Балтовая почта

Парк Кобуцу — национальный парк Хоухэна, где можно посмотреть различные виды минералов и стекла в настоящем виде. Основан известным стеклянным геологом Сайтамой Кобуцу, служившим при дворе инокотэ. Хоть и был любителем книжных интриг и поворотов, Гарасу не стал мучить нас загадками, а раскрыл настоящего себя практически в одночасье. Только он опустил маску со второй половины лица, мы сразу поняли его радикальные намерения и познали суть мотивации. Как только показалось мягкое молочное личико с мелкими шрамами у губ и на переносице, в моей голове сложился единый логичный пазл и отпали все вопросы. Конечно, думала я, простые кузнецы сидят и не высовываются, куют себе спокойно мечи. А этот парень, пусть и крайне гениальный, признанный самой инокотэ, но все же лишь коваль, решил ни с того ни с чего спасти весь Эйзосекай от погибели одним клинком. Ну не бывало такого просто так! Простой гражданский кузнец не смог бы при всем желании и таланте одолеть саму Тэкеру-окко. С огромными силами и властью, мутировавшую и безумно красивую. В прямом смысле. А Гарасу, сын второй великой инокотэ, обладавший всеми ее дарами и чувствами, знавший всю императорскую кухню и историю и к тому же наделенный человеческими особенностями, вполне мог. В силу своих способностей и знаний он действительно мог спасти Эйзосекай с одним клинком. А из-за положения в обществе еще и законно проникнуть во дворец. Очень складно получается!  Но острое ощущение опасности снова таилось у меня в груди… И от него ко всему прочему разило терпким красным вином и сыром с плесенью. Запах был изысканным и пленяющим. Он приятно щекотал ноздри и грел все внутри, но потом… Это пьяное тепло превращалось в адскую жару, неутомимо обжигающую внутренности своим пламенем. Мозг представлял сие ощущение как «Вакха». Милый юноша с кучерявыми волосами и черными глазами-бусинками сначала поражал своей красотой, а потом прелестный слой таял, и заместо парня на тебя уже смотрел жуткий монстр. Ох, чего только порой не представляло мое творческое воображение! Я прямо помешана на картинах, и это пахучее чувство опасности будто знало мои пристрастия. Словно оно было… материальным. Заглядывалось на обнаженную черную руку и морщилось от света желтой. Как типично для приближающегося дисхармона!.. И с этими мыслями я важно сторожила дремавшего Ливси, наученная опытом Механисмуса. Звук железного пера, царапающего бумагу, убаюкивал, но я держалась изо всех сил, считая мотыльков в бомбори. Скоро должен был наступить рассвет, и Гарасу не видел смысла спать. Заместо скучного сна он решил провести остатки ночи полезно и занялся каллиграфией. Агимуре нравилось изучать любую письменность и ее причуды, поэтому он расслабленно смотрел в справочник и все чиркал, чиркал, чиркал… И в данный момент более его не интересовало ничего, кроме каллиграфии. Он четко зацикливался на том, что делал, а на помехи не обращал внимания. Гарасу был к ним рационален и скептичен. Сейчас его не заботило мое бодрствование. Он даже не поинтересовался, какого черта я не сплю и подобно псу слежу за Ливси. Агимура не вмешивался в чужие дела, если того от него не требовалось. А все чиркал, чиркал… Однако на данный момент свою настороженность я не хотела придавать какой-либо огласке, так что нынешнее безразличие Гарасу было кстати.  — Ты похожа на Будду, — усмехнулся вдруг сонно Ливси, отчего я вздрогнула всем телом, как мотылек в бомбори. Неожиданно проснулся, судорожно заключила я, уже напрягая обе руки и всматриваясь вдаль. Но вроде как навеселе… Так, в общем… — Почему ты проснулся? — не бросая взгляда на него, спросила тихо я.  — Медити-и-ируешь… — прошептал лукаво Ливси и тут же посмеялся. Но затем промолвил: — Да так, кошмар мощный приснился. Но как тебя увидел, так сразу полегчало. Но! Это не повод щупать мой пульс всю ночь. Я уже объяснял это Прис! Еле спать уложил! И теперь ты… Вы как сговорились.  — Потому что переживаем за тебя, — пояснила я на удивление спокойно. — Ты ведь наш друг, родной Вишня Черрисен. За Прис я вот тоже переживала в Механисмусе… Очень. И пыталась всячески успокоить и помочь, пусть выходило нелепо… И… Может, мои суждения детские, но разве не забота и поддержка в любую минуту являются обязательными составляющими дружбы? — Не знаю, — фыркнул Черрисен. — У меня и в детстве друзей не было.  — Как?.. — удивилась я, поворачиваясь к нему. — Совсем?.. Но ведь… без дружбы невозможно прожить! Она преследует нас повсеместно…    — Не всегда, — голос Ливси дрогнул. — Кому-то дружба плюет в спину большую часть жизни… Даже когда я стал жить на Острове комет, мои тогдашние ангелы-сиделки казались лишь видимостью друзей.  И так было впредь. Все коллеги, все работники и даже директоры не водились со мной долго. Их всегда что-то отталкивало от меня. А я, поганая молодежь, вскоре плюнул и на дружбу, и на них. Только когда появилась Прис, я понял, что такое истинный друг. Она со мной уже три года. Не бросила при всем моем нраве и этой ауре. И вот теперь ты… С вами я начинаю познавать эту дружественную кухню. Знаний пока мало, но…  — Кто ты, Ливси?.. — этот вопрос из моих уст вырвался совершенно неожиданно. — Кто ты на самом деле? — и больно прикусила язык, умоляя себя остановиться. Это были слишком странные вопросы, которые кружили хоровод в моей воспаленной голове. И я не могла их контролировать! Как обычно… Но Ливси, к моему удивлению, ответил:  — Я сам не знаю. Может, комета, может, человек, может, демон… Кто угодно. Я пока путаюсь в себе. Поэтому подумай ты над моей личностью во сне.  На это фразе тон друга стал тверже и требовательней. Он точно гнал меня в постель. Но я все сидела и рассматривала то его, то лесные окрестности. Боялась проспать дисхармонов с винным шлейфом. Признаться, я бы так и разговаривала без умолку до утра… Лишь бы не заснуть и успеть отразить атаку врага. Но Черрисен толкнул меня в плечо.  — Спать, Арина, — строго прошептал он. — Иди в кровать. Иначе я не засну, пока ты этого не сделаешь.  — Ладно, ладно!.. — взвизгнула тихо я, наконец вставая с пригретого места. — Иду. Ты знаешь, на что надавить…  А затем подвинула свою пуховую сиреневую постель поближе к Ливси, взбила подушку и укрылась теплым одеялом… — Но я тоже не промах, — и победно улыбнулась.  Черрисен посмотрел на меня так, будто хотел сказать: «один - один», но лишь слабо ухмыльнулся и вновь закрыл глаза.  Я же, упертая, хотела втихую понаблюдать за ним ещё, однако подушка обладала сокрушительными чарами. Она мигом усыпила меня, и глаза безвозвратно слиплись. Я провалилась в глубокий сон.                                                                        ***        «When marimba rhythms start to play           Dance with me, make me sway          Like a lazy ocean hugs the shore         Hold me close, sway me more…» Я слышала песню. Знакомую. Она мне нравилась давно, ещё с подростковых лет. Я заслушивала эту песню до дыр, представляя, как ее мне поет какой-нибудь элегантный джентельмен с бокалом вина. И приглашает на танец… Умопомрачительный, яркий, незабываемый!… И кто-то действительно пел в этой непроглядной темноте. Сладко тянул каждую ноту, будто флиртуя со мной и даже… заманивая.  Но куда? Я повсюду слышала только эхо напевающего голоса  и видела лишь синие и белые пятна. Я словно оказалась в небытие, темном и отчужденном, что вскоре сведет меня своей мглой и голосом с ума, а потом сожрет. Странный сон однако… — Ариша! Привет~ Я резко обернулась и тотчас чуть не поперхнулась своей же слюной. Передо мной появился парень, будто прочитавший мои недавние мысли. На нем был деловой костюм, напоминающий одеяние Дэна Висдома и двух девушек-дисхармонов. Все та же мантия с рукастым глазом и тот же опознавательный символ на груди. Правда, в одежде этого юноши преобладал черный и бронзово-коричневый цвет, а знак представлял собой вскрытое письмо в круге. Словно искривленный знак отделения мерифри…  Я узнала в нем дисхармона ещё и по сероватой коже с черными волнистыми шрамами, которых было в большом избытке. Даже длинные, чуть лохматые смоляные пряди не могли их скрыть. Карие глаза его изредка окрашивались в полностью бездонный темный оттенок, а клыки были такими острыми, что иногда показывались из-под пухлых игривых губ. Совсем молодой дисхармон, думала я. Ещё не умеет контролировать свою силу, как остальные из шайки. Прямо как я…  Я слегка пошатнулась, напряженно прижимая ладони к бедрам. По моей шее скатилась одинокая капелька пота. Сглатывание было слышно на всю темную округу. И такое поведение юного дисхармона очень рассмешило.  — Ну что ты, Ариша, пугаешься сразу, — хихикнул он. — Я не тот, кто собирается есть твою гармонию. Это сделает либо Телет, либо Пистис или же Агапе на крайний случай, если успеет провернуть свою великую затею на Почте. Да и время ещё не пришло, так что… Я просто пришел проведать свою невесту! Посмотреть, как ты, как твое самочувствие… За компанию с Метрикосом и Синезисом. Они займутся аномалом, а мы… предадимся романтике~ — Чего?.. — изумление и возмущение вместе стремительно поднимались по горлу. Во рту скопилась противная слюна, а зубы затрещали. Опущенные брови готовы были закрыть собой глаза. Вены на руках и лбу все надувались в приступе негодования. Шипя, как гнусная змея, я спросила: — Ты о чем вообще? Что за больные фантазии в стиле дисхармона?  Парень снова ехидно рассмеялся. Это разозлило меня ещё больше. Сжатие кулаков опять отдалось по всему небытию.  Но дисхармону было хоть бы хны. Он продолжал вещать в своей улыбчивой манере, растягивая каждое слово в приторную патоку:  — Я понимаю твое негодование. Ты ещё не знаешь всей задумки. Да что уж там, даже Накомисс не подозревает, во что превращается ваше путешествие!  Он, черт подери, снова посмеялся! Еще и голову запрокинул! Я, конечно, и сама люблю хохотать над чем-то, но не в темном помещении с дисхармоном! Бесит! — О чем ты? — повторила я свой вопрос, только тверже. Мне уже было не до радости и смеха.  — С самого рождения ты обещана мне, а я тебе, — мне показалось, что зрачки этого парня превратились в сердечки. — Мы росли вместе. Всю жизнь. Я всегда был рядом с тобой. Можно сказать, через стенку. Во всем тебя поддерживал. Это я обнимал тебя на похоронах матери, пусть и знал, что могила пуста. Это я купил у тебя фенечку в начальной школе. И я украл твой первый поцелуй под Бубле. И, признаться, на Острове подглядывал за тобой в душе. Извини, это половое созревание. Данай говорит, что скоро пройдёт. Я видел только спину, честно!  — Стой, — огрызнулась я. Голова начинала кружиться от вопросов, а обе руки неистово запульсировали. Опять боль, ноющая и давящая. Кровь кипела везде… Казалось, что она пойдёт через рот, — Ты врешь. Ты не мог быть этими Русланами. Бред.  — В твоей жизни было много мальчиков с именем Руслан, и ты всегда с этого совпадения удивлялась, — улыбнулся парень безумно. К моему страху, он откуда-то знал те самые эмоции в юности. — А все потому, что это был я. Расуль. Дисхармон-Посланник и твой будущий муж. Мы объединим всех дисхармонов в Плероме, и Вселенная переродится такой, какой должна была быть изначально. Накомисс сдохнет, Айда оживет, а тетя Демиру станет Жизнью. И тогда…  Я не заметила, как этот Расуль взял меня за руки и озабоченно сжал их. Наши лбы соприкоснулись, губы были лишь в нескольких сантиметрах друг от друга, а ядовитый огонь его глаз обжигал мои веки. Невыносимая жара образовывалась между нами двумя. Поднимался едкий пар, заполняющий все пространство. Давление все накалялось, было трудно дышать. Тело горело. Руки дрожали. Я захлебывалась этой безумной страстью хаоса. Чувствовала, как она обволакивает каждую клеточку. Мы с Расулем словно что-то порождали, прижимаясь друг к другу все плотней. Это было ужасно странное и непонятное ощущение. Будто во мне просыпалась ещё дюжина скрытых дьявольских способностей… А Расуль все шептал:  — …И тогда  в нашем новом Царстве мы будем делать что хотим. Что ты хочешь. Рисовать, кататься на скейте, плакать или смеяться. Мы будем ни чем не обречены! Никакого баланса, никакой строгости! Только Хаос и веселье! Только предста-а-авь~ Все как ты и хотела на протяжении жизни!  — Это уже слишком! Отстань! Я не хочу! — с натугом произнесла я, все сжимаемая Расулем, этим проклятым дисхармоном, преследовавшим меня всю жизнь. Паника трепетала в моей груди, горела в бешеном огне. Я думала, что действительно вот-вот сойду с ума и сгорю вместе с Расулем. И этот сон никогда не закончится! — Нужно только отдаться Хаосу, Принцесса, — все молвил возбужденно он. — Заставить черную руку поглотить желтую и таким образом воссоздать его из пепла. А перед этим скушать парочку сгустков… В конце концов, этим и питаются дисхармоны. Гармонией. Вкусной, сладкой… Чтобы распространять Хаос в каждом существе, оставляя лишь его. А сгустки возвышают наш организм. Все приближают к Плероме. Поэтому съешь этого противного гибрида, Тэкеру и… Ладно, можешь остановиться на них.  Ага, значит, желтая рука вас раздражала. В ней находились силы баланса… Силы комет Лорда Накомисса… Как я и думала! Тогда, мальчик, я тебя сейчас так  раздражу, что улетишь в стратосферу! Я не буду поддаваться дисхармонам! Им меня рисунками и смехом не заманить!  — Расуль, — прокряхтела я его имя, тяжело дыша и жмурясь. Нужно было взять себя в руки. Собраться с силами, чтобы совершить задуманное. Иначе я, кажется, так и останусь в этом чертовом пепелище навсегда! — Поцелуй меня.  Честно, я не знала толком, что делала, но старалась влиться в его безумную игру. Так он мог опустить мои руки, полностью отдавшись своей любви. Как дурацкий пубертатный мальчишка.  И Расуль, ничего не говоря, действительно поцеловал меня. Ну как поцеловал… Жарко впился в губы, кусая их, облизывая языком. Он готов был меня съесть. Ну, и я его.  Я напрягла свободную желтую руку, как с тамаси в бою, и со всей мочи ударила ею по затылку дисхармона, тут же плотно приложив. Белые и желтые вспышки и искры начали стремительно впиваться в его голову, как он в мои губы.  И Расуль закричал. Мерзко, скрипуче, как престарелый монстр, показав всю свою зубастую пасть и шрамы. Его тело загорелось ярким белым пламенем, которое ослепило меня так, что я…  Проснулась.  За ширмой уже во всю мерцало утро. Искусственное солнце практически поднялось на свое место, развеялись ночные облака и запели стеклянные птички в многовековых елях. Легкий прохладный ветерок приносил цветки одуванчиков, ободряюще обдувал кожу и развеивал повсюду пленяющий аромат мисо-супа. Где-то вдалеке слышались энергичные голоса Прис и Ливси. Похоже, я пробудилась самой последней.  — Доброе утро.  Приподнявшись на локтях, я увидела чуть поодаль от себя Гарасу. Он сидел в позе лотоса, скрестив ноги на противоположных бедрах, и смотрел вдаль. Около него мирно лежала маленькая книжечка, кажется, очередной сборник стихов и поэм, и чаша почти допитого рёко. Судя по всему, Агимура медитировал.  — Утречка, Гарасу, — ответила я с поднятыми уголками губ.  — Как спалось? — через минуту другую вопросил он, все ещё не смотря на меня, полностью погруженный в свое дело. — Хорошо, — за это время я же сложила постель и убрала в комод. — Спасибо за ночлег, Гарасу. На твоей постели очень сладко спится. Уверена, ни у кого такого нет даже в Цумино! — Я рад. — А что ты делаешь? — я подошла к нему, всматриваясь в прикрытые веки. Да, я знала, что это была медитация, но ещё ни у одного миррора не видела рядом алкоголь и книгу. Хотелось узнать об этом побольше.  Гарасу неожиданно глубоко вдохнул воздух в ноздри, будто наслаждаясь каждым дуновением ветра и стараясь поглотить его полностью. А затем пояснил:  — Это мой ритуал. Каждое утро я читаю несколько страниц книги, затем выпиваю пару глотков рёко для ободрения и медитирую. Так я настраиваюсь на предстоящий день и работу, спокойно смотрю на мир и его ловушки. Все это как бы выравнивает мое внутреннее состояние. И кстати…  Наконец, Гарасу отвлекся и посмотрел на меня.  — Мисосиру почти готов. Садись за стол вместе со своими друзьями. Я приду следом. И потом выдвигаемся в Парк Кобуцу.                                   *** Итак, мы все вместе позавтракали. Присцилла была весела и заряжена на добычу ёдуриеда, да и Ливси, вроде, тоже чувствовал себя бодро. По крайней мере такой образ он сегодня «надел» на себя. А мисо-суп был просто чудесным! Гарасу явно знал толк в готовке человеческих блюд.  Потом мы собрались и поплыли до Парка Кобуцу на очередном вото. Он находился недалеко от горы Марюгумо, где-то в часе плавания. Правда, в отличие от Марюгумо его не скрывали. Это был один из великих национальных парков Хоухэна, где можно полюбоваться минералами и стеклами в их природном нетронутом виде. А заодно и приобрести для создания своей продукции. Кобуцу щедро предоставлял свой материал как крупным компаниям Эйзосекая, так и отдельным предпринимателям. Множество товаров делалось именно из минералов и стекла Парка Кобуцу. В том числе и катаны Гарасу.  Он любил этот парк. В Кобуцу Агимура открывал для себя много новых материалов  и их волшебных свойств. Любил засиживаться там допоздна, выбирая какой-либо минерал и заодно читая под красивыми стеклянными яблонями. В Кобуцу Гарасу разрешалось даже проводить тест своих мечей! Чтобы опробовать только сделанную катану, он арендовал механическую куклу на шарнирах и сражался до того момента, пока не прикончит ее.  Ко всему прочему эти бои приносили Агимуре сущее удовольствие и укрепляли его закалку. Но ещё больше он любил Парк Кобуцу за то, что в его владениях находились запрещенные материалы. Среди них и было стекло ёдуриеда. Основатель Кобуцу-асу давно приобрел лицензию на выращивание таких опасных видов. Правда, Тэкера-окко об этом не знала, но какая разница, верно? Главное, что оно поможет и нам, и Гарасу.  Но пока мы плыли, я все думала об одном. О том сне и Расуле. О том, что он наговорил, кем притворялся и кем на самом деле являлся. Голова раскалывалась от вопросов, щеки адски горели, а пальцы синели от смятения.  Да, жизнь сложилась таким удивительным образом, что повсюду меня преследовал один и тот же мальчик по имени Руслан. С черными космами, глазами цвета могильной земли и кривым шрамом на переносице. Везде милый, улыбчивый, понимающий и одновременно дерзкий и смелый. Только фамилии были у него разные, отчего создавалась вечная иллюзия того, что это разные люди. Но всегда я была почему-то уверена, что это один и тот же мальчик, преследовавший меня неустанно. Самый лучший друг и не всегда видимый идеал, который хотела постоянно видеть в других парнях.  Но так или иначе я возвращалась к Руслану. Или в свете нынешних событий судьба меня толкала к нему, неизвестно… В конце концов, только его облик виделся мне всюду — во снах и реальной жизни. Он был и моим другом детства, и постоянным покупателем фенечек, и… парнем, исчезнувшим лишь тогда, когда я уехала на Остров комет. Руслан во все отрывки моей жизни знал обо мне все: увлечения, сильные стороны, слабости, переживания… Он знал, что я люблю поезда, деревню бабушки, утренний туман и пикники под ивой… Знал, как я люблю искусство и планирую связать с ним жизнь, как хочу научиться кататься на скейте и завести свой блог… Догадывался, о какой Почте я постоянно талдычу и коллекционирую все, связанное с ней. Понимал, как мне трудно без матери, и что я стараюсь отгородиться от всего плохого и вечно жить с розовыми очками на переносице. Быть постоянно веселей и общительной… Быть с ним. А я вот о нем ничего не знала всю свою жизнь. Да, у нас было много общего. Он в любом проявлении тоже любил искусство и скейт, поезда, бабушку и прочее. Мне казалось, что загадочный Руслан просто подстраивался под меня. Лишь трижды в жизни я узнала о нем что-то новое. Руслан Кисин любил смотреть старые хоррор-фильмы, Руслан Романов — рукоделие и черных кошек, а последний, Руслан Юдин — мистику и эзотерику. Больше ничего о нем не было мне известно.  И всегда Руслан был для меня не просто парнем-сталкером, а особенным явлением, странной аномалией. С одной стороны я его очень боялась, а с другой… тянулась. И часто забывала о его странной природе, поддаваясь порыву влюбленности. Только  с улыбкой дивилась таким появлениям… А вот с истинным явлением Руслана я поняла, что это была такая за аномалия. Это просто был дисхармон. Дисхармон по имени Расуль, коего растили ради меня. Непоседливое ехидное  существо, что притворялось искусно человеком, поедая гармонию других, и следило за мной все это время. И за которого я… должна была выйти замуж ради какой-то Плеромы. Это точно был один большой гнусный план Демиру, горе-сестры Лорда Накомисса. Только она явно была не глупа. Просто это я ещё не до конца все понимала. Уверена, все ходы были четко продуманы еще до начала времен, составлен давно ритуал и манипуляции. И это убийство было не случайно, и режущиеся линии какого-то Царства… Хаос зарождался медленно и в этом году должен достичь своего пика, я чувствовала это! Но для чего эта заваруха?… Ради разрушения Балтовой почты или… убийства Накомисса? Да ну не, бред какой-то! Не могла же она так просто… просто…  Земля уходила из-под ног, воздух в легких кончался. О нет.  — Арина! Меня кто-то потряс за плечо. Через ткань формы смогла ощутить нежную бархатную ладонь Присциллы, чуть подрагивающую и покрытую небольшим роем мурашек. Обернувшись, я застала ее слегка взволнованной, с выпученными глазами и приоткрытым ртом. Сцилла что-то говорила до этого, а я услышала только свое имя. Она сделала вид, что вовсе не поражена моей заторможенностью, и сказала:  — Мы уже прибыли. Пойдём, старый телевизор, — и для полноты картины звонко захохотала.  Да, я и вправду походила сейчас на неисправную технику, с такими-то мыслями! Прозвище развеселило, поэтому я хихикнула в ответ и пошла за ней. Мальчики ждали нас на берегу. Заплатив за вход, мы прошли в Парк Кобуцу. Он был просто прекрасен, неотразим, великолепен! Прилагательных столько не придумаешь, чтобы описать красоту этого места. Вот тут-то чувствовался настоящий Эйзосекай. Божественный и красивый, но не таящий свою прелесть, а стремящийся показать ее со всех сторон и поделиться этим прекрасным явлением со всей Вселенной. Здесь было много разных лесов, аллей и полян. Все они делились по видам минералов, камней и стекла. Тут тебе и сверкающее поле кристаллов, и аморфные рыжеватые опушки, и известковые прозрачные рощи… Края на любой вкус и цвет! И все такое облагороженное, истинно девственное и светлое… Без какой-то чопорности и пафоса, дешевых запретов и дурацкой идеологии. Здешняя природа давала увидеть себя, потрогать, полюбоваться… Деревья словно хотели, чтобы их нарисовали, животные будто позировали для фото, а трава покорно уступала место пледам. В этом парке, в каждом его месте царила доброта, уют, спокойствие и… настоящая красота. Можно было бродить здесь и отдаваться прекрасному хоть всю вечность! Что и делали постояльцы этого парка, а туристы отчаянно пытались их нагнать. Все точь-в-точь как в Эрмитаже. Кто-то уже двадцатый год рассматривает гробницы, а кто-то бежит стремглав через залы итальянского Возрождения. Но погулять беззаботно по рощам не удалось. Гарасу уверенно вел нас вглубь Кобуцу, почти к самому отшибу. Чем дальше мы заходили, тем неприметней и мрачней становились красоты. Посетителей почти не было в тех краях. Мало кого привлекал мутировавший зеленый аметист или кусты черного опала. И уж точно никто не хотел приближаться к тому сборищу красно-фиолетового стекла в самой дали!  Подождите-ка…  — Это оно? — поинтересовался ровно Ливси, всматриваясь в заросли того самого стекла. — Да, — кивнул Гарасу, вертя неприметно острым маленьким кинжалом. Он был такой серебряный, ребристый и угловатый, походил на «бабочку». Агимура его  приготовил специально для добычи того самого… — ёдуриеда. Прямо перед нами. Осторожно, тут все колется. Не люблю вид крови. Затем Гарасу вслед за ножом достал холщовый потертый мешочек. Он тоже его использовал для собирания всяких руд и стекла. В отличие от того оборудования, что было на заднем дворе, этот нож и мешок были довольно просты. Но Агимура точно мог вполне искусно справиться и с примитивными инструментами. Видно, сборка какого-то там стекла уже не была для него проблемой. Интересно, сколько веков Гарасу занимается кузнечеством? А потом он медленно, но уверенно двинулся в рощу ёдуриеда. Нам осталось лишь последовать за ним.  Там Гарасу уже присел на корточки и принялся аккуратно срезать ёдуриеда в мешок. А мы наблюдали. Стекло плавно переливалось сиреневым и красным, обладало чудесным градиентом. Его острые кончики, похожие на лепестки хризантемы, и вправду очень манили, а ароматный дым дурманил голову.  Но этот скрип при срезании сводил с ума. Неприятный и режущий по ушам, он все не кончался. Поэтому Присцилла не выдержала и спросила: — Ты помнишь что-то про своих родителей и детство?  Гарасу молчал довольно долго. Минуты три. Все срезал это стекло и будто думал, что ответить. Вспоминал. Глаза его наполнились бликами, руки подрагивали от напряжения. Но все-таки Агимура заговорил:  — Детство было хорошим дома у папы. Мама и я очень часто бывали у него. Я наблюдал, как он кует мечи. Мне нравился его дом. Он даже кроватку для меня построил. Укачивал все в ней. Напевал какую-то японскую мелодию. У него было красивое лицо и голос. Белые волосы и шрам на щеке. Он меня очень любил и всему учил с пеленок. Маме активно помогал. А потом умер, и мы снова переместились в Эйзосекай.     Там все было более беспокойно. Я даже не знал сначала, что у матери есть сестра. Она меня прятала от нее все время. Гулять по двору я выходил только ночью, в маске, как сейчас. Приучался с детства. Всегда меня преследовала защитная магия мамы. Лишь один раз она не сработала…      Но мама меня так же растила в любви и заботе. Она была прекрасной женщиной и инокотэ. Я часто наблюдал за ее приемами и балами. Восхищался всегда. Даже хотел померить украшения. Они естественно блестели, не так, как у Тэкеры. Все в маме было до того нежное и любовное, что я каждый раз хотел плакать, даже видя ее. Она любила Вселенную и любую Красоту, готова сама была поклоняться ей, а не вершить ее. Мама создала истинный Эйзосекай, а Тэкера только вынуждена была трепыхать от болезни, но и ее она любила. Я хотел быть похожим на маму. И она учила меня всему тому, что знала сама. Всегда я читал много книг, познавал суть Красоты, свои магические дары  и учился видеть мир таким, какой он есть. Со всеми изъянами. А ещё мама меня боевым искусствам учила тихонько. В память о папе.    А потом и ее не стало. Я остался один на один с этим прогнившим миром и Тэкерой. Вечно в бегах от вил и ритуалов, в поисках себя и выхода. Больше ничего не помню. Не хочу помнить. Больно.  — Понятно… — Сцилла глубоко вздохнула, потирая виски. Она слезно сглотнула и произнесла: — Как это тяжело - терять родителей. Я тебе сочувствую очень… Понимаю… Но ты не один. У многих детство тяжелое выдалось и при живых родителях. А это я никому пережить не пожелаю… Хоть сама я уже стараюсь все отпустить и жить дальше!  — Выговорись, как я, — сказал спокойно Гарасу, продолжая срезать стекло. — Это полезно. И Косбири, перестав быть уверенной и черствой, вновь открыла израненную душу. Она начала рассказывать всю историю Гарасу, а он внимательно слушал и кивал. Казалось, Агимуре даже становилось спокойней от того, что не у одного него была душевная боль. Что кто-то его понимал и готов был поддержать своими рассказами. Гарасу даже стекло принялся срезать тише.  А я поняла, что Ливси нет рядом с нами. И, кажется, довольно давно. Даже следа его не было! Пока никто не видел, я рваным шагом вышла из рощи ёдуриеда. Тут же принялась вертеть головой туда сюда и осматриваться, нервничать, кусая губы в кровь. Хотела уж прервать спокойную тишину Парка, крикнув со всей мочи имя Ливси, но внезапно увидела его неподалеку от входа в рощу.  Он сидел, оперевшись на низкий травянистый холм, тихонько дрожал и качался из стороны в сторону. Весь бледный, свернулся в калачик и уткнулся лицом меж коленей. Дышал часто, неровно. И мял что-то блестящее в руках. У него как будто был сильный приступ панической атаки.  Я быстро подбежала к нему и села рядом, судорожно обнимая и тараторя:  — Ливси, все будет хорошо! Давай, дыши глубоко, успокойся… Ты весь похолодел! Сейчас поедем к Гарасу опять и все будет нормально! Ты только не переживай…  Черрисен что-то несуразно мычал в ответ, а я уже понимала, что с ним такое творится. В руках его еле блестел крестик из белого золота с распятым Христом. Маленький такой и нетяжелый, для ребенка. Он свободно помещался в ладони Ливси и дымился черным, только тот этого словно не замечал. А все рассматривал и мял дрожащими руками.  Узнав этот подозрительный дымок и мелкие пятнышки фиолетовой плесени, я смело прикоснулась к крестику. Ливси никак не отреагировал, а я смогла полностью погрузиться в его воспаленное сознание…  Могила матушки Сильвии… Как же она меня пугала! Серая, мертвая, с ее жутким кривым портретом и датами жизни… Она же не так выглядела! Она была милей всех наставниц и сестер! Почему ее так изуродовали?! И почему меня приводят сюда каждые выходные на это страшное кладбище?… Они же знают, что я боюсь их… Очень боюсь! Я ведь и так знаю, что матушка умерла… Но ещё знаю, что ее душа у Бога! Так зачем?… — Это ты ее убил. Я почувствовал сзади тяжелое и зловонное дыхание в затылок. Этот запах свежей рыбины везде узнаю. Отец Андре опять буравил взглядом, стоял надо мной величественно в черной замогильной рясе и тряс четками неустанно. Этот звук всегда давил мне на нервы, и он это знал.  Я медленно повернулся к нему. В бездонных зеленых глазах отца Андре видел себя. Лицо вытянутое, напуганное, очи выпучены, как у мопса. Лохматые волосы и трясущееся посиневшее тело. Я сам себя не узнавал. И молчал.  Отец Андре мрачно погладил черную бороду, хмурясь и надуваясь. Он повторил свою душераздирающую фразу: — Это ты ее убил, Ливси. Так делают только демоны, понимаешь? — Я н-не демон… — сжав руки в кулаки, ответил я. А сам опустил голову, стараясь сдержать слезы. Я устал это слышать. Не мог больше. Хотелось плакать и обнимать кого-то. А уже некого… — я человек…  — Да ты только посмотри на себя, — отец Андре резко поднял меня за подбородок. — Ты истекаешь этой силой дьявола. К половому созреванию она стала совсем видна. В тебе сидит Сатана, за которого ты уже убиваешь людей. — Н-но я же читаю Библию и молюсь… — мне оставалось только мямлить. — Разве дьявол может молиться за себя?… Матушка Сильвия говорила… — Мы совершим над тобой обряд экзорцизма. Сегодня же. Сейчас. И ты станешь нормальным человеком.  Меня кто-то резко взял за руки и потянул на себя. Я глухо вскрикнул и упал в чьи-то горячие объятия. Как только увидел, что тянули меня черные мохнатые лапы, чуть не проглотил язык от страха. А увидев тень бараньих рогов и свободную могилу впереди, не сдержался и закричал на все кладбище, отбиваясь:  — Нет! Я не хочу! Отец Андре! Прошу, умоляю! Я не пойду в эту яму! Нееееет! Только передо мной стоял уже не отец Андре. А кто-то другой. В накидке с глазом. Рыжий, с противными шрамами на все лицо и широкой пастью. Он ехидно улыбался мне и весело махал когтистой рукой, показывая на мою грудь. Она же горела пламенем, и что-то хотело из нее выпрыгнуть будто… Такое светящееся и круглое…  Что же со мной?  Неужели я и вправду убил матушку Сильвию?… Кто я на самом деле? Не успела я толком вынуть крестик из рук Ливси, как он… отключился. Опять. Упал в обморок. Его лицо было красным от слез.