К чёрту любовь

(Soundtrack: SATV Music — Deeper Female) — Пожалуйста, Люцифер… Я сошла с ума. Я сошла с ума или заболела или всё вместе, ведь иначе никак не объяснить это помутнение. Тело горит. Кажется, что каждое место, каждый участок кожи, которого касались его руки, его губы, его дыхание, отмечен алыми ожогами. Мысли путаются. Сбиваются в непослушный клубок, так, что ни одной разумной фразы не вытащить — наверное, я даже имя своё не вспомню, если попросят. Чувства раскалены до предела. Низ живота ноет от неудовлетворённого желания, а запястья онемели от крепких пут, но мне всё равно. Мне нужно больше, резче, глубже — и плевать, если ожоги окажутся реальными, если рассудок не вернётся, а проволока врастёт в кожу до самых костей. Плевать — потому что Люцифер останавливается. — Я хочу, чтобы ты остался, — выговариваю слабо, срываясь на всхлип. Не просто хочу — нет, мне это нужно. Нужно больше, чем воздух, сильнее, чем вода и солнце, и если он уйдёт сейчас, то я, кажется, разорвусь на сотню осколков. Острых, потому что разочарование вопьётся прямо в душу, заставляя злиться на собственное упрямство и глупо брошенные слова. Холодных, ведь чем дальше Люцифер удаляется, тем сильнее пустота обжигает кожу. Болезненных, потому что тело только и гудит о разрядке, обещая воспламениться на месте, если не получит желаемое. Пытаюсь выдать хоть что-то ещё, собрать звуки в членораздельное предложение в вложить в него всю мольбу, на которую способна — что угодно, лишь бы он вернулся. И злые слёзы текут с новой силой, когда вместо убедительного довода меня хватает только на едва слышное: — Пожалуйста. Сейчас он рассмеётся, и вслед за хлопком двери меня накроет тяжёлой, пустой тишиной. В голове запоздало мелькает догадка, что Люцифер просто хотел отомстить за инцидент в библиотеке, а, значит, никакие старания не помогут его удержать. Вопреки воле я верю в это, вся сжимаюсь в ожидании неизбежного, когда вновь слышу его шаги, но вместо пронизывающего холода вдруг ощущаю тепло. — Умница, — большим пальцем демон проводит сначала по одной, а следом и по второй щеке, стирая влажные дорожки, и с усмешкой добавляет: — Разве это было так сложно? Мотаю головой, и он с довольством выдыхает — воздух колышет подсохшие волосы на макушке, заставляя посмотреть на Люцифера. Его аккуратная причёска слегка растрепалась, а в прищуренных глазах пляшут довольные черти, и от одного их взгляда я вся покрываюсь мурашками. Скольжу ниже, к веренице тонких чернильных линий, что переплетаются в зловещие узоры: череп, крылья, шипастые ветви — они шевелятся, когда Люцифер сглатывает. Оживают, будто готовясь покинуть его кожу и впиться в мою, до крови, до боли сжав в своих тисках. Я вздрагиваю, стоит им приблизиться — не сразу понимаю, что демон попросту подошёл ещё на шаг, оставив между нами ничтожные сантиметры пространства. Как заворожённая слежу за тем, как грудь демона вздымается от размеренного дыхания. Он не успел застегнуть рубашку. Всё ещё разгорячённая кожа поблёскивает в свете лампы, а кубики пресса отчётливее проступают на выдохе — миновав их, впериваюсь взглядом прямо в тяжёлый бугор под ширинкой брюк. Блядство. Низ живота тут же скручивает болезненным спазмом, а язык невольно проскальзывает по нижней губе, смачивая слюной саднящие ранки. Люцифер большим пальцем повторяет его путь — но мимолётный дискомфорт тут же забывается, когда я в непонимании поднимаю глаза: — Так долго убегала, но в итоге всё равно оказалась передо мной на коленях, — усмехается, задумчиво оттягивая губу и проводя подушечкой по краю зубов. — Скажи, Непризнанная, это стоило того? — Нет, — отзываюсь сразу, честно, стараясь лишний раз не дрогнуть, чтобы ни тени сомнений в ответе не осталось. — Разве не лучше было бы поддаться? Пальцами второй руки зарывается в волосы и слегка тянет, побуждая сильнее запрокинуть голову. Ответить не даёт — нависает надо мной, позволяя разглядеть тлеющие угольки в кольцах радужек, и опаляет словами: — Ты ведь хотела этого — чтобы я снова взял тебя в библиотеке, — сжимает пряди сильнее, даже немного больно. — Или тебе хотелось разнообразия? О, я с радостью бы затолкал тебя в пустой кабинет и трахал, заткнув рот, пока твои друзья за стенкой слушают нудные лекции, — прерывисто всхлипываю, заёрзав на месте, но демон заставляет замереть, наклонившись ниже, к самому уху: — Кстати, если бы не проворная Мими, то наши задания на Земле запомнились бы тебе надолго. Я знаю множество способов проверить твои знания, Непризнанная. Содрогаюсь всем телом от его слов, от мурчащего похотью голоса, от мурашек, что ласкают затылок под мужскими пальцами и бегут вниз по позвоночнику. Люцифер смещает вторую руку на шею — держит несильно, но плотно и тянет вверх, призывая приподняться. А потом целует — резко, жестко и глубоко. Сразу вторгается в мой рот, подчиняя себе и завоёвывая, требуя преклониться — совершенно бессмысленно, ведь я и так у его ног. Колени саднит от соприкосновения с твёрдой поверхностью, искусанные губы болят, но я едва ли уделяю неудобству и толику своего внимания. Нет, сейчас меня занимает совсем другое: терпкий запах окутывает волнами перца и тёплого дерева, а влажный язык скользит у меня во рту, встречаясь с моим вовсе не в ласке — в безумии. И последние частички воздуха сгорают в лёгких, когда я осознаю, чувствую: оно взаимно. Всё так же удерживая за шею, Люцифер полностью управляет мной. Останавливает, стоит податься ближе, наклоняет голову, обеспечивая себе полноправный доступ: к губам, к мыслям, к телу, к каждому ощущению и каждому жаждущему спазму под кожей. А я уже поняла, что сопротивляться бесполезно. Демон прав: я тешила себя надеждами, мечтами о стойком противостоянии, обращалась к внутреннему стержню и принципам, к помощи Мими, в конце концов, да всё без толку. И дело вовсе не в его напористости — нет, я прекрасно знала, чем закончится вечер, как только обнаружила сына Сатаны сидящим на моей постели. Сопротивлялась для виду, для приличия — но в глубине души, где-то совсем рядом с портретом Люцифера, помадой Мими заботливо подписанным «Не влезай, убьёт!», таилось желание совершенно иное. Но я, конечно, никогда в этом не признаюсь: куда проще сказать себе, что доводы демона оказались убедительными. Я ведь даже не совру: то, как Люцифер реагирует на меня, заводит сильнее, чем казалось возможным. То, как его глаза ярко-ярко сверкают в ответ на неповиновение, как движения становятся резкими, собственническими, как голос пестрит хриплыми нотами, а разбушевавшаяся фантазия подкидывает одну развратную картинку за другой — всё это пьянит не хуже глифта. Нет ничего удивительного в том, что я поддалась: то был лишь вопрос времени. Хоть это я могу признать — и позволить себе с трепетом ждать продолжения. Люцифер внезапно отстраняется. Остаётся на расстоянии считанных миллиметров: я чувствую его близость даже с закрытыми глазами. Нутром следую за жгучим напряжением, что струной повисло в воздухе между нами, за томными ударами сердца в груди напротив, но пальцы на моей шее сжимаются сильнее, не давая приблизиться. Распахиваю веки, неожиданно щурясь на свет — Шепфа, сколько же мы целовались, что простая лампа под потолком кажется теперь ярче солнца? — и кое-как цепляюсь зрением за ухмыляющееся лицо. По одному взгляду понимаю: нужно ждать. Больше не тянусь вперёд — смиренно сажусь обратно на пятки и изображаю след ангельского терпения на лице. Вряд ли выходит правдоподобно, но заработать удовлетворённый блеск в алых радужках всё же получается. Дождавшись покорности, Люцифер отпускает мою шею и выпрямляется в полный рост. Довольствуется властью, нависает над моей головой, как персональный дамоклов меч, и ощущение этой угрозы — осознание силы и опасности, пронизывающих образ демона — возбуждает вопреки здравому смыслу. Ловлю себя на мысли, что я вовсе не против быть на коленях перед ним — и Люцифер без сомнений считывает это умозаключение. Усмехается медленно, вальяжно, а затем расслабляет ремень. Вытаскивает рубашку, петелька за петелькой высвобождает оставшиеся пуговицы, пока не снимает её вовсе, а я только и могу, что поглощать глазами его фигуру. Мощный, натренированный торс, сильные руки с заметными даже под гущей татуировок переплетениями вен — до сих пор я видела его без рубашки только в темноте и сейчас стремлюсь восполнить это досадное упущение. — Нравится? — выгнув бровь, интересуется Люцифер, поймав моё внимание с поличным. — Да. Отвечаю без зазрения совести, потому что отрицать бессмысленно. Это как искрящее грозой небо, как бушующее море, как собирающийся на горизонте ураган — завораживает, не позволяя отвести взгляда. И совсем чуточку пугает — если, конечно, ты не совсем сбрендил. Как я, например. Нестерпимо хочется податься вперёд, провести губами по горячей коже, ощутить дрожь мышц от щекотных касаний. Провести по ним пальцами, повторяя жёсткий рельеф — но я всё ещё жду. Только облизываюсь нетерпеливо, то и дело бегая взглядом от кубиков пресса к лицу демона. Он вознаграждает мою выдержку снова — на сей раз расстёгивает ширинку брюк. Я не сразу улавливаю это: так внимательно слежу за тем, как мышцы предплечий перекатываются на свету, что не замечаю причины движения. Доходит только когда слышу шелест ткани — отследив звук, упираюсь взором прямо в напряжённый член. Зрелище для меня отнюдь не новое, и всё равно от одного вида во рту скапливается слюна. Он ровный, с выраженными венами и блестящей бордовой головкой. А ещё большой — больше, чем у Дино. В нашу первую встречу я была слишком увлечена, чтобы позлорадствовать этому факту, но сейчас расплываюсь в ухмылке. Люцифер трактует мою реакцию по-своему: видимо, считает, что я вновь решила поиграть в сопротивление. С заметным раздражением тянет за волосы, заставляя поднять лицо. А потом говорит, скрывая приказ за недвусмысленным: — Ты знаешь, что делать, Непризнанная. Щёки обдаёт жаром: жесткий, властный тон будоражит не меньше, чем суть сказанного. Но ещё порождает внутри искру любопытства: что будет, если не послушаюсь? (Soundtrack: SATV Music — Sinner) Состроив невинные глаза, вопросительно смотрю на Люцифера. Бесполезно дёргаю запястьями, намекая на то, что импровизированный бондаж пора снять, но демон лишь коротко мотает головой. — Но как же… без рук? — спрашиваю с почти искренним непониманием. Моё замешательство вполне можно принять за чистую монету: у меня ведь мало опыта — всего один — и в навыках я явно уступаю его привычным партнёршам. Однако Люцифера такие условности мало волнуют — нет, он глядит сквозь них, на заметную одному ему непослушную искру где-то в глубине моего настроения. — О, сейчас мне не нужны твои руки, — отвечает глухо, подогрев слова чётко осязаемой угрозой. Сжав пряди, с силой притягивает ближе, вынуждая неуклюже переставлять коленки по дощатому полу. — Только твой рот. Второй рукой обхватывает щёки и надавливает, раскрывая губы. Я даже подготовиться не успеваю: Люцифер резко насаживает меня на свой член, затыкая протестующий возглас. Насаживает так, что головка упирается в глотку, заставляя давиться слюной, да ещё и не отпускает сразу — рычит, стоит мне дёрнуться. Выжидает, пока рвотный рефлекс не даёт о себе знать, и только потом тянет мою голову назад. Пара секунд, чтобы отдышаться — и демон повторяет содеянное. Челюсти раскрываются до хруста, кожу на макушке ласкает болью, а мускусный аромат его возбуждения бьёт в ноздри так крепко, что приходится ёрзать на месте в надежде хоть немного облегчить болезненное желание. Люцифер замечает моё движение: ухмыляется и входит глубже, наслаждаясь тем, как горло возмущённо сжимается. — Вот так, сучка, — выдыхает, удерживая за голову, и подаётся бёдрами немного вперед, прежде чем оставить меня судорожно глотать воздух. — Ты ведь любишь пожёстче. Несогласно мычу, однако Люцифер не спрашивает, а утверждает, продолжая своё дело с нарастающим рвением. Не давая передышки, не давая подумать и воспротивиться, вторгается снова и снова, и приходится признать: мне и вправду нравится. Нравится его грубость и грязные слова, нравится жёсткая, необузданная сила, и даже ощущение тяжёлого, налитого кровью члена во рту — тоже нравится. Раньше я не думала, что такое возможно. Минет всегда виделся мне, как досадная обязанность девушки — от которой я, надо сказать, весьма успешно увиливала всю свою взрослую жизнь. Я так радовалась, что Дино не хотел орального секса: счастливо слушала доводы о том, как «это» грязно и недостойно порядочного ангела, и мысленно пополняла графу плюсов в его досье идеального парня. Но потом, в библиотеке с Люцифером, мне будто крышу сорвало: к своему стыду и удивлению, я действительно получала удовольствие от процесса. Также и сейчас: горло горит, грубые пальцы впиваются в волосы, слюна капает на грудь, но дискомфорт тонет под волнами возбуждения, что беспрестанным жаром проносятся по телу. И потому, когда Люцифер отстраняется и дарит шанс перенять инициативу, самой установить более комфортный ритм, я лишь откашливаюсь — а затем замираю, открыв рот и слегка высунув язык. — Блядь, — на выдохе протягивает демон, сразу подступая обратно. — Сама напросилась. Напросилась, да — и получаю сполна. Удерживая мою голову ладонями, Люцифер требует раскрыться шире и входит до предела, но на этот раз не замирает — начинает поступательные движения, буквально вколачиваясь в мой рот. Дышать трудно, к лицу приливает кровь, кожа покрывается липкой испариной, я чувствую себя порочной, грязной — однако сопротивляться не хочу совсем. Напротив: разум заволакивает непроходимым туманом, между ног становится всё влажнее, и я сжимаю бёдра в такт резким движениям, понимая, что сейчас смогу кончить даже от небольшого давления. (Soundtrack: One Hope — over her) Люцифер тоже это понимает: краем зрения улавливает мои попытки и коротко смеётся, а следом хрипло выговаривает: — Эти клоуны уже записали тебя в будущие ангелочки, но твоё место вовсе не на Небесах, Непризнанная, — ненадолго выходит, одной рукой сгребает мои волосы в хвост и заставляет задрать голову. — Знаешь, где твоё место? Я едва улавливаю вопрос: приходится несколько раз прокрутить набор звуков в голове, прежде чем он всё-таки обретает смысл. Люцифер не торопит: притворно ласково проводит по лицу, размазывая слёзы и выступивший пот, позволяя собраться с мыслями. Но без ответа не продолжает — лишь когда я, нахмурившись, мотаю головой, он наклоняется к моему лицу: — Твоё место на полу, с раскрытым ртом, всегда готовым принять мой член, — всхлипываю, зажмурившись, но тут же открываю веки, когда следующие слова доходят до слуха: — На моей кровати, на четвереньках с откляченной задницей, вечно красной от хорошей порки, — Люцифер ненадолго прерывается, награждая поистине дьявольской усмешкой, а потом снова берёт за горло. — Верхом на мне, там, где все будут слышать, как ты орёшь, когда я насаживаю тебя по самые яйца. Блядство, блядство, блядство. Внутри всё сжимается от образов — или обещаний? Готовится взорваться, но пока ждёт — и я жду, с мольбой глядя на демона. Если бы он только коснулся меня, всего разок, всего на долю секунды… Но вместо этого Люцифер выпрямляется, кольцом пальцев проводя вверх-вниз по блестящему от слюны члену. — А сейчас ты вернёшься к своей работе и кончишь, пока я трахаю тебя в рот, — заявляет не терпящим возражений тоном, а я послушно раскрываюсь, принимая на язык гладкую тяжёлую головку. — И не смей закрывать глаза: я хочу видеть, как ты дрожишь от оргазма с моим членом в глотке. Входит размашисто, заставляя поперхнуться, но не останавливается. Теперь чередует ритмы: то часто толкается внутрь, то загоняет член глубже и застывает, пока в лёгких не сгорает последний кислород. Я уже привыкла принимать его почти на всю длину: научилась расслабляться и вовремя наклонять голову, чтобы дискомфорт не ощущался так явно, а потому могу всецело сконцентрироваться на других… задачах. Смотреть на Люцифера сложно — не только потому, что слёзы то и дело перекрывают зрение. От его вида хочется стонать: демон сосредоточенно хмурится, татуированная кожа поблескивает от испарины, а крепкие мышцы явнее проступают от движений. Он то и дело втягивает воздух сквозь плотно сомкнутые зубы, ругается себе под нос, когда я с особым рвением обхватываю член кольцом губ, приглушённо рычит, когда втягиваю щёки, создавая вакуум. — Хорошая, старательная сучка, — хвалит хрипло и тут же без предупреждения засаживает глубже, крепко удерживая за затылок, а сам цедит: — Я буду драть тебя в рот каждый день. Утром, вечером, между занятиями — теперь я знаю о твоих талантах и не стану сдерживаться, — снова переходит на быстрые, неглубокие толчки, позволяя немного передохнуть. — Может, и во время уроков: уверен, тебе понравится сидеть под партой с моим членом в горле, пока Фенцио захлёбывается в экстазе, зачитывая очередной закон. Предположение попадает прямо в яблочко, простреливает жаркой пулей, и я в ответ сжимаюсь всем телом. Представляю, как Люцифер поторапливает, заставляет двигать губами и рукой быстрее, пока наша тайна не открылась всему классу. Как приходится сдерживать кашель, когда он срывается и проникает особенно глубоко. Как кто-то из учеников — почему-то первым делом думаю о Дино — бросает неосторожный взгляд на последние ряды и всё понимает. Как под неверяще-возмущённым взглядом я не останавливаюсь, а продолжаю сосать ещё лучше, ещё прилежнее — и как искоса смотрю в обиженные голубые глаза, когда Люцифер вгоняет член по самое горло и изливается, нахваливая меня самыми грязными эпитетами. Я даже не понимаю, как всё происходит — Люцифер же чувствует моё тело куда лучше, бросая в ход натренированные инстинкты. Сокращает амплитуду движений, теперь едва преодолевая приоткрытые губы головкой, и хватает за подбородок, не позволяя отворачиваться — только смотреть, смотреть, смотреть в разгорающееся пламя глаз, что пожирает каждую эмоцию, каждое изменение в моём лице. Внутренние мышцы сводит до предела, до ярких искр, застилающих зрение, и я непроизвольно вздрагиваю — а затем узел внизу живота взрывается, неожиданно и резко, почти сбивая с ног. Так мощно и долгожданно, что я готова закричать, но ни звука издать не могу — замираю с широко распахнутым ртом, не в силах даже вдохнуть, пока волны крупной дрожью проносятся по телу. Стоит им стихнуть, как Люцифер отстраняется, а я, наконец, обмякаю, едва не падая на пол. Меня спасают его руки: подхватив под мышки, демон без труда поднимает меня и кидает на ближайшую постель. Приземляюсь мешком, лицом уткнувшись в покрывало — и смеюсь над собственной неуклюжестью, когда эйфория пьяными пузырьками поднимается к груди. Волосы мешаются, липнут к губам. Повернув голову на бок, я с силой сдуваю непослушные пряди, но вновь срываюсь на хриплый смех, когда понимаю — Мими меня убьёт. И Люцифера тоже. А если не убьёт, то точно попытается. Потому что после сегодняшнего эту кровать не спасёт даже священный огонь. — Тебе смешно, Непризнанная? Веселье тут же сменяется громким вздохом: впившись в кожу возле тазовых косточек, Люцифер резко тянет назад, заставляя упереться в постель голенями и отклячить ягодицы. А потом вжимается в меня — чувствую жар его голой кожи, твёрдость члена, который упирается в мою промежность, и дышать становится трудно уже не от неудобной позы. Пошевелиться не могу, податься назад — тоже. Всё, что получается — это слегка покачать бёдрами, потереться о возбуждённую плоть, нетерпеливо, зовуще, с прозрачным намёком на продолжение. Теперь очередь Люцифера смеяться. — Грязная, похотливая Непризнанная, — вслед за словами ягодицу обжигает шлепком, и звонкий звук эхом оседает в пространстве. — Я даже не касался тебя, а ты уже кончила и просишь ещё. Проводит пальцами по моему взмокшему лицу и шее, а затем находит сгусток ткани, всё ещё болтающийся у меня на талии. Распустив ослабший пояс, отбрасывает бесполезный халат в сторону и тянет за провод, сковывающий руки, помогая подняться на коленках. Я морщусь от тянущей боли: запястья уже давно ничего не чувствуют, но плечи саднит от непривычного положения — однако дискомфорт мигом проходит, стоит Люциферу сильнее прижаться ко мне сзади. Горячие руки находят мою грудь, сжимают, оттягивают соски, и каждое движение сладкими импульсами простреливает до низа живота. Демон повторяет их путь: мучительно медленно скользит по шершавой от мурашек коже и накрывает половые губы, основанием ладони надавливая на клитор. — Да-а-а, пожалуйста… — охнув, протягиваю я. Сама не знаю, о чём прошу — знаю лишь, что мне нужно больше. Больше касаний, больше грязных, властных слов на ухо, больше шлепков и стонов, больше его. Мне нужны его руки, его губы, его член — но он сам нужен сейчас не меньше. Я хочу ощутить Люцифера внутри и снаружи, узнать, до какого немыслимого предела он доведёт меня на этот раз, какие внутренние стены сломает вдребезги — и не сдерживаю досадливый всхлип, когда демон отстраняется. Спину обдаёт холодом, но расстроиться я не успеваю: демон появляется у другого края кровати и садится, крыльями опираясь на мягкое изголовье. С явным намёком глядит сначала на меня, потом на свой пах — видимо, хочет, чтобы я продолжила начатое, и возражений у меня не находится. Послушно подползаю ближе, но потом нарываюсь на нелёгкую задачу: с завязанными руками нагнуться достаточно низко не смогу — крылья перевесят, и я просто уткнусь Люциферу в живот мордой. На пробу нагибаюсь, проверяя догадку на прочность, и чуть не валюсь, когда впереди доносится укоряющее цоканье. — Похвальная преданность делу, — с иронией заявляет, выгнув бровь, — но я имел в виду другое, — видимо, я слишком долго соображаю, потому что демон недовольно прищуривается и торопит, притворно-мягким голосом требуя: — Присаживайся, Непризнанная. Видели когда-нибудь ребенка, которому разрешили съесть коробку конфет до обеда? Держу пари, что лицо у меня сейчас именно такое: удивлённое, счастливое, лучистое — и совсем не подходящее контексту. Демонстрируя необычайную для моего скованного положения прыть, буквально вскакиваю на Люцифера. Демон внимательно смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц, сразу впивается в бёдра и рывком прижимает вниз, позволяя прочувствовать всю горячую, крепкую длину члена. Он ещё не внутри, но я уже глаза закатываю и вздыхаю, прикусив губу. Пытаюсь шевельнуться, потереться об него, но Люцифер непреклонен — не позволяет и на миллиметр сдвинуться, и тогда радость сменяется капризным: — Ну Люцифе-е-ер… — Покажи мне, как сильно ты этого хочешь, — приказывает всё тем же бархатным тоном, а я едва удерживаюсь от того, чтобы бросить в ответ какой-нибудь нелестный эпитет. Опять издевается. Опять требует моей полной капитуляции, как будто последних событий ему было мало. Опять хочет увидеть мольбу в глазах, слёзы и готовую-на-всё-Непризнанную, тронувшуюся от перевозбуждения. А я ведь действительно тронулась — потому что с готовностью даю ему всё, что он хочет. (Soundtrack: YMIR — HEARTSICK) Склонив голову, припадаю к губам демона, напористо, жёстко — так, как сейчас хочется. Жду, что он посмеётся над моим отчаянием, над тем, как легко тону и забываю про всякие отголоски гордости, однако Люцифер тонет вместе со мной. Пальцы сильнее впиваются в кожу бёдер, оставляя метки, но вовсе не в попытке остановить меня — нет, он пытается сдержать себя. Пытается следовать очередному хитрому плану и не отвлекаться, но проигрывает с треском, когда притягивает меня ближе за шею. Вторая рука оказывается на моей груди, ласкает, заставляя изгибаться и тихо стонать в поцелуй — и жалеть, что не могу коснуться в ответ. — Пожалуйста… развяжи меня, — сипло выговариваю, прервавшись на глоток воздуха. Гляжу в затуманенные алые радужки — вижу, как упрямство и желание в яростной схватке встречаются на самом дне. Помогаю последнему победить: влажными поцелуями спускаюсь на шею, провожу носом по линиям татуировки до самых ключиц. Ощущаю, как Люцифер напрягается от моего касания, как еле заметная дрожь проносится по его телу и достигает члена — и вдруг передаётся мне, когда демон без предупреждения проникает внутрь. Обхватив за талию, одним сильным рывком опускает на себя, а у меня в глазах снова слёзы собираются. Только теперь это слёзы удовольствия, наполненности на грани боли, возбуждения, которое наконец-то получает выход. — Какая же ты, блядь, узкая, — цедит Люцифер, со свистом втянув воздух сквозь плотно сомкнутые зубы. Надо бы ответить, что дело не только во мне, но слова застревают в горле, стоит подняться и вновь насадиться на него до конца. Не время об этом думать — не сейчас, когда нужно только чувствовать. Чувствовать, как он мягко растягивает меня, заполняя целиком, подчиняя каждый нерв и каждый восторженный импульс. Как жарко дышит в сгиб шеи, то и дело рассыпая фирменные поцелуи-укусы по нежной коже. Как направляет, уверенно, вдумчиво, позволяя установить свой ритм, от которого струна внутри натягивается сильнее с каждым движением. Мышцы бёдер вскоре загораются от нагрузки, в боку начинает колоть, вместо стонов с губ слетают сиплые крики, но я не смогу остановиться даже под угрозой смерти. Люцифер улавливает эту решимость: так по-дьявольски ухмыляется, оторвавшись от моей груди, а затем обхватывает рукой шею. Слегка придавливает сосуды по обеим сторонам от горла, и все ощущения сразу становятся жарче, ярче, глубже — а я глотаю воздух, не в силах издать ни звука. — Так нравится скакать на моём члене? — опускаю подбородок, не дослушав дольше второго слова, и усмешка Люцифера становится шире. — Долго же ты этого ждала. Опустившись до основания, меняю траекторию — двигаюсь вперёд и назад, прогибаясь в пояснице, так, что трение усиливается многократно. Зажмуриваюсь, отдаваясь этим ощущениям, чувствую стремительно подступающий оргазм — но всего за мгновение до моего пика над ухом раздается лукавый вопрос: — А знаешь, чего ждал я? Властные руки вновь оказываются на моих бёдрах, прижимая, обездвиживая. Оставляя балансировать на грани, удерживая от сладостного падения, и в ответ на такую наглость я шиплю, будто разозлённая кошка. Пытаюсь вырваться, вернуться к прежнему ритму, но хватка Люцифера крепкая, и мне ни в какой вселенной его не победить. Посылаю демону самый уничтожающий взгляд из своего арсенала, а ему всё как с гуся вода — только голову набок склоняет, разглядывая моё раскрасневшееся от гнева лицо. — Ты, ты-ы-ы…! — выплёвываю, но даже подходящее слово подобрать не выходит, и приходится надеяться, что грозный тон донесёт весь смысл — однако Люцифера он вовсе не трогает. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Рвусь с новой силой — на этот раз прочь с этой кровати и из этой комнаты, подальше от его нескончаемых игр — но демон не оставляет и шанса: уперевшись ногами в матрас, резко толкается вверх. Вколачивается в меня до основания, наполняет ещё глубже, разом стирает все гневные мысли из головы и испаряет злость, что обжигала грудь. Теперь мне остаётся только согнуться в немом крике и обессиленно уткнуться в его плечо, подняв белый флаг. Люцифер с садистским удовольствием принимает моё поражение: он теперь полностью контролирует ритм и глубину. Крепко, болезненно вцепляется в ягодицы, без сомнений оставляя синяки, с которыми даже регенерация не сразу справится. Двигает моим телом, как вздумается, насаживает на себя резко, грубыми толчками выбивает искры из глаз. Это невыносимо и хорошо, больно и сладко, порочно и в то же время безупречно. Наши тела были созданы для этого: чтобы двигаться вот так, вместе, гонясь за наслаждением, которое не просто общее — единое. Я никогда и ни с кем такого не испытывала, никогда не знала, что это возможно — но теперь пелена падает, открывая совершенно новый мир. И вернуться назад уже не получится, даже если захотелось бы: ощущения пронизывают каждую клетку, жгучим ядом проникают прямо в кровь, наполняют собой душу и тело, и кажется, что за пределами этой постели, за пределами него больше ничего не осталось. Наверное, так чувствует себя человек, впервые опробовав тяжёлые наркотики. Помнится, мне было лет пятнадцать, когда меня вместе с другими старшеклассниками собрали в школьном амфитеатре и часа два вещали об опасных соблазнах в виде цветных таблеток и порошков. Рассказывали, как они необратимо меняют сознание и личность, убивают медленно и беспощадно — запугали так, что я даже от марихуаны шарахалась. Вот только в длинном списке наименований, перечёркнутых кроваво-алым, не было ничего похожего на «Люцифер». Это досадное упущение я осознала только сейчас, успев уже попасться на его удочку. И мне впору испугаться — но вместо этого я закатываю глаза от кайфа и прошу, нет, требую новую дозу. Демон ускоряется, не давая даже вздохнуть, а я лишь тихо скулю в ответ, ведь сил на крики уже не осталось. Быстрые, но глубокие толчки; загустевший, влажный воздух вокруг наших тел; какофония пошлых шлепков и стука изголовья об стену; запах горячей кожи. Всё сливается, смешивается в бешеной карусели, а я еле держусь на ней, ногтями впиваюсь в онемевшие ладони, только чтобы не разбиться на смерть. Ловлю каждый импульс, каждый порыв, что пробегает по телу. Кусаю губы до крови, мучаюсь от нехватки кислорода, но и мысли в затуманенной башке не возникает о том, чтобы просить пощады. Нет, я хочу чувствовать всё. Потому что когда боль смешивается с удовольствием, дискомфорт переплетается с упоением, а безоговорочное доверие закрывает глаза на опасность — только тогда душу разрывает на части. И это самое прекрасное, что я когда-либо знала. — Ненасытная, — хрипло шепчет Люцифер себе под нос, но острые чувства ловят каждый звук. — Развратная, — отделяет слова толчками, вколачивая прямо в память. — Охуенная. Насаживает до основания и впивается ртом в возбуждённый сосок, кусая, перекатывая зубами и языком. Вынуждает извиваться, хныкать от горящего, обжигающего желания, от болезненной наполненности, от собственного бессилия перед ним. И я готова уже в горло вцепиться за очередной упущенный оргазм, но Люцифер снова играет на опережение. Перемещает ладони выше, крепко ухватывая за талию, и помогает, подначивает двигать тазом по кругу. Дьявол. Не знаю, говорю это вслух или лишь в уме, но Люцифер знающе ухмыляется. С жадностью, с каким-то диким, хищным голодом следит за переливающимися эмоциями на моём лице. Я не могу выдержать его взгляд — жмурюсь, всецело концентрируясь на подступающем оргазме, но демон не позволяет такой вольности — схватив за подбородок, хрипло требует: — Смотри на меня. Слушаюсь и, подняв замыленный взор, смаргиваю выступившую под веками влагу. Нахожу его красивое, сосредоточенное лицо и цепляюсь за алые огни радужек, как за соломинку — кажется, в них полыхает не только наше желание, но и все преграды и барьеры, что превратили мой разум в безнадёжный лабиринт. Когда-то высокие стены теперь сравнялись с землёй, и я ступаю прямо навстречу огню: боюсь обжечься, но по-другому не могу. И он тоже не может: знает, что сделает больно, но всё равно тянется, всё равно преследует и завлекает ближе. И остается только молиться — неизвестно, Шепфа или Сатане — что и эта боль мне понравится. Кажется, что вместе с оргазмом на меня обрушивается потолок. Спина выгибается до хруста, руки беспорядочно мечутся в крепких оковах, уши закладывает, и судорога проносится по телу, выворачивая наизнанку. Сводит каждую мышцу, пережимает каждый сосуд, колет каждый воспалённый нерв — а следом отпускает, сменяясь густым, покалывающим теплом. Оно окутывает, заставляет расслабиться, растечься по сильному телу подо мной, вымученно приземлив голову на грудь демона. Люцифер снова начинает двигаться, догоняя собственное удовольствие — слишком скоро, слишком резко, слишком чувствительно. Я кричу ему в шею — или только открываю рот, ведь сорванный голос не слушается. Пытаюсь оттолкнуть — или едва заметно веду плечами, не в состоянии подчинить размякшие мышцы. Прошу остановиться — или лишь шевелю губами, всхлипывая между неозвученными словами. Умираю — а может, просто отдаюсь во власть демона снова, ведь каждый толчок подкармливает не успевшее потухнуть пламя внизу живота. Движения Люцифера всё более отрывистые, неосторожные. Заставляют жалобно скулить, глотать заряженный воздух — распадаться на части снова и снова. И собираться воедино, когда он замирает внутри. Изливается, зубами впиваясь в кожу на плече, будто мстит за полученное удовольствие и одновременно оставляет ревностную метку, чтобы оно не досталось больше никому. Откидывается на скрипящее изголовье, дышит часто и тяжело, а я отстранённо наблюдаю, как крупицы пота стекают вниз по мощному торсу. Страшно хочется очертить влажные дорожки пальцами, коснуться расслабленных, разгорячённых мышц — желание такое простое и в то же время невыполнимое, что горло невольно сжимается от разочарования. Окончательно придя в себя, Люцифер кладёт меня на живот, а сам слезает с постели. Промокшее покрывало холодит кожу, а пустота наступает со всех сторон, обращая былую эйфорию грустью. Он ведь уйдёт сейчас. Точно уйдёт, даже не попрощавшись, оставив одну расхлёбывать последствия — и хорошо, если я сумею найти в комнате ножницы и перерезать чёртову проволоку, а иначе придётся светить голой задницей в коридоре, прося помощи у всех подряд. А как я объясню выломанный замок? Да ещё и Мими… она всё поймёт — учует с порога, и гневной тирады не избежать. Может, поменять местами наши кровати? А ещё лучше: больше никогда не позволять себе подобной слабости. Я сама виновата: бдительность потеряла, уступила эмоциям, поддалась демонам внутри и снаружи. Чего я ожидала? Просто не заглядывала так далеко, хотела его — и плевать, что потом будет. Но так нельзя, нужно всегда думать наперёд, и сегодняшний вечер — лишнее тому подтверждение. Даже хорошо, что он уйдёт сразу: было бы куда хуже, если… — Как самочувствие? От неожиданности задираю голову — плечи тут же простреливает болью, вынуждая охнуть и опуститься обратно. Демон опять оказывается рядом на постели, твёрдо надавливает на загривок, сопровождая действие строгим: — Лежи пока. Не сразу понимаю, что он делает: движения такие умелые и ловкие, что не чувствую почти ничего. Лишь когда руки полностью освобождаются от бондажа, я вычёркиваю поиск ножниц из своего списка дел. Собираюсь обернуться и поблагодарить демона, однако вместо простого «спасибо» сквозь губы прорывается шипение, стоит сотне невидимых иголок пронзить онемевшие ладони и предплечья. Люцифер переворачивает меня на спину и берёт одну руку своей. — Не дёргайся, — прищуривается, когда пытаюсь воспротивиться, — сейчас полегчает. Массирует, начиная с лёгких прикосновений и постепенно усиливая давление — дискомфорт и вправду стихает, сменяясь странным удовольствием. Кровь приливает к конечностям, вызывая тепло, обостряя чувствительность кожи — вкупе с образом Люцифера, всё ещё обнажённого, со знанием дела оказывающего такую нужную сейчас помощь, происходящее вновь опьяняет, вызывая блаженную улыбку. Не отрываясь от своего занятия, демон обращает внимание ко мне. — Ты не ответила, — замечает, а я за собственными мыслями даже вспомнить не могу, о чём речь. — Как самочувствие? — Прекрасно, — отвечаю сипло. — Я… Голос сдаётся совсем — пытаюсь прочистить горло, но его нещадно саднит, и потому решаю больше ничего не говорить. Люцифер наблюдает за моими попытками, изогнув бровь. Ждёт продолжения, но я только неловко поджимаю губы и сажусь. Забираю теперь уже послушную руку из его ладони и отодвигаюсь подальше, опираясь крыльями на изголовье. Ищу, за что зацепить взор, и дверь в ванную вдруг оказывается крайне интересной — отвернувшись от Люцифера, пустыми глазами впериваюсь в неё. Он ведь всё равно уйдёт. Слышу шелест ткани и шаги, сжимаюсь в ожидании хлопка двери — снова. Но он снова не наступает. Вместо этого демон рывком дёргает из-под меня одеяло, чудом оставшееся в целости и сухости, и ложится. — Знаешь, с твоей любовью к жёсткому сексу тебе пригодится стоп-слово, — говорит, как ни в чём не бывало, поудобнее устраиваясь на подушке. Смотрю на него круглыми глазами, совсем не понимая, как реагировать. Во-первых, потому что он всё ещё здесь — не просто в комнате, но рядом, на не-моей кровати. А во-вторых… — Что такое стоп-слово? Тихо посмеивается: вовсе не удивлён моему вопросу. — Это слово или короткое словосочетание, которое можно использовать, если всерьёз хочешь остановить какое-либо… действие, — выразительно намекает, заставляя покраснеть от недавних воспоминаний. — Обязательно то, чего не скажешь случайно или заигравшись, и не связанное с сексом. Придвигаюсь поближе, осторожно, будто бы ненароком — всё жду, что моё присутствие отпугнёт Люцифера, вынудит опомниться и уйти, оставляя меня один на один со случившимся. Однако он спокойно лежит, словно и впрямь собрался провести здесь остаток ночи. — Вроде как… подштанники Фенцио? — предполагаю несмело, отчего-то припомнив шутки Ади и Сэми, которые случайно увидели учителя без привычной рясы. Демон приподнимает брови, явно не ожидав, что мой мозг выдаст нечто столь странное, но не допытывается о причинах — с усмешкой кивает: — Вроде того. Искоса глядит на мою неловко съёжившуюся фигуру. В комнате прохладно — только сейчас, когда кожа остыла, я в полной мере это ощущаю. Хочу залезть под одеяло, но не решаюсь: стеснение вернулось, и происходящее теперь кажется крайне нелепым. Да, мы уже спали в одной постели, но тогда я была очень пьяная и очень наглая, а сейчас ни глифта, ни хмельной храбрости внутри не обнаруживаю. Поэтому продолжаю сидеть, поглаживая покрытые мурашками плечи, ухожу в свои мысли и даже вздрагиваю, когда Люцифер вдруг приподнимает пушистое полотно и коротко предлагает: — Ложись. Не двигаюсь с места — только ресницами хлопаю заторможенно, вновь проигрывая в голове сказанное и стараясь придать ему иной смысл: понимаю ведь, что плохо расслышала. А Люцифер понимает, что реакцию ждать бесполезно — недовольно вздыхает и сгребает за талию, насильно укладывая рядом с собой. Я веду себя чрезвычайно неблагодарно: застываю, вытянувшись по струнке, пока разум тщетно пытается обработать произошедшее. Оттаиваю лишь спустя пару минут, под действием тёплого одеяла — и не менее тёплого демона. Всё-таки не ушел. Осознание простого факта заставляет уголки губ приподняться, а тело, наконец, поддаться такой странной, непривычной и оттого ещё более приятной близости Люцифера. Вконец осмелев, кладу руку на его грудь, чувствуя мимолётное напряжение в мышцах. Вожу кончиками пальцев по контурам татуировок, заключив, что демон попросту не привык к такой нежной ласке, но он быстро развеивает мою догадку. — Не смей этого делать, — останавливаюсь, всё же не убирая руку, и поднимаю непонимающий взгляд, побуждая Люцифера пояснить: — Влюбляться в меня. Издаю негромкий смешок: нет, я совершенно точно не собираюсь делать это. Запретила себе после Дино и сдавать позиции не стану, потому что даже лучший в мире секс не стоит разбитого сердца. Но посвящать демона в свои умозаключения будет совсем уж лишним — вместо этого приподнимаюсь на локте, поравнявшись с его лицом, и лукаво уточняю: — Твоё стоп-слово — любовь? Он заметно расслабляется, уловив моё настроение. — У меня нет стоп-слова, — отвечает в тон, подмигнув, а потом добавляет уже серьёзнее: — Но если влюбишься в меня, то всё закончится. Что ж, такое правило меня вполне устраивает. Это совсем не сложно — ограничиться сексом и не испытывать к сыну Сатаны ничего, кроме жгучего желания. Правда ведь?