Карты на стол, не блефуя сердцами

      «Как это, не придут?» «Вот так, не придут», — отвечал Марс с исписанного куска пергамента. Марсу-то что? Он далеко, в бескрайнем космическом пространстве, докуда не дотянется даже королевский перст. А если бы дотянулся, что бы он сделал? Погрозил, бестолково сотрясая воздух? Приказал бы отрубить голову? Когда ты не досягаем и неподвластен авторитету, можно говорить самую безжалостную правду. Уж как ее передадут и что с ней будут делать — не марсова забота. Шом старались подать равнодушные слова красной планеты как можно безболезненнее. Сколько, впрочем, не колдуй и какими соусами не поливай, на месте вырванного глаза все равно останется зияющая пустота. Светлые больше не придут. Такая вот тупая, простая правда. Как ты к ней не подступайся и сколько не верти. «Нет, вы все же перепроверьте, вдруг погрешность в вычислениях». Шом спросили еще раз, в другой день и в другом месте. Подальше от своих покоев и разбросанных по полу книг, как советовал Джевил. Марс пробубнил точно такой же ответ. «Неужели с первого раза не поняли? Вы все там такие недалекие? Мне зачитать по буквам? Н-Е-П-Р-И-Д-У-Т». Надоели им старые детские игры, а новых они здесь не нашли. Приелось им тут все. Надо двигаться дальше, оставив своих дурашливых подданых скитаться без смысла и цели далеко позади. Светлые отвернулись от них. Их боги отвернулись от них… Точнее, могут отвернуться. Шом не знали наверняка. Для точного приговора им бы потребовалось обратиться к силам иного рода, заглянуть туда, куда они давно не заглядывали. Одна мысль пугала. Что если истинный ответ окажется проигрышным? Лучше уж доверится вероятности. Представьте себе монетку с прилепленным грузиком на одной из сторон. Звезды всевидящи, но всё же имеют право на ошибку. Монетка всё еще могла приземлиться на легкую решку. И вероятность этого можно увеличить, если утяжелить ее. Еще тлел огонек надежды, еще держалась наплаву соломинка. Спасание утопающих дело рук самих утопающих. Утопающий, однако, всё еще имел такой же шанс утонуть. От его истерического бултыхания по воде брызги летели во все стороны. Кому только не доставалось…       Джевилу не удалось избежать урока хороших манер от Пикового Короля. Шома будто нарочно на него не пригласили, как старую фею из сказки о спящей красавице. Заточили в башне вместе с горой срочных поручений. Зато там побывал весь остальной контингент замка, во всяком случае судачили об этом все. Причем каждый запомнил историю по-своему, и происшествие превратилось в быличку. Одно толкование краше другого. Были и особо популярные. Например то, в котором Джевила заставили весь день вести себя как собака: лаять, есть с пола, спать в овчарне, ходить на четвереньках. Другая народно любимая вариация: сказ о том, как Джевила отправили на кухню драить каменную плитку языком. Самой правдоподобной была версия с часами. В ней Джевил был вынужден стоять весь день неподвижно, изображая руками стрелки циферблата. Он так раскатисто оглашал каждый наступивший час, что к полуночи осип в конец. Новый день наступил лишь для тех, кто стоял к нему совсем вплотную. Кто-то шута подтрунивал, кто-то ему сочувствовал. Рулс чуть ли не лоснился от довольства: наконец-то, вредную мартышку поставили на место! Джевил на всё улыбался. Не открещивался, напротив, принимал непосредственное участие в обсуждении. «Да-а-а, а вы помните как он?.. а как я…но вы отдайте мне должное! Не каждый может похвастаться таким правдоподобием игры!». За этим всегда следовал особый подмиг. Шом интерпретировали его смысл как: «Но вы бы, конечно, справились лучше меня?». Сплетни сами по себе угасали с неловкости. Что там произошло на самом деле, Шом так и не узнали. На вопросе этом Джевил «невзначай» смотрел куда-то в направлении стены (даже если под руку такая не попадалась; и невидимая годилась) и ловко крутил тему разговора. — А что все-таки произошло? Между вами и королем? — Мной и королем? А, да ничего такого особенного, обсуждали дела. Скучная политика. Дороги строить, кормить голодающих. Я тебе рассказывал как они однажды пытались подать бедным каменные пироги? Не в смысле что чёрствые, а буквально из камней… Опытный шут может жонглировать чем угодно, в том числе и словами. Вот вы почти заступаете на территорию оборонительного вала, как в следующую секунду вас уже раскручивают и швыряют в направлении зеленой лужайки со скачущими раббиками. Выдавала только дрожь в руках. Последствие то ли поучительной беседы с королем, то ли честно соблюдаемого алкогольного поста. Может, и того и другого сразу.       Не все, однако, были готовы подставить другую щеку, и вот уже это Шом засвидетельствовали лично. Они объяснял Королю Пик значение Юпитера в восьмом доме, когда в залу ворвался бушующий ураган в лице Короля Бубен. Рудинны семенили позади, неся подол его мантии бережливо, будто золотое руно. Затесались в том шествии и Короли Червонный и Трефовый. Первый не прекращая мямлил: «Давайте мы успокоимся и всё обсудим мирно!». Второй, судя по хищной ухмылке на трех рогатых головах, пришел ради хлеба и зрелищ. Вся эта туча стервятником наплывала на виновника «торжества». Численное преимущество сегодня было не за пиками. — Comment oses-tu*, Пик?! Я спрашиваю, как смеешь! В ромбовидных глазах сверкали молнии. Король Пик не повел и бровью, молча воззрев черной пустотой на рвущего и мечущего. — Как смеешь ты использовать моего шута, в тайне, за моей спиной! Кто дал тебе право его наказывать? Кто дал тебе право вообще к нему прикасаться без моего ведома и согласия? Я не давал, так кто?! Ты сам! Сам, кто же еще! Не много ли ты о себе возомнил, щенок? Каждое второе слово сопровождала брызжущая слюна. Где-то раздался лепет Короля Червей, просящего всех прийти к порядку и согласию. Король Треф довольно посмеивался — мелочный всплеск ярости Бубен его забавлял. Пик выслушал их всех, после чего медленно, властно встал, не отрывая взгляда от свирепствующего лица. — Может, я и младший среди вас, но единственный занимаюсь делом. Пока вы беснуетесь, я пытаюсь вытащить Карточное Королевство из той дыры, в которую вы его загнали. Вам бы стоило сказать мне спасибо, ведь я мудро распоряжаюсь вашими ресурсами, чтобы вы не тратили их впустую. — Всё героя из себя строишь? — Бубновый Король насмешливо оскалился. — Спасителя нашего? Боюсь, ты слишком мнительный для столь высокой роли. Того и глядишь, под твоим началом все сядут за государственную измену! И места в темнице не останется! Или ты не помнишь, почему проиграл в Войне, которую и развязал? Мне напомнить? — То была ничья. — Ничья, при которой мы получили самые выгодные условия? Ну как скажешь, братец. — Ох, только не Война! — истошно взвыл Червы. — Пожалуйста, давайте не будем о Войне! — Бубны прав, — встряла одна из голов Треф, — толку бороться с тенями? Вылезут, тогда с ними и разберемся. А то, что ты сейчас делаешь — пустая трата времени. Я всё сказал. — Брать у своего соратника без разрешения, это так не по-королевски! —заметила другая голова. Окружили, загнали в угол. Король Пик мог лишь сохранять свою честь, не ведясь на провокации. — Я делаю лишь то, что необходимо, — парировал он. — И я нужен вам больше, чем вы мне. — Необходимо? Тебе везде чудятся враги, — продолжал гнуть свою линию Бубны, — Червы в одном прав, это мы нужны тебе. Без нас ты вгонишь страну в кровавую разруху и тиранию. Кому еще тут кто должен говорить спасибо, mon dieu! Мы должно стерпели все твои прошлые выходки, чего о многих других Темных я не могу сказать! Если твои новые придворные хоть вполовину умны, как прошлые — сбегут по первой возможности. И правильно сделают! Конфликт перерастал в настоящую грызню. Вот уж чего Шом не любили, когда в подобное втягивали их самих. Что они, дети малые, не поделившие оловянного солдатика? Хоть Шом и не одобряли методы Короля Пик, навредившие их другу, выступать за откровенные низости они никак не собирались. — Ваше Величество, так же не нельзя… — Ваше Величество, въ сущности, конечно, по правиламъ всё такъ, какъ вы говорите-съ, — запищал взявшийся из ниоткуда растерянный Рулс. — Не то чтобы я не согласенъ съ Величествомъ Королемъ Пикъ, но въ данномъ вопросѣ правда скорѣе на сторонѣ Величества Короля Бубенъ. Вотъ-съ. Прошу васъ, не поймите меня превратно! Я лишь говорю какъ есть! Бубновый Король благодарно улыбнулся подхалиму. Измерив Шома многозначительным взглядом, монарх горделиво поднял голову. Дуэлянт, ранивший неприятеля, теперь мнил себя богом, решающим судьбу поверженного. Последнее слово — за ним. — В твоих же интересах, чтобы такого больше не повторилось. Je me nourris du bon feu et j'éteins le mauvais feu**.       На клочке бумаги нелепо-кривоватые цифры строили такие же ряды, лакированный батальон из двадцати «дружинников» держал строй поодаль. Карта бойца подрагивала вместе с занесенной рукой. Джевил потерял добрую часть своего войска, но полководец взирал на побоище философски. Обычно так смотрят на застывшую комом кашу утром. Доедать такую никак не хочется, но взрослые учили не вставать изо стола, покуда миска не будет вылизана до блеска. Вот и оставалось играть с замерзшей склизкой жижей в гляделки. А Джевила больше увлекал пересказ недавней перепалки. — Король Бубен иногда такой ребенок!.. не говорите ему, что я это сказал, — опасливо добавил он, глядя исподлобья. — С Пиком он собачился, сколько себя помню. Старые обиды, с Войны еще, говорят. Они ж по разные стороны были. Скинутым онером была пиковая дама. Шом развели лапами и покачали головой. Легкая победа. Джевил навострился и подозрительно прищурился, но число у себя все же вычеркнул. — По правде сказать, я в его отношении предвзят. Многим ему обязан. Уж что-что, а заботиться о своих приобретениях он умеет. Один из самых приятных покровителей, что у меня были! Король Червей милейшей, милейшей души, но такой тугодум…совершенно не понимает шуток! Мне как-то даже неудобно пытаться в его присутствии. Объяснять ему смысл… А Бубновому что не скажи, всё потешно. Я помню, однажды он даже сказал: «Тебе всегда удается меня насмешить, mon ami»… Джевил забывчиво вертел карту в трясущейся руке, будто новомодную таволеттку. Если ее достаточно раз повернуть, проявится новый рисунок. — О чем думаете? — спросили Шом. — А вы прямо не умеете читать мысли? Улыбка на его лице имела собой купаж мечтательности и скрытой надежды. «Хорошо бы, но только не сейчас». — Не совсем. Даже если бы умел, ваши для меня остались бы чересчур энигматичны, — ответили Шом, и посерьезнев, продолжили, — …зачем вы это сделали? У них были и свои догадки. Но им хотелось услышать объяснение вживую. Джевил стучал ребром карты о поверхность стола. Можно было бы подумать, что создаваемая этим музыка ускоряет процесс подбора слов, но беспорядочный простукиваемый ритм скорее сильнее запутывал поиск в мыслительном словаре. — Я примерно знал, что могут сделать со мной. Не первый раз. Но я понятия не имел, что могло ждать вас. Вы, конечно, волхвы могущественные, но вы здесь не так давно. Не успели заслужить доверие. Мало ли, какая муха укусила короля тем утром. Вдруг она нажужжала ему идею о превентивной высылке в окрестность горных водопадов? Полечить свежим воздухом ваше воспаленное «чувство времени». Скакать кавалькадой по долам мне не трудно, но уж очень далеко они, эти водопады… Складно. Как-то даже слишком складно. Будто он заранее подготовился, ожидая такой вопрос, выучил урок и теперь рассказывал его перед учителем. Всё под контролем, всё по плану. Шом хмурились. Нельзя быть готовым ко всему, даже если ты знаешь конечный результат, уж это они усвоили. Но можно управлять чужим наблюдением. Уводить взгляд от промашек и заострять его на удачных стечениях, рождая ложное впечатление об успехе. «Все совершают ошибки. Но зрителю знать об этом совсем необязательно». — Пустяки, — Джевил опустил карту. — Посудачат и перестанут. Это не то, что не забудется со временем. В любом случае, я был вам обязан. Вот эти слова звучали куда искреннее. Джевил всегда ответственно относился к своим обязательствам. Но за что именно он отплачивал? За импровизированный эликсир от головной боли? За…сохраненную тайну его тяжелого похмелья? Шом тонули в яичном желтке его глаз, пытаясь доплыть до сути. Джевил легонько поскрипел ногтем по лакированному крапу, призывая мореплавателя спуститься с небес на землю. — Десятка бубен. Пытаетесь меня загипнотизировать? Карту всё равно не отдам. Шом вспомнили о существовании у себя колоды и рассеяно покачали головой. Теперь уже Джевил изучал их, да так, что Шому неожиданно явилась картинка из древней книги, прочтенной по неосторожности — «Наковальня волхвов». Лицо Джевила удивительно напоминало священника, жгущего «порченных» огнем. Даже не лицо, а взгляд желтых глаз, горевших таким же истинным пламенем. Шом поежились. — Вы же мне не поддаетесь, да? Не поддаетесь? В его голосе шипели опасные нотки. Один неверный шаг, и ты горишь, как костер на праздник нового года, вместе с твоей круглой землей. Хоть обвертись. — Я бы не посмел, — решительно отрезали Шом. Джевил недоверчиво сверлил взглядом. Шом чувствовали, как воздух дует в образовавшееся у них на лбу фигуральное отверстие. Будто одного было недостаточно. Жирная линия, вычеркнувшая число из ряда, оставила на бумаге вмятину. Утренняя каша в комочках была с позором разгромлена.       Войны, которой так страшился Червонный Король, избежать не удалось. Развернувшаяся кампания была куда более локальной, скрытой и холодной. Кто начал первым, то загадка для будущих историков. Цель военного действия заключалась в том, чтобы как можно больнее и изощреннее наставить палок в колеса, накидать камней в ботинки, словом — насолить другому исподтишка. А какой самый действенный способ насолить соседу, с которым у вас одинаковые иерархическое положение и рычаги давления? Порча его имущества и приставание к его подчиненным. Так все придворные оказались меж двух огней. Никакая баррикада не могла спасти их от артиллерии, считавшей именно себя право имеющей. Но больше всех доставалось двум несчастным непосредственным катализаторам. Шома погребли заживо под несущественными запросами. Король Бубен словно пытался рассчитать каждый второй свой чих, и под каждый соткать неповторимый носовой платок. Дошло до абсурда, когда он потребовал составить ему дорожную карту передвижения по замку — не дай бог споткнется или поскользнётся. Все силы уходили на разгребание этого завала, и ни на какие другие просьбы времени не хватало. Раздосадованный Король Пик остался блуждать в потемках, и ему ничего не оставалось, кроме как загонять Джевила на разведывательные пробежки. Рулс, пытающийся заполучить по куску с обеих пирогов, как-то подсунул Пиковому Королю дорогостоящий шоколад. Даренному коню в зубы не смотрят, если только вы не Пик. Он потребует толстенное собрание бумаг, включающее в себя родословную скакуна, выписку королевского конюха о состоянии ротовой полости и заявление слуг о неоспоримой покладистости лошади, что совершенно точно не пыталась их укусить или сбросить с седла. Джевил с готовностью брался за любое поручение, но долго после еще не мог смотреть на шоколад (и на Рулса) без заметного отвращения. «Брехня всё это. Зачем знать, как часто причесывали доеную козу? Дал бы попробовать на яд, и дело с концом. Уж лучше бы я отравился. Быстрее б отмучился». Эти слова так никогда и не сбежали из острога бессознательного и не были произнесены вслух, конечно же, ведь у Джевила всегда всё замечательно. А если не замечательно, то «бывало и хуже». «Худшее» из «времен похуже» при этом избегалось, как не желаемый дальний родственник с причудами — его как бы не существовало, а любое напоминание об обратном старательно уничтожалось. На семейных древах таких семей непременно присутствовало выжженное пятно, клеймо позора. Но Шом чувствовали подавляемые эмоции, их так просто не затереть. Кошачья интуиция и наблюдательность. Предполагаемый поток сознания был не дословным, Джевил про себя мог и не скупиться на крепкое словцо, но все же нечто похожее по смыслу должно было проскальзывать у него на уме. Джевил тоже ощущал проступающий у себя на лбу стресс. Раньше он бы просто его запил и забыл, но то было раньше. Откупори он графин теперь — плакала его хваленая сила воли. И как после такого в глаза партнеру смотреть? Он держался как мог. Игры уже не удовлетворяли, слишком заплыли метафоричные мозги от сверхурочных. Что еще оставалось?       Последующие вечера они проводили порознь. Этот вечер субботы не был исключением. Чернила бегали по страницам, наплевав на всякий закон и порядок. Шом моргнули, и маленькие писанные бесята расплылись, образовав одну огромную черную дыру. Баста! Лишняя минута в этой соковыдавливательной темнице, и их самих затянет в черную дыру. А там они взвоют волком, полезут на стены, и растеряют все свои кошачьи качества. В срочном порядке на прогулку, и подальше отсюда. Ах, как высока цена за властное самодурство… Преградой на пути к свежему воздуху стояло зашкаливающее количество закрученных спиралью лестниц. Ступеньки, заклятый враг всех существ с одним глазом, а также преклонного возраста и тех, кто к нему склонялся, фактически или пока душевно. Сюда бы поставить аппарат, несущий тебя как Атлант на своих плечах, куда пожелаешь. Вот уж по-настоящему полезное вложение государственной казны. От мысленного проектирования отвлек свет, льющийся из-под прикрытой двери их с Джевилом репетиционного зала. Кошачьи вообще любопытные по природе. Тем паче их привлекал свет и закрытые двери. Сочетание этих двух явлений гарантировало, что ушастый и хвостатый разузнает, в чем тут собака зарыта. Панорама, открывшаяся пытливому взору, была самая что ни на есть логичная. Зал был чей? Джевила. Что он в нем делал? Упражнялся. И все же Шом от удивления остались стоять на пороге. Нерешительность укреплялась и каким-то скверненьким, липким чувством. Шома сюда никто не звал, не оставлял писем с приглашением. Попахивало нарушением личных границ. Будь это что угодно другое, Шом бы без особых раздумий убрались, а после бы подложили корзинку фруктов в качестве извинений. Но он не могли оторваться. Завораживало не столько само действие. Да, двигался Джевил чертовски красиво, отточено и вместе с тем утонченно. Тело податливое, как глина, движения легкие, как папье маше. Но сколько в Темномирье могли делать так же? Хотя бы еще один, да нашелся бы. Дело было в его лице. Какая несгибаемая сосредоточенность! Так выглядели великие генералы, сворачивающие горы с вражеским ополчением на своем пути, но никак не придворные шуты в забавных шляпах. В душе этого маленького черта горел настоящий волевой пожар, стихия, не щадящая ничего, не различающая друзей и недругов. Шом ощущали, как и в их собственном сердце начинал разгораться костер, подожженный решимостью партнера. Джевил видел цель и только цель. Шел к ней, несмотря на боль (некоторые из его па со стороны выглядели довольно болезненными) и непрошенных гостей. До поры до времени… — И давно вы здесь стоите? — интересовался он утомленно и как будто даже приличия ради. — Не знаю…полчаса, может, — ответили Шом машинально. И потом как по волшебству опомнились. — Простите, совсем не хотел вас отвлекать. Само как-то получилось… Джевил всё так же утомленно усмехнулся. — Всё в порядке. Я же не занимаюсь ничем противоправным. К тому же одетый. Ни к чему смущаться. Его конечности вздрагивали после тяжелой нагрузки. «Мало было бегать на посылках у короля, надобно было взвалить на себя еще. Да сэр, мне, пожалуйста, добавки. Двойную порцию! И на соль с перцем не скупитесь». Досадно. — Уже довольно поздно. Вы не устали? Мы могли бы вместе сходить прогуляться, сделать кружок вокруг дворика… Уставший насмешливо склонил голову. «Да во мне хватит сил еще на два марафона! А если в перерыве покормят, то на все десять». — Думаю, я лучше еще позанимаюсь. Не могу позволить себе терять сноровку. Хорошо вам погулять! И пока Шом чинно прохаживались между черно-красными (власть имущие не смогли договориться о цвете) бумажными розами, память их возвращалась в репетиционный зал. Шом глубоко уважали энергичность и целеустремленность партнера, но противная логика колко замечала, что в этом праведном огне нет чувства меры и направления. Джевил что ни делал, то по-крупному и не оглядываясь на последствия. Предчувствие было дурное. Его не смогли спровадить ни цветы, ни крепкий сон без сновидений.       Утром никто их не разбудил. Джевил должен обладать лютым оптимизмом, раз решил пустить всё на самотек и довериться внутренним часам Шома. Было не рано, но и не слишком поздно. Та грань, когда уже стоит торопиться, но еще не прилично не приходить вовсе. Шом наскоро влезли в свой удушливый тренировочный костюм и пошлепали вниз. От всплеска активности плавно просыпался весь остальной заторможенный организм, как после зимней спячки. Громче всех давал о себе знать живот. Неплохо было бы позавтракать. По-хорошему, никому из них не нужно было есть, чтобы существовать. Но голод влек за собой нехорошие побочные: весь мир сразу становился гадким, ничего не хотелось, кроме как огрызаться и кусаться. Джевил ведь не сильно расстроится, если Шом забегут на кухню позаимствовать пару яблок? Лучше покусать предмет съедобный, чем несъедобного напарника во время занятий. Почти не прожевывая и судорожно глотая, Шом влетели в заждавшуюся залу. Извинения прорывались сквозь застрявшие куски зеленого фрукта, и оттого вышли немного смятыми. Джевил, пойманный врасплох, застыл с шестом в руках. Глаза круглые, как два пятака, всё тужатся сопоставить причину со следствием и выложить цвета в один ряд. — Так у нас уже сегодня? Я что-то совсем потерял счет времени… С ним так тяжко дружить. Он сладко потянулся. Должно быть, вчера оттачивал растяжку до победного и сам недавно встал. Хорошо, что ему хватало благоразумия не исключать полностью важность сна. — Будете яблоко? Джевил поймал подкинутый ему завтрак в последний момент. Уроненный шест умолчал, что думает на этот счет. При этом руки у Джевила тряслись так, будто это одинокое яблоко было первой его едой за несколько недель, и его вот-вот отнимут. Шом сомневались, что сия реакция выражала действительность. — Откуда взяли? Неужто украли? — Вовсе нет. Я честно за них заплатил. Платить было не обязательно. Услужливые повара были готовы отдать Шому что угодно за даром, и даже доплатить самим, только бы пощадили и перестали щеголять перед ними своей глазной впадиной. Джевил отправил яблоко посидеть пока в каморке — прием пищи может и подождать. — Хорошо, честные малые, — ладони сжали покинутый шест. — Мне надо еще повторить один номер. Это недолго, обещаю. Потом сразу к делу! Шом удовлетворительно кивнули. Хотя, знай они заранее, подошли бы попозже. Успели бы понежиться в постели в выходной день. Ну, что уж теперь. Все заняли позиции. Шом — у стены, Джевил — посреди сцены, шест — перед ним. Жердь, воткнутая в стойку под штандарт, надменно возвышалась над всеми. Теперь она королева, и настал ее черед сиять по-королевски. А то что флага на ней нет и крепление не для нее предназначено — кому какое дело? Переполненная гордостью, она даже не возражала что по ней взбираются, как на заснеженный пик. Что новоявленная монархиня сочла за дерзость, так это нетвердую хватку. Кому будет приятно трястись осиной на ветру? Будучи на верхушке, сжимая палку, Джевил продолжал свою рисковую рутину. Глаза его затуманились. Ощущая нарастающее беспокойство, Шом негромко позвали его, но остались без ответа. Шест продолжал опасно сотрясаться. А затем, как карточный домик, все развалилось за секунды. Руки соскользнули. Джевил не успел опомниться. Все что его хвост успел сделать это нежно погладить шест. Он летел лицом вниз, с высоты потолка. Свистел ветер… И тут он распахнул глаза. По всем законам жанра, он должен был разбиться вдребезги. Но раз он способен чем-то шевелить, законы дали слабину. Откуда-то снизу проклёвывал световой мост. От него не исходило тепла, только спину слегка щекотало. Выпученные стекляшки шарили по сторонам в ужасе. Джевил извивался ужом на сковородке. Со стороны может быть трудно в полной мере осознать чувства фарфоровой игрушки, чуть было не протаранившей деревянный помост своей физиономией. Аналогия. Аналогия всегда помогает. Это было сродни падения с кроны высоченного дерева, когда внизу при этом ждала не мягонькая травка, не кустик, а груда камней. Сидят, бессердечные убийцы, потирают каменные ручки. Над Джевилом нависла тень. Не в капюшоне и без косы. Но сейчас бы он явно предпочел именно ее, костлявую. — Вы в порядке?! Я едва не промахнулся…чудом успел… Шом помогли неудавшемуся скалолазу подняться. Тот еще немного поводил глазами туда-сюда, да как начал хихикать. Сам не знал, над чем смеется. — Я…э-э… — пытался выговориться он сквозь смех, — мне надо…я, того…водички, водички попить…разберите здесь…ну… Поводив бьющейся в истерике ладонью в сторону злополучной палки, Джевил оставил попытки объясниться. Шом не глупые, сами догадаются. Неуверенными шагами он доковылял до раздевалки и несколько раз плотно закрыл дверь. И пока Шом снимали возгордившийся шест, Джевил «пил водичку». Судя по глухим ударам о подушку и сдавленным матерным воплям на родном языке, питье шло на ура. Скрип петель. Джевил выплыл с опаской заговорщика, заносящего кинжал над мирно спящим в ночи правителем. — Ну как, полегчало? Голова уже не кружится? Я бы на вашем месте еще покричал, для надежности. Джевил как открыл рот, так и закрыл. Его лицо осунулось, а в круглых глазах читалось смирение с судьбой. — Вы всё слышали? — спросил он тихо, словно уточняя приговор. — Без хороших ушей кошачьим никуда. Нас бы давно искусали притаившиеся змеи и скорпионы. Юмор не помог снять напряжение. Как там говорил Король Пик? Не словом, а делом? Шом, с улыбкой, способной внушить доверие кому угодно, широко расправили лапы. Джевил посмотрел так, будто его приглашают не в объятия, а в капкан. — Не буду настаивать, если не хотите. Но, по-моему, вам бы не мешало поговорить со мной. — Поговорить? О чем?.. Он замер на полпути. Тяжело решиться, когда не знаешь, что тебя ждет. Бывает проще остаться там, где знакомо. Или его пугало то возможное, что уже происходило раньше. — О том, что вас беспокоит. Сдался. Махнул белым флагом. От зрительского погружения гулял один дым да пепел, чего теперь вилять. Оставалось только подать свою голову на блюде, а там сами решат, как с ней поступить. Тем более, Шом были теплые. Созданные для объятий. Джевил обнимался плохо — холодный, твердый, не знающий, куда деть руки. Просто уперся лбом в живот и стоял. То же мне, скульптура. — Sve sam zajebao***. Изречение в пустоту. Даже без знания языка его смысл был ясен как день. — На что мне левитация? Не мог я, что ли, сам смягчить падение? Ну или хоть виду не подать. Всё проебал, и для чего! Жалкая бессильная пародия на Темного! — Не правда, Джевил. Вы же сами говорили, ошибки совершает каждый… Голос Джевила срывался от наплыва эмоций. — Да, но! — «Но показывать их другим нельзя». Как же вы заигрались… — Боюсь, раз мы теперь партнеры, вам не удастся скрыть от меня всё. Честность — это тоже залог доверия. Шом провели по его голой макушке лапой. В ответ тот поджал губы и опустил голову, ни то в смущении, ни то для удобства поглаживания. Шом старались подобрать нужные слова. Прицеливались… — …Вам вовсе не нужно мне ничего доказывать. Точное попадание прямо в цель. Джевил воззрился в неверии. Словно ему отпускали тяжелейший грех. — Вы можете ровно столько, сколько можете. Это не делает вас хуже. Признание своих нужд и принятие дружеской руки — то, что делает по-настоящему сильным. Я так считаю. Вы можете не соглашаться, но я все равно буду предлагать помощь. И предлагать я ее буду не из некоего чувства превосходства, а потому лишь, что забочусь о вас. Остальное — за вами. Шестеренки в полой голове скептично зароптали, осознавая смысл сказанного. Пылинки парили на свету и неспеша оседали на пол. Далекие шаги, отголосок веселого разговора. Мир не замер, не стал дожидаться. Жизнь вокруг шла своим чередом. Но Шом не торопили. Джевил всегда куда-то спешил, пусть хоть сейчас у него будет возможность остановиться и подумать. И вот, боль и усталость во взгляде затмило светлое, доброе чувство. Благодарность. И хоть Джевил не жаловал сантименты, ничто не могло убрать благодарность с его лица. — Ну ладно, хватит нюни распускать, — он искренне рассмеялся. — У нас еще куча работы впереди. Нечего дальше прохлаждаться! Глупо ожидать стремительной перемены. Но семечко было брошено. Возможно, из него еще вырастет дерево. Главное, что Джевилу полегчало.