Сентиментальность всегда была твоей чертой

Если честно, Торд даже представить не мог, что у него получится зайти так далеко. Всё началось с очередной вспышкой раздражения во время просмотра новостей, к которым привыкли все жители его тогда ещё дома. Ларссон ворчал себе под нос, как же правительство умело обманывает всех, вбивая в голову то, что необходимо этим зажравшимся идиотам. Но вдруг его прерывает Том, единственный из тройки остальных друзей, кто никогда не давал Торду спуску или не делал хоть какую-то уступку. Эдд и Мэтт хоть и были теми ещё упрямцами, но гитарист мешал вместе с этим своё явно не дружеское отношение к соседу. Справедливо, так как взаимно. — …Как будто сам бы лучше справился, — только этот отрывок из чужого монолога ударил в голову парня, начиная бешено колотиться об стенки собственного черепа. Это же чёртова идея. А Том сам он чёртов гений. Торд рассчитал свои возможности, долго расписывал свои взгляды на политику, после чего немного предался мечтам, царапая на бумаге свои самые первые шаги, после того, как придёт к власти. А потом и вовсе зашёл до дипломатических отношений с другими странами. Затем Торд как будто окончательно стал одержим, целыми днями набрасывая чертежи, необходимых механизмов для оружия, на бумагу. Ведь одно он понимал точно — добиться этой цели будет возможным только если пойти напролом. Революцией. Ведь предельно ясно, что никакие митинги не повлияют на что-либо. Но всё не так гладко шло, как казалось на первый взгляд. Торд выгорел спустя полторы недели, когда рухнул в обморок прямо на кухне. Ничего, как вспоминал сам Ларссон, сверхъестественного. Он просто решил спуститься вниз, чтобы сверить себе быстроприготовленную лапшу. Однако внезапно перед глазами всё потемнело, а ранее шатающиеся колени подогнулись, и Торд встретился головой с полом, не в силах даже пошевелиться. В ушах только отдавался пронзительный визг Мэтта. Эдд впоследствии позаботился о друге, сотни раз напоминая, какой он идиот, и что «надо думать хотя бы больше, чем ноль раз». Ларссон молча глотал все оскорбления в свою сторону, уже предвкушая, как вернётся к работе над своей великой целью. Но не тут-то было. Теперь многоуважаемый Гоулд вдруг решил выдумать для своего друга какой-то там распорядок дня, что мешало Торду вникать целиком и полностью от слова совсем. Какое-то время он правда старался выполнять чужие поручения, лишь бы от него наконец-то отстали, но спустя пару дней, Ларссон осознал, что теряет энтузиазм, что привело его в ужас. Ларссон по-детски не верил в то, что работа должна быть только обязательной и только для денег. Он был уверен, что для каждого есть свой бесконечный источник удовольствия и мотивации продолжать трудиться. Так это не работает или нет — его это не заботило. Норвежец готов потратить хоть всю свою жизнь на такую карьеру или хобби. — Тебе надо пообедать, — уже в пятый раз, но на удивление спокойно, проговаривал Эдвард, стоя рядом с работающим Тордом, — пора. — Не пора, — только и может огрызаться механик, чувствуя нарастающий гнев, вызванным всё тем же раздражением, — я занят. — Если ты прервёшься на пятнадцать минут, с тобой ничего не будет, — Гоулд одарил своего друга славным подзатыльником. Эдду сейчас не было особого дела до того, чем так одержим Торд на данный момент. Таков был его друг: загораясь чем-то, он долгое время потеет над своей безумной идеей, а потом, когда оказывается готов, несколько часов рассказывает об этом Эдду. Вот тогда парень с удовольствием слушает и как бы невзначай замечает, что во всех этих «механизмах», Торд напрочь забывает про себя самого. Однако Гоулд помнит про него всегда, поэтому помогает механику именно с этой частью очередной и даже безумной идеей. Как жаль, что в этот раз всё было по-другому. — Эдд, выйди из комнаты, — Ларссон начинает чесать место удара, возможно хотя дать другу такой же подзатыльник. Ладно, не «возможно», а точно намереваясь, — хватит уже в няньку играть. Иди к Мэтту или Тому, им такая чепуха полезнее будет. — Никуда я не пойду, — Торд уже который раз хочет ударить себя по лбу и напомнить, что Эдд слишком упрям даже для такого решительного человека, как он. — Ладно, — парень в красной толстовке наигранно улыбается, а затем поднимается со стула, — всегда можно по-плохому. С этими словами Торд делает уверенный шаг к другу, заставляя его дёрнуться и отойти назад. Эдд потерял бдительность от глупой неожиданности, а теперь беспомощно пытается сопротивляться Ларссону, который усердно выталкивал его из комнаты. У парней бывали стычки, но всё-таки Торд в школе был намного спортивнее своего колозависимого приятеля. От понимания, что будет, если он сейчас проиграет Гоулду, механик с ужасом вздохнул и получил большой прилив адреналина, пока в конечном счёте не захлопнул дверь прямо перед носом Эдда. Тот стучал минут пятнадцать (для Торда целая бесконечность), а потом психанул и, досадно пнув дверь ногой, ушёл срываться на первом попавшем на глаза живом существе. Кроме Ринго, само собой! В такие моменты друзья надеются, что Эдду попадётся Эдуардо или кто-то из соседей. Но, судя по приглушённым воплям, сегодня чёрный день для Тома. Ларссон сладко потянулся и сел обратно, радостно осознавая, что этот перерыв каким-то образом подогрел его жажду к работе. Может, тогда действительно стоило поесть? Впрочем, какая разница? И идея развивалась. Долго, местами даже медленно, в связи усталостью и выгоранием Ларссона, однако верно. Но пришло время, когда до Торда дошло, что ему не хватает главного: силы. Один он не справится. Эдд в жизни не согласится на такое, ведь гражданская война означает, что придётся жить в подвале и скрываться. А ещё Гоулд много немного нервный, поэтому не хотелось давить на него такой ответственностью. Ибо если ты под предводительством такого безумного перфекциониста как Торд — постоянное давление точно будет. Мэтт, как бы иронично это не было, просто покрутит указательным пальцем у виска. А Риджуэлл скорее ананас съест, нежели поможет норвежцу. Да и не особо ему нужна помощь этого алкоголика. Но и поход в армию, на чьих чувствах Ларссон и планировал сыграть, не принёс никакой пользы. А здесь о таком говорить просто опасно. Надо было возвращаться в Норвегию. Торд не из тех, кто может передумать под чьим-то влиянием. Скорее, наоборот: все вокруг, даже иногда Том, вслушивались в красиво поставленную его речь, желая понять мысль Ларссона. Итак, переубедить его невозможно, но он всё равно собрал вещи до того, как сообщил о своём решении Эдду. В общем-то, вначале всё шло нормально. Первая часть, которая заключалась в том, чтобы сидеть на диване вместе с другом и слегка потрясываясь, смотреть любимую сагу фильмов, была выполнена. — Вот эти двое похожи на нас! — вдруг выдал Гоулд, и норвежец, не выдержав, улыбнулся. — Ты каждый раз об этом будешь говорить? Уже вновь завлечённый в просмотр, Эдвард неопределённо пожал плечами. Торд сглотнул. Он боится не столько Эдда, сколько то, как будет проходить их расставание. Кажется, как будто они виделись каждый день, начиная с пятого класса, или созванивались в дискорде. Но никому не нужно было говорить какие-то тёплые и нежнодружеские слова в сторону другого. Как будто норвежец не знал, что ради того, чтобы вытащить Ларссона из полицейского участка, Эдд готов оставить баночку колы одну-одинёшеньку на столе. Даже под угрозой того, что её могут прикарманить себе остальные жители дома. А Торд, в свою очередь, оторвался бы от чертежа, чтобы спасти своего друга от Эдуардо. — Я съезжаю, — просто протараторил парень, наблюдая за реакцией Эдда. Тот скривил брови и повернулся к Торду. Это явно не шутка. Иначе механик не стал бы с таким усердием перебирать свои пальцы. В комнате был слышен только плачь, доносившийся из телевизора. Это был один из персонажей, с кем Эдд сравнивал их недавно. Ему пришлось убить своего приятеля, ибо тот был обращён в зомби. Но ни первый, ни второй не слышали эти вопли. Торда вдруг окатила волна мурашек, сопровождаемая плохим предчувствием. Он просто съезжает. Тогда почему Гоулд чувствует вину. Как будто он опоздал. Как будто не успел. Как будто сделал что-то не так. — Когда? — Завтра. Вопрос «Куда?» застрял где-то в горле после ответа норвежца. Да и примерно понятно, куда он уезжает. Ведь в Лондоне Торд никогда бы не потянул жильё и еду. Гоулд ощутил внезапно возникшую неловкость между ними (чего не было никогда) и отвёл взгляд. Вновь устремившись в телевизор, Эдд никак не мог понять, что происходит на экране. — Придурок. Даже спорить не хотелось. Ларссон и сам не прочь сейчас остаться здесь и потратить много-много лет на машину, способную менять ход событий. Наверное, стоило подумать об этом раньше, а не когда всё было готово к его отъезду. Теперь и он чувствовал вину за то, что сделал что-то не так. — Просто…я чувствую, что бездельничество с тобой и остальными — это не то, чем я должен заниматься в жизни. И- — Торд, — Эдвард выдохнул так, словно было был не выдох вовсе, а какая-то грустная усмешка. Парень поджал высохшие губы и развернулся к другу ещё раз, но уже как-то странно улыбаясь. Странно, потому что Эдд никогда не улыбался так, — я не спрашивал тебя почему. Не утруждайся. И этим вечером Гоулд изо всех сил старался быть собой, не задавая никаких вопросов. Ведь по механику было чётко видно, что отвечать он не хочет. И потом, когда надпись «NORSKI», а после и вся красная машина расплылась, Эдд вдруг понял, насколько жалеет о том, что тогда не сломал Ларссону нос, не закатил истерику и даже не удосужился узнать, связано ли это с его чертежами. Ибо Гоулд прекрасно понимал, что связано. И что увлекаться чем-то настолько долго — не в духе его друга-иностранца. Эдд съел весь бекон в доме и сжёг плакаты с хентаем, что мозолили всем остальным глаза. И почувствовал себя просто замечательно. Но когда Том окончательно переехал в комнату Ларссона, Эдвард включил у себя в наушниках «Sunshine Lollipops» на максимум и, зарыв пальцы в волосы, думал, что это не то, чего он хотел, хотя много раз требовал от Торда.

***

Торд закрутил последнюю гайку. На его руках кровоточили мозоли. Давно он не занимался инженерией на практике, оставляя это на своих механиков. Но в связи с некоторыми обстоятельствами, стало предельно ясно, что доверять именно эту работу никому нельзя. — Он ещё там? — спина Красного Лидера неприятно хрустнула. Патрик кивнул, смотря на гаджет, ни на секунду не отрываясь. Иначе получит по первое число за невыполнение задания. Да и таков Эдд Гоулд: бегать умеет, при чём очень хорошо. То, как изменник страны раз за разом обводил гениального Торда вокруг пальца, нервировало всех. Но, Ларссона, разумеется сильнее всех. — Ты не думаешь, что это ловушка? — вдруг вырвалось у Мэтта, который обречённо молчал в течение получаса. Красный Лидер, проверяя свой протез на работоспособность, скривился в лице. Да как этот грязный бродяга только посмеет? — Э- — Том запнулся. Ему нравилось бесить босса, но не сейчас, когда его жизнь на волоске, — этот фигурант знает тебя как свои пять пальцев. Именно поэтому он сумел похитить первую машину времени. И прямо сейчас он дожидается тебя там. Может быть, чтобы убить, а ты даже Поула с собой не берёшь. — Нет! — глаза Ларссона злобно сверкнули, — Это произошло, потому что вы все тупые идиоты, которым на охрану нельзя поручить даже подвал! Потом я дал вам шанс и даже вторую машину времени! А вы снова сделали всё только хуже! Я буду мучать вас в пыточной до тех пор, пока Мэтт не ослепнет полностью! Харгривз выдохнул, но все присутствующие услышали в этом выдохе дрожь. — А его ждёт кое-что похуже. — Пристрелишь? — якобы безразлично поинтересовался Томас. Но Красный Лидер не ответил. Лишь щёлкнул пальцами, и четверо солдат как по встроенной у них в голове программе отдали ему честь. Торд нажал на нужную кнопку, после чего растворился в пространстве.