Любовь вносит идеальное отношение и свет в будничную прозу жизни, расшевеливает благородные инстинкты души и не даёт загрубеть в узком материализме и грубо-животном эгоизме.
— Иван Алексеевич Бунин
Когда ты живешь от выходных до выходных, от бешеного утра понедельника до растекающегося приятным теплом по телу вечера пятницы, очень сложно жить полной жизнью, высыпаться и не ругаться с соседом по башне. Прошло всего две ночи. И эти две ночи выдались интересными. Вследствие последней старосты обоих факультетов были раздражены с первых минут своего бодрствования. — Этот слизень с самого утра топал так, будто он месил грязь своими тапочками всю ночь напролет, — жаловалась Гермиона Джинни, намазывая масло на цельнозерновой хлеб. И чувствовала, как повернувшийся вполоборота Малфой прожигает ее спину недовольным взглядом. — Напомни-ка, Грейнджер, из-за чьей чертовой сумки я почти полетел к подножию лестницы сегодня утром? Их препирания в шуме многочисленных голосов звучали так, будто это — обычная рутина или повседневный ритуал на начало хорошего дня. — Не переживай, даже если бы ты упал, то без черничных кексов в больничном крыле точно бы не остался. Тебя прямо-таки овивают поклонницы со всех сторон. Забини, сидящему напротив Драко, ни один из их разговоров теперь не мог казаться бесподтекстным. После вчерашних новостей уж точно. Он разбирал их фразы построчно, напрягая слух. В голове усиленно работали шестеренки. …Через секунду взгляды парней упирались в дубовый узор вместо багровой, словно закат, Гермионы. Они довольно дали друг другу «пять», рассмеявшись. Когда Малфой, наконец, уселся рядом с Забини, то почувствовал какой-то дискомфорт. Атмосфера давила на плечи. Впервые, казалось, в этой жизни. Блейза тяжело было назвать приятелем, другом, товарищем. Он был братом. За столько лет, проведенных вместе, за такое количество тайн, которые они сохранили в секрете, за столько тяжелых решений, которые приходилось принимать совместно. С ним было и просто, и тяжело одновременно. Однако сейчас это было совершенно безразлично, потому что Забини уже в упор смотрел на него в ожидании. И Драко понимал в ожидании чего. — Мне кажется, или вы с Грейнджер некоторое время назад переступили порог твоего плохого отношения к ней? Ого, Забини, ты прямо магловский Шерлок Холмс. — Или вы уже где-то зажимались после отбоя? — Блейз хитро прищурил глаза. На губы ползла ухмылка. — Невероятное наблюдение, Забини. И главное, какое пошлое определение ты сумел подобрать, — усмехнулся Драко и откинулся на подушку. Голова была забита только этой заучкой. — Подробности мне ждать, или тебе будет легче написать мне письмо? — Чтобы ты пустил это витиеватыми буквами над окнами факультетских гостиных? Нет уж, спасибо. Малфой не знал, как начать разговор. Никогда не приходилось еще рассказывать о своих любовных похождениях. Черт, он уже в мыслях проговорил это отвратительное словосочетание. — Я пару раз поцеловался с Грейнджер. — Он постарался сказать это как можно беспечнее, хотя на чистом от очередной холодной маски лице сияла некоторая озабоченность сложившейся ситуацией. В этот момент шторы расползлись от холодного потока воздуха, ворвавшегося сквозь открытое окно. Глаза Блейза немного округлились, но в них явно читалось: я, соплохвоста тебе между булок, так и знал. Некоторое время они сидели молча. Котелок Забини начинал постепенно дымиться. Блейз, понимая всю ситуацию, ждал продолжения, надавливая на друга гнетущим, ожидающим молчанием. — И, похоже, у меня к ней блядские чувства. Драко сдался, понимая, что если сейчас не расскажет всю ситуацию посекундно, Забини вытрясет из него душу ради всех подробностей… — И ты одна из самых преданных. Похвально, Грейнджер. — Конечно, самой первой принесу тебе в палату кексы с ядом. Сомневаюсь, что Гринграсс так шикарно о тебе позаботится! — Гермиона откусила кусочек бутерброда и запила горячим чаем. Мерлин, как она любила завтраки. — Извини, а какой гиппогриф вас покусал сегодня? — из вежливости спросила ничего не понимающая Уизли. Это все походило на цирк. Магловское Шапито. — Настроение ни к черту. Всю ночь не спала, доделывала этот бумажный бред. — И более громко, чтобы Малфой точно услышал: — Который кто-то решил свалить на меня. Драко сделал вид, что пропустил это мимо ушей. Да, их взаимоотношения больше походили на веревочные качели. От разговоров по душам к излюбленным претензиям. Или это Мерлин возвращает их на этап, который они частично пропустили? Не может быть хороших взаимоотношений без предварительной ругани. Это ведь крайне странный контраст, не находите? Малфой же был недоволен из-за не спавшей полночи Грейнджер. Она носилась по башне, нещадно спотыкаясь и скрипя почти на каждом шагу. И не давала нормально провалиться в сон. Как ее только выносили прежние соседи! Безумно шумная выдра! А с утра на мозг молчанием капала Паркинсон. В отличие от нее, Нотт достаточно горячо встретил взглядом Гермиону. Он же первым и направился к Грейнджер, когда она на пару с Джиневрой ждала их змеиную компанию, облокотившись о кирпичную стену. И его улыбка, если честно, даже немного пугала. Когда он натыкался на учеников, спешащих куда-то, на лицо парня падали мелкие кудри. — Гермиона, чтобы про тебя не плел этот хорек, ты просто прекрасный человек. Нотт на радостях оторвал гриффиндорку от пола и крепко обнял, заставляя ее пискнуть от неожиданности и схватиться за его шею. Лицо ведьмы окрасил шок. Нотт, хоть и блистал юмор направо и налево, никогда, казалось, не позволял таких вульгарных действий. — Мерлин, Нотт, пусти! На губах заиграла улыбка. Девушка была крайне довольна собой и тем, что она провернула. Однако прожигающий ее взглядом Малфой был другого мнения. — Я готов расцеловать тебя, Грейнджер. Ты просто спасительница. — А меня так никто не благодарил, — с наигранной обидой произнес Малфой, усмехаясь. — Хочешь, я и тебя расцелую? Нет проблем, мой сладкий! Он в одно мгновение поставил Гермиону обратно и потянулся руками к лицу Драко, сложив губы в трубочку. Малфой с каким-то странным спокойствием лишь на шаг отступил. Будто Нотта так крыло каждый день, и за столько времени пришлось привыкнуть. — Извини, Нотт, но меня больше привлекают красивые девушки, — Драко хлопнул друга по предплечью и, поправив ремень сумки на плече, продвинулся дальше, останавливаясь напротив Грейнджер и Уизли. Шатенка мельком бросила на него взгляд, чуть приподнимая голову. На удивление Драко не отвел глаза, а наоборот, подмигнул ей. Так, будто это было обыденностью, приподнимая при этом уголок губ. — Это будет сумасшедший день, — произнесла Джинни, стараясь не подавать виду. Эту картинку способны стереть только другие, более весомые в этой истории картинки…***
На Зельях царила тишина. Слизнорт время от времени проваливался в сон под мерное шуршание совиных перьев. Никто не тревожил старого профессора, справляясь с письменным заданием, которое шло в один из зачетов по продвинутому курсу. Гермиона написала работу намного раньше. Хваленый гриффиндорский ум, несмотря на затуманенность сном, работал исправно, даже более чем. Аккуратно свернутый свиток лег на отдельный стол вместе с чарами, не позволяющими его развернуть кому-то постороннему, кроме профессора. Привычка, от которой ведьма все никак не могла избавиться. Девушка тихо убрала все с парты и легла на сложенные руки. Взглядом окидывала просторный темный кабинет для теории. Лампы тускло освещали пространство, немного помигивая время от времени. Часы непринужденно тикали, скрежетая стрелочками по кругу с витиеватыми цифрами. Вероятно, этим часам было столько же лет, сколько всем вместе взятым ученикам, рассуждала Гермиона, задумываясь над тем, много ли времени прошло с момента сдачи работы. Старик крепко дремал, оперевшись головой о руку. Очки сползали с носа, покоясь почти на его кончике. В линзах отражалась раскрытая книга о безумно сложных, но не менее интересных зельях. Пожелтевшие страницы были кое-где загнуты, где-то были вложены листы. То ли закладки, то ли важные пометки витиеватым неразборчивым почерком. На профессорском столе стояла стопка других книг, были хаотично разложены перья; с пары потемневших чернильниц, наполовину опустевших, засохли выпуклые капли стекающих чернил. Рядом стоял захламленный стол с кучей свитков, тетрадей и скрепленным между собой пергаментных листов. Теперь становится понятно, почему Слизнорт задремал на их паре. Возраст не позволяет ему бодрствовать и день, и ночь. За профессором можно было рассмотреть, помимо часов, ряд факелов с подрагивающим рыжим огнем, шкаф с разными корешками в алфавитном порядке и отличный застекленный стеллаж под замком нескольких десятков заклинаний. В сотнях ячеек красовались различные зелья, сохранившиеся со времен, казалось, самого Салазара. Когда замок восстанавливали после войны, Снейп, как только покинул стены Мунго, взялся за приготовление недостающих зелий, чем очень выручил взволнованного Слизнорта. Еще одним очень забавным объектом ее наблюдений был Малфой, сидящий рядом. Он усердно дописывал работу, красиво выводя буквы на пергаменте. Его взгляд был сосредоточенным, а спина ровная, будто к ней привязали бечевкой толстое бревно. И этому Гермиона завидовала. Ее осанка напоминала и самой себе, и, очевидно, какое-то время подкалывающему ее Малфою, вопросительный знак. Но от этого ведьма старалась избавиться. И у нее вроде даже неплохо получалось. Взгляд скользил от светлых волос до линии бровей, к серым глазам и острым скулам. По подбородку вниз. По плечам до рук. Когда он взял привычку закатывать рукава? Здесь же ужасные сквозняки. А еще, к сведению, пахло сыростью и прелой землей вперемешку с сухими травами, запах которых доносился из закрытой кладовки с ингредиентами. Гермиона задумалась: что могло сподвигнуть ее к Малфою. Во всех смыслах. Она была умной девочкой, и казалось глупой бессмыслицей отрицать влечение к этому дьяволу в чёрной рубашке. Как физическое, так и психологическое. Было странно ощущать его спокойствие в самый неподходящий момент. Лишь взвинченность, когда сама уже рвет и мечет. Это безумный контраст. Казалось дикостью, что они всегда вместе. Их будто сводит судьба, во что Гермиона не верила до какого-то момента. Она ненавидела прорицания и никогда не ходила на них после её скандала с Трелони. Но вот гадание на картах она освоила с интересом и достаточно быстро. А в компании Джинни — еще и весело. Гермиона была уверена, что Уизли уже сделала не один расклад на ее личную жизнь, но не хотела знать своей судьбы. Девушка подозревала, что там может выпасть. Знала, что в момент, когда воля чувств возьмет верх, будет очень сложно. Была уверена, что пока не время для всего этого. Была уверена, что слишком глубоко погрузилась в свои мысли, разглядывая старающегося не обращать на соседку внимания Драко. Настолько глубоко, что не заметила, как задремала, опуская пушистые ресницы. Драко закончил работу на полдюжины минут позже, чем Грейнджер. Ее размышления затянулись не на такое долгое время, как ведьма могла подумать. Бумага отправилась к свитку гриффиндорки, которая уже мерно посапывала. Малфой повернулся к ней, чтобы узнать что-то по поводу рун, на которые очень не хотелось тащиться, но так и не озвучил вопрос, застав ее спящей. Сейчас, когда Грейнджер спала и не орала на всю Магическую, что он подлец, не выполняющий свои обязанности, она казалась очень даже миролюбивой волшебницей. Тусклый свет скрывал яркость россыпи веснушек и насыщенность ее гриффиндорского галстука, кончик которого та придавила локтем. Малфой знал, что Грейнджер вечно мерзнет. Это не было тайной ни для кого. Особенно для слизеринцев, которые вечно слушали недовольства других факультетов по поводу сквозняков. Драко заметил, что у нее вошло в привычку не носить мантий. Недолго думая, он почти бесшумно, скорее, чтобы не разбудить Слизнорта, а не ведьму, ни в коем случае, с мягкой осторожностью накрыл ее своим черным пиджаком. По лицу Гермионы прокатилась легкая улыбка, как только ее окутало тепло. Она немного поерзала и продолжила дремать. До конца пары оставалось 40 минут. Драко словил на себе множество взглядов, но даже не поднял головы. В кои-то веки ему было плевать. До момента, пока на парту не опустился наскоро сложенный самолетик, Малфой даже не оторвался от тетради по рунам, задание по которым не успел дописать вечером, так и уснув за учебником историей магии. А: Не боишься, что твой пиджак насквозь пропитается этим дешевым парфюмом? И что это вообще значит, Драко? Почерк Астории не был так усердно выведен, как в тетрадях. Наклон был слишком сильным, а буквы непривычно толстые. В каждой отражалась ее злость. Астория повернула к нему голову. Густые темные брови были нахмурены, образовывая морщинку между, а линия челюсти отражала напряжение слизеринки. Лед таился в ее взгляде. Имел острые грани, по неосторожности прикоснувшись к которым можно было изранить собственное нутро. Ее мягкие черты исказили эмоции. Было унизительно осознавать, что все видят эту картину. Ее жених заботиться о гриффиндорке. И не о какой-нибудь, а о Грейнджер! И при этом она открыто ее принимает, а не ограждает себя от него. И это после того, как мы ее проучили? Значит, урок не был усвоен. Дальше переписка продолжилась на заколдованных пергаментах. Все, что писали волшебники, отражалось на бумаге перед каждым из них: Д: Мне смотреть, как она превращается в ледышку в наших катакомбах? Это не по-человечески, Тори. А: А когда в тебе проснулись человеческие качества? Я уверена, что год назад ты бы не был таким милым, а снял бы с Грейнджер остатки одежды, чтобы она попала в лазарет и больше не разбрасывалась своими знаниями и не поднимала уровень очков Гриффиндора! Ты был всегда холодным и расчетливым. Ты презирал ее, Драко! Что сейчас происходит? Д: Я не понимаю, почему ты считаешь меня настолько жестоким человеком. Если бы на ее месте оказалась Уизли, я бы сделал то же самое. Тебе не кажется, что ты слишком раздраконилась из-за обычного дружеского жеста? А: Дружеского жеста? А с каких пор вы стали друзьями? С тех самых, когда она проходилась своими ручонками по твоему телу? И с тех самых, как ты стал ее защищать? Может, с того момента, когда ты начал заглядываться на нее на зельях? Слишком много дружеских жестов, не находишь? Д: Ревность тебе ни к лицу. Чем больше хмуришься, тем глубже морщины, Тори. Это было последнее, что он написал. Самолюбие Малфоя должно было принять эту ревность, как что-то приятное. Значит, она серьезно влюблена. Обычно парни его возраста были в восторге от ревнующих поклонниц. Но на душе засела какая-то досада и неприятие. Мерлин, теперь она точно начнет измываться над Грейнджер. И в своих мыслях Драко уже знал, чью сторону он примет, и кто будет рыдать на плече у Миллисенты о несправедливости жизни. Если бы на ее месте была Уизли… Да конечно, подумала Астория. Уизли занята Забини. А Грейнджер имеет наглость бросаться на чужое. Неужели она ничего не знает о контракте и о его обязанности? Неужели не понимает, что строение глазок не возьмет Драко? Гермиона выходила из кабинета сонной и помятой. Мерлин, она уснула на уроке! Как же это безответственно! И как же неудобно перед Малфоем, чей пиджак все еще покоился на ее плечах. Как можно было уснуть, задумавшись об этом напыщенном хорьке, и даже не почувствовать, как он укрывает плечи своим пиджаком? Девушка не спешила снимать его с плеч, понимая, что до конца подземелий еще прилично, а холод декабря бездумно проникает под ткань тонких колготок. — Выспалась? — раздался женский голос позади нее. Это была Астория. Взвинченная и злая Астория. Слизеринка остановила Гермиону, создавая небольшую заминку в движении учеников, за что была награждена парой-тройкой недовольных взглядов. Гермиона сейчас была одна среди потока однокурсников. Джинни и Пэнси застряли где-то позади, а Драко, Тео и Блейз шли немного впереди. Однако остановились, услышав голос Гринграсс. — Хотелось бы продолжить, — честно призналась гриффиндорка и покрыла рот рукой. Глаза начинали слезиться. Астория начинала краснеть от сдерживаемых негодований. — Что у тебя с Драко? — в лоб спросила девушка, на что повернулось уже полподземелья. Мерлиновы панталоны, как же сейчас становилось неловко. — Не смей говорить, что вы друзья. Это сплошная нелепица! — Тебя серьезно это волнует? Мне кажется, это только наше дело и в крайнем случае дело наших друзей. Гермиона тактично пыталась уйти от вопроса сквозь пелену сна. Этот день точно не кончится. — В твоих интересах мне все рассказать. Я его невеста. А разлучниц проклинает чистокровный род. Гермиона слушала этот бред, поправляя чёрный пиджак на своих плечах, спиной чувствуя прожигающий взгляд Малфоя. Она оглянулась, чем сделала себе ещё хуже. Драко ждал ответа, а Блейз в это время многозначительно подмигнул. Гермиона поняла, что он имеет ввиду. — Подумай, Астория. Мы живем в одной башне, пользуемся одной ванной…— на губы скользнула едкая ухмылка, которая была наполнена кокетством и сладкими «воспоминаниями». Гермиона изо всех сил делала вид, что крепко за них хватается. Врать про такое без нотки проскальзывающей дрожи в голосе было безумно трудно. — Ты думаешь, между нами только искренняя дружба? Когда подкашиваются ноги… Думаю, ты представляешь, насколько он хорош… Ёе голос бы медом для ушей. Поток людей прекратился, и теперь Малфой слышал отчетливо каждое ее слово, стоя позади. Он старался не подавать вида, а в душе начинал разливаться океан. Мерлин, чтó она несет… Но кáк она несет этот бред… Лицо Астории вытянулось, словно она увидела у себя в супе россыпь остриженных ногтей вместо свежей зелени. Глаза наполнились тревогой и непониманием. Взгляд скользил от Драко к Гермионе и обратно. Часто-часто. Пока Забини искреннее не рассмеялся, наблюдая за этим представлением. Гермиона — чертовски хорошая актриса. И тут взгляд Астории сменился на жестокий и злобный. Она стала тяжело дышать от негодования. — Ты идиотка, Грейнджер, — Бросила она в сердцах. — С больной фантазией. — А ты ревнивая истеричка. Когда они обменялись любезностями, Гермиона продолжила свой путь, на ходу возвращая Драко пиджак. На ее рубашке остался стойкий, лёгкий запах его парфюма. — Ты прекрасная актриса, Гермиона. Мы даже поверили, что вы облюбовали башню, как мартовские коты. Лицо девушки окрасил румянец. Говорить это Астории — одно, а вот отвечать что-то, когда рядом шествует накормивший свое самолюбие ее словами посытнее, чем ревностью Астории, Малфой — совершенно другое. Тем более, что парой минут назад чувство стыда прикрывало облако рассеивающегося сна. А сейчас оно было оголено, словно девушки на картинах известных художников, рисовавших обнаженных дам. — Мерлин, Забини! Я даже думать об этом не хочу. — Зато как сладко ты об этом говорила! Я даже сам чуть не поверил, — подначивал ее Малфой, обнажая улыбку. И Гермионе хотелось провалиться сквозь землю. Вот что-что, а эти слова он никогда в своей жизни не забудет. — Видит Мерлин, ты завтра не проснешься! Руны прошли на одном дыхании. Небольшая перепалка с Асторией была волной бодрости в этом океане дремоты, которая окутывала замок. Гермиона достаточно бодро работала над заданием и даже заработала 10 очков за более, чем хорошее решение задачи. Блейз, как обычно, спал на задней парте, время от времени просыпался от толчков Пэнси, избавляя всех от непринужденного храпа. Однако История магии усыпила половину аудитории. Потоковые лекции были намного удобнее для профессора. Старый расширенный чарами кабинет осенними часами заливало последнее ласковое солнце, отдавая увядающее тепло через яркие лучи. Сейчас за окном бушевала метель, которая развернула свои холодные крылья и обняла перьями пушистого снега замок, оплела морозными чарами округу. Биннс размеренно рассказывал историю магии других стран. Болтал про Шармбатон, Дурмстранг и Колдотворец. Воинское учебное заведение он описывал с особым интересом, отходя от темы и рассказывая о том, как мечтал поступить туда в молодости. Гермиона, записавшая пару строк в тетради, внимательно слушала призрака, облокотившись спиной на скамью. Девушка любила Историю магии на первых курсах. Тогда это было еще интересно и динамично. Сейчас, после всех военных событий, слушать было слишком сложно. Мысли постоянно витали где-то далеко, за гранью исторических событий. Еще и тон Биннса с каждым годом становился все спокойнее и спокойнее, будто он рассказывал не о войнах и проблемах мира этого, а о далеких планетах и космосе. Синистра говорила еще убаюкивающе. В помещении было тепло и уютно. Желтый свет мягко падал в середину помещения, плавно рассеиваясь до рабочих мест. После холодных темных подземелий и яркого света в кабинете рун эта комната была раем. Рядом с Гермионой, по привычке, устроился Малфой. Нотт и Забини, естественно, улизнули с урока. Да и сам Драко бы не отказался провести этот нудный час в каком-нибудь другом месте. Он время от времени возвращался глазами к тетради гриффиндорки, но там так ничего и не появлялось. Мыслями он был намного дальше Дурмстранга с его умелыми войнами. Интересно, а Грейнджер вспомнила первым делом про Крама? Почему в этой жизни все так противоположно? Пушкин писал: Они сошлись. Вода и камень, Стихи и проза, лед и пламень… Все имеет свое отражение в ином свете. Горячее и холодное. Грубое и нежное. Печаль и радость. Светлое и темное. Лед и пламень… Лед души человеческой сложно растопить, если он намерзал годами. Если человеку не давали увидеть света, он созерцал темноту. Если травили холодом, не разрешая греть свои чувства у камина души человека с иными, более горячими ценностями, то и не стоит ждать, что холод из души его поменяет направления и войдет в огненную стихию. И все строится на существовании противоположного. Не имеет значение солнце без луны, ночь без дня, холод без тепла. Не имеют значения иные противоположности. Не имеет значение и человек, который не нашел свою противоположность. Любовь тоже основывается на понятии противоположность. Кто-то ищет подобных людей: те же черты, интересы, увлечения. Но ведь даже при этом люди разные. Каждый человек — набор своих, собственных, индивидуальных черт. У всех разный нрав, темперамент, характер, жизненные ценности и цели, ориентиры. И вот так и выходит, что противоположности притягиваются. Так же, как и притягивается к нему сейчас Грейнджер, устраивая наглым образом голову на его плече. Гриффиндорка потерлась щекой о приятную ткань рубашки и провалилась в сон. Видимо, это было неосознанно. Дыхание ее выровнялось, а грудь размеренно вздымалась. Гермиона вывела его из мыслей, заставив теперь следить за каждым своим резким движением. И почему он позволяет ей это? Почему не может разбудить и съязвить что-нибудь в своем стиле? Почему не может поиздеваться над правильной девочкой, спящей на столь важных предметах? Грейнджер и вправду разрешалось все. И даже больше, чем всё. Парень теперь поглядывал на подрагивающие ресницы и аккуратный нос, чуть повернув голову на бок. Ее кудри щекотали лицо, но он мужественно терпел это недоразумение. Пальцами Драко заправлял падающий на закрытые глаза каштановый локон, чтобы она не проснулась. Гермиона льнула к его руке, словно маленький котенок, почувствовавший человеческое тепло. И в его душе вновь разлилось то приятное чувство, означающее, что айсберг тает. Означающее, что эта забота о ней никакая не дружеская. Сам бы Драко ни за что не поверил в этот бред, но хотел усыпить бдительность Астории, слава Мерлину, сидящей на пару рядов ниже них. Бессмысленный бред. К концу урока сон начал спадать: зашуршали сумки и свитки, заерзали ученики. Как говорится, Большой зал не дремлет и не ждет. Биннс прекратил вещать и сам стал потихоньку собирать вещи. Драко аккуратно потрепал Грейнджер по плечу, пытаясь разбудить. Около полудюжины раз произнёс ее фамилию. Но девушка не реагировал, лишь удобнее пристроилась к плечу, положив ладонь на его колено. Тело от этого незначительного прикосновения пробила мелкая дрожь. — Гермиона, ты проспала нумерологию! Грейнджер дернулась от горячего озадаченного шепота, больно ударившись локтем о парту. Тихое ругательство слетело с губ, а недовольный взгляд упал на пытающегося сдержать смех Малфоя. Спросони Гермиона не понимала, что происходит, и как так получилось, что она провалилась в сон. Гриффиндорка походила на недовольного совенка с помятыми перьями. Волосы распушились чуть сильнее, а на щеке остался след от залома рубашки Малфоя. Помада чуть размазалась, а тушь немного осыпалась с длинных ресниц. — Драко, ты идиот! — возмутилась она, потирая ушибленное место. Боль растекалась по руке. Кажется, кожа скоро станет похожа на темно-синий герб Когтеврана. Грейнджер толкнула Драко ладонью в плечо, чем окончательно прорвала плотину его смеха, который разнесся по аудитории. После пары-тройки осуждающих и удивленных взглядов, которыми его одарили снизу, все же стих. Не заботился о том, как это выглядело со стороны: он ведет бои с помятой гриффиндоркой и смеется с ее безвыходного положения. — Подожди, — внезапно она стала чуть серьезнее. — Как ты меня назвал? Только сейчас эта мысль дошла до ее немного встрепенувшегося мозга и все не укладывалась в голове. Гермиона не поняла, как это произошло. И как она вообще такое пропустила. Ведь даже и подумать не могла, не могла представить, как собственное имя звучит из его уст. Всегда казалось, что ядом — с пренебрежением и язвительностью. Но это было по-иному. — Ты мне не оставила выбора, Грейнджер. Можно было, кончено, разбудить тебя, сбросив со своего плеча. Так было бы лучше? Драко вновь надменно выпустил ледяные иглы в ответ на ее вопросы и мысли, отражающиеся в глазах. Будто защищался. И оправдывался. Ведь не может же он быть таким мягким и податливым? Нежным, а не грубым, как обычно? Драко поймал ее озадаченный взгляд. И понял, что этот холод в его голосе заставил Гермиону поежиться. И напрячься. — Я не специально уснула, Малфой. Если бы ты дал мне выспаться, то не страдал бы несколько уроков на дню! — Вновь вспыхнула, как спичка. И ни следа от того мягкого «Драко» спросони. А ведь слизеринцу так понравилось, как она произнесла его имя. Даже в сочетании с оскорблением. Даже так. А ведь он и вправду идиот. Гриффиндорка одним размашистым движением смела вещи в сумку и понеслась вниз по деревянным ступеням, игнорируя его провожающий взгляд. Сердце бешено билось. — Терпеть не могу этого хорька! — пронеслось по коридору и долетело до Драко, когда Джинни все же догнала подругу. — Неужели так сложно перестать грубить? После обеда ребята поспешили на ЗОТИ. Коридоры были переполнены учениками, чьи разноцветные мантии мелькали в толпе. Первокурсники, держащиеся кучками, сновали меж высоких старшекурсников, извиняясь каждый раз, когда врезались в них. Гермиона шла молча рядом с Малфоем, который время от времени пропускал между ними малышей, все еще ориентирующиеся по таким же маленьким головам впереди. Которые увы, не всегда виднелись впереди. Девочки были более сообразительными и ориентировались по нарисованным картам, за что Гермиона мысленно хвалила каждую. — Сегодня опять будут дуэли, — решила начать Пэнси, чтобы разбавить гнетущее молчание. — Кто с кем будет в паре? — Какая разница, если нас делит Снейп? Гермиона с каким-то мутным осадком в душе шагала вперед, к кабинету Защиты от темных искусств. И каждый раз, когда Малфой прижимался ближе из-за снующих учеников, по телу проходил разряд. Это было чем-то странным. Мерлин, это слово стало девизом последних двух недель! В голове все крутились его холодные слова, после которых они не обменялись больше ни единым. — Сегодня он предоставит выбор нам. Мне Полумна рассказывала, — поделилась Джинни. — Тогда я буду с Монтегю, — не задумываясь, ответила Гермиона, чем вызвала всеобщее недоумение. У Драко что-то внезапно дрогнуло в груди. — Ты идиотка? — вполне уместный вопрос. Голос чуть дрогнул, а взгляд серых глаз, в которых таилось что-то раннее неизвестное, обратился к ней с тревогой. — Если это из-за того, что ты обижена на меня и хочешь показать всю неохоту работать со мной, то я вполне мог бы извиниться. И не стоит геройствовать. Гермиона бы встала, как вкопанная, если бы могла. Что он только что сказал? Он мог бы извиниться? Он? Драко Малфой? Признался, что мог бы извиниться перед ней? Мерлин, этот мир схлопнется завтра. — Была бы я просто обижена, то ты проснулся бы от ведра ледяной воды. Или что похуже. А так мне нужно сравнять счет, — произнесла она. И, чуть подумав, добавила: — Хотя твои извинения бы тоже не помешали. Драко усмехнулся. Как же это высокопарно звучало. Хотя он серьезно был груб. И даже это признавал. Еще чуть-чуть, и этот мир схлопнется, подумал он. Что со мной творит эта ведьма, зацепившаяся копной волос за куст с ежевикой? — Гермиона, может это ошибка? — переспросила Уизли. Необдуманный поступок подруги казался ей безумием — То есть ты на полном серьезе променяешь безопасность с Малфоем на Монтегю? Ты память не теряла? Или ум, случаем? — Джинни, я когда-нибудь делала что-то необдуманно? Тем более, что я в этот раз не собираюсь проигрывать. У Уизли на походе было, как минимум, с десяток историй, где подруга поступала необдуманно, но Грейнджер на это, очевидно, было плевать, потому что она переключила все свое внимание на белобрысого хорька, который с издевкой ухмылялся: — Интересно, почему у тебя патронус — выдра, а не баран? А лучше бы была медуза, та вообще без мозгов, — уже придерживал ей по привычке дверь. Гермиона глянула на него так, будто готова была свергнуть его круциатусом. — Ты сейчас договоришься и переедешь обратно к веселым соседям. — Звучит так, будто вы уже не один год женаты. Теперь уже вдвоем смерили Блейза гневными взглядами. Забини тихо рассмеялся и что-то шепнул Уизли, на что та согласно закивала. Что-то тут не так, подумала Гермиона и все же вошла внутрь. Кабинет превратился в дуэльный зал, погруженный в полумрак, с деревянным подиумом, проходящим почти от начала помещения до конца. Вокруг стеной были возведены колыхающиеся прозрачные стены из заклинаний, похожих на антиударные. — Видимо, Снейп сжалился над нашей хрупкой Грейнджер, — послышался неподалеку голос Лаванды. — В этот раз ты сможешь летать еще сильнее. Не боишься ходить на таких хлипких каблучках? — Монтегю бросил взгляд на квадратную шпильку. —Мерлин, о чем она думала, когда надевала их сегодня? — пронеслось в голове Драко. Мысленно он уже готов был тащить ее на руках в больничное крыло. Ну или же Грэхема, потому что взгляд, которым одарила его Грейнджер, говорил о том, что она явно не собирается так просто сдаваться. И это было в стиле Грейнджер. Она расшибется в лепешку, но добьётся своего. Эта черта была той, которая в ней Драко нравилась более всего. Грейнджер — чертовски упертая. Это было одновременно и проклятие, и дар Мерлина. — Хотя, уверен, что ты теперь до конца будешь прятаться за спиной Драко. Герой, как никак. Еще не благодарила его за субботу? — мерзкая ухмылочка проскользнула по лицу слизеринца, который уже во всю наслаждался реакцией Малфоя. Он напоминал боевого хорька: весь напряженный, но старающийся скрывать это под маской. Жалкое зрелище. Гермиона почувствовала спиной грудь Драко, который приблизился вплотную, давая понять: она в безопасности, защита рядом. Однако Грейнджер это не требовалось. Она незаметно для всех ладонью прикоснулась к его левой руке и провела по голой коже прохладными пальцами: все в порядке, остынь. А сердце замерло. А на душе разлилось тепло. Каким бы он не был невыносимым, сейчас готов стоять за ее спиной, окружая безопасностью. Гриффиндорка уже собиралась что-то съязвить в ответ на слова Грэхема, но тут со второго этажа, распахнув дубовую дверь, спустился Снейп, разжигая оставшиеся факелы. Огонь пошатнулся, язычки растеклись в пространстве и успокоились, бликуя на каменную кладку. Северус поправлял рукава простой черной рубашки, заправленной в классические брюки. На вид он сбросил лет так пятнадцать. — Похоже, кто-то не успел высушить мантию. — Шутка Драко, сказанная на ухо, заставила Гермиону рассмеяться и прикрыть рот рукой. Ведь за такие шутки и отработку схлопотать не грех. Снейп поднялся на подиум и начал вещать свою излюбленную речь. — Сегодня вновь работаем в парах. В этот раз озвучу, что мы никого не пытаемся убить, Грэхем, — Снейп глянул на довольного слизеринца с неким осуждением. Явно напускным. — Особенно, если боремся с девушками. Не забываем, что мужчины переносят эти бои более стойко. И не ходят к Мадам Помфри жаловаться. После того, как сотни глаз обратились к ней, Гермиона вспыхнула негодованием. Если бы за протест сказанным им же словам Снейп не снимал очков, Грейнджер бы уже скинула вину за то, что произошло, на мужчину. Не он ли молча наблюдал за тем, как над ней издевается Монтегю? Малфой ощущал, как магическое поле гриффиндорки начинает жарить. В прямом смысле хотелось его потушить. Такое случалось часто. И чем ближе к ней Драко находился в эти моменты, тем чаще стал понимать, где предел. Сейчас, например, он бы посоветовал окунуться ей в прохладную воду в ванне старост. Иначе скоро занавески превратятся в пепел. Но ванная старост была неблизко. Поэтому Драко просто положил ей ладонь на плечо. Будто это обыденный жест. Обыденный дружеский жест. Драко так делал, когда начинал кипеть Нотт. Он тоже тот еще пожар. Особенно, если дело касается чего-то нравственного. Хотя Теодор по пьяни кипел по любому поводу. Гермиона слушала Снейпа, но не вдумывалась в его слова, стараясь сконцентрироваться на ладони Малфоя. Ну и аура у него, конечно… Такое спокойствие Грейнджер могла наблюдать, как она думала, только в гробу. И у Дамблдора, естественно, который по любому поводу и без повода размеренно жевал лимонные дольки. Вот она — вершина непоколебимости. И это было немного непривычно. Малфой спокойно мог к ней прикоснуться в любой момент. И даже ни одной дыры в стене не появилось, бури эмоций тоже не наблюдалось. Гермиона заметила, что стала дышать ровнее, а сердце стучать размеренно. Ребята по очереди сдавали что-то наподобие экзамена. Искры разных цветов разлетались к барьерам, которые не пропускали их. Слизеринцы бились отчаянно. Будто живут последний день, и это единственный вариант доказать, что они находятся на вершине всего этого мира. Было в их взмахах легкость и жестокость. Глаза сверкали чувством ненасытности. Парни делали это уверенно, без какого-либо напряжения. Кто-то даже умудрился очаровательно улыбнуться, а после коварно сразить наповал простым экспелиармусом. Однако не всегда ученики разбивались по разным факультетам. Малфой, например, удивил Снейпа, встав в пару с Пайком. — Решил потягаться с кем посильнее? — схватив протянутую руку однокурсника, спросил стриженный шатен. Драко было до жути интересно, почему они так считают. Но не в его манере было об этом спрашивать. Поэтому он молча усмехнулся, стараясь не бросать взгляды на девушку, которая, Драко был уверен, с интересом наблюдала за каждым его движением. Каждым изученным ее движением. Заученным. Поэтому было немного скучно бороться друг с другом. Они знали слишком много того, что не должен знать партнер. Малфой справился на «Превосходно», отбив пару-тройку заклинаний и достаточно легкой связкой отправив соперника в другой угол. Казалось, блондин даже не приложил никаких усилий, в то время, как с Грейнджер они бились на износ. Сдержав улыбку, Гермиона встретилась с Драко глазами. Тот вновь ей подмигнул и чуть приподнял уголок губ, мол: эта победа для тебя, не всем же выигрывать в дуэлях со мной. Девушка заглушила смешок и отвернулась к Пэнси, чтобы что-то спросить. В это время Монтегю появился будто из-под потертой и побитой со временем серой напольной плитки. — Спорим, что Грейнджер продует и в этот раз? — и уверенный в своих силах протянул руку. Услышавшие это Теодор и Блейз обернулись к другу. На лицах слизеринского трио расплылись улыбки. — На две тысячи галеонов каждый, — и скрепил рукопожатие. — Если выиграем мы, то с тебя Восемь. Две отдадим Грейнджер за заслуженную победу. — Эта девчонка не из золота, чтобы ставить такие бабки! — Возмущение слизеринца прокатилось по помещению. И, к их разочарованию, Гермиона повернулась в их сторону. Забини и Нотт мгновенно положили руки на замок ладоней однокурсников, и Монтегю больше ничего не оставалось, как смириться. Его вера в себя немного пошатнулась, когда он увидел горящие глаза серебряного трио. Это значило оно: они уверены в ней, как сами в себе. Каждый. Джинни подлетела к ним, как только Грэхем отошел в сторону Снейпа. — На что спорили и сколько ставили? — На победу Грейнджер, две тысячи галеонов. — И вы промолчали?! Мы бы оставили его без трусов, если бы нам с Паркинсон сказали. — На сколько вы поспорили?! У вас мозг, как у слизняков? — Грейнджер стояла в недоумении прямо за спиной внезапно выпрямившегося Нотта. Парень полностью собой закрывал ее стройную фигуру. — Да-да-да. Мы не спросили тебя, не знаем, куда потратить наши деньги и вообще, спорить на способности человека — это низко и тааааак по-слизерински, — накидал Малфой с издевкой, наблюдая, как Грейнджер начинает пыхтеть, подобно начищенному до блеска русскому самовару. Стояла и ловила ртом воздух, как рыбка из Черного озера. — Расслабься и получай удовольствие. Даже если ты проиграешь, Монтегю будет недоволен. Скажет, что надо было спорить на большую сумму. — Забини, вы идиоты! В голове Гермионы не укладывалось. Как можно было с легкостью поспорить на такую сумму! Это же огромные деньги! Им не по пятнадцать лет, чтобы так бездумно обращаться с ними. — Просто расслабься. Он нам уже который год торчит бабки, — произнес Малфой. И это было правдой. Года три назад у Монтегю были проблемы с отцом. Он ограничил доступ ко всем счетам и стал контролировать расходы даже на сов. Пришлось выкручиваться как только можно. — Это он не помнит, а мы помним все. Даже если Грэхему и накинуть пару тысчонок, он беднее не станет. Уж поверь. У него в банке столько денег, сколько у Поттера в ячейке не было никогда. — Ты серьезно на меня поспорил? — Блять, Грейнджер. Я спорил на то, что ты и так прекрасно сделаешь, а не на то, что ты даже и слушать не станешь. Если я слизеринец, это не значит, что все мои похабные мысли я могу вынести в спор. — Ничего себе, у мистера «Лед вместо сердца», оказывается, есть душа, — съязвила она в ответ его же тоном и двинулась к подиуму, так как Снейп уже махнул ей рукой. Кудри агрессивно скакали по плечам от злого шага. Весь кабинет погрузился в напряжение. Такого окончания никто не ожидал. Грэхем ждал ее у ступенек с протянутой рукой. Несколько растерянная улыбка окрашивала его симпатичное лицо. Только вот вместо того, чтобы принять руку, она отбила ему «пять» и поднялась сама. Вся эта вежливость была ни к чему. Особенно в адрес человека, который только что поспорил на восемь тысяч галеонов. Спиной уже чувствовались переглядки между возмущенным слизеринками, которые явно посчитают это дурным тоном. — Какие мы важные, — парень вытер ладонь о брюки. — Не переживай ты так, вряд ли сильно испачкался, — и кивнула на его действие. Монтегю усмехнулся. Самоирония — это здорово. Особенно, если это была самоирония Грейнджер. Они пожали руки. Зачем он тогда ладонь избавлял от моих прикосновений? Гермиона могла поклясться Мерлином — это было самое неприятное рукопожатие в ее жизни. Все правила дуэли были соблюдены. Ну, кроме невысоких шпилек, на которые Снейп бросал короткие презрительные взгляды. Грэхем стоял с опущенной палочкой в ожидании команды профессора. В его глазах сверкали молнии. Таких жестоких людей Гермиона встречала только на войне. И все они были Пожирателями. Все те же отблески злости в зрачках, все тот же хищный оскал, замаскированный уверенной ухмылкой. Тело напряженно. В любой момент может разжать челюсть и напасть, вгрызаясь в глотку. Готов поднять древо палочки и выпустить непростительное, если будет возможность. Не многие знали, но Монтегю был в рядах Пожирателей. Но метки избежал. Позорно, но избежал. Эта история всплывает редко, почти никогда не показывается на поверхности, но ее знает достаточное количество человек. Хотя это не мешает Грэхему отпускать унизительные слова в адрес серебряного квартета. Ведь метки на их предплечьях все еще видны. Гермиона была сосредоточена. На магии и тех глазах, которые с верой заглядывали внутрь. Кто бы мог подумать даже парой месяцев назад, что Малфой будет верить в нее намного сильнее, чем она сама. Хотя за деньги можно искренне начать верить в то, что слизень способен пробежать марафон на двух ногах. Темные волосы уже растрепались, хотя она всего прошла небольшое расстояние. Руки не дрожали, а выглядела гриффиндорка так, словно этот бой решит все ее проблемы и проблемы всех эльфов на этой планете. Снейп дал команду приготовиться. Дуэлянты подняли палочки вертикально, почти приблизив к своему носу. Из взгляды вели бой. Насмерть. Самоуверенность волнами хлестала из его нутра, растекалась неприятным осадком по телу, делая конечности тяжелее. В глазах Гермионы горел огонь. Она не могла проиграть. Не могла подставить себя и других. Уверенность язычками пламени охватывала тело до кончиков пальцев. — Начали! — Командный голос Снейпа прогремел в помещении, облетая каждый уголок. Гермионе показалось, что все вокруг нее замерло. Только магия. Собственная и слизеринца. И магический барьер, который их окружал. Первый удар. Парень промахнулся; луч не пролетел даже близко. Второй тоже прошел мимо. Она приближалась к нему, лишь слабо выставляя защиту. Он начал нападать. Рьяно и жестоко, сыпя заклинаниями намного темнее тех, которые они изучали. Режущие сверкали в пространстве чаще, чем на войне. Мерлин, он реально мог убить кого-нибудь. Но Гермиона всё шла, отбиваясь. Спокойно. Даже холодно. Словно это — ничего, какие-то обычные безобидные слова, которые она слышала изо дня в день. Нападала редко, вставляя по одному заклинанию, продвигаясь по древесным доскам. — Так и будете отбиваться? — прогремел Снейп с негодованием. — Мисс Грейнджер, неужели в ваших глазах мелькает страх? — Сладкая патока некоторого презрения растекалась в его голосе. — А что ей еще делать? Пока я не прилагаю усилий. она и будет этим заниматься, — выронил смешок Грэхем и начал наседать на нее, заставляя отбиваться. Гермиона начала отходить назад. С тем же выражением. Без единой оплошности продолжая держать защитные заклинания при себе. И это веселило Грэхема. Малфой сначала, как и другие, искренне не понимал, что она творит. Каждый из присутствующих знал, что она могла повалить его парой заклинаний, но почему-то продолжала оставаться в слабой позиции. Но тут он обратил внимание на ее пальцы. Обычно Гермиона собирала один из основных потоков энергии в руки для того, чтобы колдовать без помощи палочки. Выучил жест наизусть, понимая, что сейчас придется несладко. И сам настраивался на продолжение боя таким способом. Но Грэхем не знал об этом. И магию ее никто не блокировал. Девушка практически незаметно перебирала пальцами левой руки, начиная чуть усилять поток энергии в заклинаниях. — Ты уверена, что не хочешь сдаться? — Монтегю расслабленно ее атаковал, надвигаясь. Было видно, что силы у него явно подыстратились. Тут он остановил атаку, чтобы немного перевести дух. — Не так стыдно будет просит прощения за проигрыш в споре. — А с чего ты решил, что проиграю я? — и те, кто видел ее лицо, были уверены, что по нему скользнула одна из излюбленных Малфоевских улыбок. Самодовольных и наглых. Холодных, как лед в Черном озере. И она атаковала. Быстро, метко и без остановок, как только тот поднял палочку, готовясь атаковать ее вперед. Жарко и быстро. Парень отходил назад, а волшебница все наседала, только успевая произносить часть заклинаний. Ее движения были плавными и резкими одновременно. Отточенными и заученными до бесконечности. До идеала. — Инкарцеро, — произнесла она, и в это же время за Грэхемом появились тугие толстые веревки, которые связали его тело в положении сидя, пока палочка летела через некоторое пространство к Гермионе. Монтегю, как дождевой червь, возился на полу и елозил по нему пятой точкой, собирая брюками всю пыль. Снейп молчал, приподняв брови. Простейшей связкой после такой продолжительной дуэли. — Это нечестно! Правила запрещают использовать невербальную магию! — вопил он со злостью, пытаясь выпутаться. Но Гермиона, чуть приподняв ладонь вверх, не размыкая пальцы. Держала прежнее натяжение. — Такого запрета нет, мы с Малфоем лично проверяли, — с гордостью улыбнулась она, покручивая правой рукой его палочку. Снизу вверх на него было смотреть куда приятнее. Хотя злой и уничтожающий взгляд исподлобья вызывал мурашки по коже. — Запомни на будущее: если я не даю отпор, это не значит, что прячусь за кого-то. Девушка рассоединила пальцы и бросила ему палочку, совсем не заботясь о том, что она может укатиться. Бред сивого Мерлина полагать, что она только и может, что прятаться за сильным Малфоем. С души упал камень. Девушка выпрямилась и, вдохнув полной грудью, улыбнулась. Она сравняла счет. Жаль только, что так просто было сделать Грэхема. Точнее, таким простым заклинанием. Хотя, за удушающее ее закрыли бы в Азкабане. — Красотка, Грейнджер, — Теодор вытянул ладонь, чтобы Гермиона отбила ему «пять». Вторую ладонь подставил Блейз, стоящий по другую руку от Малфоя, который, на удивление всех, тоже выставил вперед две ладони. Гермиона отбила «пять» Нотту и Забини одновременно, а с особым наслаждением — Малфою. С удовольствием от собственной победы. И Драко улыбнулся сам, когда женские ладони ударили о его. Улыбка была такой, будто это его собственная победа. — Четверть выигрыша твоя, — наконец серьезно изрек блондин, когда Монтегю, потирая ребра, направился прямо к ним. Гермиона хотела было возразить, но Малфой не дал ей ничего сказать, остановив серьезным взглядом. Таким, которым одаривал ее в детстве отец, когда та не слушалась. Спасибо, что не как в ту ночь. Это было бы слишком. — Слышали, что Монтегю пошел после пар к Мадам Помфри? — во время ужина спросила Лаванда. Она старалась перекричать гам, царящий в Большом зале. Сегодня старшие курсы были наиболее активными, почти наравне с малышами. Конфликт между Гриффиндором и Слизерином, который разгорался с каждым днем все сильнее в лице Грейнджер и Монтегю, не давал покоя огромному количеству людей. Даже учителя начали косо поглядывать в эту сторону и не давать им общих командных заданий. Все, за исключением Снейпа, которому было на милость снимать с них очки. — Видите, он сидит в водолазке? Говорят, что твои веревки стянули его шею, и там остались кровоточащие следы. Он поэтому не пошел на трансфигурацию. — А ты что, сова? — обратилась к ней Джинни, отламывая кусочек от пирога с патокой. — Доставляешь новости и сплетни из слизеринских уст? Я от Блеза подобного не слышала. Лаванда закатила глаза: — Джинни, факт остается фактом. Это серьезно! У него все тело в следах. Мадам Помфри сказала, что это будет затягиваться само. Бедный Грэхем! — Ничего, походит так недельку. Шрамы украшают мужчину. Гермиона была уверена, что Лаванда пытается заставить сожалеть о сделанном. И это после того, что было в начале прошлой недели! Джинни еще пару дней мазала ей спину по вечерам, чтобы сошли отеки. Гермиона дальше не слушала Лаванду, которая начала похожую на интеллектуальную перепалку с Джиневрой. Девушке было не до этого. Грейнджер буквально валилась с ног. После трансфигурации пришлось делить участников Тайного Санты по факультетам. Перебирать заклинания, которые будет необходимо наложить на сосуд с бумажками. Они должны вылететь в конце завтрака завтра утром и направится к ученикам. Библиотечный полумрак заставлял ее отключаться не один раз. Плечо Малфоя за этот день ловило ее голову трижды. Это только те моменты, в которые она делала это осознанно, чувствуя, что проваливается в сон. Драко старался не будить гриффиндорку, выполняя работу самостоятельно. И даже ничего не сказал по этому поводу после того, как они покинули помещение. Гермиона рассчитывала на то, что Драко начнет кидать подколы, чтобы ее задеть или вывести из себя. Но он крайне спокойно продолжил их разговор с того момента, на котором они остановились до того, как девушка отключилась в очередной раз. Малфой, хоть и не возмущался, сдерживал себя изо всех сил. Шутки про магловскую Спящую Красавицу, про отравленное яблоко, веретено и многое другое вертелось на его языке ядовитым клубком. Но вид замученной Грейнджер был слишком… беспомощным. Гриффиндорка казалась помятой и очень вымотанной. Обернувшись к ней по пути к Большому залу, Драко не заметил того блеска в карих глазах, утопающих в последних лучах уже не греющего солнца. Она очень сильно устала. Сейчас Малфой поглядывал время от времени на часы и старался не так сильно обращать внимание на Грейнджер, сидящую к нему лицом. Волосы ее обыденно были собраны в низкий хвост, из которого выпадали выгоревшие на солнце короткие прядки. Подперев голову рукой, гриффиндорка о чем-то размышляла, задумчиво прожигая тарелку с пудингом взглядом. Судя по тому, что она не поднимала глаз на него полвечера, Драко сделал вывод: учеба и хогвартские дела объедают ее напитанный знаниями мозг. — Интересно, что выкинет Грейнджер завтра на общих Прорицаниях? — голос Астории был задумчив и мечтателен. Девушка откусила грушу и обратила взгляд к друзьям. — Будет достаточно интересно увидеть ее разочарованное лицо. — Я бы тоже туда с удовольствием не ходил. — Драко сделал глоток зеленого чая. — Думаю, мы так и сделаем после каникул. — Малфой был уверен, что храпящий на последних рядах Блейз будет только «за» такую идею. Макгонагалл на последнем уроке предупредила учеников, что Прорицания, в связи с последними событиями (а именно драки, недомолвки), должны стать предметом, «который даст вам понять всю опасность данной ситуации относительно судьбы». Малфою стало интересно, насколько сильно директор сама в это верит. Он ощутил в тот момент, как Грейнджер тяжело вздохнула. И заметил, как ее пальцы сжали совиное перо, несколькими секундами позже разломившееся на две части. Астория хотела сказать еще что-то, но шорох перьев заставил однокурсников прервать разговор и обратить взгляды на пернатых друзей, которые прислали вечернюю почту. Все с нетерпением ожидали: кто-то долгожданных писем из дома, кто-то рассчитывал на неожиданность со стороны родни. А для кого-то и вовсе летела плетеная корзина бело-красных роз, зажатая в мощном клюве школьной совы. И вновь все взгляды обратились к ничего не понимающей Грейнджер, перед которой оказался подарок от незнакомца. Малфой на пару секунд обратился к мысли о том, как это странно из раза в раз ощущать тишину, разрушаемую лишь шепотами учеников, которая наступает лишь в тот момент, когда к кому-то прилетает дорогой или значимый подарок, будь то букет цветов или огромная коробка, обернутая подарочной бумагой, с закрепленным сверху бантом. Драко знал, отчего она расплылась в растерянной улыбке; знал, почему она старается скрыть взгляд от тысячи глаз, которые прожигают ее интересом, когда читала записку. Знал текст, который пытается воспринять ее уставший мозг: «Гермиона, надеюсь, что этот букет сойдет за извинения, которые я пообещал, и которые бы не помешали.Драко М.»
Теплая улыбка обнажила ряд белых зубов. На веснушчатых щеках появились ямочки, а глаза, которые она все-таки мельком подняла на него, прежде обернувшись по сторонам, сверкали. И, черт возьми, ему это понравилось. Понравилось делать ее счастливой. Понравилось, что его букет она, всё-таки, не сожгла. — Драко, ты над чем таким задумался, что похож на объевшегося сливками жмыра? — поинтересовалась Астория с некоторым непониманием. Проследив за его взглядом, Гринграсс была готова приоткрыть рот от возмущения. Нет, это было бы уже слишком! — Да вот интересно, — улыбка превратилась с усмешку, а взгляд стал на тона холоднее, — от кого такой букет, если она его не сожгла? Прошлый был от Уизела, и его ждала трагическая судьба. Да и этот не выглядит так, будто подарочную упаковку подрали кошки. Да уж, Малфой, сам себя не похвалишь— весь день, как оплеванный ходишь. — Может, у нее кто-то появился? — предположила девушка, со сложно скрываемой завистью глядя на гриффиндорку, возле которой собрались однокурсницы. Малфой заметил, как закрытую записку она спрятала в рукав. — Это уже явно не наши дела, — произнес Блейз, стараясь сделать вид, будто ничего не знает и не расправлял на пару с Теодором лепестки бутонов, чтобы они красиво смотрелись, пока Малфой подавал им цветы. На замок уже легла темная облачная ночь. Мороз прорывался в оконные щели, заставляя Гермиону потеплее завернуться в клетчатый плед. Казалось, что ее комната — единственная во всем замке, где все еще горел свет. Перо носилось по пергаменту, записывая задание по трансфигурации. Гермиона в который раз обратила внимание на роскошный букет, который стоял в вазе на прикроватной тумбе. Комнату наполнял чарующий аромат свежих цветов. Тех, которые она по-настоящему любила. Рядом стоящая записка от чего-то заставляла еще сильнее улыбаться. Каллиграфический почерк Малфоя очень хорошо вписывался в такой красивый жест. — Черт, история магии… Конспекта у нее не было. Все, что она запомнила, так это то, что крепко заснула на плече слизеринца. И, между прочим, неплохо выспалась на тот момент. В тетради красовались три неразборчивых строки, которые были написаны в полудреме, как бы она внимательно не слушала профессора. Но что-то из записей явно было у Малфоя. Гермиона, придерживая плед одной рукой, чтобы он не слетел с плеч, вышла из комнаты в тёмную гостиную. На громких часах, которые она смогла разглядеть, было около половины двенадцатого ночи. Я наверняка его разбужу Но она всё же тихо постучала в дубовую дверь, прежде чем заглянуть в комнату. Там горел основной свет, отчего девушке пришлось прищуриться. — Я думала, ты спишь, — с некоторым смущением произнесла она, опуская взгляд на Малфоя, который, стоя на кулаках в планке, уже глядел на нее. Мерлин, смотри ему в глаза! Заметив румянец на ее щеках, Драко усмехнулся. Вот что-что, а вид мужского тела все еще заставляет Грейнджер смущаться. — Ты что-то хотела, или просто пришла посмотреть на меня красивого и пожелать сладких снов? — усмехнулся он, и Гермиона покраснела ещё гуще. — Можешь одолжить конспект по Истории магии? — По той лекции, которую ты бессовестно проспала? — уточнил он с издевкой, но поднялся с пола, очищая руки от пыли. Гермиона не сдержала взгляда и вновь пробежалась по его торсу. Машинально, видит Мерлин. Хотя за субботу она успела прекрасно изучить косые шрамы на его груди. — Спасибо за уточнение. Да, именно ее, — она облокотилась о косяк, прикрывая рот рукой. Безумно хотелось спать. Взгляд бродил по комнате. А вкус у него ничего. Малфой как будто ждал ее. Тетрадь лежала в самом доступном месте на убранном рабочем столе, и он с легкостью протянул ее соседке, которая выглядела в этом махровом пледе, как гусеница в коконе. Драко не смог сдержать улыбки. — Спасибо, завтра утром верну, — и уже было вышла из комнаты, чувствуя, как взгляд слизеринца изучает ее макушку, но решила обернуться: — И за цветы спасибо. Извинения приняты, Драко. Дверь закрылась, а Малфой остался стоять у входа, прислушиваясь к тому, как скрипят половицы, и как щелкает замок двери в ее комнату. Она назвала его по имени. Вновь. И улыбка сама растянулась на слегка покусанных губах.