***
Красный Лидер сперва без энтузиазма взглянул на эту картину, после чего с огоньком в глазах вцепился взглядом в старое, чёрное и облезлое пальто. — Какой же ты всё-таки сентиментальный, — он вышел из тени, чтобы Эдд хорошенько разглядел его. Хотя, если честно, норвежец прекрасно понимал, что несмотря на плохое зрение, Гоулд узнал его сразу же. По голосу, по чёткому ритму постукивания тяжёлых берц об каменный пол, по силуэту, или потому что это не мог быть кто-то другой, — но всё равно неожиданно. Гоулд прикрывает глаза, готовясь к предвиденному диалогу. Эдд знал, что это произойдёт, ведь даже аккуратный Торд не смог бы удержать своё задетое самолюбие после такого рода унижения. Какой-то бродяга проник на базу Красной Армии и стащил важный артефакт. Репутация диктатора начала падать прямо на глазах. — Кто бы говорил, — отчеканил Эдвард, но не так слащаво, как его бывший друг, — нашёл меня непонятно каким образом. — Не ищи подтекста, — норвежец хитро оскалился, — ты отсвечивался на радаре, вот и всё. Гоулд фыркнул и снова посмотрел на их с Тордом прошлые версии, от чего в груди Ларссона скользнуло раздражение. — И что это значит? — А то, — Эдд разгадал по лицу Красного Лидера, что его надурили. Что же, он только рад лично сообщить эту новость, — я нашёл тот жучок и выкинул его. А твои солдаты тебе об этом не сказали. Это означает, что ты сам прекрасно знал, куда тебе нужно- — Закрой рот. Повисло молчание. Их молчание. Тишина, которую слышат только они, ведь дети продолжали резвиться на перемене. Дыхание Ларссона немного сбилось от резко нахлынувшей ярости. Но ярость на кого? На солдат, что решили утаить от него важную информацию, или на Эдда, который как всегда хорошо разгадал его. Он всегда так умел. Всегда знал, что у норвежца на уме, ещё со школы. И даже тогда Торд жутко бесился, так как у него не получалось делать так же. Эдвард был прост и понятен, но вместе с тем до жути сложным. Казалось бы, обычный парень, которого природа наделила талантом к рисованию. Но было что-то ещё. И ответ был в его отношении к близким людям. Гоулд не был нежным, не гладил по головке и не лежал в обнимку, но его присутствие всегда ощущалось. Более того, от его присутствия всегда было хорошо. И тот факт, что понять Эдда никому не суждено, бесил, страшно бесил Торда, который любил добиваться всех своих целей. — И сентиментальность всё ещё моя черта? — лицо художника искажается в натянутой улыбке. Натянуто, потому что улыбаться больно. А больно улыбаться, потому что во рту у Гоулда образовалась куча язв, которые были проблематичными для беженца, живущего на помойке. И только сейчас Эдвард заметил в руке норвежца пистолет. Гоулд тут же сморщился. — Серьёзно? Ты смеёшься? — Торд непонимающе нахмурился, — ты хочешь убить меня этой ржавой жестянкой? Мой Лидер, я не смогу этого вынести. Эдвард внаглую развернулся к бывшему другу спиной и направился вперёд. Зубы Торда начали скрипеть, а пистолет помялся под воздействием его железной руки. И опять… Гоулд знает, точно знает, что он пока не готов выстрелить. Поэтому оставалось только молча следовать за ним. Эдд переместился в относительно недалёкое будущее и специально оставил портал приоткрытым, чтобы Торд успел за ним. Хотя в чём разница, если Ларссон в любом случае найдёт его. Сентиментальность та ещё сила. — Очень умно, Эдд, — норвежец оглянулся по сторонам, а на его лице проскользнула ухмылка. Это не ностальгия, просто он поражен, как его бывший друг легко пользуется этим прибором, — тот самый зомби-апокалипсис, где ты даже не заметил, как я умер. А причина — автомат колы. Иронично, ведь и здесь мы сейчас благодаря коле. Услышав про любимую газировку, Эдд прикрыл глаза, вновь вспоминая, какова она на вкус. Ох уж эта сладкая газированная вода с красителями и усилителями вкуса! Как же он скучает. — Я думал, ты окажешься посильнее. Ничего Эдвард не думал. Но остроумный ответ должен был быть. — Может, следовало мне дать что-нибудь ещё, помимо вилки с ложкой? — Не знал, что ты до сих пор дуешься из-за этого. — Я не-, — Торд запнулся на полуслове и округлил глаза. Он даже представить не мог, что Гоулд охарактеризует его ощущения тогда таким детским глаголом, — к чёрту, это уже прошло. — Ты так же сказал, когда Мэтт год назад чуть не разрушил твою строго охраняемую базу? Норвежец сжал свой пистолет в руке чуть крепче. Он знает, что спустя какое-то время точно решиться выстрелить. Казалось бы, одно движение пальцем — и можно идти домой, пить апельсиновый холодной сок и работать с бумагами. Но.всё равно было что-то, что прямо кричало Красному Лидеру: «Тебе надо настроиться!». Как будто он людей ни разу не убивал. — Тогда мы праздновали Рождество, — пояснил Эдвард, сам особо не поняв, для чего, — Занта и его охота на нас. Ты знал, что потом этот придурок пытался притвориться тобой? Ларссон не ответил. Ему хватило прошлого раза, когда Эдд сказал ему, что он якобы дуется. Да и кому интересно слушать про то, как зомби пытается притвориться вами? Снег начал проникать сквозь тонкие кеды Эдда, от чего его ноги тут же взмокли. Хорошо Торду, который двадцать четыре на семь ходит в своих плотных берцах. Да и в принципе его бывший друг норвежец, поэтому наверняка привык к таким холодам. — Короче, мы его вышвырнули, — продолжил говорить Эдд, будто его спросили о продолжении этой истории, — но он всё равно вернулся: его могила была буквально в нашем доме. — Я правда не понимаю, что ты пытаешься сделать, — Торд громко выдохнул, — хочешь призвать к моим чувствам к тебе? — Внезапная романтика- — Прекрати! — Красный Лидер в попытках успокоиться прикусил щёку, и во рту начал ощущаться привкус собственной крови. Эдвард просто открыл очередной портал, и его бывший друг прекрасно знал, куда они на этот раз переместятся.***
— Чёртов псих! — вскрикивает Эдд, пиная один из обломков, — просто сумасшедший! Как?! Как ему это только в голову пришло?! — пару мгновений Гоулд громко пыхтел, вцепившись в свои волосы, после чего развернулся на сто восемьдесят градусов, — Мэтт! Как там Том? — Он не просыпается, — дрожашим голосом проговорил Харгривз, держа жгут окровавленными руками. Та рана, которую гитарист получил под обломками дала о себе знать сразу после того, как робот Торда взорвался.***
— Ого, — Красный Лидер расплылся в улыбке, наблюдая за этой суетой в стороне, — а я думал, что вы вышли чистенькие. — «Чистенькие»? — хохотнул Эдд, — ты оставил нас без дома. Я стал бомжом ещё задолго до того, как ты пришёл к власти. Торд посмотрел на бывшего друга. Он перестал убегать. Вся его жизнь закончилась здесь, на предательстве Ларссона. Мятежник мог быть умнее, снова быть со своим другом, помогая ему с установлением полного тоталитаризма в стране, правда мог бы. Но Гоулд не Том-реалист, который точно знает, как выжить, и не пугливый Мэтт, который хочет выжить. Эдвард упрям, ему хочется жить только так, как он сам того пожелает — с беконом, колой и Тордом перед телевизором, играя в приставку. — Я думаю, что готов, — впервые за пару лет голос Красного Лидера смягчается, — можешь отвернуться? — Ты спрашиваешь? — Эдд опять смеётся, после чего встаёт напротив бывшего друга, — вау. Нет, я бы предпочёл смотреть на твоё раскисшее лицо. — Мечтай. — Вот и оно! Раскис. Ларссон не совсем понимал, что Эдд имел в виду, но как бы он ни старался сменить гримасу на своём лице, художник продолжал ухмыляться. — Тогда я тоже хотел, чтобы ты меня убил, — Эдвард криво ухмыляется, кивая на прошлую версию себя, который сейчас пытался разговаривать с Риджуэллом, чтобы тот оставался в сознании, — а ты хотел убить меня. Теперь всё на своих местах, да? — Зачем? — пистолет в руке норвежца вдруг становиться настолько холодным, что обжигает руку его владельца, — зачем ты меня протащил по тем местам? Хотел пробудить во мне чувство ностальгии? Стыда? Бред. Как будто я всё ещё способен это чувствовать. Гоулд покачал головой. — Не в тебе. В себе. Мэтт вздрогнул от внезапного выстрела. Эдду же по какой-то причине показалось, что Торд вернулся. — Чт-…Чего? — лицо будущего Гоулда застыло в полуулыбке. Его первой мыслью после того, как пуля пронеслась прямо перед его ухом была: «Как хорошо, а то я не успел улыбнуться нормально». Эдвард смотрит на бывшего друга. Кисть Красного Лидера трясётся в страшных судорогах. Злиться или переживает, но первое кажется Эдду ближе к правде, — Прямо как я и сказал, — Гоулд наконец-то широко улыбается, продолжая пилить Торда взглядом, — сентиментальность всегда была твоей чертой.