Не имеет значения

      Дверной звонок звенит слишком громко, безжалостно тарабаня по оголенным нервами и совершенно невыспавшимся мозгам. Ёсида жмёт на кнопку, привалившись плечом к стене и для чего-то отсчитывает в уме секунды.       Дверной замок неожиданно щёлкает, заставляя внутренности дрогнуть в странном предвкушении. В проёме двери показывается высокая фигура. Взгляд удивленных глаз тут же выхватывает знакомое до боли лицо из тёмного коридора, цепляется за волосы, в небрежном порядке спадающие на лоб, совершенно уставшие карие глаза, жуткие синяки под ними и морщинки, которых за прошедшее время, кажется, стало намного больше.       — Выглядишь паршиво, — заключает парень и выдавливает что-то наподобие улыбки.       Почти не сдерживается от желания искривить зубы в широкой усмешке и немного позлорадствовать, вот только сам Ёсида выглядит не лучше.       Дверь оставляют приглашающе открытой. Парень не думает ни секунды, ступая за порог. Как делал множество раз до этого. Но только в этот раз такой совершенно обычный жест сопровождается учащенным сердцебиением. Тело бросает в жар, Ёсида чувствует, как от волнения начинает кружиться голова, и крепче сцепляет зубы.       Рюкзак привычно опускается на тумбочку для обуви, а ботинки аккуратно оставляют рядом с мужскими туфлями. Ноги привычно влазят в мягкие домашние тапочки на несколько размеров больше его, что преданно стояли всё это время на видном месте у самого входа.       Кисибэ никогда не любил ощущение ног дома в обуви, вот только тапочек от самых обычных до совершенно дорогих и жутко удобных, надаренных, по всей видимости, ещё много лет назад, но до сих пор сохранивших свой первоначальный вид, в его небольшой квартире было больше чем достаточно.       Придя сюда впервые, Ёсида сразу же обратил внимание на белоснежные и безумно мягкие тапочки, в которых ноги чувствовали себя удобнее всего, словно двумя маленькими облаками окутанные. С тех пор эта пара всегда стояла у входной двери.       Парень вдыхает лёгкий запах мужского одеколона, флакончик которого около полугода назад случайно выронил на ковёр в прихожей, позволив запаху въесться в мягкие ворсинки так же сильно, как в собственные лёгкие. Собирая тогда мелкие осколки и извиняясь перед мужчиной, он пообещал себе обыскать все магазины в городе и купить такие же. Кисибэ хоть и говорил, что всё в порядке, но Ёсида видел, как сильно они ему нравились. Когда-то сам парень не понимал, что в них такого, сейчас их запах кажется ему приятным и полностью ассоциируется с мужчиной, сразу же подкидывая в памяти дни, проведённые вместе, и отдавая приятным теплом внутри.       Ёсида проходит вглубь квартиры, где всё в большинстве своём осталось лежать на своих местах с последнего его здесь пребывания. Ноги сами ведут в ванную, рука клацает по включателю. Тёплая вода приятно журчит и касается ладоней рук, мыло всё также пахнет вишней. Взгляд бегает по помещению, но каждый раз упорно возвращается к миниатюрному стаканчику на полке с двумя зубными щётками в нём. Одну из них Кисибэ специально выделил для Ёсиды, когда тому в первый раз пришлось остаться на ночь.       Парень закрывает кран и хватает висящее рядом полотенце для рук, вглядываясь в собственное отражение в зеркале. Когда-то оно смотрело на него с лёгкой улыбкой на лице и искрящейся радостью в тёмных глазах.       Ёсида направляется на кухню, когда в ноги бросается что-то пушистое и совершенно не понятное на первый взгляд. Руки подхватывают мурчащий белый комок, а пальцы привычно зарываются в мягкую, тёплую шерсть, почесывая за ушком.       Кошку притащил сюда он, подобрав на улице ещё котёнком. В его доме всегда существовало внегласное правило на запрет домашних животных, но пройти мимо Ёсида не смог. Кисибэ был абсолютно не против, увидев мокрого подростка с грязным животным на пороге своей квартиры.       Светлая кухня, выполненая в тёплых белых тонах с примесью чёрного, встречает как всегда приветливо. Ёсида отпускает кошку на стул напротив привалившегося к стене Кисибэ. Подхватывает пальцами стоящий перед мужчиной стакан с тёмной жидкостью и делает пару глотков, неприятно обжигающих горло. Кисибэ смотрит внимательно, долго, даже с некой грустью в глазах. Ёсида возвращает стакан на место и отворачивается. Рука тянется к холодильнику, открывая дверцу, парень заглядывает внутрь и долго изучает содержимое.       — Что будем делать дальше? — доносится вполне ожидаемый вопрос от мужчины, и Ёсида закусывает губу от сдерживаемых эмоций.       Потому что это звучит слишком болезненно. И точно так же отдаёт в грудную клетку, щемящей болью разносясь по телу.       — Я собирался омлет, потому что у тебя, кроме яиц, совсем ничего нет, — легко отвечает Ёсида так, словно не понимает, какой смысл мужчина вкладывает в этот вопрос, но когда слышит в ответ лишь удручающую тишину, сразу же серьёзничает.       Дверца холодильника возвращается в прежнее положение, а парень поворачивается всем корпусом к Кисибэ.       — Я, кажется, ещё в тот раз всё сказал, — мягко отвечает Ёсида, внимательно вглядываясь в лицо напротив.       Тот день Ёсида очень хорошо запомнил. День, когда Кисибэ говорил жуткие вещи с абсолютно спокойным лицом, прикрываясь неправильностью происходящего и множеством других факторов против таких отношений в лице возраста, родителей и окружающего общества. День, когда они впервые поссорились, потому что Ёсида был совершенно не согласен и высказал, почему ему так плевать на все перечисленные аргументы. И может, в глубине души он и понимал, что Кисибэ прав в какой-то степени, но соглашаться с ним он совсем не хотел.       Тогда, два месяца назад, они разошлись навсегда. Кисибэ внятно объяснил, почему парню не следует приходить к нему больше. И Ёсида, сжав до неприятного скрежета зубы, ушёл.       — Я окончу школу и поступлю в университет, съеду от родителей. Можешь дождаться моего совершеннолетия, если это твоё обязательное условие, — уверенно говорит Ёсида, вновь произнося прозвучавшие когда-то множество раз слова, и, опуская глаза вниз, рассматривая ткань домашних тапок, уже тише добавляет: — только не запрещай мне тебя видеть.       — Можешь жить в моей квартире после поступления, — вдруг говорит мужчина, заставляя в удивлении вскинуть на него голову.       Это звучит слишком неожиданно, совершенно сбивает с толку, как и вообще факт нахождения парня в квартире Кисибэ прямо в данную минуту: собираясь идти сюда, парень более чем был уверен, что снова бессмысленно просидит под дверью, которую ему больше никогда не откроют.       Ёсида длительно всматривается в лицо мужчины, словно ждёт, когда любимые губы сообщат, что это просто шутка. В памяти проскакивает то, как радикально Кисибэ был настроен в прошлый раз. Парню показалось тогда, что ничего не сможет изменить мнения мужчины, раз у него самого не получилось.       Кисибэ ничего не говорит, а лишь приглашающе разводит в стороны руки, и Ёсида, словно завороженный, смотрит на них и делает неуверенный шаг. Безумно хочется пробежать это короткое расстояние, разделяющее их сейчас, преодолеть его за ничтожную секунду и наконец свалиться в долгожданные объятья, о которых он мечтал с тех самых пор, как в последний раз покинул этот дом.       Руки смыкаются на широкой шее, а голова крепко прижимается к тёплой, разгоряченной от выпитого спиртного щеке, талию тут же обхватывают крепкие ладони. Кажется, Ёсида издаёт тихий надрывный смешок и слышит такой же тихий вздох в ответ. Чуть подрагивающие пальцы водят по мелким морщинкам у глаз, тёмным синякам, останавливаются на давно зажившем шраме, ведущем от губ до уголка нижней челюсти.       Ёсиде не хочется снова думать о том, как сильно мужчина перерабатывал, изводя себя на износ, полностью зарываясь в работу. Потому что эти мысли всё это время не давали ему спокойно спать. Ёсида знал, догадывался, но упорно запрещал себе даже допускать мысль об этом и сам точно так же отвлекался на учёбу, убивая на неё все силы, прочно забивая ей голову, чтобы не думать, не вспоминать.       Ёсида касается тёплых губ своими и с сияющими искрами в уставших глазах шепчет тихое: «С днём рождения». С лёгкой улыбкой на губах рассматривает, как кривится лицо мужчины, вечно твердившего, что он совсем не собирается отмечать каждый приближающийся к смерти год. Парень обнимает крепче и вторит про оставленный в рюкзаке подарок, совершенно не слушая возмущений Кисибэ. Он готовил его ещё до их расставания. И планировал отметить давно.       О ноги нагло трутся, громко урча и оставляя белоснежную шерсть на чёрных брюках. Ёсида всё же достаёт из холодильника имеющиеся яйца и, извиняясь, готовит праздничный омлет на ужин, периодически слегка щелкая по розовому носу сидящей на кухонном уголке кошки и отмахиваясь от слов мужчины о том, что подаренный им флакон одеколона безумно дорогой и парню не стоило этого делать. Ёсида знает об этом. Потому что копил достаточно долго, подрабатывая после школы, прежде чем купить его в дорогом магазине. Но это всё абсолютно не имеет значения, если у Ёсиды получилось вернуть тёплую улыбку на лице мужчины.       В груди у парня впервые за прошедшие месяцы разливается небольшое тепло, тонкими струйками бежит по телу. Кажется, даже сквозь зашторенные окна кухни пробивается неожиданно вышедшее из-за туч солнце, оставляя на блеклых стенах яркие полосы света.       Получая благодарный поцелуй в лоб, Ёсида думает о том, что всё обязательно наладится. Может, со временем родители поймут, а окружающие люди примут, но это всё не имеет ни малейшего значения сейчас, потому что, находясь в объятьях любимого мужчины, он чувствует себя хорошо.