Черные пески

В восемь утра зазвонил телефон. Маркуис Джонатан Лемон Сеймур Майлгун Уоррен III, бывший майор кавалерии, дремавший на водительском сиденье своего автомобиля, вздрогнул и открыл глаза. Потянулся, хрустнул шеей, глянул на экран; на черном дисплее под ироничной картинкой с ковбоем в вышитом пончо высветилось: «Джон». Маркуис хмыкнул, покривил уголок рта и на рефлексе запустил руку в открытую пачку «начос», лежащую на соседнем кресле. Нашарил крошки, отправил в рот. Джон звонил ему раз в год, и если звонил, то исключительно по делу. — Алло? Джон, ты? — вальяжно осведомился Маркуис, нажав иконку принятия вызова. — Привет, Марк, — шумно задышали на том конце линии, — дело есть. Пересечемся? — А по телефону переговорить не сможем? — Дело важное, нужно лично встретиться. — Я не могу, я занят, — солгал Маркуис. — Поверь, ты все свои дела бросишь, когда узнаешь, что я собираюсь тебе предложить. — Что опять? — засмеялся Маркуис. — Поймать Несси на живца? Купить молочную ферму? Объезжать дичков?.. — Если Джесси Джонса и его сестрицу можно назвать ополоумевшими лошадьми, то последнее, — засмеялись в ответ. Маркуис оторопел. — Погоди, — сказал он. — Ты предлагаешь мне… поймать бандитов Джонсов? Живьем? — Живьем вряд ли получится, — усмехнулся Джон, — но если удастся, то… Маркуис громко расхохотался в трубку. — Господи, Джон, что ты несешь! Ты, надеюсь, всю банду планируешь поймать? Тридцать человек? И убийцу-Иволгу за шею да на поводок — и так до самого эшафота, ага? — Да чего ты гогочешь, кретин! — рявкнул Джон. — Не знаю как ты, но я ловил и вешал тех, кто стоил больше десятки. И даже больше двадцатки. Двадцатки, Марк, двадцатки, черт возьми!.. — И что, предлагаешь разделить награду на двоих? — сказал Маркуис уже серьезно. — Приложим поровну усилий — разделим тоже поровну. Всех мы ловить, разумеется, не будем — они же не шатаются по штату всей шайкой, как в старые недобрые!.. Ну же, Марки, поработаем в команде! Я… — Я перезвоню, — буркнул Маркуис и отключился. Ему многое предстояло обдумать. Мир не стоял на месте — мир развивался. Маркуис родился в то время, когда вместо SMS писали письма, когда женщины еще носили нижние юбки, когда никому и в голову не могло взбрести покрасить волосы в яркий цвет. Все началось с телекоммуникаций: появились стационарные телефоны, и индустрия коммуникационных технологий с того момента начала развиваться семимильными шагами. За ней реформы претерпело все, что прожорливый прогресс воспринимал как пережиток прошлого. Несомненно, изменились и умы. И вот сейчас, спустя шесть лет с окончания Гражданской войны, от эпохи, едва миновавшей период паровых машин, остался только внешний лоск и нравы, которые было не вытравить из душ простого народа: бессменная эстетика Дикого, Безумного, Сумасшедшего Запада, как всё чаще называли эту уходящую эпоху… Маркуис любил свое время за его нелепость — за коновязь возле парковки для электросамокатов, за пышные платья и джинсовые шорты, за запряженные телеги и импортные автомобили, за закоптившиеся электрические розетки в прогорклых салунах… Но было кое-что, на чем прогресс сказался не в лучшую сторону: кандидаты в висельники — бандиты, насильники, конокрады, убийцы и дезертиры — в этом прогрессивном безумии катались как сыр в масле. Поэтому существовали такие, как Маркуис и Джон — не то стражи порядка, не то наемники, не то палачи: охотники за головами. Джон славился своей болезненной тягой к предпринимательству. Маркуис ждал, пока он выкинет что-нибудь сумасбродное, и ожидания наконец оправдали себя: Джон решил взяться за один из самых значимых криминальных дуэтов последнего десятилетия. И сейчас Маркуис не понимал, зачем Джону понадобился компаньон: одно дело — мелкие преступники, но Сью и Джесси… дьявольская сумма предполагала конкуренцию. Конечно, Джон был прост как два цента и вряд ли строил какие-то козни, но Маркуис все равно был напряжен: Сью и Джесси Джонсы — отнюдь не сорванцы, стащившие яблоки с прилавка. А еще Маркуис хотел выспаться, но сон не шел. Маркуис подкатил глаза, цокнул языком: чертов Джон дал ему пищу для ума на пару-тройку суток вперед, — и вдруг почувствовал, как в желудке заурчало; уже через четверть часа Маркуис стоял в очереди в авто-закусочную на ближайшем постоялом дворе-бензоколонке. /// В двадцать минут девятого позвонила Джессика. — Алло, ведьма, — поприветствовал жену Маркуис. — Что на этот раз? — Я сейчас пришлю тебе список продуктов, и только попробуй сказать, что ты его не увидел. Оззи заболел ангиной, у Лизы снова аллергия. Маркуис вздохнул. — Сильная? — Не очень, но мы вызвали врача. Псу нужен новый мяч, старый он сгрыз. Ты же помнишь, какой выбирать? — Похожий на бактерию, — фыркнул Маркуис. — Зеленый или красный? — Не зря я тебе позвонила, — фыркнула в ответ Джессика. — Мяч нужен… На улице корчилась поздняя осень: оклеенное грязной ватой туч небо кровило моросью, черные деревья гнулись под ветром и сбрасывали последние листья, как сбрасывают бюстгальтеры стриптизерши. Погода не предвещала хорошего дня, но Маркуис старался не унывать — а унывать у него, между прочим, была тысяча и одна причина: нелюбимая женщина, на которой он был женат вот уже более чем три десятилетия, полный дом голодных ртов, насмешки в интернете и враги, держащие курок взведенным. И, наконец, главная из этих причин: собственное отражение в зеркале заднего вида. Если бы не правила дорожного движения, Маркуис бы выломал это зеркало и станцевал бы на нем джигу. Маркуис родился в семье домашних рабов на рисовой плантации, и его мать, отец и все братья и сестры были черны как уголь… но только не он: светлокожий, крохотного роста — всего-то пять футов — Маркуис был не похож не только на африканца, но и на мужчину в целом. Все, кто видел Маркуиса впервые, полагали, будто перед ними девушка-подросток. Маркуис пользовался этим как мог — экспериментировал с макияжем и прическами, без зазрения совести делал маникюр и выбирал одежду в женском отделе… И только кисти рук Маркуиса были темными с тыльной стороны и светлыми на ладонях. Как так вышло, не знал никто. — Эй, красотка! Не хочешь пивка? — послышалось вдруг с улицы. — Подожди минуту, — сказал Маркуис жене и, прикрыв динамик рукой, посмотрел в сторону. Там стоял всадник — реднек верхом на тощей рыжей лошади. в кожаной куртке и заляпанных грязью джинсах; его императорские седые усы и одутловатое лицо кричали о происхождении сильнее, чем пятна на одежде. — Достопочтенный сэр, вы, случаем, не ошиблись? — крикнул Маркуис в открытое окно. Голос у Маркуиса был громкий, звонкий, с хрипотцой, им было хорошо петь и осаживать дураков. Реднек вытаращился и обомлел; лошадь под ним перебирала ногами и фыркала. — Я бы выпил с вами, но, увы, у меня жена на телефоне! Милая, позволишь господину украсть меня на часок? — Ты опять со своими мужиками… — зашипела Джессика, но Маркуис шикнул в ответ: — Дура, меня снова за бабу приняли, я издеваюсь!.. — Что ты такое, черт тебя дери?! — воскликнул реднек. — Трансвестит! — Паршивый Янки к твоим услугам, придурок, — Маркуис отсалютовал ему рукой с телефоном и поднял стекло, оставив реднека недоумевать. Паршивый Янки — кличка, данная ему одной южанкой и прижившаяся настолько, что Маркуис назвал так свой видеоблог. Маркуис обожал эту кличку всем сердцем и одновременно ненавидел. Война оставила ему белесый шрам на ладони, два прозвища — Паршивый Янки за суть и Коротышка Марк за рост — и отменно хреновую репутацию. Что он сделал? Убил больше людей, чем требовалось — по неосторожности, глупое совпадение, чистая случайность. С кем не бывает. Попал под трибунал, чудом избежал высшей меры (помогли связи и хороший послужной список) и еще в шестьдесят третьем, за год до окончания войны, с позором отправился домой, в Мичиган. Уже через несколько месяцев семейство Уорренов перебралось в Вайоминг, чтобы начать новую жизнь вдали от ненависти, но и в Вайоминге Маркуису тоже оказались не рады. Оставалось жить и терпеть. И Маркуис жил, терпел, вел видеоблог, сотрудничал с полицией, содержал семью из одиннадцати человек не считая себя и старался быть примерным гражданином. Не помогало. /// — Ваш заказ, мистер Уоррен. Удачного дня! Маркуис высунулся из окна, принял пакеты, положил на соседнее сиденье. Симпатичная мулатка с татуировкой на шее улыбалась Маркуису так тепло, что он удивленно улыбнулся в ответ — в окрестностях Ньюуокера, городка, близ которого Маркуис жил, еще никто не смотрел в ответ с таким дружелюбием. — Спасибо, Милли, и вам удачного дня, — кивнул он, посмотрев на подпись на бейдже. — Меня здесь редко называют по имени. — Знаете, я смотрю ваш блог… Мне очень понравилось ваше последнее видео, — сказала мулатка. — Не верьте тому, что говорят о вас в городе, мистер Уоррен. Вы очень интересный человек. — Спасибо, не сомневаюсь! — хохотнул Маркуис, поднял стекло и вырулил со двора. Он не умел благодарить. /// Дверь ему открыл Сэмюэл. — Привет, пап. — Привет, Сэм. Надолго к нам? — Да так, заехал… на пару дней… Они замолчали. Маркуис смотрел на сына, тот — на Маркуиса; Сэмюэл стоял в проеме, упершись руками, и, кажется, не собирался пропускать отца в дом. — Ну и чего мы стоим? Может, я войду? — намекнул Маркуис. — А продукты где? — В машине, а что? — Почему ты не принес?.. — Потому что их много. Войду, сниму пальто, занесу пару пакетов, а ты поможешь. — Просто… пап… Маркуис напрягся. — Что — пап? Сэмюэл вздохнул, замялся, глядя Маркуису под ноги. — Мама не в духе. Не хочет тебя сегодня видеть. — Ну и пошла к чертям собачьим! — воскликнул Маркуис. — Продукты, значит, привези, а сам… И вообще, у меня своя комната, я с ней не пересекаюсь! Я устал спать в машине, пусть сама поспит, если ей та… — Тише, тише… — одернул его Сэмюэл. — Не говори так о маме, ладно? — А то что, ударишь меня? Любимчик, блин. Пропусти. Маркуис пронырнул под его рукой, расстегнул пальто и повесил рядом с розовой, в цветочек, курткой Лизы. Положил рюкзак на тумбу, глянул в зеркало, пригладил волосы. Сэмюэл стоял рядом, заложив руки в карманы; выглядел он жалко. Сэмюэл родился, когда Маркуису было тридцать два; Сэмюэл не был желанным ребенком. Маркуис относился к старшему сыну с прохладой, а вот Джессика и мать Маркуиса, Мойра, Сэмюэла обожали. И не только они: Сэмюэл, отправившийся на фронт вместе с отцом, отличился, получил несколько орденов и наград и стал кумиром соседей, знакомых и всего Ньюуокера (тут на руку звездному сыну сыграла печальная известность отца). Именно благодаря Сэмюэлу с семьей Уорренов не случилось то же, что и в Мичигане. — О, извращенец вернулся, — раздался надтреснутый старушечий голос. — Сэмми, почему ты впустил его в дом? Мама же… Маркуису даже не потребовалось поднимать голову, чтобы понять, что в коридоре появилась его мать — Мойра Уоррен, тучная, как раскормленная корова, и мрачная, как тысяча грозовых облаков. — И тебе доброго дня, мамуля, — процедил он. — Я здесь живу, ничего? — Молчи, я не с тобой разговариваю. Я обращалась к Сэму. — Ба, он правда здесь живет… — пробормотал Сэмюэл. — Дай ему хотя бы чаю выпить. Потом он уедет. — Я не собираюсь терпеть в моем доме этого грязного гомика. Джесс сказала, что он уже при ней с мужиками лю… Терпение Маркуиса лопнуло. Он ощерился, как загнанный лис, и воскликнул: — Слушай, ты, перечница, этот дом оформлен на меня! Это мой дом, черт возьми!.. Я работаю, содержу семью из одиннадцати вечно голодных ниггеров, а мне не разрешают даже появляться в собственном, мать его, доме!.. Мойра Уоррен замерла и медленно, как в старых фильмах, повернулась к Маркуису лицом. Крылья ее приплюснутого носа раздулись, брови свелись к переносице, глаза заблестели, полные темные губы искривились в гневной гримасе. Назревала свара. — Как ты меня назвал?.. — Какая из двух правд тебе понравилась больше: про ниггеров или про перечницу? — Не подходи ко мне. Даже не обращайся. Сифилитик. — Да и нужна ты мне!.. — в сердцах рявкнул Маркуис матери вслед, случайно встретился взглядом с Сэмюэлом, с его влажными, кроткими оленьими глазами, которые странно смотрелись на грубом лице, и почему-то стушевался. — Я не могу жить в этой семье. Просто не могу, — со вздохом сказал сыну Маркуис и принялся расшнуровывать свои ботинки, присев на тумбу. — Приехал, — послышался разочарованный голос Джессики. Маркуис поднял голову, посмотрел на жену и натянуто улыбнулся. — Здравствуй, дорогая, — процедил он сквозь зубы, глядя на ее кислую мину. — Уже убегаю. К себе на чердак. Пакеты сами занесете. Машина на неделю твоя; ключ в пальто, в левом кармане. Используй с умом. Чао. — У твоего сына ангина, дочери с сыпью уже два раза вызывали врача, а ты собираешься отсиживаться в своей каморке?.. — Да вас, блин, не поймешь! — воскликнул Маркуис так громко, что стоящий у двери Сэмюэл дернулся. — То уезжай, то приезжай, то иди, то не иди, то сиди, то лежи!.. — и добавил уже спокойнее: — Ладно. Я могу пообщаться с Лизой? — Она будет рада тебя видеть, — сухо сказала Джессика, скрестив руки на груди. — Но с условием, что ты помоешь руки и снимешь уличную одежду. — Да, мама, уже иду, — пробормотал Маркуис и заметил, как Сэмюэл покривил уголок рта. /// Лиза лежала в постели с ноутбуком на коленях и смотрела какое-то ток-шоу; отца, остановившегося в дверях, она заметила не сразу. Маркуис постоял, кашлянул в кулак. Лиза вздрогнула и подняла глаза. — Папа!.. — радостно воскликнула она. — Привет, Лиза! Не успел Маркуис затворить дверь, как на него налетел маленький эбеновый метеор. Лиза, высокая для своих двенадцати лет, крепко стиснула Маркуиса в объятиях. — Я думала, ты не приедешь, — проговорила она растерянно. — Мама сказала, что ты только продукты завезешь… — Они так запросто меня из собственного дома не выкинут, пусть даже не пытаются, — усмехнулся Маркуис, поцеловав дочь в щеку. — Как твоя аллергия? — Да так себе. Чешется. Но было гораздо хуже. — Что сказал врач? — Я не помню, мама с ним говорила. Спроси у нее… — сказала Лиза и тут же осеклась: — А, точно… Прости, забыла. — Все в порядке. Мне не привыкать. Они замолчали, обнявшись. Лиза устроила подбородок на плече Маркуиса и тяжело, будто взрослая, вздохнула; Маркуис погладил ее по спине и закрыл глаза. Маркуис любил ее больше всех своих детей: удивительно дружелюбная, открытая, веселая и незлопамятная Лиза не походила характером ни на эпатажного Маркуиса, ни на вечно всем недовольную Джессику, ни на всененавидящую Мойру. — Почему мама так тебя не любит, не понимаю, — пробормотала Лиза ему в шею. — Ты еще бабушку не видела, — сказал Маркуис без тени улыбки. — Видела. Но бабушка никого не любит. Только Сэма. И Оливера. — Каково быть тетей в двенадцать лет? — спросил Маркуис, отстранившись. Лиза улыбнулась. — Чувствую себя старой. — А я наоборот. Они засмеялись. Этот смех для Маркуиса был первым искренним за весь день. — Эй, Марк! Она должна лежать в постели! Маркуис вздрогнул и обернулся; в приоткрытую дверь заглядывала Джессика. — Хорошо, мам! — кивнула Лиза, ныряя под одеяло. — А еще поговорить с папой можно? — Нет, папа мне нужен. Марк, пошли. Только быстро. — Я еще зайду, — сказал Маркуис дочери. Когда дверь за ними захлопнулась, Джессика разблокировала свой телефон и ткнула его экраном Маркуису под нос. — Ну и?.. — спросил Маркуис, не совсем понимая, чего именно она хочет. — Мальцев звонил. Просил передать, чтобы ты ему написал или перезвонил. Сказал, что-то срочное. Маркуис с цоканьем подкатил глаза. Только не… — Передала бы ему, что я занят. Или не могу. Или умер. Не хватало еще с ним всякую чушь обсуждать. — Какую чушь? — Джессика нахмурилась. — Он… Да не важно. Потом расскажу. Маркуис было хотел отойти, но Джессика схватила его за плечо и рывком развернула к себе. — Признайся, вы опять хотите ввязаться в какую-то нелепую авантюру? — строго спросила она. — Джон хочет, не я, — буркнул Маркуис и стряхнул с себя ее руку. /// Комната Маркуиса Джонатана Лемона Сеймура Майлгуна Уоррена III являла собой произведение искусства; такому богато украшенному обиталищу позавидовал бы любой подросток. Раньше Маркуис часто проводил тут время и успел все обустроить; не хватало только стенда с наградами — после преступления Маркуиса их лишили, — а наград Маркуис получил немало, почти как засранец-Сэмюэл. Маркуис подошел к столу, покрутился на большом геймерском кресле. Достал из кармана джинсов телефон, полистал контакты, вспомнил, что на следующей неделе они с Кайлом планировали снять совместное видео, и с ужасом для себя понял, что съемки придется отложить; ужас вызвал не столько отказ от старых планов, сколько планы новые, появившиеся после звонка Джона. Он нажал иконку звонка на дисплее и по старой привычке поднес телефон к уху. Зазвучали гудки. — Алло? — сонно произнес Джон на том конце линии. — Привет, это Марк. Ты спишь? — Ну-у… — Еще не передумал ловить Джонсов? Услышав о деле, Джон сразу приободрился. — Нет, конечно! А ты что, согласен? — Согласен, не согласен — узнаем при встрече. В «Синем быке» послезавтра. В девять утра. Можешь? — Могу, почему нет! — Заметано. Бывай, старик. Маркуис сбросил звонок и почти швырнул телефон на стол. Медленно выдохнул через нос, побарабанил длинными пальцами по столешнице. Цокнули покрытые лаком нарощенные ногти. Назревало что-то новое, и Маркуису было страшно.