...
21 октября 2022 г. в 11:38
То, что квартира эта с подвохом, миловидная и вежливая риэлтор, конечно, сообщить Ренджуну не потрудилась. Хотя в этом отчасти была и его вина: устав скитаться по раздолбанным съёмным апартаментам на окраине, он вцепился в возможность арендовать жилплощадь ближе к центру за приемлемую цену. Плевать, даже если здесь кого-то расчленили и съели, если полы и кастрюли благополучно отмыли после. Риэлтор, захлопнув папку с подписанными документами, словно зев капкана, слащаво улыбнулась и, попрощавшись, поспешила удалиться. И вот тогда пришло оно.
Вернее, он.
По спине побежал знакомый холодок, и где-то там, под ложечкой, засвербело. Будь они не ладны, ведьминские гены покойной бабушки: Ренджун всегда слишком остро ощущал присутствие чего-то потустороннего, но в этот раз всё было в разы сильнее. В затылок будто кто-то смотрел. Не то, чтобы злобно — скорее, нетерпеливо и любопытно, и Ренджун опасливо бросил взгляд за плечо, хотя и знал наверняка, что ничего не увидит. Раньше, в самом детстве, он мог различать силуэты духов, даже общался с ними — бабушка говорила, что все дети способны на это лет до пяти-шести, а потом грань между нашим миром и потусторонним утолщается, и люди разучиваются слышать духов. И Ренджун разучился.
По крайней мере, думал так.
— Приветик, сладкий.
От визга в ушах зазвенело — с опозданием Ренджун осознал, что именно его рот воспроизводит столь резкий звук, и захлопнул его, медленно попятившись. Там, в дверном проёме в спальную комнату, маячила полупрозрачная фигура парня в белом саване — словно прочтя мысли, призрак подбоченился, выставил вперёд ногу и вздёрнул острый подбородок. Родинки на его щеках запрыгали, когда он скорчил комичную расстроенную гримасу.
— Да ладно тебе, чего сразу «ааа»? Это моя лучшая простыня, — обиженно буркнул он. — Я выгляжу, как греческий бог.
О, боже. Оно и правда разговаривало. Это потустороннее существо, вышедшее из спальни в новой квартире, которую Ренджун только-только арендовал. Подавив желание броситься бегом по лестнице вслед за риэлтором, чтобы умолять её отменить сделку, Ренджун сложил упрямо на груди руки. Нет уж, без боя сдаваться он отказывался. Снять такие апартаменты за низкую цену больше возможности явно не подвернулось бы, и он обвинительно уставился на незваного гостя.
— Ты кто?
— Ли Донхёк, — отсалютовав, призрак подошёл ближе, по пути закидывая волочащийся край простыни на плечо и обнажая смуглые ноги в коротких джинсовых шортах.
При ближайшем рассмотрении он оказался не таким уж и пугающим: обычный пацан — высокий и смуглокожий, с пушистыми тёмными волосами и совершенно беспардонной улыбкой. В обманчиво невинных глазах его суетились бесенята, и Ренджун к своему стыду нашёл этот контраст привлекательным.
— Будем соседями, Ренджуни, — пропел парень. — Ах, здесь так одиноко! Рад, что ты пришёл и видишь меня. Не то, что те двое, что были до этого: игнорировали, пока я не начал выкручивать лампочки и переключать каналы на телевизоре. Вот ору-то было.
— Откуда?.. — нахмурившись, начал было Ренджун, но оборвал сам себя. Точно, этот нахал явно подслушивал. — Эй, не хочу показаться грубым, но я не планировал делить жилплощадь.
Следовало как можно раньше расставить все точки над i, потому Ренджун постарался выглядеть строго и настойчиво. Впрочем, не то, чтобы это подействовало. Донхёк, теребя ткань, скрывающую его бесплотную фигуру, хихикнул:
— А что, ты собирался водить любовниц? Или любовников? — он поиграл бровями, и Ренджун, вопреки бурлящему внутри возмущению, ощутил, как щеки теплеют от прилившей крови.
— Никаких любовников! И соседей на подселение, если они не платят аренду вместе со мной, — процедил он. — Это вообще абсурд какой-то. Не понимаю, почему я вижу тебя, но не скажу, что рад этому. Поэтому давай-ка выметайся.
— Ты так сексуально звучишь, — охнул Донхёк, закатывая глаза. — Мне нравится, когда ты ругаешься. Скажи ещё что-то?
— Я здесь соль повсюду рассыплю, — прошипел Ренджун, к своему стыду начиная ощущать, как волоски на чувствительной шее встают дыбом. — Убирайся, сейчас же!
— Ещё, — выдохнул прохладцей на ухо Донхёк. — У тебя потрясающий голос. У меня по всему телу дрожь, когда я представляю, как сладко звучали бы грязные вещи, произнесенные им вслух!..
Несдержанный раздраженный стон был сопровожден бурей оваций, и Ренджун, краснея и задыхаясь от возмущения и неловкости, разорвал одну из коробок с надписью «кухня», чтобы извлечь упаковку соли. Увидев её, призрак застыл, словно енот, застуканный в ночной тьме с лапой в мусорной корзине — он азартно пискнул и принялся убегать, стоило Ренджуну сделать шаг навстречу. Пару раз он проходил сквозь стены, что можно было считать читерством, но всё же оказался в конце концов пойман, зажат в углу. Триумфально улыбаясь, Ренджун погрозил ему пакетом с солью, и Донхёк скуксился, захныкал, хлопая глазами. Ресницы у него были чёрные, длинные, и очаровательный нос кнопочкой.
— Не надо, — жалко попросил он. — Я буду вести себя хорошо. Пожалуйста, не выгоняй меня, ладно?
Соль в руке дрогнула, и Ренджун опустил пакет. Пальцы чесались от того, как сильно хотелось засыпать это наглое создание по самые уши, но гнев уже успел потухнуть внутри, словно перегоревшая спичка. Да и эта розовая гималайская соль была дорогой штукой, и использоваться должна была исключительно для готовки.
— Точно будешь хорошо вести себя? — строго поинтересовался он, и Донхёк часто закивал, складывая на груди руки в молитвенном жесте.
И, может, Ренджун и правда был слишком доверчивым, как упорно твердил ему доставучий троюродный кузен Ченле, но стоило ему окончательно отстраниться, Донхёк шмыгнул в сторону, прилип сбоку, чтобы оставить на шее звонкий поцелуй. Касание это было эфемерным, пощекотало, словно прохладное пёрышко — мурашки вспыхнули пожаром на коже, Ренджун вскрикнул, втягивая голову в плечи, снова срываясь в погоню. На следующий раз жалеть неприличного духа он не стал, щедро осыпал солью — тот зафыркал, чихая и жмурясь, но потом улыбнулся ослепительно ярко.
— На меня такое не действует, — поделился, кокетливо хлопая ресницами. — Но я буду с нетерпением ждать новых способов изгнать меня. Думаю, мы подружимся.
Раздражённо взревев, Ренджун швырнул в него пустой упаковкой — та ожидаемо прошла насквозь, ничуть новому соседу не повредив, и Ренджун, так и не получив желаемой сатисфакции, отправился гневно шуршать пузырчатой плёнкой и двигать коробки. Переселение никто не отменял.
То, что Донхёк будет той ещё занозой в заднице, Ренджун осознал уже на первый день, гоняясь за ним по квартире, и окончательно убедился в тот момент, когда тот, неведомым образом переодевшись в пушистую оранжевую пижаму, устроился на постели рядом и уложил голову на подушку.
— Споешь мне колыбельную? — мягким, нежным голосом попросил он, и Ренджун не менее мягко ответил:
— Завались.
И повернулся на другой бок, лишь для того, чтобы снова столкнуться нос к носу с Донхёком.
— Хочешь, тогда я спою? — с энтузиазмом предложил тот, и, не дожидаясь ответа, затянул прилипчивую мелодию.
Голос Донхёка, хотя и слегла искаженный потусторонностью его обладателя, оказался шелковистым и сладким, и Ренджун, подавляя невольный зевок, упрямо сунул голову под подушку. Признать, что ему понравилось пение, было смертельно для гордости: но Донхёк, кажется, вовсе не нуждался в одобрении — закончив, он коснулся едва ощутимой прохладой ренджуновой руки, сжимающей наволочку.
— Спокойной ночи, — прошептал он, но Ренджун ничего не ответил, притворившись спящим.
Проснулся на следующее утро он от грохота на кухне, и пару долгих мгновений, весь липкий от пота и ужаса, пытался сообразить, где находится и что происходит. Схватив с тумбочки лампу, на цыпочках он прокрался в коридор, заглянул в приоткрытую дверь, и от раздражения и облегчения едва не запустил лампу в полёт. Там был Донхёк, стоял посреди развороченной кухни: всё такой же полупрозрачный, но по-новому сосредоточенный, потому что пытался сдвинуть с места коробку с хлопьями. На столе в молочной луже располагалась миска, и Ренджун обличительно ткнул пальцем в беспорядок.
— Ты забыл, что помер? На кой тебе мои хлопья?
Робко улыбнувшись, Донхёк пожал плечами:
— Если честно, я и правда забыл, — сказал он. — Очнулся в своей прошлой квартире и совершенно не помнил, почему оказался в таком виде. Мог проходить сквозь стены, невидимый и пустой. Предметы двигать поначалу выходило с трудом, но со временем я научился. Не знаю, сколько времени я здесь. Помню только, что когда я впервые открыл глаза, на улице было тепло. Может, этой весной или летом?.. Или в прошлом году. Тогда здесь ещё были мои вещи, но потом родители всё увезли. В общем да, забыл. Ты на меня сердишься?
Это звучало неожиданно искренне, и Ренджун ощутил, как что-то в груди колется, растет, словно когтистый, пушистый кот. Почему Донхёк был здесь в одиночестве? Что удерживало его дух в этом мире, не давало отправиться на покой?
— Прости, — пробормотал он, но Донхёк только отмахнулся.
— Я хотел сделать тебе хлопья, но немножко разлил.
«Немножко» было преуменьшением, но Ренджун не мог найти в себе сил сказать Донхёку подобное в лицо после такого признания, и потому молча схватил упаковку бумажных полотенец и принялся тереть лужу на столе. Донхёк стоял рядом, заглядывал через плечо.
— Как на счёт утреннего поцелуя? — поинтересовался он, и Ренджун закатил глаза. — Ну же, я ведь так старался.
— Даже если бы я смог поцеловать призрака — в чём я крупно сомневаюсь — целовать тебя уж точно не стал, — фыркнул Ренджун, и Донхёк скорчил забавную кислую мордашку. — И давай без хлопьев. Меньше всего я хочу начинать свой день с уборки наведенного тобой бардака. Понял?
— Ага, — разулыбался Донхёк, часто кивая, — тогда я получу свой утренний поцелуй?
— Тогда ты не получишь своё утреннее наказание, — хмыкнул Ренджун, кусая губы, чтобы не дать ответной улыбке прорваться наружу.
— Это тоже хорошо, — мурлыкнул Донхёк, устраиваясь с ногами на соседнем стуле, отодвинутом в сторону. — Даже наказание может быть весёлым. Я просто не хочу больше быть в одиночестве.
И, глядя на его нежное полупрозрачное лицо, Ренджун подумал вдруг, что иметь соседа не так и плохо. По крайней мере, с Донхёком ему никогда не стало бы скучно. И он мог остаться в этой чудесной квартире, а ещё вот так сидеть за завтраком, обсуждая новости и позволяя листать ленту Тиктока в своем телефоне.
Вечером Ренджун, вернувшись домой, обнаружил нового соседа у телевизора за просмотром дорамы: Донхёк, увидев его, подорвался с места, чтобы тут же оказаться рядом и завалить вопросами. Подробности банального рабочего дня он впитывал с жадностью губки, и Ренджун ощутил странное, приятное волнение, глядя в его мерцающее лицо. Впервые кто-то настолько сильно хотел знать, как прошёл его день, желал быть рядом — хотя ощущать тепло от близости их он не мог, всё равно не стал отталкивать Донхёка, когда тот жался под бок во время просмотра кино, и даже не ворчал, когда тот затянул колыбельную, свернувшись клубком на одеяле. Так повторилось на следующий, и на следующий день, и снова, и Ренджун вдруг поймал себя на мысли, что с нетерпением ждёт того момента, когда сможет вернуться домой, чтобы вечер провести в игривых поддразниваниях с Донхёком. Он был раздражающим и милым в одинаковой мере, и если в одни моменты вызывал страстное желание как следует его потрясти, чтобы избавить от переизбытка дури, то в другие будил прилив сочувствия и нежности. Донхёк не помнил, как умер, и, может, потому продолжал оставаться таким же человечным: капризничал и дулся, когда не мог досмотреть дораму потому, что Ренджуну надо было рано вставать, клянчил телефон, чтобы рубиться в Доту, всё так же разливал молоко на кухне и упрашивал поцелуй после, сетовал, что не может выпить пива и съесть пиццу и жадно смотрел, как Ренджун делает это, будто пытался влезть в его голову и ощутить вкус и удовольствие на себе.
Кстати об удовольствии. Были у постоянного присутствия дома соседа и минусы. Так, Ренджун уже который день просыпался с утренним стояком в пижамных штанах, вылезал из-под одеяла и проскальзывал в душ, чтобы охладить перед работой тело и голову. Хотя Донхёк не нуждался в полноценном сне, в такое время он предпочитал дремать, лёжа рядом — колеблющийся, словно остаток туманного сна, он выглядел тихим и хрупким, и что-то слабое внутри вздыхало мечтательно при виде него. Последний раз Ренджун имел в своей кровати такого красивого мальчишку два долгих года назад — с Джемином расстались они по глупости и молодости, из-за каких-то мелочных разногласий, и хотя сейчас он не жалел ни о чём, не мог не думать, каково это: снова быть вместе с тем, кому не всё равно. С тем, кто хочет целовать тебя сонного и ворчливого, выслушивать жалобы на жизнь в минуты слабости и радостный поток восклицаний в счастливые моменты. С тем, кто хочет быть ближе. Мысли эти мешались с нерастраченным возбуждением молодого тела, требующего своё, мешали мыслить рационально, подсовывали неприличные картинки в голову, стоило руке скользнуть по телу ниже, коснуться там, где так хотелось — Ренджун не рисковал выяснять, куда это может его привести, потому что разочарование оказалось бы слишком горьким. Донхёк был мёртв, и факт этот изменить было невозможно.
Так же, как и смириться с ним.
Пожалуй, потому субботним вечером накануне Хеллоуина, Ренджун слегка перебрал с алкоголем: они сидели в душном, шумном баре вместе с коллегами, и когда коллективный градус в крови начал зашкаливать, вопросы стали сыпаться всё более личные.
Где ты учился? В каком районе живёшь? Сколько получаешь? А у тебя есть девушка?
Девушка. Да уж, Ренджун мог представить, как их глаза широко распахнулись бы, стоило ему озвучить то, что вертелось в голове: «Да я по мальчикам. А, и ещё живу с очаровательным и прилипчивым полтергейстом, который каждое утро готовит мне хлопья с молоком и пытается поцеловать». Ох, здесь было так неуютно и шумно!.. Отхлебнув из бокала пива, Ренджун вздохнул. Если бы он пошёл после работы домой, то сейчас они вместе смотрели бы продолжение дорамы, болтали на кухне за ужином. Донхёк обязательно потребовал бы для себя тарелку, и развлекался тем, что старательно поднимал палочки, будто занимался потусторонним пауэрлифтингом, сыпал шутками и посылал воздушные поцелуи, пока Ренджун делал бы вид, что страшно его поведением недоволен, кусал губы в попытках сдержать улыбку, но раз за разом проваливался. Они вместе отправились бы в ванную, где Ренджун чистил бы зубы, а Донхёк рисовал пальцем узоры на зеркале, а потом улеглись в постель, чтобы ещё с полчаса разговаривать, не в силах остановиться, даже не смотря на то, что глаза слипаются и от зевания сводит челюсть.
Страшно захотелось вдруг домой, и Ренджун, сунув коллеге сумму за съеденное и выпитое, вывалился в прохладный, влажный от мороси воздух, по пути вызывая такси. Донхёк. Ему срочно нужно было увидеть Донхёка с его дурной пушистой головой, носом кнопочкой и чёрными глазищами в обрамлении длинных ресниц. Октябрьский воздух, полный ароматов прелой листвы, бензина и разлитого алкоголя, пряных аппетитных запахов из ближайших ресторанчиков пьянил, и голова вскружилась. Поездка домой слилась в единый цветной калейдоскоп — Ренджуна метало от потребности вывернуть содержимое желудка на пол машины до желания тут же закинуть в себя ещё пару стопок и прокатиться с ветерком. Благо, выбор делать ему всё же не пришлось, ведь они быстро приехали. Расплатившись с водителем, он, путаясь в ногах и глупо хихикая, поднялся на лифте в квартиру, и долгих пять минут пытался вспомнить пароль от электронного замка.
— Два-три-ноль-шесть, — суфлёрским шепотом подсказала призрачная голова, любопытно высунувшись из двери, и Ренджун угукнул, наконец правильно вводя код.
Донхёк маячил в проходе с блуждающей на лице улыбкой, и Ренджун радостно пискнул, глядя на него, плюхнулся на пол, принимаясь воевать со шнурками.
— Ты что, выпил? — поинтересовался Донхёк, опускаясь на корточки рядом, чтобы заглянуть в лицо. — Такой милашка. Как ты себя чувствуешь?
Ренджун рассмеялся, стаскивая ботинки, чтобы неуклюже сунуть их на полку:
— Нормально. Я так, чуть-чуть, с коллегами, — поделился он. — Представляешь, они меня половину вечера пытали, выспрашивая, есть ли у меня девушка. Но какая девушка? Я ведь живу с тобой, маленьким пронырливым призраком, который не имеет понятия о том, что такое личное пространство, — пошатнувшись, он поднялся, обличающе ткнул в чужую грудь. Палец прошел насквозь, и кожу обдало холодком. — Я даже не помню, когда последний раз кончал: а ведь у меня есть даже коробка с секс-игрушками. Наверное, скоро у меня будут поллюции, как у пубертатного подростка. Надо начать делать это в душе, пока ты спишь. Но там так неудобно!..
Стаскивая с себя пальто, Ренджун водрузил его на вешалку и побрёл в спальную, по пути снимая пиджак и рубашку.
— Ты можешь сделать это на кровати, я отвернусь, — глухо пробормотал Донхёк, и Ренджун медленно обернулся.
Фигура его колебалась, будто гладкая поверхность лесного озера, растревоженная нечаянно брошенным камнем. Это выглядело так, будто Донхёк был смущён. Впервые за тот месяц, что они знали друг друга. Может, потому Ренджун сказал:
— А если я хочу, чтобы ты смотрел?
Донхёк вздрогнул — так явно, по-человечески, — и губы его приоткрылись, придавая лицу умилительное выражение крайнего удивления. Очаровательно. Он выглядел очаровательно и горячо, и Ренджун ощутил, как тепло плещет в низ живота. Если бы Донхёк смотрел, как он касается себя, делает приятно… Жар стремительно концентрировался в теле, заставляя кровь бежать быстрее. Если Донхёк бы смотрел вот так, как сейчас — жадно и осторожно, нетерпеливо, будто получил неожиданный и незаслуженный подарок, — сдержаться было бы невозможно.
— Ты правда не против? — едва слышно шепнул он, и посмотрел вдруг так серьёзно, что Ренджун протрезвел.
Но смелость почему-то никуда не делась, и он, облизнув губы, повторил:
— Я сказал, что хочу этого.
Он успел лишь коротко моргнуть, и Донхёк оказался рядом, пальцы его пробежались по рукам вверх, огладили холодком шею и коснулись щёк.
— Боже, я мечтаю поцеловать тебя, — вздохнул он, взглядом скользя вниз, чтобы коснуться губ. — Не могу перестать думать об этом. Ты такой красивый!..
Мурашками пробрало до костей, Ренджун резко втянул ртом воздух, сдернул с плеч рубашку и упал на кровать.
— Я тоже, — всхлипнул он. — Я бы целовал тебя так долго, пока губы не начали бы болеть.
Больше Донхёк терпеть не мог, прижался к его губам своими, но Ренджун ощутил лишь холод. Мало. Этого было чудовищно, невыносимо мало.
— Я с ума схожу, как сильно хочу почувствовать тебя, — отчаянно проговорил Донхёк, будто прочтя мысли, и Ренджун всхлипнул, откидывая голову.
— Я сделаю это вместо тебя. Ты можешь смотреть.
Неохотно кивнув, Донхёк отодвинулся, чтобы окинуть его взглядом — от него кожа словно горела, и Ренджун выгнулся, скользя ладонями по груди вниз. Искры удовольствия бежали по крови, и потрясающее волнение мешалось с нагнетенным, концентрированным желанием. От томительного, нежного холодка кожа шла мурашками, и соски затвердели. Ренджун коснулся их кончиками пальцев, потёр, роняя нечаянный вздох. Сейчас, спустя месяц вынужденного воздержания, тело казалось ещё более чувствительным. Поёрзав, он стянул штаны, повозившись с замком, скинул на пол.
— Знаешь, я ведь раньше спал в одиночестве на этой кровати, — сказал Донхёк, неотрывно глядя на него. — Быть здесь с тобой вместе — это всё, о чём я когда-либо мечтал.
Смущение притуплялось алкоголем, и Ренджун улыбнулся, выгибаясь, накрывая себя через бельё:
— Мы даже не были знакомы раньше. Как ты мог об этом мечтать?
Он всего лишь хотел подразниться — Донхёк всегда с энтузиазмом воспринимал подобное, включался в игру. Но в этот раз всё было иначе.
— Знаешь, я не помню деталей своего прошлого. Но ощущаю, что никогда не был счастливее, чем в этом странном посмертии, — донхековы пальцы протанцевали вверх по лодыжке, словно касание лёгкого южного ветра.
Сердце ёкнуло, дёрнулось из груди, словно пытаясь сбежать, Ренджун открыл рот, сам не зная, что собирается сказать, но Донхёк опередил его:
— Пожалуй, мне не хватало только одного: увидеть тебя вот так, раздетым и взволнованным на моих простынях, желающим, чтобы я смотрел, не отводя взгляда.
Этот тихий стон, распоровший воздух — Ренджун не сразу осознал, что именно его губы стали источником столь неприличного звука, но это лишь подстегнуло жаркое пламя, бушующее внутри. Прикосновения Донхёка были едва ощутимыми, холодными, но взгляды такими жаркими и настойчивыми, что от этого потрясающего контраста плавились кости. Не в силах больше терпеть, Ренджун облизнул ладонь, сунул её в трусы и зашипел от прострелившего его удовольствия.
— Ох, детка, — хрипло пробормотал Донхёк. Глаза его были совсем чёрными, и это могло быть даже пугающе, если бы Ренджун не знал его так хорошо. — Я бы облизал тебя целиком. Заставил кончить от одних лишь движений моего языка.
— Самонадеянный, как всегда, — фыркнул Ренджун, отчаянно пытаясь не показывать, насколько сильно слова действовали на него, заставляя задыхаться от сладкого напряжения. — Но, к сожалению, мы не выясним, действительно ли это так. Мне придётся всё сделать самостоятельно. Поэтому будь хорошим мальчиком и сиди смирно.
— Всё, что ты скажешь, Ренджуни, — сместившись вниз, Донхёк опёрся спиной о стену, и полупрозрачные пальцы его сжались на простынях.
Эта нечаянная власть пьянила. Ренджун извлёк из прикроватной тумбочки давно забытую коробку с особенным содержимым, сорвал крышку и взял полупустую бутылочку лубриканта. Пожалуй, сегодня для того, чтобы полноценно кончить, ему хватило бы и поспешных ласк рукой, но хотелось пройтись по полной программе. За прошедший месяц он стал совсем узким, но гуляющий по крови алкоголь делал тело податливым и жадным до удовольствия: разведя в стороны ноги, будто устраивая шоу, Ренджун медленно толкнул в себя два скользких пальца, согнул их, чтобы к тупой боли от тянущихся мышц добавить сладость острого наслаждения.
Охнув, Донхёк закусил губу. В лице его была написана потрясающая гамма противоречивых эмоций: страсть, тоска и нежность, и Ренджун ощущал, как с каждой секундой огненный шар внутри всё растет и ширится, заставляя приближаться к грани блаженства с потрясающе быстрой скоростью. Нет, закончить всё сейчас, так рано, он не был готов. Медленно вытащив пальцы, он сунул руку в коробку с игрушками, чтобы достать любимую: это был футуристичный небольшой дилдо, и Ренджун успел провести с ним немало одиноких, жарких ночей. Времени и желания заниматься дезинфекцией не было, но пренебречь здоровьем было плохим решением, и потому охваченный сладостной лихорадкой мозг подсказал простое решение. Натянув на игрушку презерватив, Ренджун приставил её к пульсирующему в ожидании входу, и Донхёк, всё это время молча наблюдавший за разворачивающейся перед ним сценой, вдруг подался вперёд. Пальцы его сжались на рукоятке поверх ренджуновых.
— Отпусти, детка, — пробормотал он. — Я… хочу попробовать кое-что.
Кое-что?.. Кивнув, но всё ещё не понимая происходящего, Ренджун откинул руку на простыни, и не успел перехватить рвущийся наружу громкий стон: игрушка дёрнулась, входя под нужным углом, коснулась той точки внутри, от которой искры удовольствия бежали вдоль позвоночника. А потом медленно, настойчиво задвигалась. Донхёк склонился над ним, будто впитывая каждую мельчайшую реакцию:
— Так хорошо?
— Да! Да! О, боже, Донхёк, — кажется, фильтр между мозгом и языком напрочь заклинило, ведь в здравом рассудке Ренджун никогда не сказал бы такого: — Ещё, я хочу ещё. Ты так хорошо трахаешь меня!
Толчки сбились с ритма на короткие секунды, Донхёк чертыхнулся, и снова возобновил движения. Только на этот раз ритм стал резче и безжалостнее, будто он пытался доказать что-то.
— Сейчас, детка, — его жаркий шепот ввинтился в ухо, — я сделаю тебе хорошо. Хочу, чтобы ты кончил. Сможешь сделать это для меня?..
Ренджун не успел ответить, вздохнуть или издать звук — всё внутри взорвалось сладостным фейерверком, на долгие секунды он потерялся в блаженной пустоте удовольствия. Всё тело дрожало, и блаженные посторгазменные вспышки заставляли мышцы наливаться приятной тяжестью. Шевелиться совсем не хотелось. Приоткрыв глаза, Ренджун слабо улыбнулся. Донхёк всё ещё нависал над ним, глядя внимательно и ласково. Будто не решаясь нарушить эту нагнетенную, сладкую тишину, он прошептал, осторожно извлекая игрушку:
— Всё в порядке?
— Всё просто чудесно, — вздохнул Ренджун.
Он повернулся на бок, подтянул колени к груди. Ещё минутку. Он полежит ещё минутку, и обязательно встанет, чтобы сходить в душ. Одеяло, будто бы само собой, потянулось вверх, накрывая его. Уткнувшись в мягкую ткань, Ренджун закрыл глаза, и сам не заметил, как провалился в глубокий сон.
Что-то настойчиво, раздражающе звенело на периферии слуха. Поморщившись, Ренджун перевернулся, накрыл голову подушкой, но звук никуда не делся, становясь лишь слегка тише. Ужасно некомфортно. Ещё и кожу на животе неприятно стягивало, будто от разлитого клея. Но откуда там клей?..
Вот, чёрт.
Воспоминания о вчерашнем вечере нахлынули, наводняя голову, Ренджун резко сел, едва не свалился с кровати, запутавшись в простынях. Кто-то продолжал настойчиво звонить в дверь. И если это было утро воскресенья, и этот кто-то совершенно точно не собирался уходить, то это могло означать лишь одно.
— Кун-ге, иду я уже! — крикнул Ренджун, судорожно натягивая пижаму и вылетая в коридор.
Он совершенно забыл о том, что терпение у его геге было не безграничным, и если тот собирался наведаться с новосельем, то это рано или поздно должно было случиться. Но почему в такой неудачный момент?! Кун, гружёный пакетами, деловито прошагал в кухню, по пути в коридоре скинув ботинки.
— Ты что, только встал? — поинтересовался он. — Я же писал вчера, что в десять часов приду. Смотри, я принёс тебе домашние заготовки и хороший чай. И кактус — потому что с твоим рабочим графиком другое существо у тебя не выживет. Но невозможно ведь быть всё время в одиночестве, ты должен…
Он оборвал разговор, с ужасом уставившись на дверной проход. Нехорошее предчувствие засосало под ложечкой, и Ренджун так некстати вспомнил, почему же долго откладывал визит любимого геге на новую квартиру: если у Ренджуна ведьмой была бабушка, Кун сам носил в крови семя дара, и занимался колдовством на постоянной основе. И хотя специализацией его было целительство, общаться с духами он прекрасно умел.
— Не хочу пугать тебя, милый, — начал Кун осторожно, — но здесь…
— Это Донхёк, — вздохнул Ренджун, оборачиваясь как раз в тот момент, когда тот, отсалютовав, промаршировал к столу и придвинул к себе упаковку хлопьев. — Мы вроде как живём вместе.
— Привет, — улыбнулся Донхёк. — Да, я любимый сосед этого милашки. Хён, будешь хлопья? Всё равно в этой квартире больше ничего нет.
Медленно осев на стул, Кун сорвал крышку с принесённой бутылки воды и залпом выпил сразу треть. Всё это время глаза его продолжали вращаться, останавливаясь то на Ренджуне, то на стоящем рядом призраке. Вернув бутылку на стол, он вытер рот тыльной стороной ладони и бесцветно улыбнулся:
— Джуни, давай-ка выйдем. Разговор есть.
О, эту интонацию Ренджун знал слишком хорошо, чтобы сейчас не испугаться: последний раз так Кун разговаривал с Чону в тот момент, когда во время готовки тот поджёг его любимую сковородку.
— Не пойду, — заупрямился он. Присутствие Донхёка приносило успокоение. — Кун-ге, всё в порядке. Ты можешь сказать здесь.
Бросив короткий выразительный взгляд на призрака, Кун вздохнул.
— Милый, ты ведь знаешь: его необходимо изгнать.
Это был не тот разговор, который Ренджун хотел вести солнечным утром воскресенья, и уж точно не тот, который мог вынести после вчерашней ночи. Донхёк давно уже не был тем раздражающим духом, что жил в этих апартаментах не скидываясь на аренду, наводил бардак на кухне и мешал спать.
— Нет, — твёрдо отрезал он. — Донхёк не злой дух. У нас всё хорошо.
Кун кивнул, будто ожидал подобного ответа. В чертах лица его были написаны сочувствие и непривычная строгость.
— Ты знаешь, что призрак тянет из тебя живую энергию? — серьёзно спросил он, будто нарочно не называя Донхёка по имени. — Мёртвое полярно живому, и для того, чтобы пересекать грань, требуется получить частичку другого мира. А единственный источник жизни здесь ты.
Сердце вздрогнуло, упало в живот, чтобы горячо и тревожно забиться. Нет, этого просто не могло быть. Ренджун нахмурился. Он не чувствовал себя хуже с того момента, как переехал. Неужели Донхёк и правда питался его энергией? Разве не стало бы ему плохо от такого соседства? А даже если и так…
— Это правда? — тихий голос Донхёка заставил его выйти из ступора, повернуться резко. Тот стоял совсем близко — просвечиваемый розовыми солнечными лучами, мерцающий, будто голограмма.
— Да, — спокойно подтвердил Кун. — С каждым днём ты должен ощущать всё больше сил. Твоя связь с миром живых очень крепка, ты не простой призрак, а полтергейст: двигать предметы могут совсем немногие. Думаешь, эти силы берутся из воздуха? Ты забираешь их из Ренджуна, и в конце выпьешь его досуха. Мы должны провести ритуал как можно скорее.
Нет. Нет, нет, нет! Глаза наливались слезами, Ренджун всхлипнул, ощущая, как противный комок сдавливает горло, перекрывая кислород. Он не мог потерять Донхёка. Отправить его туда, за грань, в мир теней, где больше никогда не сможет увидеть его. Были ведь другие способы. Он мог переехать и видеться с ним через день, чтобы позволить своим силам восстановиться. Или найти какой-то защитный амулет, или…
— Я готов, — сказал Донхёк голосом тихим и уверенным. — Но могу я вначале попрощаться?
— Нет! — на трясущихся ногах Ренджун сделал шаг вперёд, вытянул руки в попытке коснуться Донхёка, но пальцы привычно обдало прохладой. — В этом нет необходимости. Я… мы…
— Ренджун, я не хочу навредить тебе, — пробормотал Донхёк. Голос его был хриплым, и чёрные глаза грустные и спокойные. — Так будет лучше.
— Ты мне не навредишь, — упрямо повторил Ренджун, но тот только покачал головой.
— Откуда ты можешь знать? С каждым днём, с каждым моментом, что я тянусь к тебе, мои силы становятся больше. Раньше я разливал молоко и едва мог поднять миску, а теперь закрываю двери, двигаю стулья и делаю другие вещи. Пожалуйста, Ренджун!.. Я не могу продолжать оставаться здесь. Я и так получил больше, чем должен был.
— Это его выбор, — мягкая ладонь легла на плечо, но Ренджун гневно смахнул её.
— Согласиться умереть — никогда не выбор.
— Технически, он уже мертв, — возразил Кун. — Мы просто восстанавливаем баланс: мёртвым нужно быть с мёртвыми, а живым — с живыми. Ты не должен удерживать его здесь, как бы сильно ни желал обратного.
— Но есть ведь какой-то другой способ? — умоляюще заглянув ему в лицо, спросил Ренджун. — Геге, пожалуйста! Донхёк для меня очень важен. Может, в какой-то из твоих книг есть информация?
— Мне жаль, милый, — сочувственно покачал головой Кун. — Но такова природа призраков.
Он повернулся к молча стоящему Донхёку, поднял руку, сложив пальцы в замысловатом жесте.
— Мне жаль, что так вышло. Если хочешь, закрой глаза. Я постараюсь сделать всё быстро.
Донхёк кивнул, но вместо этого перевел взгляд на Ренджуна. Улыбка его была надтреснутая и тоскливая — она пошла рябью, и успевшие стать знакомыми родинки на его щеке засуетились на коже, становящейся всё более прозрачной.
— Не плачь, детка. Подумай, ты ведь не хотел делить квартиру с соседом, который даже не платит аренду, — едва слышно шепнул Донхёк. Даже сейчас, на грани миров, он пытался подбодрить его. — Я люблю тебя, Ренджуни. Будь счастлив, ладно?
— Mortuus mortuis, vivus ad vivum, — проговорил Кун, и Ренджун успел лишь открыть рот.
Ответное признание резало наживую, но прозвучало слишком поздно: Донхёк растаял, будто утренний туман, не оставляя после себя ничего, кроме звенящей на тонкой ноте пустоты. Ноги подкосились, и Ренджун осел на пол, давясь рыданиями. Кун попытался коснуться его, но он яростно оттолкнул его протянутую руку. Даже не смотря на то, что тот явно хотел ему лишь добра, видеть его после того, что он сделал, было мучительно. Сбежав в спальную, Ренджун завернулся в одеяло, забился в угол, давясь рыданиями. Всё произошедшее казалось странным сном, неправдоподобным, чудесным и жутким — влюбленность, томительная нежность и опустошительная потеря после. Как он должен был продолжать возвращаться сюда, если знал, что нашёл бы дом пустым? Без Донхёка здесь было слишком одиноко. Казалось, стоит закрыть глаза, чтобы затем открыть их — и он увидел бы, как в дверном проёме показывается знакомая долговязая фигура в толстовке и мягких штанах, сияющая раздражающей, игривой ухмылкой. Невозможно было поверить, что вот так резко всё изменилось. Что он никогда больше не сможет увидеть Донхёка, услышать его голос, зовущий по имени с такой знакомой интонацией.
— Ренджуни!..
Ну вот, теперь у него были слуховые галлюцинации.
— Ренджун?
А теперь, похоже, и визуальные. Потому что ничем больше объяснить то, что Ренджун видел, было невозможно: перед ним стоял Донхёк, одетый в пижаму и расстегнутую куртку, в насквозь мокрых носках и резиновых тапочках. Шмыгнув носом, он опустился на колени, уставился на Ренджуна чёрными пронзительными глазами. Волосы его были взъерошенные, забавно стояли во все стороны, и лицо непривычно бледным, а под глазами залегали глубокие тени. От него пахло резко и тяжело, и Ренджун отстраненно подумал, что уже слышал раньше такой запах. Где это могло быть?..
— Детка, скажи что-нибудь, — отчаянно пробормотал Донхёк, вытягивая вперёд ладонь, чтобы уложить её на влажную от слёз щеку. Кожа его была холодной, и Ренджуна пробило судорогой, он втянул ртом воздух.
Его кожа. Он ощущал это прикосновение каждой клеточкой. Оно было реальным, и он ухватился за ладонь, прижался к ней, не в силах поверить в происходящее. Ренджун знал этот запах. От Донхёка пахло больницей, лекарствами и травяным чаем.
— Но как?..
— Я не врал, когда говорил, что быть с тобой вместе — это всё, о чём я когда-либо мечтал, хотя и разочаровался в своей мечте подконец. Думал, такое просто невозможно: найти человека, способного принять и полюбить меня. Я не помнил, как умер, потому что не умирал, — рассмеялся Донхёк так, будто это было забавной шуткой, и Ренджун ощутил, как и его губы растягиваются в робкой улыбке. — Не успел. Исполосовал всю руку, потому что думал, что готов закончить свой путь. Но моя упрямая душа оказалась сильнее и решила, что ничего ещё не закончено. Засунула меня сюда, в эту квартиру, где я смог встретить особенного человека, для которого препятствием не стал даже тот факт, что я просвечиваюсь насквозь, будто чёртова стекляшка. И теперь меня ничто не остановит. Хотя, оказывается, из больницы не просто сбежать, и в транспорте на тебя смотрят, как на сумасшедшего, если в конце октября ты ходишь в пижаме. А ещё после пяти месяцев в коме ходить не так просто.
— Ты сбежал из больницы? — охнул с ужасом Ренджун, ухватил его за шиворот, выскальзывая из одеяльных оков. — Вообще мозги последние потерял?
Скорчив умилительную, жалкую мордашку, Донхёк обиженно надул губы:
— И это ты мне говоришь вместо привет? А как насчёт поцелуя? — пробубнил он, притягивая для полноценного объятия. — Кто-то говорил мне, что целовал бы так долго, пока губы не начали бы болеть. Я начинаю думать, что в виде полтергейста нравился тебе больше.
— Я пока не определился. Но однозначно живой ты намного болтливее, — фыркнул Ренджун, оплетая руками чужую шею. Сердце билось так часто, что казалось, от счастья он вот-вот умрёт. — К счастью, у меня есть действенный способ заставить тебя замолчать.