бы моя воля — ноги моей бы здесь не было. Вытерев мокрые мытые руки махровым полотенцем, Арсений начал осматриваться. В туалет, смешно, конечно, не заглядывал. А в свою спальню на сегодняшнюю ночь решил — та показалась свободной и атмосферной, но уже в тёмных цветах, нежели как ванная. Черные покрашенные стены, черный ламинат. Заправленная плюшевым покрывалом из велсофта премиум качества кровать, занимающая практически весь центр комнаты. Черные две мягкие подушки. Над изголовьем висела картина заката у моря. По бокам от мебели были прикроватные тумбочки темного цвета. Такого же цвета шкаф-купе, в углу вентилятор. Напротив кровати висел огромный телевизор. Вот это комната, я понимаю. Но все же у меня ощущение, что это все не для меня. Мне не надо тут спать, тут лежать, тут переодеваться. Это словно мне не должно принадлежать… Но красиво, стильно. У Антона явно есть вкус. Ох, какой балкон! С детским поступившим восторгом, Арсений открыл балконную дверь, осматривая вид на дорогу с пятнадцатого этажа. Не то, что у него — седьмой, окном выглядывающий во двор с площадкой (которой нет, как и балкона). Зал был таким же просторным и таким же темным. Сложенный диван, небольшой круглый столик. Классический шкаф-купе с нишей под телевизор — как и сам он, с огромной плазмой. Ламинат был светлый, но стены были, как и в спальне — черные. Ковер под дизайном панды. Кажется, что любимые цвета Антона — белый и черный, а любимое животное — панда. Хотя, почему так кажется? Может, так и есть… Была бы у меня своя квартира, а не съёмная, сделал бы ее под яркие цвета. Салатовый там, жёлтый, хм, может, ещё бы и оранжевый с бежевым добавил. Ох, и комнатные растения обязательно поставил на подоконники! У Антона на подоконнике ни одного цветка — пустой. Да и на шкафу даже нет никаких статуэток для декора, максимум две масштабного размера ракушки лежат с какими-то старинными, но прекрасно сохранившимися книгами. Как можно не иметь в доме цветов?! Даже искусственных. Ладно, статуэтки, но цветы — максимальное преступление! Обследовав все возможные углы взглядом, но ничего не трогая руками, Арсений ретировался осторожными шагами на кухню, откуда слышались звуки вилок и тарелок, работающая включенная микроволновая печь с электрическим чайником — Арсений не сомневается, у него обычный для плиты, и тот точно не издает такой шум. Осталась для окончательного осмотра лишь спальня Шастуна, но туда заглядывать Попов не решался и не осмеливался — полное вторжение в чужое личное пространство. Мало ли, что там Шастун может хранить, иметь? — Ну что, огляделся? — заговорил Шастун, стоит только увидеть вошедшего сотрудника. — Да, я заметил, что у вас квартира полностью состоит из белых и черных цветов. Вам настолько они симпатизируют? — Арсений полюбопытствовал, замечая, что кухня такая же: чёрно-белая. Верхние кухонные шкафчики белые, с светло-серыми ручками для открывания, как и гарнитур, нижние — черные без всяких добавленных узоров оформления. Арсений сел на рядом стоящий стульчик за столом, упираясь локтем в твёрдую поверхность. На самом деле, ему все ещё здесь было неловко и непривычно находиться. Неловко — ему все ещё казалось, что это все не для него. Он не должен здесь находится, он не должен здесь сидеть и кушать, он не должен здесь спать, он не должен в принципе находиться в доме Шастуна. Возможно, такой пессимизм возродился из-за прошлого, где в детском доме везде кричалось: «Это не твое, это не твой дом». Как и съёмная квартира выдает тихий, но шибкий удар по сердцу и менталке «Это не твоя квартира, милый. Не ты ее купил». Непривычно – место для него новое, совсем не изученное. Арсению сложно сразу привыкать к смене обстановки. А что же тогда его вообще, если сделать вывод из того, что он с самого детства в детском доме и настоящего домика не имеет с родными людьми? — Ну, не сказать, чтобы настолько сильно, но где-то в них я нахожу ту самую отдушину. Приятно для моих глаз. А все яркое, да, интересное, но как-то не для меня что ли… — отвечает с явными рассуждениями Шастун, доставая из верхнего шкафчика две кружки. Иронично: одна белая, другая черная. — Ну, а что? Живу один, ни под кого подстраиваться не надо. Если бы любимый человек сказал, что хочет жёлтые обои — да, пожалуйста, хоть завтра покрашу тебе. Не зря имею опыт в строительстве. Попов преисполнился чувством умиления и нежности к этому человеку: во-первых, он, хоть и не ярый любитель ярких цветов, ради любимого был бы не против изменить интерьер; во-вторых, он сам бы сделал ремонт! Не кто-то из специалистов, а сам. — Это очень мило и отважно, Антон, — Арсений улыбнулся, представляя у себя в голове картину, как Антон в одежде, которую не жалко испачкать в грязи, сидит на корточках вспотевший с мокрыми кудрями, красит стены кисточкой. Рядом стоит банка жёлтой краски, а пот сильно выбивается, что стекает со лба на щеки, а после на шею и… Арсений, ну ёб твою мать! Прекратить немедленно! Антон был в такой же уличной одежде, не сходил переодеться в свою комнату. Арсений, кстати, тоже не переодетый. Нужно после плотного позднего, прям настолько позднего, запоздавшего, сменить уличную на домашнюю. Стоп. А у меня же одежды нет! У Антона что ли придется тогда брать? — Спасибо, Арсений. Тебе какой чай сделать: черный или зеленый? Есть ещё с фруктами и ягодами, — Антон повернулся с двумя пачками чая какого-то неизвестного бренда. Явно дорогих. Микроволновая печь остановилась, издавая звук, до этого гудящая на кухне под их простые непримечательные разговоры. — Заметь, кофе я тебе делать не буду, ночью вредно для здоровья. — Давайте, черный. Зеленый не пил, и не хочется, — сразу ответил Арсений, поправляя челку в правую сторону. Ну, спрошу. Жутко неудобно конечно это делать. — Антон, извините, я же не ожидал, что этой ночью буду у вас. Можно ли взять у вас сменную домашнюю одежду? В уличной все же не правильно спать… — Ох, конечно, Арсений! Что-то я сразу не подумал и забыл, спасибо, что напомнил, — Антон резко засуетился, действительно забывая о вещах для гостя. Он такой тупой и забывчивый, как ещё Эдик с Катюшей его терпят? — Сейчас-сейчас принесу, пару минуточек. Арсений слабо улыбнулся и, когда Антон скрылся за дверью, достал белые две плоские тарелки из навесного шкафчика. Чайник автоматически отключился, завариваясь, микроволновая печь издала звук наподобие «цын-дын». Арсений начал без ведома и разрешения хозяина самовольничать, как будто он находится сейчас на своей кухне: положил заварки в кружки (Антону положил черный, так как помнит, как его секретарша берет ему постоянно черный чай в автомате), налил воду, два кубика сахара себе и мужчине (ну тут уже на свой вкус, но, думает Арсений, не страшно). Помешал чайной ложкой, которую нашел в раздвижном верхнем отделе, вытащил из микроволновки разогретые макароны по-флотски. Запах мясного фарша и макарон был очень приятный и сильно манящий аппетит — Арсений принюхивался, с удовольствием отмечая исходящий аромат. Когда накладывал себе и Антону порцию, задумался невольно: это Антон самостоятельно приготовил или заказал в ресторане? Вряд ли в кафе, такие влиятельные люди кушают, как сегодня удалось доказать, в отличных дорогих заведениях. А некоторые, как Арсений, готовят самостоятельно своими руками и в ресторанах только усердно работают. Когда Арсений красиво расставил тарелки друг напротив друга, кружки с готовым чаем рядом с ними, Антон зашёл на кухню. — Воу, ты уже все сделал, пока меня не было? — Антон был удивлен, явно не ожидая такого подхода от Попова. Он присел на стул, тоже вкусно принюхиваясь — запах до сих пор витал на кухне. — Твою одежду я положил в спальню на кровать, надеюсь, по размеру подойдёт. Хотя, смотря на разницу в весе и росте, она явно будет великовата. Арсений, стесняясь, ярко улыбнулся, кладя вилки в тарелки — Антон всегда, когда обедал в столовой, а не у себя в кабинете, кушал вилкой. — Ну, да, мне не трудно, разве я должен сидеть без дела? — Арсений также сел за столом, не решаясь начать есть, пока не задаст вопрос. — Я пустил в черный чай два кубика сахара, надеюсь вас это устроит? Или вы предпочитаете без сахара? — О, нет, меня все устраивает, — Антон в подтверждение своих слов отпил глоток. Красиво подмигнул, чуть наклоняясь вперёд, будто сейчас расскажет Попову самый тайный во всем тайном мире секрет. — Я, на самом деле, тот ещё ярый сладкоежка. Двумя кубиками сахара меня не напугать, помню, в детстве и по четыре кубика ел, а после ещё и делал бутерброды со сладким вареньем. Арсений, который помнит варенье лишь по праздникам, дёрнул уголки губ — малиновое варенье было самое лучшее на свете! Его делала сама тетя Люба, работающая у них в детском доме поваром, и это было поистине вкусно, пальчики готовься без конца облизывать. Сейчас в магазинах не отыскать похожее, как было у этой женщины. — Я думал, вы, наоборот, никакой не сладкоежка. Как у вас зубы ещё живы? — Пошутил Арсений. И, когда Антон дернулся в приступе вышедшего фыркающего смеха, ярко улыбнулся, но сначала обомлел — начальник впервые задаётся перед ним такой реакцией на шутку! — О, Арсений, я сам до сих пор не понимаю, почему они у меня живы и не болят. Думаю, я успешный человек, — Антон уже чутка отошёл и успокоился от смеха, но лучики-морщинки игрались блистательно и были хорошо выделены на лице. — Не сомневаюсь. Точно не сомневаюсь. А я, кажется, не успешный человек.🖤🖤🖤
Самый поздний ужин за всю историю Попова закончился полчаса назад. Они с Антоном так воодушевленно разговорились в стиле «обо всем и ни о чем», что даже не хотелось заканчивать эту приятную комфортную беседу, не дающую напряжённость и осознание с мыслями: «Блять, а чё говорить? Ну, хуй». Антон в эту ночь — м-да, как двусмысленно звучит — показался в совершенно другом виде. Он часто шутил, поддерживал и Арсеньевы шутки, рассказывал забавные случаи на работе до прихода Попова. Оказывается, он тут работает уже десять лет. Как устроился в двадцать пять — сколько сейчас и Арсению — так и работает, заменяя пост своего умершего отца, который был жутким трудоголиком. Услышав это и увидев мигом становящееся грустное лицо начальника, Арсений спешил задать вопрос по другой теме, не желая, во-первых, влезать не в свое дело; во-вторых, чтобы Антон не вспоминал плохие моменты, окончательно испортив себе настроение. А после обязательно будет грустить и волноваться, что испортил ужин своим настроением. Арсений — удивительно — не знал до этого времени точный возраст Антона. Да, сотрудники уже два раза поздравляли его в рабочих чатах, слышались действительно искренние поздравления в офисе, но нигде не сквозило прямолинейное «Антон Андреевич, вам уже тридцать пять…», ибо же только было «Антон Андреевич, вам сегодня исполняется такая круглая/красивая цифра!», потому Арсению интересно было знать возраст начальника. Конечно, разница в десять лет сколько-то пугала, но Арсений, пересмотревший Россию-один с кучей мелодрам, привык. В жизни чувство отличалось, но, по-видимому, правильно: «для любви все возрасты покорны»? — От самой любви Арсений, понятное дело, вздрогнул и постарался убрать приходящие мысли в голове, невзначай накладывая на вилку большу́ю порцию макарон с мелко нарезанным фаршем. По большей части говорил лишь Антон, Арсений придерживался тактики хорошего слушателя. Часто кивал и понимающе угугукал, где-то кидая в тему подходящие вопросы, получая всегда развёрнутые ответы, что после сам Антон забывал, о чем он начинал говорить. Арсений, имея прекрасную память, напоминал, получая благодарное спасибо. Бывало, Антон ненавязчиво спрашивал, почему Арсений работает в позднюю смену в этом ресторане, но Попов сразу отнекивался, стараясь русло направить в другую сторону. Возможно, задумчивое лицо, где-то даже вид полной безуспешности, было и не из-за самого парня. Ну, это лишь возможно, я думаю. Почему Антон должен лишь около меня виться? Тем не менее, Арсений захотел поубавить свое пылающее внутри любопытство, откуда же эти приготовленные макароны. Возможно, где-то игралась лёгкая ненавязчивая ревность, Попов старался об этом забыть, предпочитая касательно «Мне просто интересно». Ну да, конечно, а представив, как на этой кухне готовит макароны шикарная блондинка или блондин с шикарными формами и телом, это тоже все высветилось из-за сплошного интереса, да, Арсений? В итоге Арсений был прав: еда из предпочитаемого ресторана. Антону в руки на распоряжение кухню лучше не давать — он сам так гордо сказал с усмешкой, качая головой на «Вы готовили?». Переодевшись в черные, домашние, лёгкие, свободные штаны с простой серой футболкой без узора и рисунка, Арсений сел на край кровати, рассматривая себя напротив в зеркале. С абсолютно выключенным светом темная комната. Лишь исходил свет восходящей луны с улицы, подсвечивая угол кровати сквозь наполовину открытый тюль посередине. Ночник Арсению не нужен был, ему было не страшно засыпать в темноте, а при малейшем источнике света глазам это мешало сконцентрироваться на сне и уснуть. Взгляд Арсения блуждал по самому себе же. Ну, что сказать? Обычный заебавшийся парень, которому явно нужен в ближайшее время отдых. Жалко, конечно, что «ближайшее» — значит никогда. Он умудрялся работать и в свои отпуски. Последний всё-таки был не рабочим — Антон категорически отказался его видеть работающим в его же отпуск. Арсений действительно не виделся в офисе, но виделся в какой-то найденной приемлемой подработке. Отдыхать он вообще не умел, кажется, никогда — всегда нужно было себя чем-то занять. И весь отпуск гонялся туда-сюда, как белка в колесе, нет, не медленного приятного обозрения, а прям в крутящемся до одури быстротой. Потому пришел после отпуска таким же заебавшимся и уставшим. А вот Дима, у которого отпуск также был в это время, приехал из Турции знатно отдохнувшим. Арсений тихо завидовал белой завистью. Изнеможденное, натруженное лицо. Сонные, пытающиеся закрыться, желательно, навсегда, глаза. Небрежные волосы, потные на кончиках спутанной челки. Открытые розоватые губы — Арсений дышал через рот, нос был забит откуда-то взявшимися соплями. Высморкаться сейчас было так лень, казалось недостижимой целью. Из-за частого недоедания исхудавшие ноги, в бедрах так особенно — никакой приличной мышечной массы. Живот плоский стал, никакого пивного животика нет. Согнутая спина, никакой ровности и грации. Все говорило о том, что этот человек конкретно заебался. Арсений действительно заебался. Как я устал, блять. А завтра опять на две работы. А после опять, опять и опять… Никакого отдыха, черт возьми. Разве он этого желал мечтательным шестнадцатилетним подростком, сидя с книгой в руках на подоконнике, где говорилось, как всегда «Долго и счастливо»? Нет, я этого не желал. Так получилось. Отмахнувшись от мрачных раздумий, Арсений поудобнее устроился на кровати лёжа, забираясь под теплое мягкое одеяло, с удовольствием вдыхая запах свежести. Закрыв глаза, Арсений только сейчас осознал: чувство того, что это все не его — пропало. Как и в момент разговора с Антоном на кухне. Спокойной ночи, Антон.🖤🖤🖤
Теплые надёжные руки уложили аккуратно его на кровать. Длинные пальцы поглаживали гладкую румяную кожу человека, которого он выбрал уже давно всей душой, но сердцем в словах не открылся. Пальцы коснулись щеки, мягко заправляя выбившуюся темную прядку обратно за ушко. Человек под ним тихо млел, ежась на кровати от таких приятных касаний в знак максимальной чувствительности. — Какой ты чувствительный у меня, — Слышался низкий голос около уха. — Такой мягкий, такой податливый. Пальцы неожиданно резко примкнулись в нижнюю часть тела. Коснулись паховой области, оглаживая и трогая уже ее. — Боже, как ты течешь. От тебя исходит такой умопомрачительный запах, я, кажись, сойду с ума от него. Такой необычный, такой редкий и такой вкусный. Как и сам ты, малыш, — Губы не сильно укусили за мочку уха, проникая первым пальцем в того самого «малыша». — Ох, А… Арсений резко дернулся во сне, просыпаясь. Сел на кровать с согнутыми ногами. Пытался вспомнить обрывки ушедшего сна, но тот все никак не хотел к нему возвращаться, оставляя его одного с удушающими вертящимися мыслями. Что это было? Но сонливость всё-таки дала свое, и Арсений вскоре покорился другому сну из пустого черного экрана, забывая и про первый сон и про мысли с давящим единственным вопросом.