Балтовая почта

Папа, сидя на краю кровати, аккуратно вставлял серебристые батарейки в пластмассовый пульт новенькой, только сегодня купленной гирлянды. Маленькие светодиоды были заключены в красивые звезды. Именно из-за этих звездочек я выпросила ее у папы. — Гляди, как светятся, — тепло произнёс он, разворачивая гирлянду. И правда, звездочки зажглись ярким желтым светом, их будто поймали с ночного неба!  Я тихонечко взвизгнула, улыбаясь и вылезая из-под одеяла, чтобы рассмотреть огоньки ближе. Даже кукла Машка выскользнула из моих рук. Детскому восторгу не было предела, он такими же лучами вырывался из меня.  — Вау!  — я протиснулась к папе вплотную, ощупывая быстро нагревшиеся звездочки. — Так волшебно, так чудесно и просто а-а-а! — затем подняла глаза к нему и попросила: — Пап, пап, повесь их к рисункам, пожалуйста! Они там будут как раз кстати! — Отличная идея, мой дизайнер, — звонко усмехнувшись, папа с изливающей свет гирляндой подошел к стене.  Улыбаясь, он уцепил за первую иголочку один конец, а за вторую – другой. Вытянутая длинная гирлянда на стене стала похожа на яркую нить летящих друг за другом комет. Они подсветили мои многочисленные рисунки бывших папиных коллег: портрет человечка в зелёной форме ланши – дяди Камило из Италии, девчушку с узкими глазенками и фиолетовым стеклянным рюкзачком, который предназначался только чилдао – Чжу Яо, мудрого мерифри с письмами наперевес – Налида… Не укрылись от мерцания и сувениры, привезенные папой с работы специально для меня: письмо тетушки Санрайз из Радужных Холмов, фото маленькой демонессы Голди, пучок ароматных трав от дракона-повара и много-много того, чем я очень дорожила и гордилась. Для меня эти вещи были великими трофеями, как для охотников шкура медведя или самый дорогой коньяк из Англии для моего дяди. Желтые звездочки сделали мои трофеи еще величественней, а рисунки – ещё краше. — Ну прямо целая композиция, — пустил восторженный вздох папа, немного отходя. — Нравится, дочь?  Мои глаза заслезились от такой красоты. И от вида папы, который при свете вновь походил на балтовея; светло-каштановые волосы, стоящие дыбом, и пушистые усы покрылись золотыми отблесками. В глубоких синих глазах отражались огонечки, на морщинки будто посыпали блесток, а домашний жесткий халат засиял. — Очень, папочка, — я снова сжала края одеяла, которое тоже было с узорами звезд и планет, — спасибо, что купил эту гирлянду…  — Не за что, — он, шаркая тапками, подошел ко мне и с большой отцовской любовью поцеловал сначала в одну щеку, затем в другую, и напоследок клюнул в нос. Уложив на постель, папа укутал меня в одеяло и промолвил: — Спокойной ночи, Арина. Пускай тебе приснятся волшебные пони и зефирные обл…  — Расскажи историю Сотворения, — перебила я папу неожиданно. Теперь казалось, что стена с кометами и рисунками будет смотреться ещё волшебней, если на фоне будут рассказывать мою любимую историю.  — Что? — он вопросительно изогнул густую бровь, а потом вздохнул, приземляясь на край кровати вновь. — Ариш, уже поздно. Да и ты слышала ее сто раз… Неужели не надоели эти мои россказни? — Нет! — пискнула, выпучивая глаза и прижимая к себе Машку. Кстати, она тоже была балтовейкой. И в этом я ей немного завидовала. Ведь до того момента, как я стану одной из балтовеев, ещё целых десять лет надо было ждать! А так уже хотелось надеть униформу и помчаться куда глаза глядят, по разным мирам… — Папочка, ну пожалуйста, ну расскажи ещё раз! После этого я честно-честно засну! Папа, тихонько прыснув и покачав головой, достал с тумбочки из малиново-красного дерева большую, очень толстую книжку в старом коричневом переплете с позолоченными отделками, между которыми был нарисован один символ – крест, внизу которого был изображён череп, а наверху цветущие растения. Это была Библия. Библия прямиком из Рая.  Затем папочка включил небольшой ночник в форме грибочка, который помог гирлянде осветить оставшиеся темно-розовые стены моей комнаты, и уселся поудобнее, сжимая книгу в руках. И спросил с ноткой лукавства, глядя на меня:  — Точно заснешь?~  Я так твёрдо кивнула, что аж шея заболела.  — Точно.  — Тогда слушай…  Захрустел соблазнительно переплет Писания. Папа пролистал темные, чуть испачканные в невиданной копоти страницы. Ткнул пальцем в чёрные строки, написанные аккуратным почерком ангелов,  прочистил горло и неспешно, но внятно и до безумия интересно начал читать:  — В начале… «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Богом. Он создал пространство – Космос, создал свет, отделил свет от тьмы, нарисовал планеты, галактики и светила в тверди небесной. Придумал природу, красоту, логос, время, судьбу… Надул Он облака и туманы, поцеловал каждое и воссоздал благословенное, богоугодное место. Вытянул в длину созвездия, начертил над ними нимбы, и стали эти звезды помощниками Его – ангелами. И попросил Бог ангелов принести желтые и синие звезды. Они принесли, и из желтых светил Он создал сначала первого маленького творца и прозвал Накомиссом. Потом из синих звезд создал второго творца и окликнул Демиру. Один творец таки светился, волосы его бесконечно вились, глаза искрились, и характером был гордый, бравый и ответственный мальчик – так он себя назвал. А второй творец, как обозвал ее Накомисс, девочка Демиру переливалась темной-темной синевой, коса ее была чернóй, радужка загадочна была, и тихо-тихо, молчаливо всегда глядела она. И вот представился им Бог, назвался Яхве, и  сказал, что Ему нужен тот, кто титул Жизни заберёт; Божественным началом – его частицей наделит того, кто создаст лучшую Вселенную  на сотканном Им пространстве. Сказал:  ”Дети мои, звезды мои… Начинайте прямо сейчас. А я буду наблюдать за Вами. И в один день кто-то из Вас станет со мной единым целым…“ И начали два творца существовать бок о бок друг с другом, расти вместе с галактиками и черными дырами в космосе. Каждый из них придумывал свою жизнь, и одна жизнь сильно отличалась от другой. Демиру представляла Вселенную как незаконченное, никогда не способное стать совершенным пространство. Ее идеалом жизни  являлось непостоянство, полный беспорядок, круговорот страданий и боли для свершения определенной ступени развития, которая прикрывалась бы ещё одной преградой или крупным изменением. Демиру назвала свою материю хаосом и убеждена была, что только в таком пространстве может быть настоящая жизнь. Накомиссова же идея заключалась в создании во Вселенной идеальной цикличной материи, наполненной круговоротом повторяющихся событий от плохого к хорошему, от падений до взлетов, от слабого к сильному, от одного существа до целого поколения. И цикличная материя эта развивалась бы путем так называемой эволюции между всеми мирами и другими вселенными. А поддерживала бы эволюцию эту система, названная эволюционным балансом. А эволюционный баланс поддерживала бы почта со скоростными всесильными кометами, названная Балтовой. Из-за различий в своих жизнях Накомисс и Демиру часто подвергались ссорам и спорам. Накомисс, уверенный в своем успехе, любящий свою жизнь и стремящийся видеть идеал во всем, стыдил Демиру за ее идеи. А та, задрав чело, всегда смело отвечала:  ”Жизнь твоя, Накомисс, так идеальна, так гладка, что кажется мертвой. Моя жизнь кипит, бурлит и извивается. Она дышит, дышит и кричит от боли. И Бог-Отец это услышит. Божественное начало станет моим, и тогда смеяться буду я“ Бог держал свое слово все время. В один день Накомисса пронзила стрела. А в стреле этой небесной было яркое-яркое сердце. Оно впилось в могучую грудь, и Накомисс тотчас стал Жизнью: вплелись в волосы закаты и рассветы, в глаза – небо, в кожу – бархат с белизной и алыми губами. По телу его разлилась Сила Божья, отдалась в руки и в ноги. Накомисс, радостный от дара, принялся стремительно вдыхать во Вселенную жизнь.  Демиру, отверженную и с грудью пустой, охватил такой гнев, что мог бы образовать самые большие черные дыры, такая зависть, что могла бы сокрушить метеориты. Обозленная на несправедливость Бога-Отца и жизнь Лорда Накомисса, Демиру решилась на злой, отчаянный шаг — вырвать божественное начало из груди. Из изначальной магии и зла своего создала она дисхармонов – темных воинов, клеветников и слуг. Вместе с ними Демиру напала на Жизнь. Но тот от божественного начала стал столь силен, столь всемогущ и вездесущ, что смог предугадать нападение и остановить. И тогда Он, разозлившись на Демиру и ее поступок, сослал ее в самые сиреневые дебри космоса, в одну большую черную дыру, куда не дойдёт впредь рука Его и Бога-Отца. Демиру, мучаясь в агонии, пронзаемая острыми воронками, кричала Накомиссу, кричала так громко, что крик этот запомнила вся Вселенная:  “Я выберусь, Накомисс! Выберусь, и стану Жизнью любой ценой! Ты слышишь?! Услышь, Накомисс! Останки хаоса, плоти моей, разбросаны теперь по всей Вселенной! Их следы ты будешь видеть Вечность, из года в год! Страдания, которые не в силах будешь ты остановить, которые будут пожирать тебя, пылать будут ярче огня и подпитывать ослабшую, убитую меня! Запомни! Взгордится Утренняя Звезда, твоей женой вовек станет костлявая мгла, и дети ваши, — Виваты и де Омбры посадят в землю много зла! Будет потоп и яблоко дурное, Иезавель и Голиаф! Будет Христос – будет Иуда! И вот, когда спустя много-много лет настанет двадцать первый век – родится мученик христианства, родится девушка, ставшая жертвой  соблазна бросить все и стать простой душой, и позже всех родится плод лихой – ключ победы над тобой! Они тебя и почту Балтовую возлюбят, защитят… Но я изменю их взгляд. И в один прекрасный день Хаоса начнётся канитель”»