В лучший момент

      В карих глазах промелькнула пурпурная искра молнии в сопровождении протяжного грома. Потемневшее вечернее небо изредка поблёскивало, заливаясь сверкающими разрядами, и Ханджи отчего-то подумалось, что эта непонятная мрачная погода так подходит её столь же непонятному настроению. Собственно, день выдался непростым, и события сегодняшнего утра до сих пор блуждали в памяти.               Спонтанное пробуждение началось со спешной тряски по спине — Моблит старался разбудить её не так резко, дабы командир могла прийти в себя, но при случившемся обстоятельстве это не представлялось возможным. Ханджи не сразу поверила — хотя Бернер никогда ей не врал. Только спустя мгновение вскочила с постели, отпихнув испуганного её внезапностью помощника. Тот враз запричитал: «Ну как же так, командир, вы ведь совсем раздетая». Застиранная рубашка из тренировочного комплекта давно перешла в ряды ночного гардероба и использовалась в те редкие дни, когда Ханджи хватало сил нормально переодеться. Сквозняк холодил неприкрытые бедра, в то время как заспанные глаза отчаянно пытались проглядеть силуэт очков, местонахождение которых оставалось загадкой. За спиной послышались обречённый вздох и неспешные шаги. Ханджи ойкнула, когда её нежданно-негаданно схватили за запястье, и ореховые глаза предстали первым, что она увидела сквозь упавшие на переносицу очки. В тот же миг Моблит поспешно отвернулся, отчего-то неловко потирая заднюю часть шеи.              — Я буду ждать вас в коридоре, когда оденетесь…              — Мог бы и остаться, чего уж там не видел? — небрежно бросила Ханджи, впопыхах впрыгивая в первые попавшиеся брюки.              Солдаты Гарнизона и Военной полиции пусть жеманничают, а они, разведчики, за стенами существа бесполые. Никто не помнит в итоге, как пахнешь на поле боя, как рвётся униформа, и как нет времени разбегаться по разным кустам — прокусит титан прямо за голую задницу. И уж Моблита она не стеснялась совсем, учитывая совместно прожитые года, пережитые экспедиции и разделённое горе. Страшнее зрелища чем за каменным спасением человечества представить невозможно, и едва ли её нагое тело представляло ценность. Нанаба уже какой месяц не могла незаметно всунуть в карман порванные тряпки, и на поле боя некогда думать о багровом пятне на собственной заднице.               Непривычная тишина контрастировала с его присутствием — всё-таки Моблит решил остаться с ней. Продевая пуговицы одну за другой, Ханджи бросила взгляд на его спину. Стушевался, точно неопытный кадет, полный энтузиазма носить страшное звание ассистента майора Зоэ. Только забылось звание в тот момент, когда её грубо схватили за куртку, насильно отрывая от земли. В кадетском ей пару раз прилетали пощёчины, за дело и личные обиды. В Разведкорпусе она как-то шустро сориентировалась, зазевалась — сержант, лейтенант, капитан, а вот сейчас майор. На человека со столь высоким званием не могли выступить вышестоящие из других военных подразделений, но полицейским, пропитанным разгильдяйством, коррупцией и развратом, было откровенно плевать на порядки. Нет контроля, нет и соблюдения правил.                            — А-а… — от шока она выдавила лишь непонятный звук. Затаив дыхание, ошарашено уставилась на лежащий в паре метров труп изувеченного человека. Труп пастора Ника. Еще недавно она хваталась за его шею, что-то восторженно крича в ухо. Хлопок двери, словно звонкая пощечина, опалил уши и заставил прийти в себя. Ханджи вздрогнула и с нескрываемым отвращением поморщилась от ударившего в нос мускусного пота.              — Это было очередное убийство после совершенного ограбления. Последнее время такие случаи участились.              Редкие ресницы задрожали, когда она в непонимании забегала глазами от одного офицера к другому. Какие мерзкие отрешенные морды! Они холодно смотрели сверху вниз, застывшие лицевые мускулы не скрывали брезгливость к их военному подразделению. К ним самим. И так они пытали Ника, придавая ему не большую ценность чем столичной дворняге. Это точно не убийство, она не настолько глупа!              Ханджи дёрнулась, и, потеряв бдительность, шагнула вперед, бессознательно взмахивая ладонью — Моблит расширил глаза, в напряжении готовясь к ответной реакции.              — Чт… Подождите, я не понимаю! Его ногти были сорваны!.. — реплику заглушила стальная хватка вспотевшей руки, и Ханджи вынужденно взмыла на цыпочки, словно пойманная птица в руках охотника. Её неприкрыто осмотрели, и у висков пробежала капля ледяного пота.              — Ты из какого отряда?              От желтых зубов несло куревом, и Ханджи инертно вытянулась по струнке, поддаваясь пробирающему тело чувству. Едкому страху? Под подбородком хрустнуло. В периферическом зрении показался Моблит, схватившийся крупной ладонью запястье полицейского с такой силой, что на плотной коже проступили вены. Он буквально отцепил солдата, оборонительно разделяя пространство между ними. Ханджи отъехала назад, и едва удержавшись на ногах, посмотрела на Моблита расширенными зрачками.              — Командир четвёртого отряда Ханджи Зоэ и ассистент командира Моблит Бернер, — он чётко произнёс эти слова, словно некто позарился на его деревянную лошадь. Так ребёнок оберегает самую драгоценную вещь. Так Моблит защищает самое дорогое, что у него есть.                            Ханджи слабо мотнула головой, утыкаясь взглядом в свисающую нитку на обивке дивана. Перекатившись на бок, поежилась от противного скрипа — Моблит хоть и наседает с вечной мантрой: «Вы должны поесть, поспать, и вообще!..», а тощая худоба с кадетских голодных времён не покинула её, закрепившись под слоем каменных мышц. Вот же настырный со своими родительскими замашками, едва ли сопли ей не подтирает.              — Хвала Стенам, — Ханджи закатила глаза, ясно представив, что Моблиту и такое под силу.              Что в принципе офицер Бернер не мог? Её ассистент ответственно исполнял свои обязанности, и его познания в ботанике не раз пригодилась Разведкорпусу. Да и чего лукавить, нескучно работалось с ним. Юмор склеивал их между собой, как березовая смола — вот будет у неё настроение на подкол в его адрес, а Моблит не обидится, ещё и подхватит, послав ответный. Кому не скажи, а он ещё тот добряк и обладатель самой щедрой души! Отпросившись к семье, обязательно привезёт какой-никакой гостинец — то пряники овсяные, то забавную безделицу. Ей ни холодно ни жарко от всяких ярмарочных даров, но Моблит всегда умудрялся отыскать нечто занимательное, греющее душу.              Ханджи неторопливо растянулась на диване, шаловливо боднув коленом спинку. Наверняка уже спит он, по её же приказу сосланный прочь из этого кабинета. Для всех, она — умнейший человек разведки, и только Ханджи понимает собственную глупость при виде симпатичного родного лица.                            Этот вечер проходил противно до невозможности, рассеяно и непродуктивно, когда обеспокоенный он показался в дверях с её любимой кружкой. Ханджи довольно дернула бровями от сквозного пара, что медленно приближался к ней. Не менее уставший Моблит упустил из внимания её куртку, скомканную у ножек стола. Пальцы распахнулись, и напиток опрокинулся на стул, почти не задевая её саму. Наверняка ромашковый чай, уж не думала Ханджи, от неожиданности вскакивая с рабочего места. Они очутились совсем близко, в испуге схватившись друг за друга. Жестяная чашка покатилась по полу, ударяясь о шкаф. Пронесло.              Воздух замер, и в груди беспокойно застучало сердце в такт их шумному дыханию. Ханджи согнулась в три погибели, балансируя на стуле, а Моблит мертвой хваткой обхватил её ладони, не разрывая зрительный контакт.              — Командир! Вы в порядке?! — он тут же завертелся, пробегаясь глазами по намокшим брюкам. Бёдра неприятно саднило, но Ханджи закусила язык, решив промолчать.              — В-всё в порядке, я просто… Неожиданно это, — она тоже бессмысленно опустила глаза, подмечая его ладони поверх своих. Нагретые жаром кружки, они никак не отпускали её шершавые пальцы солдата.              — Командир?              Ханджи очнулась, резко вскидывая голову. Аромат заваренных трав заполонил то краткое расстояние между ними, что хотелось одним порывом сократить подчистую. Моблит замер, шумно сглатывая, и её зрачки расширились от проступившего кадыка на широкой шее. Щеки налились от пылкости взгляда командира, что бесхитростно его рассматривала. Бернер выдохнул, борясь с внутренним сопротивлением, и тёплое дыхание ощутилось на её губах. Захотелось ощутить это тепло ближе. Его пальцы, они… Сжали её? Прядь каштановой чёлки метнулась в глаза, когда ей лишь на миг показалось, что он медленно двинулся к ней. Суховатые губы показались совсем неуместными, и Ханджи инертно облизала верхнюю, ответно поддаваясь вперёд…              — П-простите, командир! Мне очень жаль, я!.. — он резко отпустил её ладони, отшагивая назад.               Ханджи тотчас померкла. Ассистент отдалился всего на метр, но эта дистанция почувствовалась, будто дюжина миль. Как подло, Бернер.              — Порядок, Моблит, — она постаралась ответить ровно, тут же плюхаясь обратно за рабочее место. Поправив съехавшие очки и отведя плечи в прямую осанку, потянулась за скучнейшим отчетом. — Ты просто устал, день выдался не из лёгких. Иди отдыхать, завтра увидимся.              Неохотно отвернувшись, Ханджи болезненно закусила губу, коря себя за почти сказанные слова совершенно другого контекста. Уставившись на стол, боковым зрением глянула в его сторону. Моблит вдруг помрачнел, по всей вероятности, истолковав её холодность неверно, и запротестовал дрожащими губами:              — Но командир!              — Это приказ, — Ханджи улыбнулась краями губ, выражая настойчивым взглядом твердость сказанного.              «Давай же, уходи скорее».              — Спокойной ночи, Моблит, — поставив точку в их разговоре, она вернулась к бумагам, демонстративно доставая чернильницу. Он оступился, будто собираясь продолжить, но после Ханджи досчитала до трёх, прежде чем услышала ответное пожелание и тихий хлопок двери.              — Просто потрясающе умный поступок, — на лице проскочила невеселая усмешка, сопровождаемая порчей нового пера в сжатой ладони. Ей определенно следует всё обдумать. Обдумать. Обдумать.                            — Майк, подумай здраво! Так у вас, у вас давно?              — Давно.              — Майк! — Ханджи протяжно застонала, хватаясь за голову, словно в висках проскочила стрела боли. Его тайна обвязала её невидимым узлом, а связь с близким другом, как натянутый до предела трос УПМ, дала повод усомнится в прочности этих отношений. Веревка надорвётся, лопнет вместе с её доверием и пониманием людей, что она считала друзьями.              — Она, ну почему она? Чем тебе гражданские не угодили? — Ханджи уперлась руками в столешницу, влезая в личное пространство Майка. Сейчас он разразится в смехе, аж до брызнувших слез, и добродушно дёрнет за пушистый хвост, щекоча прохладным дыханием её затылок. Майк не шелохнулся. — Вон какую хочешь выбирай, от Марии до Сины! Ты же лейтенант, тебя и в столицу Шадис скоро брать начнёт! Вот там и присмотришь себе, такую же белявую, с короткой прической…              — Это другое, — без обиды усмехнулся Майк, расслабленно вытягивая ноги.              «Он что, издевается?!» — Ханджи вспыхнула от вихря эмоций, раздирающих её изнутри. А он все смотрел без капли осуждения, точно родитель, познавший подобную ошибку в юности.              — Я не стану тебя утешать, если она присоединится к очередной повозке с трупами, — Ханджи отрешенно качнулась, выплёвывая слова без чувства жалости.              Он промолчал, предательски спокойно расплываясь в улыбке. От безысходности, Ханджи прикусила язык, норовящий наговорить еще больших гадостей, и двинулась прочь из комнаты, прочь от Майка, к черту их всех!              — Ты ревнуешь, Ханджи. Признайся, что боишься пойти на риск и подпустить его слишком близко, — она остановилась в дверном проходе. — Ханджи, я знаю, как вы пахнете рядом друг с другом. Задумайся, оправдана ли цена твоей трусости. На худой конец, я попробовал.                            Майк попробовал, да. В углу потолка начала собираться паутина. Леви наседал со своей чистоплотностью и обходил стороной все принадлежащие ей помещения, словно сомневаясь в способностях ответственного за уборку Моблита. Вот Майк попробовал и ходил довольный, как откормленный сливками кот, а Нанаба улыбалась со всей искренностью, так, что даже на её остром лице показывались ямочки. Вечно сидели у старого тополя и грелись на солнышке, сражаясь, проживали эту чудную жизнь бок о бок. И в повозке с трупами их не было. Не нашли тела.                     Вот сколько месяцев прошло, а взгляд тот, добрые глаза друга не давали ей покоя. Она давно забыла, что значит покой. В те редкие моменты видимости несуществующего, ей в спину дышал только он. Тот, с кем запах смешался и превратился в неуловимый тандем по преданиям Майка. Моблит. Её славный помощник Моблит, рискующий при каждом биении своего чуткого сердца, добродушно срывающий поседевшие волоски, делающий всё для её блага и учтиво скрывающий большую привязанность, чем к всего лишь командиру. А что она? Не может решиться на ответный шаг, раскрыться и признаться в своей человечности, что так же хочет чувствовать себя живой. Любить без страха за будущее, за то, что однажды в той повозке могут мелькнуть его черты, и что горько завидовала Майку, прожившему с родным человеком краткие года, а она и дня возможно не успеет. Пальцы сами открыли комод, когда Ханджи в беспамятстве ринулась к нему.                     — Командир!              Ханджи неловко поёрзала на месте, вытаскивая голую ступню из разношенной туфли. Из-за спины показалась бутылка и два простых бокала, что она почти виртуозно теребила вспотевшей ладонью. Закусив щеку изнутри, вопросительно дёрнула бровями, тихо хохоча от его неловкой суеты. Она привычно влетела в комнату, застукав помощника у таза с водой, явно готовящемся отбывать ко сну. Моблит тряхнул кистями, внезапно подмечая про себя её особенный облик. Распущенные волосы выбивались небрежно и щекотали шею, на плечах — вальяжно накинутый халат, а короткие шорты казались панталонами, что служащие женщины часто носили в качестве белья… И эта майка, чьи бретели держались под белой тканью, хотя отчаянно жаждали его опаляющего дыхания, что сдуло бы их по обе стороны. Эта майка должна слететь вниз. Он шумно выдохнул, тут же смутившись бесстыдных мечтаний о её наготе.              — К-командир, у вас все в порядке? —недавнее происшествие нагрянуло словно утренний туман, и Моблит заметно разнервничался, готовясь к непростому разговору. — Вас что-то беспокоит?              — Всё в порядке, всё хорошо, — она характерно замахала руками, неторопливой походкой направляясь к столу. Закинув бедро поверх другого, попутно расставила бокалы. — Я к тебе пришла. Мне хочется выпить, но пить в одиночестве гиблая идея. Составишь компанию?              Моблит удивленно нахмурился, осмотрев свою комнату. Хорошо хоть прибрался. Отказываться от такого предложения он не собирался, но дверь стоило прикрыть. Преодолев расстояние к выходу, вопросительно развернулся к ней, указывая на ключ. Ханджи охотно кивнула, мгновенно расслабляясь от услышанного щелчка замка.              — Завтра у нас назначена миссия, поэтому мы немного, — её сильная ладонь сдавила крышку дважды, но проявленных усилий оказалось недостаточно, и подошедший Моблит без слов перенял эту задачу на себя, последним усилием отворяя бутылку.              Стекло совсем мутное, мыленное, непонятно-тёмное, затертая бумажка с элитным названием… Поскорее хотелось, чтобы это старинное вино обтянуло язык и затекло в самые нёба, ударяя своей доскональностью вкуса. Ханджи должна исследовать его. Не вино, хрен с ним. Его язык.              — Лей уже, хватит дразниться, — она не менее жадно облизала уголок рта, почему-то глядя совсем не на вино.              Моблит хмыкнул, наполняя бокалы карминным блеском. Стекает вкусно даже на вид, а Ханджи, Ханджи вкусная? Ему же не кажется, правда? Командир странно себя ведет, изредка отпуская шутки и зачем-то упоминая офицера полиции, что никак не вписывался в их уединенную обстановку. Посыпались излишние благодарности, и Моблит отмахнулся, подмечая, что основание бутылки может треснуть, если он враз не ослабит свою хватку. Ханджи тревожно коснулась его запястья, мгновенно приводя в чувство.              — Простите, командир. Давайте… Может, тост? — ухватившись за ножку, перевёл тему он.              — Предлагаю выпить… За нашу совместную службу! Да, именно так, мне очень повезло иметь такого замечательного ассистента, как ты. Мне с тобой очень повезло, — тост растянулся, а слова посыпались с бешеной скоростью. С каждым словом жидкость в бокале интересовала все меньше, а внимание притягивали её закрученные ресницы, красивые брови, что в явном возбуждении стремились в высоту, и как маняще улыбались тёмные губы!..              — За нас, Ханджи-сан.              Из памяти выпал момент сделанного глотка. Завязалась беседа, и вскоре в ход пошла нехитрая закуска, найденная в запасах — переданные семьёй вяленные сливы смешно контрастировали с недоеденным хлебом.              — Командир, не много ли? — опасливо уточнил Моблит, мысленно оценивая собственную трезвость. Что Ханджи, что он сам никогда не отличались быстрым опьянением, и каждый поход в таверну заканчивался одинаково — в этот вечер он выносит её за порог, ловя попутную повозку, а в следующий командир добродушно хлопает по лопаткам, пьяно бормоча в ухо: «Пора Моблит, пора!».              Ханджи замерла с бутылкой в руках, засмотревшись на неприкрытый занавесками пейзаж. Слипшиеся грозовые тучи не спешили расходиться, то и дело перебивая их трёп пугающим треском. Восковая свеча затухла вконец, и комната послушно погрузилась в темноту.              — Да, ты прав. Для смелости достаточно, — Ханджи залпом опрокинула бокал, за секунду осушая остатки вина.              — Что? — очнулся он, широко моргнув. — Вы о чём?              — Думаешь, так просто это? — выдала она тоскливо, наконец встречаясь с его взглядом. — Я же скоро срастусь с этими бумагами, а так вот лежишь и думаешь: «Как было бы замечательно заснуть с родным человеком, погреть ступни, уткнуться в родное плечо…», — С тобой хочу, Моблит. Хочу.              — Хотите? — поперхнулся он от поспешно сделанного глотка, намереваясь привести себя в чувство. Закашлявшись, увидел вскочившую Ханджи, что спасительно постучала по спине. Наклонившись ближе, она досадно прошептала:              — Я же совсем не дура. Может, немного, но так это я по делу. А то, что не решаюсь никак… Ну да, дура, но сегодня, сегодня уже пора.              Моблит вытянулся, попутно раскрывая плечи, как вдруг ощутил её скользнувшие за ворот ладони. Зашелестевшие по коже подушечки пальцев заставили встрепыхнуться от внезапного холода, и Ханджи навалилась сзади, стискивая его спину так крепко, как только может человек. Потёрлась носом о его шею, и Моблит не сдержался и нащупал её ладони, обхватывая те нежно и крепко.              — Командир, дороже вас у меня никого нет.              — Не хочу быть для тебя просто командиром, — подобная искренность окончательно накрыла его, и Моблит в неверии вдохнул свежесть её вымытых волос.              — Вы всегда были большим.              Вблизи ударила молния, когда Ханджи мелькнула в боковом зрении, осторожно присаживаясь на его колени. Теперь он смотрел на неё открыто, подмечая нереальность всего происходящего. Но Ханджи здесь, прямо с ним, он ощущает её запах, слышит прерывистое дыхание, чувствует её тело на себе. Шею нерешительно обвила женская ладонь, когда второй она пригладила косую челку, робко уточняя:              — Я… Можно я тебя поцелую?              — Вам всё можно, командир, — хотелось донести эти слова до глубин её разума, чтобы Ханджи без колебаний доверялась ему ещё больше, чем сейчас. Когда мечта свершается, меньше всего кажется, что это происходит наяву. Когда одна мечта делится на двоих, меньше всего верится в собственную удачу.              — «Тебе». Я Ханджи, не командир, я просто Ханджи, — последнее «джи» она проглотила, зачесала языком, совсем мягко сбросила, словно ящерица шкуру, одно только «дзи» ему послышалось. Помнится, что-то такое говорила за свой род.              — Ханджи, — чересчур матовые губы дрогнули от сладкого имени, когда она заглянула в расширенные зрачки, а каштановая чёлка задела его подбородок. — Ханджи, целуй первая.              Тело пробила мелкая дрожь, а его стук сердца был слышен даже сквозь раскатистые звуки за окном. Затаив дыхание, она не сразу нашла его губы в темноте. Прикоснувшись несмело, Ханджи поддалась вперёд, привыкая к непривычным ощущениям от их упругости. Оживляя те своим теплом, обвила мужскую талию, чувствуя, как Моблит желанно прижался в ответ, отвечая на долгожданный поцелуй. Ханджи ухватилась за него, как за последний щит, словно сказанных слов оказалось недостаточно. Нежнее потянув за нижнюю губу, он легко прикоснулся к чувственной шее, покрытой запавшими узлами шрамов. Её непослушные пальцы уперлись в деревянную спинку стула, когда его язык скользнул, голодно сплетаясь с её, в настырных попытках ощутить остатки того вина. Пальцы прошлись под ткань халата, и он оторвался, озвучивая важное:              — Скажи, если захочешь, чтобы я прекратил.              — Я не скажу, — произнесла она твёрдо, утвердительно кивая. — Действуй.              Моблит приступил к шее, дыханием опалив выступившую жилку. Чувствительная кожа мгновенно отозвалась на ласки, и Ханджи гулко промычала, проводя линию от поясницы к его сильным плечам. В короткие волосы пустились пальцы, мягко массирующие затылок. Указательным она провела по коже за мочкой уха и издала тихий стон, когда его влажный язык обрисовал линию ключицы. Тело поддалось вперёд, подставляя всю себя, но Моблит взамен обхватил её подбородок. Важный момент. Они встретились взглядами, когда мизинцы подцепили бретели, и под непрерывный зрительный контакт потянули вниз. Ханджи ответно зашевелилась, и в конце концов ткань спала, застревая на тазовых косточках.              — Я давно этого желал, — он простонал прямо в губы, горячо впившись снова.              «А я как давно», — Ханджи поддалась порыву, ощущая его волнение от первых прикасаний к её груди.              Моблит неспешно провёл пальцами по выпирающим рёбрами, словно не конца решаясь, несмело поднялся выше, мягко сжав каждую. Они встретились взглядами, и Ханджи кивнула, наблюдая за невероятным действом. Наметив очертания от ложбинки к подмышке, он устремил податливый сосок меж двух пальцев. Ощущения трепетные, желанные, и не покидающее чувство новизны окутало до самых пят. Оторвавшись от губ, Моблит оттянул его, прислушиваясь к поощряющему стону. Она запрокинула голову, и действие повторилось снова. Подушечной большого он огладил верхушку, легко потянув на себя, мягко прокрутил в пальцах, заставляя не молчать.              — Ещё… Мне нравится, ещё… — она звонко прохрипела, довольно жмурясь.              Моблит засомневался, долго ли они удержатся в таком положении. Небо то и дело вспыхивало красочными блеском, освещая сидящую на коленях женщину, чья прекрасная грудь поддавалась его настойчивым пальцам. Ханджи нетерпеливо поерзала бёдрами, и ему пришлось стиснуть челюсть, так и не сдержав красноречивый стон.              «Ещё рано», — пах свело от сладкой истомы, но Моблит не собирался приступать к следующему шагу, не исследовав её достаточно.              — Подожди, не спеши ты так, — она испустила лёгкий смешок, и Моблит усмехнулся в ответ, наклоняясь к ней снова. От ощутимого касания влажного языка по неприкрытой коже пробежались мурашки.              Ханджи завороженно наблюдала, как он оставляет чувственные поцелуи на багровых следах от перетянутых ремней, чтобы следом прильнуть губами к острому соску, что успел изголодаться по его вниманию. Темноватые, крупные на небольшой груди, они лишь украшали её обнаженный вид. Хотелось целовать, обводя горячим языком, сменять на легкое дуновение, чтобы потом всосать до ощутимой пульсации и её несдержанной реакции. Ханджи реагировала, о да, она — настоящее украшение в его руках, самая ювелирная работа, словно королевский камень гранат — так бережно хотелось прикасаться к ней.              — Ммм… — она укусила его за мочку, когда Моблит провел языком вдоль нежной кожи ареола. Тело, что металось из стороны в сторону, с силой обхватило его бёдра, не зная куда себя подать от жара в груди. От громкого чмоканья у Ханджи вспыхнули уши, а по раскрасневшимся щекам пробежал пот. С мужских губ сорвался рык от несильного укуса его родимого пятна на шее. Он дёрнулся, вскакивая и приземляя её на землю.              — Что?.. — не ожидала она, подставляя голую грудь яркому свету. В живот уткнулся его лоб. У неё вечные синяки от грубого пояса, но в эту ночь там жарко от пальцев, поддевающих резинку панталон. И пусть, что Моблит не смотрел в её глаза, спуская бельё — она почувствовала кожей касание его горячих щек. Так сильно и она смутилась, выдавая себя от трепетного касания его губ на тёмном лобке.              — На кровать, — хрипло повелел он, и она поддалась команде, проворно уворачиваясь от рук, намеревающихся подхватить её за бедра.              Противные руки ослабели и никак не слушались, торопясь и внутренне чертыхаясь, она пыталась стащить его рубашку. Теперь тело Моблита представлялось возможным рассмотреть во всех подробностях, в отличии от незаметных подглядываний во время тренировок. Он прохрипел низким голосом, когда её руки охотно поползли вдоль крепких мышц, проводя линию от плечей и прерываясь на рельефном торсе. Короткие ногти очертили каждую мышцу, ещё сильнее раззадоривая Моблита. Ханджи опьянела и завелась ещё сильнее, невольно заглянув в его подсвеченные молнией глаза, одурманенные от возбуждения. Виднелся каждый шрам, родинка, пупок, откуда проходила линия роста светлых волос, прямиком под материю свободных брюк. В ответ притянула его к себе, впиваясь ненасытно и страстно, потянулась к их ткани…              — Ммм, давай хотя бы на кровати, — прервал её Моблит, в спешке наступая на пальцы и не давая завершить начатое. Они, не в силах оторваться друг от друга, с треском приземлились на постель. Облокотившись на стену, он вновь принял сидячее положение, жестом подзывая к себе:              — Садись спиной.              Ханджи послушно придвинулась, ощущая ягодицами явную эрекцию. Бесстыдно ухмыльнувшись, откинулась между его раздвинутых колен.              — Ты что задумал? — облизав искусанную губу, бросила через плечо развязную улыбку.              Моблит покачал головой, торжественно усмехнувшись от услышанного стона на несильный шлепок по бедру. Ханджи рефлекторно прогнулась, точно дикая кошка, когда почувствовала касание чуть выше лобка. Дразнится, такой искуситель, порхая по нежной коже. Она замерла от первого прикосновения, млея в предвкушении. Напряженные пальцы прошлись от верха к её входу, невольно разнося естественную смазку. Отсутствие преграды никогда не радовало так сильно. Пальцы ощущались так ярко, проходясь по малым губам, он снова и снова разводил влажные складки в стремлении прощупать места особой чувствительности. Они полностью увязли в её соках, и Моблит едва сдержался, спасая себя очередным поцелуем.              — Здесь хорошо? Нравится? — оторвавшись, нежно чмокнул багровое пятно на шее, оставленное им же во время недавних ласк. Ханджи дрожала, кусалась, жадно мяла собственные губы и все сжимала его колени на грани последнего баланса.              — Чуть выше, и можно сильнее, — её лоб покрылся испариной, когда Моблит остановился у самой чувствительной точки. — Д-да, вот там!..              Сомкнутые средний и указательный пальцы подчинились её просьбе, надавливая на влажную плоть. Они задвигались в намеченном ритме, решительно стремясь довести её до пика. Ханджи закинула шею на его плечо, сомкнув веки — из-под стёкол очков пробежала слезинка наваждения. Его руки слишком хороши, его пальцы творили искусство и чувствовали, где и как она в нём нуждалась. Позабытая грудь свободно легла в другую ладонь, и Ханджи вспыхнула, ощущая его и там, и здесь, и везде. В комнате повисли звуки её жалобного мычания и рваные просьбы продолжать, когда его огрубевшие пальцы в тот миг трепетали так нежно, так чувственно, что в сознании Ханджи напрочь исчез солдат Бернер. Остался только любовник Моблит. Он тихо рыкнул, непроизвольно дернувшись бёдрами — так сильно её желает уже которую минуту, час, год. Ничего, она уже близка к разрядке, и ему так по душе прикасаться к поджарому животу и жестким завиткам волос, что приятно пробивались между его пальцев.              — Так в-вот почему ты так хорошо держишь клинки, — застланные пеленой карие глаза бессмысленно уставились вперёд, а брови взмыли высоко на влажном лбу.              — Сочту за комплимент.              У входа ощутился палец, свободно скользнувший внутрь, и к нему тут же добавился второй. Внутри неё ребристо, жарко и хорошо. Ханджи поддалась бёдрами, скользя лобковой костью о его ладонь, последовала вслед его двигающимся пальцам, что непристойно хлюпали от её вязкости. К чувствительному клитору вернулся один из них, усердно досказывающий, что он может одновременно ласкать её со всех углов. Не она была его командиром, это он руководил ей изнутри без капли сопротивления. С её же одобрения. Рука онемела, но Моблит продолжал, доводя её до нарастающего крика. Эти её стоны, сдержанные и не очень, непонятные звуки, похожие на потуги позвать его по имени, возбуждали лучше любых фантазий, движений, и даже её ладони, так стремящиеся прикоснуться к его члену…              — М-моблит! — от собственного имени он всосал нетронутую кожу шеи, когда она в последний раз сжала его до невозможности, отчаянно вскрикнув. Ханджи обмякла в объятиях, медленно отходя от накрывшего с головой оргазма. Её ладонь ещё сжимала простыню, когда липкие пальцы сплелись с её.              Она вновь задышала глубоко и прижалась к его плечу, неспешно поглаживая тонкие волоски на мужской груди. Они недолго лежали в тишине.              — Не раздражает, что я задаю так много вопросов? — сзади послышался странный вопрос, и Ханджи вытянулась в лице, открыв рот. Развернувшись, она осторожно обхватила ладонями мягкие щеки, пальцем проведя по гладкой коже подбородка. В темноте он не увидел её искреннее недоумение. Как же хотелось заверить собственным взглядом, что ей и вправду все понравилось, и сомнения недостойны такого человека как он.              — Моблит, ты что такое говоришь?              — Может, вам хочется по-другому, чтобы не спрашивали и… — он буркнул что-то себе под нос, вдруг уводя голову. Растерялся. Ханджи насупилась, по-детски впившись в его руку, не давая отпрянуть.              — Грубо брали? Как бордельную девку? — фыркнула она, с удовольствием наблюдая, как мученически простонал Моблит. Она не даст ему заскучать. — В кои-то веки мои чувства кого-то заботят. Держи планку. Мне все нравится, Моблит, все.              Ханджи крепко прильнула к нему, подтверждая слова в тесных объятиях.              — Держать планку, вот скажете иногда… — кашлянул он, мягко опуская её на спину. — Продолжим?              — Ещё как! — в голосе прозвучала ободряющая улыбка, не видимая им в непроглядной черни комнаты. Моблит уже много раз пожалел, что не обновил свечу.               — Вас ещё нащупать надо… — проворчал он под звенящий хохот, когда в бёдра уперлись ладони. Ханджи самостоятельно стянула его брюки, быстро осознав, что белья там нет. Прекрасно. На прикроватную тумбу поместились снятые очки, не представляющие ценность при их обстоятельствах. Наконец появился шанс прикоснуться к желанному. Она без колебаний дотронулась головки, спускаясь к основанию по всей длине ствола, приятно отмечая толщину. Зрение свелось к минимуму, и ей ничего не оставалось, как исследовать его шероховатой ладонью, ощущая каждую венку на своём пути. Расслышав хриплый стон, Ханджи откинулась назад, попутно утягивая его за собой.              — П-подожди, твоя спина, — она не сразу поняла, к чему вдруг упоминание её недавней травмы, но через пару мгновений охнула от неожиданности, когда большая ладонь одним движение зачерпнула её поясницу, бережно укладывая на просунутую подушку.              Настал этот момент.              — Ты меня найти не можешь?              — Очень смешно, — закатил глаза Моблит, закидывая её лодыжки на плечи.              — Н-не дразни, давай уже… — тихие смешки сменились долгожданным всхлипом в момент, когда он плавно скользнул внутрь.              Моблит стиснул зубы от приятной наполненности, и от того, как сильно Ханджи обхватила его, дрожащими бёдрами притягивая к себе. В темноте наклонившись близко, нашёл её согревающее дыхание и мягкие губы, что охотно приняли его язык, замирая в моменте. Этот миг нужно выкроить, переждать, прочувствовать каждой молекулой их тел. Ханджи в ответ любовно ощупала его щеку, плавясь под вспотевшим телом, что нависло над ней. Он медленно оторвался и глянул во мрак, щурясь в старании рассмотреть эмоции на откинутом лице. Послышалось сдавленное:              — Продолжай. Прошу, продолжай.              Они самые близкие друг другу люди, словно парная пружина на часах, что бились лишь из-за их тесной связи. Когда плечей коснулись пальцы, а тонкие ладони крепко обхватили спину, Моблит совершил первый толчок. Он следовал за Ханджи, туда, где простыни пахли ярче, а стоны звучали сильнее, где она поддавалась нарастающему удовольствию, что разделялось с любимым человеком. Под стать их шумным поцелуям, блуждающий ночной ветер бился о стеклянную преграду, оставаясь незамеченным двумя людьми. Подушка криво съехала, и Моблит не упустил шанс сместить ладони под её спину. И пусть, что плечи щекотали ногти, то и дело смещаясь на его бёдра, не позволяя выходить слишком сильно. Ей всё позволено, всё, тем более, когда они близки до предела, во всех смыслах близки. Сейчас Ханджи снова с ним, и будет, есть, всегда была. Он двигался быстро, осознавая нужную глубину проникновения, охотно исполнял её приказ любить себя.              — Моблит… Стены, Моблит, да!..              Он всё понял по ослабевшим бёдрам, что рвались вверх в стремлении увеличить трение, и Ханджи распахнула влажные веки, когда Моблит грубо обхватил её ягодицы, фиксируя тело и тем самым усиливая стимуляцию на клитор. Напряжённые мышцы тряслись от сумасшедшего темпа, с каким они вжимались в тесную кровать.              — Я! Я!.. — Ханджи пропустила вдох, отвечая на его жадный поцелуй, когда борт заходил ходуном, всё чаще врезаясь в опорную стену. В глазах вспыхнул звездопад, и она дёрнулась, нечеловечески вскрикнув, упала на подушку вместе с ним самим.              Моблит отпрянул, выскальзывая с громким звуком. На слабых руках удержавшись, свалился рядом с ней. Он испытал замешательство от того, что саму Ханджи оргазм накрыл первой, но внезапно член обхватила её ладонь, сомкнутая кольцом у основания. Её силуэт приподнялся, желая посодействовать в скорейшей разрядке. Не медля ни секунды, она крепко обхватила плоть, быстро проходясь по всей длине, повторила движение, а затем снова. Борт старой кровати треснул, но Ханджи не прервалась даже когда на костяшки брызнула сперма. Сквозивший сквозь щели ветер пробрал остывшие тела, и она прижалась к его груди, ныряя под распластанную простыню. В воздухе пахло ими. Дыхание окончательно успокоилось, и её ухо внезапно защекотал горячий шепот:              — Ты как, Ханджи?              — Я? Я хорошо. Очень хорошо, Моблит, — сколько раз она прокричала его имя за сегодня, столько же прокричит и в будущем. Будущее, неужели оно и вправду возможно для них? — Хочу поговорить с тобой немного.              — Конечно, — крайне удивился он, напрягаясь от услышанной дрожи в голосе.              Смутные мысли растворились, когда она сжала его ладонь в своей. Ей она держала в узде всех подчиненных, ей же писала научные отчёты в столицу, летящие непрочитанными в жаркий камин. Гром наконец стих под стать их утомленным телам.              — Хочу узнать всего тебя, — они долго лежали в тишине, и Ханджи тут же смолкла, страшась продолжать. Замявшись, проглотила слова, вновь открывая рот, не смогла сказать важное. Моблит терпеливо выжидал, борясь с внутренним порывом заговорить первым. Мимо окна пугливо пролетела птица, струсив посмотреть на влажные щёки подслеповатой женщины. — Пока не поздно.              На вдох он промолчал, прислушиваясь к её заложенному носу. Ханджи нерешительно смяла губу, запрокинув голову, вдруг затряслась:              — Я боюсь. Правда, Моблит, боюсь, мне страшно так и не изведать всей правды, не прознать причину нашей реальности. Я страшусь потерять свой отряд, своих близких, как уже потеряла Майка и Нанабу. Эрвин, как я без его опоры? Я же совсем слаба, мне нужен ведущий, я лишь ведомая. И ты, мне мучительно больно представлять, что однажды и ты можешь!..              — Тшш, Ханджи, — он впервые в жизни испугался, что не подберёт нужных слов. Как бы хотелось научиться обманывать, окутать липкой ложью её страхи и уберечь от действительности. — Не стоит, правда, я прямо здесь с тобой. Я не могу обещать, ты знаешь, но я сделаю всё, что только в моих силах, и буду рядом, доколе я жив. Я не хочу тебя оставить.              — Так не оставь меня! — она зашлась отчаянным хрипом под его неудачные попытки утереть соленую влагу.              — Я не оставлю.              — Прости меня. Если бы я только раньше…              Ему не хочется скрывать от неё правду. Колючее остриё логических фактов, что оставляли болезненные порезы сожалений в их головах. Каждый хочет следовать инструкции, что убережёт его от досады, горечи и мук совести, но ни один не осмелится взять на себя ответственность признаться — никто не знаток в этой жизни.               «Если бы я решился…»,        «Если бы я только не отталкивала его…»,        «Если бы я не молчал…»,        «Если бы я ему сказала…».              Симбиоз их дуэта до глупости прост — в ней много чистого ума, но он из них двоих — мудрее. В правдивых словах, единственно правильная истина для них — жить без сожалений и бремени, прямо здесь, в этот её тихий всхлип.              — Все было вовремя, Ханджи. В лучший момент.