Если бы.

      Так больше продолжаться не могло.       — Мистер Моро, предлагаю вам вернуться к должностным обязанностям через восемь часов. Столько потребуется, чтобы алкоголь перестал влиять на вашу способность…       — Закрой пасть, или что там у тебя, тупая консерва.       Джокер был неприлично, до невозможности пьян. Шепард вернулась с Омеги и заявила, что даже не оставила в живых, нет. Спасла ублюдка Вакариана, который предал ее и заставил Джокера оставить раненую женщину на пустынной планете. Тварь, мерзавец, которого Джефф ненавидел так, что не задумываясь, консервным ножом вскрыл бы ему грудь и проверил, есть ли там сердце, или внутри только голубая болотная гниль.       Мысли о предателе заставили его сплюнуть на пол.       — Мистер Моро.       — Пошла на хер.       Язык заплетался. Он все же должен поговорить с Шепард. Что думала она, оставалось для Джокера загадкой — ну не могла же капитан правда что-то чувствовать к этому козлу после всего того, что ей пришлось перенести по его милости.       Дверь в ее каюту была заблокирована.       — Разблокируй дверь, падла.       — В доступе отказано.       Ему показалось, или СУЗИ произнесла это с мстительными нотками удовольствия? Плевать на синтетический кусок дерьма. Джокер стал барабанить в дверь, даже не утруждаясь отправить сообщение о своем визите:       — Шепард! Открой!       Он сам слышал, насколько был пьян. Сейчас речь шла не об этом. Речь шла о них двоих. Пришло время расставить все точки над «i».       — Да чтоб тебя, мне надо поговорить! Открывай, мне это надоело!       Дверь распахнулась, и перед ним стояла она — в клубах сигаретного дыма, с которым не справлялась вентиляция, такая же пьяная и куда как более злая.       — Заходи, раз пришел.       Только сейчас Джокер понял, что вместо обычной толстовки на ней был только спортивный топ и брюки с небрежно расстегнутой пуговицей. Сколько же она выпила, чтобы появиться перед ним в таком виде?       Ее внешний вид взбесил Джокера еще больше. Прекрасно, Шепард чувствует себя рядом с ним настолько в безопасности, что без стеснения щеголяет полуголой? Совсем списала его со счетов и отправила в разряд подружек?       Она покачивалась, казалось вот-вот и рухнет. Ничего она не думала, просто напилась, как всегда, закрываясь от реальности.       — Я к тебе с предложением по оптимизации твоего рабочего места, капитан. Смотри, давай вот тут, — он показал на стол справа от входа, — поставим фотографию твоего обожаемого Гарруса в рамочке с сердечком. Будешь смотреть на него и мечтать, если бы да кабы.       Она молчала, но глаза ее сузились. Джефф перешел черту и явно это чувствовал. Но Шепард ничего не сказала, ничего не сделала, и его понесло.       — Посмотри, в кого ты превращаешься. И что тебе остается?       — То же, что и тебе, мистер «40 терабайт порнухи».       Она усмехнулась своей не самой удачной шутке и подошла к столу, наклонившись и уперевшись одной рукой, другой указала на угол слева:       — Вот тут хорошо смотреться будет?       Все, что он видел — задорный крепкий задок и насмешку в ее голосе, которая заставляла кровь кипеть от ненависти и ревности.       Два шага, и он подошел почти вплотную к ней сзади, положив свои руки на ее. Крошечные исхудавшие кисти Шепард полностью тонули в его, вызывая уже болезненный приступ нежности — такая маленькая, такая хрупкая и такая упрямая. Она выдохнула, но не произнесла ни слова, и его руки легли на ее впалый живот, дрогнувший от уже забытых ощущений. Сейчас или никогда.       Торопливо, нервно он спустил ее брюки и чиркнул ширинкой на своих. Шепард было дернулась, будто одумавшись, но Джокер остановил ее, положив руку уже на шею, ощутив тяжелое, судорожное дыхание под своей ладонью.       — Давно надо было это сделать. Выколотить из тебя все иллюзии насчет этой сколопендры.       Он хотел войти с размаху, но она была настолько тугой, что он чуть не застонал в голос, пытаясь сделать это снова и снова. Войти полностью, чтобы она забыла чертова турианца, успокоилась и стала самой собой.       Проклятье, его надолго не хватит. Он так давно не был ни с кем, что готов был взорваться. Джокер остановился и попытался привлечь ее к себе ближе. Он убрал руки с трогательных тазовых косточек и приобнял за грудь, заставляя женщину стать ровно, прижаться к нему ближе.       — Иди ко мне. Ну пожалуйста.       Она не хотела его. Сейчас он понял это окончательно.       Он стремился разжечь ее, прикоснувшись к крохотным бугоркам сосков через ткань топа, поглаживая и сжимая их. Она не реагировала. Со злостью он выкрутил их так, что, должно быть, ей стало больно — она выдохнула, и Джокер не поверил своим ушам:       — Еще.       — Всегда к твоим услугам, коммандер.       Томно, медленно он стал двигать бедрами, прижимая ее, такую желанную, такую недоступную, к краю стола, одновременно лаская сжавшиеся соски, мечтая только об одном — прикоснуться к ним губами, всосать в себя каждый из них, прикусить до боли, заставить ее кричать, стонать, и…       Он кончил, кончил так мучительно, что тело скрутило судорогой, оргазм прошил так, что колени подкосились, и он уткнулся носом в согнутую спину женщины.       Черт.       — И это все?       Очередная насмешка. Больше всего хотелось просто уйти.       Она сняла брюки, повернулась и уселась на край стола, подняв ноги и разведя их, оперев пятки о темный пластик. Как завороженный, Джокер смотрел на то, как из нее толчками вытекало его семя.       — Я не останавливаюсь на полпути, и ты это знаешь, Джефф. На колени.       Когда он приник губами к ней, Шепард вцепилась в его волосы специально до боли, будто мстя кому-то. Сколько раз в своих мечтах он делал это, проводил языком от промежности до клитора, втягивал в себя розовые складки. В реальности все было еще лучше. Он почувствовал, что снова стал возбуждаться.       — Жалкая самодеятельность, Джокер. Думала, будет лучше.       Он поднялся на ноги и снова овладел ею, проник так глубоко, как только позволяли их хрупкие тела, сжав Шепард, будто боялся потерять. Если бы он мог поделиться хотя бы каплей того, что сам чувствовал. Было ли ей хорошо? Он не знал. Но ему определенно было хорошо. Было просто отлично.       Он кончил, так и не поняв в вихре эмоций, почувствовала ли она хоть что нибудь. Казалось, что нет. Это ранило больше, чем он мог предположить, и ему захотелось ранить в ответ:       — Так что, заказать тебе рамочку для фотографии? Если бы только он мог посмотреть на тебя пять минут назад.       В ответ — звонкая пощечина.       Он проиграл.