В то время как

      Бартоломео с самого детства был если не одиночкой, то просто парнем, с которым никто особо не хотел иметь дело. Он был безбашенным пацанёнком, ломающим приютские игрушки, разбивая их об пол или отрывая головы медведям и куклам, качающимся на качелях до «солнышка» и разрушающим чужие песчаные замки и куличики. В школе он дрался с одноклассниками, кусал соседей по парте и громко кричал, срывая уроки и раздражая учителей. Он плохо пах, выглядел неопрятно и носил пожертвованные фондами обноски. Никто не хотел иметь с ним дела, никто не обращал на него своё внимание. И если находился кто-то, с кем Бартоломео хотел подружиться, то этот человек бросал на него полный ненависти и презрения взгляд и уходил. И тогда мальчик подумал, что всем на него плевать.       В двенадцать лет какие-то идиоты, увидев, как он надрал задницу главному отличнику класса, захотели тусоваться с ним, стать «подпевалами», и Бартоломео почему-то согласился. Именно в эти времена другие школьники начали обидно обзывать его «каннибалом» из-за его дурацкой фамилии. Фамилии людей, родивший его, фамилии людей, которых он не знал и даже не видел никогда. Он и родителям своим не нужен был.       Тогда и начались все его загоны. Он стал ещё более злым, теперь он прогуливал занятия, сбегал по ночам из приюта, отбирал деньги и обеды в школе и угрожал другим, если те не помогут ему решить сложный тест по математике, учебник по которой он не открывал с момента, как ему выдали его в библиотеке.       В тринадцать он с ужасом для себя осознал, что ему не нравятся девочки. Они были слабыми, развратно одевались и не давали списывать. С мальчиками было проще найти общий язык, с ними было интереснее проводить время и они подсказывали на контрольных, если сильно попросить и обещать не посягать на деньги и обеды. Но людям не нравились мужчины, которые любят мужчин, он спрашивал у воспитателей и учителей: они говорили, что это мерзко и так быть не должно. Ну и ладно, будто в Барто было что-то не мерзкое.       В четырнадцать он узнал, что мальчики, которые раньше считали его крутым и слёзно умоляли его стать их другом, за спиной обзывали его и поливали помоями. Их было трое, никаких проблем с тем, чтобы избить каждого, не было. Ещё и помочился сверху после драки.       Это была его первая ночь в полицейском участке.       Никому не нужный, он продолжил не ходить в школу. За несколько месяцев до пятнадцатого дня рождения воспитатели впервые нашли его пьяного, валяющимся под кустом неподалёку от приюта. За неделю до следующего дня рождения он впервые попробовал героин. Он уже несколько лет грезил о сенсорном телефоне: они были у всех, с ним было удобно, можно было бы проще списывать, смотреть фильмы и сериалы, а не мультики в игровой комнате с дошколятами, а ещё фотографировать всех тех котиков и собачек, которых он гладил по пути «домой». Но теперь все деньги, что он откладывал, спускались на наркотики и алкоголь.       В шестнадцать он понял, что скоро его выбросят из приюта, и ему нужно браться за голову. Он устроился на подработку, начал учиться, чтобы получить высшее, хотя и понятия не имел, кем хочет работать в будущем. Он вообще не видел себя не то что через год, а даже через неделю. Нужно иметь чуть более чёткий план, чтобы выжить. Он всё ещё продолжал баловаться веществами, из-за чего здоровье его сильно подкосилось, и молодой подросток выглядел как тридцатилетний мужчина, работающий в автосервисе. Прогуливать он старался всё меньше и меньше, иногда его можно было заметить в библиотеке, а учителя открывали рты от искреннего удивления, когда Бартоломео подходил к ним, чтобы те помогли разобрать непонятные ему темы или взять дополнительные задания.       А ещё… он не любил об этом много думать, а уже тем более говорить, но… в этом году в их класс перевёлся новый парень, у него была бледная, идеально-ровная кожа, огромные голубые глаза и густые длинные блондинистые волосы чуть ниже плеч. Свободный стол был только рядом с Барто, поэтому парень, изо всех сил стараясь сдержать отвращение, прошёл в конец помещения и занял пустующую парту, и когда он прошёл мимо зеленоволосого, у того сердце как будто в пятки упало. Блондин был красивым, очень красивым, умным, судя по тому, как часто он отвечал на уроках, хорошо одевался и всегда всем помогал. Он был полной противоположностью Бартоломео и это сводило с ума.       Кавендиш, как потом выяснилось, так его и звали, очень любил быть в центре внимания и пользовался большой популярность среди девчонок. Почти каждая мечтала сходить с ним на свидание, поделать вместе с ним уроки или провести обед наедине с ним. Глубоко-глубоко, в самых тёмных уголках его души, Барто хотелось чего-то похожего, но он прекрасно понимал, какая у него репутация и как к нему относятся окружающие, поэтому держался в стороне.       …но с ним хотелось общаться и узнавать о нём всё больше и больше. И привлекать его внимание тоже хотелось.       — Эй, Кав!       Парень обернулся на звук своего имени с доброжелательной улыбкой, но, увидев перед собой ожившее чучело попугая, улыбка пропала с лица.       — А, это ты, — небрежно сказал он, поворачиваясь к нему всем телом и отводя взгляд обратно на экран телефона.       — Э-э-э, да, я, — такая сильная смена эмоций больно кольнула грудь, а в животе появилось неприятное чувство, будто он падает. — Я… я… ладно, это не так уж и важно, знаешь, я могу подойти к кому угодно, и мне помогут.       — Вот и иди.       Барто и с места не сдвинулся, оставшись стоять, как вкопанный. Кавендиш знал, прекрасно знал, что он, похоже, единственный во всем учебном заведении с такой «большой душой» (тягой к всеобщему одобрению), что помогает какому-то беспризорнику, поэтому особо на счёт получения внимания от него не переживал. Это как постить лучшую свою фотографию в совершенно новый и чистый аккаунт, а не в старый, проверенный и давно уже раскрученный.       Спустя минуту зеленоволосый нашёл в себе силы, чтобы пошевелить ногами, развернулся и быстрым шагом удалился. ***       Теперь уже ему было всё равно, как получать внимание Кавендиша, главное, что тот потратит на него несколько драгоценных секунд. Бартоломео дёргал его за невозможно мягкие на ощупь локоны, критиковал его наряды, на уроках садился позади и бросал разного содержания записки через плечо, натягивал на лицо шляпу, когда у блондина появлялось настроение украсить образ головным убором и таскал еду вилкой прямо из чужой тарелки. Всё ради мимолётного взгляда, раздражённого щелчка языком, усталого вздоха или уже привычной фразы «попугай неандертальский». Да-да, Кав даже кличку ему дал! Это, наверное, значит, что он на верном пути.       Кавендишу он откровенно не нравился. Постоянно ворочал от него нос и отправлял помыться и ещё, желательно, переодеться, но Барто не виноват, что в детдома не жертвуют дизайнерскую одежду, а тряпьё, которое и выбросить не жалко. Не нравилось блондину и его поведение, манера общения, язык его тела, привычки, запах, волосы, торчащие в разные стороны и… почти всё остальное. Единственное, чем он мог быть полезен — это составление групповых проектов.       Сердце в груди Бартоломео радостно подпрыгивало, когда Кав подхалимнически подходил к нему и закидывал руку на плечо, слегка обнимая, и просил таким очаровательным голосом делать проектную работу вместе, что зеленоволосый сдавался и соглашался каждый чёртов раз.       Как-то раз они сидели над очередным проектом в библиотеке, и Барто узнал, что родители Кавендиша забрали его документы из предыдущей школы, частной, дорогущей, и перевели его сюда, потому что он «стал плохо себя вести». Они избаловали его и слишком поздно взялись за голову. Поэтому сейчас он делает всё возможное, чтобы родители убедились — он хороший мальчик, чтобы вернули его в привычную среду. Узнавать что-то новое о блондине, о чём мало кто знал или не знал вовсе, было так захватывающе и приятно, что у Бартоломео слабели колени и в животе появлялось странное чувство.       Они уже вышли из библиотеки и направлялись в сторону главного выхода, как вдруг Кав рухнул на колени и стал пытаться ухватиться то за голову, то за грудь, то за концы идеальных волос.       — Эй, эй! Пендиш, всё в порядке? Ты меня слышишь?       Парня мелко трясло, взгляд его стал стеклянным, а на лице появилась странная гримаса, и Бартоломео понял сразу: у него припадок. Зеленоволосый не раз видел подобное в притонах, поэтому, недолго думая, он сбросил с плеча свою сумку, снял футболку с тела и достал запасную из сумки. Скомкав одну из них, он засунул её в рот блондина, второй — перевязал руки за спиной, перевернул парня спиной вниз и сел на него верхом, подложив сумку под голову и осторожно придерживая её руками, зарываясь пальцами в шелковистые на ощупь пряди. Он бы испытал удовольствие от подобного, если бы не ситуация.       Припадок продлился не больше десяти минут, тревога всё это время не покидала его. Когда всё закончилось и чужой взгляд вновь стал осознанным, Барто с ужасом отнял ладони от чужих волос, вскочил, как ошпаренный, и принялся развязывать бедного парня. Тот был молчалив и не брыкался, наверное, ему было стыдно. Но ему действительно было не о чем беспокоиться, в конце концов, припадок не вызван дикой ломкой или наоборот, слишком сильным кайфом.       — Ну, спасибо, что ли, — пробормотал Кавендиш, встав с пола и поправляя рюкзак, — ловко ты с Хакубой.       — С кем? — недоумённо склонил голову Бартоломео, но блондин лишь легко покачал головой.       — Забудь, — сказал он вместо объяснений. — Я, наверное, забыл сегодня принять таблетки. Это… спасибо.       Зеленоволосый густо покраснел, пытаясь спрятать румянец.       — Ага, расшибся бы тут ещё, а меня бы выперли, подумали бы, что я тебя избил.       Кав не поверил ни на йоту.       Махнув рукой на прощание, он убежал в распахнутые двери главного входа, а Барто всё смотрел в его удаляющуюся спину и развевающиеся на ветру лёгкие светлые локоны. ***       Ему недавно исполнилось семнадцать, жизнь как будто бы налаживалась, но, скорее всего, ему просто так казалось. Он всё ещё немного отставал по некоторым предметам, он всё ещё не знал, как будет выглядеть его будущее и он всё ещё сидел на наркотиках, с каждым днём он выглядел всё хуже и хуже, несколько раз ему самому предлагали толкать дурь, но он вежливо отказывался. Одно дело потреблять, но вот за распространение сесть он ой как не хочет.       Ощущение улучшения жизни, наверное, появилось от того, что они с Кавендишем стали чуточку ближе. Он больше не фыркал в сторону одноклассника так часто, как раньше, сам иногда начинал отвлечённый диалог и даже (даже!) один раз пригласил его домой, чтобы закончить один из многочисленных школьных проектов.       В голове зародилась странная, но приятная мысль: может, хотя бы Каву не плевать? Может, он тоже хочет подружиться? Ну хотя бы чуть-чуть.       В один день примерно за месяц до конца учебного года по школьным коридорам прошлась автоматная очередь. Стрелков было двое — один повыше и потолще, со светлыми волосами, другой пониже, с тёмными. Кавендиш в это время тоже был в коридоре, но в другом, соседнем, и как только услышал стрельбу забрался в ближайшую подсобку и запер дверь. Здесь он будет в бóльшей безопасности. Изначально он отправлялся в класс, на урок, и Бартоломео видел, как знакомый блондин недолго колеблется, выбирая, где будет безопаснее. Учительница шокировано посмотрела на Барто, тоже услышав звуки пальбы. Каждый ученик и работник школы был уверен, что если в учебном заведении и начнётся теракт, то его точно устроит бедовый сирота из детдома. Но вот он, бежит запирать дверь и помогать учительнице баррикадировать вход в помещение, пока остальные молча прячутся, пытаясь не завопить от ужаса.       На душе у зеленоволосого было неспокойно. Как там Кавендиш? С ним всё в порядке? Вероятнее всего, да, но тревоги это не умаляло.       Стрелки поднялись на другие этажи, продолжая этот кошмар, и в один момент что-то громко взорвалось где-то сверху, Бартоломео затаил дыхание. Заработала пожарная сигнализация, начался переполох, ведь нужно эвакуироваться, но снаружи кабинета всё ещё не безопасно, если выйдешь — могут и черепушку снести.       Минут десять они сидели спокойно, пока гарь не проникла к ним в класс через вентиляционные шахты, и дышать становилось всё сложнее и сложнее с каждой минутой. Особо крепкие парни открыли окна и сиганули вниз — лететь со второго этажа было конечно страшно, но сохранить свою жизнь было куда дороже. Через минуты две стало понятно, что в коридоры начали высыпать ученики из всех помещений и учительница тут же сорвалась разбирать баррикаду. Всё ещё находившиеся в классе школьники под строгим надзором педагога неровной колонной вышли из помещения. Сирен с улицы всё ещё не было слышно, а это значит, помощь всё ещё в пути.       Машины полицейских, пожарных и скорой помощи подъехали, когда класс Бартоломео вышел наружу. Он осмотрел передний двор школы, на котором стояли и пересчитывались люди. Здесь были все: работники администрации, преподаватели, уборщики, повара, учащиеся, директор, но вот что-то… кого-то нахватало, Барто сердцем чуял. Он снова прошёлся взглядом по школьникам и понял, кого недоставало. Кав! Он же заперся в кладовке перед входом в класс, вдруг он всё ещё там?       Он тут же рванул с места прямо в уже прилично горящее здание, не обращая внимания на крики остальных, и направился в известном только ему направлении. Так, лестничный пролёт, второй этаж, прямо, затем налево до конца и снова налево, дверь в подсобку была прямо на углу, закрытая. Изнутри по поверхности кто-то слабо бил, хоть зеленоволосый прекрасно понимал, кто. Гарь просочилась в малюсенькое помещение без единой дырки, кроме двери, там заканчивался кислород и, следственно, силы ждущего помощи паренька. Нельзя было это так оставлять, нужно срочно что-то делать!       — Кав, Кав, ты там? — закричал он, пару раз ударив ладонью о дверь       С той стороны постучали чуть более энергично, чем в прошлый раз.       — Так, хорошо, отойди как можно дальше от двери.       Несколько мгновений у него заняло прицеливание руки к жёсткой деревянной поверхности. Отойдя на шаг назад, он резко ударился о дверь, налегая всем своим весом, но та не поддавалась, и он продолжал пробовать ещё и ещё, стал отходить дальше и бить с разбега, и дверь наконец-таки поддалась на восьмой удар. Бартоломео буквально впрыгнул в кладовку, едва не расшибая практически бездыханное тело блондина в лепёшку, и улыбнулся, радостно и широко.       — Господи, я так обосрался, что ты тут в шашлык превращаешься!       Силы на то, чтобы закатить глаза, у Кавендиша ещё оставались.       — Пойдём, нужно уходить отсюда, — сказал Барто и потянул второго парня за руку, но ноги того еле-еле держали, он грозился упасть в любой момент. Из-за этого зеленоволосый почти сразу же подхватил его на руки, прижимая Кава грудью к своей груди, и, насколько это было возможно, быстро побежал к выходу тем же маршрутом, каким сюда и пришёл.       Чего он не ожидал, так это заваливших обломками коридоры. Единственный путь к отступлению был перекрыт горящими кусками не пойми чего. Дыхание Кава стало всего лишь слегка более глубоким, чем в той каморке, и это было очень нехорошо. Больше кислорода им здесь не найти.       Найдя самый дальний от огня угол, он аккуратно присел, стараясь не беспокоить свою ношу. Его голова упёрлась в плечо блондина, Кавендиш едва оставался в сознании. Неужели, это конец? Вот так, вот тут?       Может, такой конец не так уж и плох. Сидеть с человеком, который единственный из всех был к тебе добр, и молчать.       — Кав.       Кав посмотрел в лицо своего горе-спасителя. Кажется, блондин стал немного понимать, что происходит, и посмотрел на другого парня слегка серьёзнее, стараясь не терять концентрацию.       — Я… э-э-э… ты раздражаешь меня чуточку меньше, чем все остальные.       Глаза Кавендиша широко раскрылись. Девчонки не раз признавались ему в тёплых чувствах, что в старой школе, что в этой, пару раз даже парни, но подобные лохматые чудища с помойными обносками — никогда. Да, блондин знал, что он красив, привлекателен, и в целом он — идеал мужчины, но что это, чёрт возьми, такое было? Очевидно, Бартоломео сказал этот бред не просто так, и это чуточку пугало. Он что, нравился ему?!       В следующий момент зеленоволосый подался немного вперёд и коснулся своими губами чужих, неумело ими двигая. Поцелуй был целомудренным, слишком невинным, Кава ни разу так никто не целовал. Обычно это были страстные, энергичные поцелуи у всех на виду или короткие прикосновения губ о щёки, и блондин искренне удивился этому. Неужели, так целуются люди, которые действительно что-то чувствуют, а не испытывают лишь краткосрочную тягу, или этот парень был просто долбаным неумёхой?       Кавендиш, впрочем, на поцелуй не ответил и отвечать не собирался. Он ничего такого не чувствовал к этому охламону, это просто был чувак, с которым иногда можно было нескучно провести время и с которым было удобно делать школьные проекты. И вообще, блондину больше нравились женщины, чем мужчины, но даже те мужчины, что ему нравились, точно выглядели не… так.       Закончив терзание чужих губ, Бартоломео отстранился с непонятным взглядом, и Кав, раздражённо закатив глаза, вздохнул.       — Если бы мы не умирали, я бы в жизни не позволил бы тебе сделать нечто подобное.       — Знаю.       Дым, смог, гарь и прочая вредная гадость заполняла каждый миллиметр перекрытого коридора, дышать с каждой секундой становилось всё тяжелее, голова становилась всё легче и легче, огонь с каждой секундой всё сильнее норовил лизнуть его вытянутые ноги за пятки, Барто от усталости прикрыл глаза, готовый в любой момент отойти в мир иной. Либо так, либо никак.       С той стороны забаррикадированного коридора послышался какой-то шум. Открылась дверь в один из кабинетов, Барто видел сквозь щели от обломков. Незнакомая фигура в пожарной униформе стала брызгать и поливать чем-то горящую груду мусора, и после того, как огонь потух, принялся отбрасывать тяжёлые куски стройматериалов руками и ногами в разные стороны. Когда развал был разобран на добрую половину, пожарный увидел сидящих в углу школьников — двух, — и поспешил к ним.       Бартоломео увидел его, пожарного. Он был невысокого роста, у него были короткие чёрные волосы и старый шрам под глазом, а из-за спины мягко лился свет: с одной стороны от светлого кабинета, с другой — от горящего здания, и зеленоволосый понял: вот оно, спасение. Здесь. Их спасут, они будут жить! И их спасает этот спустившийся с небес ангел, не меньше, Барто был уверен.       — Ась? Так вот зачем ты сорвался-то. Друг что ли?       Бартоломео медленно кивнул от недостатка кислорода.       — Ты храбрый, конечно, но мы бы его нашли тут. Хотя, — пожарный двигался ближе к ним. — Молодец. Правда. Нет ничего важнее друзей. Но больше так не делай!       Да, да, как же этот парень с чёрными волосами и накрытой шлемом соломенной шляпой прав, он больше не будет! Барто продолжал смотреть на него и с каждым мигом убеждался, что такая помощь послана им с небес.       — Так, щас, щас, х-м-м-м… так, поднимайся, давай сюда своего друга.       Зеленоволосый сделал так, как было велено, не смея ослушаться своего спасителя. Он с огромной осторожностью передал Кава в руки брюнета, а тот с лёгкостью поднял его, несмотря на свою щуплость, держа школьника под коленями и за поясницу.       — Сам можешь идти?       Он сделал на пробу несколько едва устойчивых шагов и решил, что этого достаточно для спасения, поднял вверх большой палец.       — Отлично, иди за нами.       Они с трудом прошли через груду обломков, затем несколько шагов по коридору и зашли в кабинет, из которого пожарный и явился, чтобы их спасти. Окно в помещении было открыто, и кислородное голодание, которым страдал Бартоломео уже минут десять, стало медленно отступать. От прилива свежего воздуха в лёгкие слегка началась кружиться голова, но парень понимал, что без сознания он вряд ли сделает что-либо полезное.       — Так, — снова заговорил пожарный, вытягивая руки с человеческой ношей, — вот, подержи, — зеленоволосый принял еле дышащего Кава на свои руки, — сейчас я залезу вон в ту кабину, — он указал на поданную к окну краном небольшую металлическую кабину, — ты подашь мне своего дружка и залезешь сам, лады? Геройствовать больше не надо, мы тут, не рискуй собой лишний раз.       Закончив фразу, брюнет перелез через окно, а Барто стоял там и думал, какой же великий человек стоял перед ним всего минуту назад. Да, может он и не станет мировой звездой, исторической личностью или кем-то в этом роде, но в его величии Бартоломео не сомневался. Этот человек спас его, и впридачу ещё и Кавендиша, и готов спасти ещё неограниченное количество раз, попросил не подвергать себя риску, если этого не требует ситуация. Он, вероятно, выполняет подобную работу ежедневно… поэтому зеленоволосый решил для себя раз и навсегда: этот человек — герой.       Они оказались внизу за считанные мгновения, и Барто не мог поверить своему счастью. Они живы. Они будут жить. К ним моментально подлетели медики, забирая почти бездыханное тело блондина.       — Пацан, как тебя зовут? — внезапно спросил пожарный.       — Бартоломео.       — Барто, о, а неплохо, классное имя! — воскликнул он, хватая школьника за ладонь и начав трясти её в рукопожатии. — Меня зовут Монки Ди Луффи. Слушай, отучись на пожарного, приходи к нам. Я вижу, ты смелый, любишь помогать, нам таких как ты ваще не хватает. Отучись на пожарного, лады? Окей? Ладно, всё, я побежал, а то щас остальные там превратятся в барбекю.       Зеленоволосый легонько хохотнул.       Кажется, он теперь знал, в каком направлении ему двигаться. ***       В пожаре никто сильно не пострадал, кроме, пожалуй, стрелков, которые сгорели заживо после того, как они подстрелили взорвавшуюся трубу и нескольких школьников, что находились в кабинете ниже, прямо под взрывом.       Сгоревшая школа — мечта, пожалуй, почти любого школьника. Каждый учащийся был освобождён от занятий и итоговых контрольных, за исключением выпускников, которые писали экзамены в другой школе. Бартоломео радовался не сильно: его-то учёба только-только в гору пошла. Зато впереди было целых четыре месяца без посещения практически ненавистной школы, и это просто не могло не радовать.       После случившегося во время пожара Кавендиш так ни разу и не связался с ним, по слухам, родители сжалились над ним и вернули обратно в крутую частную школу. Конечно же Барто было обидно, и душа у него была не на месте, но с этим поделать было нечего совершенно.       Слова их спасителя-пожарного оставили огромный след в сознании зеленоволосого, и он твёрдо решил стать пожарным. Всё равно других идей у него не было, а так он хотя бы будет заниматься благим делом, спасать людей, приносить реальную и прямую пользу обществу. Поэтому, спустя неделю после происшествия, он принялся штудировать местную библиотеку в поисках нужного универа хотя бы в пределах штата, чтобы потом вернуться в этот город, иногда читал (немыслимо, «Бартоломео» и «читать» в одном предложении — это уже нечто из разряда сверхъестественного) литературу, которую рекомендовали на сайтах колледжей и институтов, после чего возвращался в приют за пять минут до отбоя.       Одной из воспитательниц он стыдливо рассказал о своей зависимости, потому что наркоманам не стать спасителями мирных людей, считал Барто, а работники в приюте хотя бы смогут помочь от этой самой зависимости избавиться. Первый месяц «отдыха» он провёл в реабилитационном центре.       Его выписали, он устроился на работу, в свободное время подтягивал свои знания по сложным для него предметам. С отличием школу ему не окончить, но стараться быть лучше Бартоломео всегда может.       Через ещё два месяца сбылась его давняя мечта: он купил самый простенький смартфон. Другие дети, в основном младшие, потому что его ровесники могли сами заработать себе на гаджеты, смотрели на него с завистью, просили поиграть и посмотреть мультики, но Барто уже насмотрелся и наслушался всего этого в игровой комнате, поэтому грубо отказывал, а нянечки потом ходили и ругали его.       Жизнь впервые не казалась пустой, бессмысленной и безвыходной. Он знал чего хочет, хотя бы примерно, он видел цель, он знал, куда идти.       За лето школу полностью отремонтировали. В сентябре учителя один за одним утверждали, что тот Бартоломео, которого все знали, сгорел в пожаре, а вместо него пришёл его умный двойник и парит всем мозги. Зеленоволосому было искренне обидно, хоть виду он и не подавал. Срывать уроки он продолжил, естественно, куда уж без этого, но гораздо реже.       Выпускные экзамены он сдал так хорошо, как мог, и мысленно хвалил себя за это. Лучше бы уже не вышло.       Он нашёл себе небольшую каморку в не очень приятном, но не преступном районе на несколько месяцев перед поступлением в универ, в который подал документы и в который его приняли. Всё-таки был свой плюс в том, что ты сирота — льготы ты получаешь почти на каждом шагу.       Всё лето он проработал кассиром-консультантом в продуктовом неподалёку, откладывал деньги.       В августе собрал манатки и поехал в университет, заселился в кампус, отлично оторвался на первой студенческой вечеринке, на которой нашёл себе довольно широкий круг друзей, первых в жизни. У них совпадали интересы, и это Барто просто невероятно удивило, потому что до этого так просто ладить с людьми у него получалось из рук вон плохо, а тут он глава «Бартоклуба», и название даже не он придумал. Просто кто-то пьяный впечатал это в названии группового чата во время вечеринки и никто за все четыре года обучения так и не поменял.       Было всё: и погружение в неизведанную студенческую жизнь с поиском нужной аудитории, и шутки над преподами, и бессонные ночи перед сессиями, и пьяные тусовки после экзаменов, и неловкий первый секс с незнакомцем, и прогуливание пар, и выходные с братанами за приставкой или в кино, и работа после занятий где-то неподалёку от вуза, куда приходили друзья и докучали. Бартоломео казалось, что он проживает обычную жизнь обычного человека, и это было лучшим чувством на свете.       Выпускаться было одновременно радостно и грустно. Студенчество было, пожалуй, самой весёлой и интересной порой в его жизни.       Он вернулся обратно в родной город, снова устроился на временную подработку и подал все нужные документы в пожарное отделение. Вскоре его приняли, он явился на новое, постоянное рабочее место для инструктажа и получения экипировки. Каково же было его удивление, когда он услышал знакомый голос в соседнем коридоре, жизнерадостно смеющимся над чьей-то дурацкой шуткой.       Луффи работал в одном с ним депо. Коллеги в шутку называли его «Мугиварой» за ту самую легковоспламеняемую шляпу, которую он прикрывал пожарным шлемом, когда ездил на вызовы. В этом же участке работал и старший брат спасителя Барто, что ввело зеленоволосого в лёгкий ступор.       Через год после начала работы Бартоломео, Луффи поставили начальником бригады (раньше он был под начальством Эйса), и Барто стал одним из тех, кто стал его подчинённым. Он буквально жил своей идеальной жизнью: работать под начальством того, кто спас твою жизнь.       Во время одного из вызовов зеленоволосый застрял в очень неловком положении между стеной и шкафом, держа на руках испугавшуюся и спрятавшуюся девочку. Луффи уже по привычке его спас, и Барто весь оставшийся день ходил за ним хвостиком, выпрашивая прощения, а он улыбнулся широко и сказал:       — Ну ты же мой друг. Как я тебя мог там бросить-то?       Теперь Барто ещё и от счастья рыдал.