она сияет ярче звёзд

Да, она прикрепила к манекену табличку с надписью «умный, но не душный». Да, она определенно не будет встречаться с Лизой. Она не любит душнил. И Лизу не люб— У нее очень низкие требование к мужчине, не считая того, что желательно, чтобы он был 3д. — Умный, но не душный, потому что некоторые думают, что если читали Ницше, то они философы невъебаца какие. Еще целеустремленный и амбициозный, если такое есть, то деньги рано или поздно точно появятся. Щедрый, потому что если это серьезные отношения, то есть вероятность беременности, а женщина в этот момент крайне беззащитная и полностью зависит от партнера. И самое главное лично для меня — это хоть какое-то физическое проявление чувств. Как бы человек меня не любил, если он не умеет проявлять чувства в действиях и словах, то у нас будут проблемы. Короче, есть такой реакционер «Женек», вот он короче. «Надеюсь он делает реакцию на пацанок, так что это…Джаст кол ми мэйби» Более менее симпатичный чел, исходя из ее типажа, который по странной случайности похож на Лизу, подошел к ее манекену, и она почти никак не отреагировала, ведь, блять. Кто он? Обычный человек? Там же таблички с базовыми вещами. Это испытание ее максимально не впечатлило. Дали оценить мужиков исключительно по внешности, ведь что кроме этого они увидели? А потом отругали их за то, что заставили сделать. Ох уж эта логика. Пассивная агрессия после крайнего испытания теперь стала постоянным компаньоном Миры. Для кого-то это абсолютно ничего, но когда липкий яд начал капать в сторону Лизы, то даже тупой бы понял, что, да, Миру задело. Мире больно. У Миры откат. Мира будто вернулась в те времена. Мире хочется кричать от боли. Мира в ванне сдирает губкой слои кожи от мерзости к себе. Мире стыдно смотреть людям в глаза. Мире стыдно смотреть в глаза котёнку. Как она могла испытывать что-то к ней, если она такая мерзкая. Она отвратительная, и все видят, что она такая. Все видят и обсуждают. Ее, мать вашу, снимаю на десятки камер, ей тяжело. Она молчит. Открывает рот, только для саркастичных замечаний, чем раздражает всех. Но лучше так, если бы она начала бы говорить, что у нее крутится в голове, пацанки бы узнали множество синонимов слову «ненавижу» Да, сидели в автобусе они рядом с друг другом, но Мира была вообще не рядом. Она была где-то внутри своей головы, смотрела в одну точку, сложила руки под грудь, будто обнимая саму себя. Лизе очень сильно хотелось самому обнять своё солнце, чтобы она не была вынуждена защищать саму себя. Честно, Лиза ебанная терпила. Ты можешь посылать ее сколько угодно, мешать ее с грязью и избивать — она либо проигнорирует, либо даст пиздюлей. Кровавых пиздюлей. Но если она привязана к этому человеку, то все. Она будет терпеть унижения, агрессию, и предательства. Она редко привязывается к людям. Очень долго должно пройти времени, чтобы она испытывала к тебе не просто дружелюбность. Чтобы она смотрела на тебя искрящими глазами, и ее руки так и тянулись к тебе. Мира исключение. Прошли ничтожные недели, но Лиза вся в ней. Хочется касаться, хочется слушать и поддерживать. Хочется ее. Поэтому на пассивно-агрессивные выпады она не могла сказать, «Ты че ахуела совсем?». Не могла. Она могла дать остыть, обнять или посмотреть доверительным блестящим взглядом и молча умолять перестать. Перестать мотать эти мысли в голове, перестать ненавидеть. Лиза не единственная, кто поддался очарованию Миры. Если спросить каждую из них про Миру, каждый ответ будет отличаться, но одно остаётся неизменным. Каждая ее безгранично уважает. Такая хрупкая, маленькая, не сильно развитая в спорте и самообороне девушка на первый взгляд, оказывается просто кремниевым солдатом, который воюет с дерьмом в жизни, буквально с рождения. С самого начала проекта, когда все старались найти своё место под солнцем, в иерархии пройти на вершину, она не влезая во все это, шла семимильными шагами по испытаниям, перегоняя всех абсолютно. Когда они застряли на втором этапе, она переходила на четвёртый. И тогда уже, видя ее, как им многим показалось со слабым человеком, посчитали их двоих с Лизой легкой добычей. Но, если бы Мира была легкой добычей скорее всего в детдоме она бы осталась навсегда. Навсегда той самой тринадцатилетней потерянной, сломанной девочкой, которую скорее всего облили бы кислотой за школой за длинным язык. А Лиза бы осталась на той самой улице, где гуляла совсем юной, когда начался обстрел. Обе выросли во время войны за свою жизнь. И, если Лиза такое обращение к себе игнорирует, поскольку считает ненужной тратой времени и ресурсов, то Мира сбрасывает в этих конфликтах всю скопившуюся энергию, тренируясь на них, высказывать свои чувства, а не изрезать их на теле. И после такого, естественно, сначала они хотели бы совсем игнорировать их, но очарованием Миры можно африканских жителей кормить. То выпечку сготовит, то нарисует тебя, как просто читаешь книгу, а она все обрисует, что самый ненавидящий себя человек оценит, то скажет именно те слова, во время твоей истерики, что с тебя камень слетает. И потихоньку конфликт исчерпал себя, и к ним двоим они начали ровно относится. Но такое бронебойство заслужило их внимания, и часто по вечерам в разных компаниях, пока Мира на пару с Лизой шлялись где-то по дому, либо в саду, они обсуждали слова Миры, что-то примечали, что-то запоминали для себя. Затем, когда она больше начала вклиниваться в общую компанию, и каждая девочка могла к ней всегда подойти, спросить что-угодно, попросить, тогда не каждая, но некоторые начали ей невольно доверять. Когда человек напрямую говорит о своих чувствах, как он устал, как его что-то задевает, как он без претензий делает тебе замечания, хвалит, когда нужно или, когда у тебя истерика, он, хоть словом, хоть присутствием, хоть действием тебя поддержит — ты понимаешь, что он настоящий. И ты можешь быть настоящим, он тебя не осудит. И никогда не наврет, потому что ему нет смысла. И так, не умеющая доверять Лера; скептично относящаяся к похожим на Миру людям Амина; видящая сначала в Рапунцель, только бестолковую куклу Кира; не ожидающая никакого морального тепла Виолетта; старающаяся быть безразличной Крис: начали в себе замечать, как глядя на Титову, они могут сказать ей все что-угодно о своей жизни. Все свои мысли, мельком пролетающие или плотно прибитые, просто все, что думаешь. И это не было такое, что «ну она прикольная, она не слицемерит». Сначала было действительно так, но. В последствии общения с каждой из них, она все больше открывалась. Она редко говорила об отце, всегда стараясь, при этом шутить и вырисовывать гримасу смеха, но каждый раз глаза выдают. Она рассказывала, как пиздилась за своё место в детдоме. Чтобы никто не смог на неё криво выдохнуть. В школе, если косячил кто-то из класса, перед директором вставала она, а не тот человек или староста. Причём она так защищала, что единственной виноватой оставалась в итоге она. Как ходила незаконно в четырнадцать, по знакомым на Рязанский молочный завод, клеила наклейки на партии. Как сама переехала в Москву в шестнадцать лет. Херачила на трёх работах, шла на красный диплом. Причём зарабатывала она по-разному, но всегда на простой работе. Прости господи, в Инстаграме, который у неё довольно сильно зафорсился, особенно в 2018 году, когда ее фотки стали часто мелькать на чьих-то аватарках, и она стала носить имя «та самая из пинтереста», она не зарабатывала. Только, если чуть-чуть, покушаешь за месяц четыре с половиной раза, если ещё голубя найдёшь. С приходом все больше и больше обычной житейской информации, каждая видела в ней сумасшедшую силу. Если она захочет, она каждую из них по силе воле выиграет. И все это понимали. Она как будто могла сорвать весь мир, если бы не было лень. Да, ответы были бы разные, но каждая ее уважала. И за разные вещи. Крис бы уважала за способность не срываться на близких. Кроваво, с размахом и болью. Виолетта за стойкость. Когда кто-то курит, она держит руки в кулаках, желваки ходят, но она не будет курить. Лиза не уважает. Лиза любит.

***

Сначала было весело. По большей части смотреть на остальных участниц, в этих абсурдных костюмах, и абсолютно ненужном гриме. Если бы Мира знала сколько эдитов будет посвящено ей в этом облегающем костюме, она бы сняла его в этот же момент. В этот же момент Титова брезгливо оглядывает подходящих к ним мужиков с мыслями, «слава богу я в невменозе, с такой кашей в голове я ничего не запомню и не пойму». Она никогда так не ошибалась. Просто ощущение мужского тела рядом повергло ее в неконтролируемую дрожь. Периодически ее простреливало мурашками с ног до головы. Тяжелый ком повис у нее где-то в желудке с первым мужским касанием. Время будто остановилось, и она уже не здесь. Она на кровати, повёрнутая в стену, ощущающая мерзкие холодные ладони, гладящие ее спину. Эти грабли задирают ее футболку и внизу упирается что-то твердое. Девятилетняя Мира знала что это. Она просто моргает, она не плачет. Она не чувствует пощипывание глаз, она не чувствует ком в горле. Она чувствует только эти ладони. На нее странно поглядывают даже операторы, а они самые последние люди, которые беспокоились бы о пацанках. Если есть сострадание, то нет ярких кровавых кадров. Ее выкидывает из воспоминаний, за эти промежутки проснувшегося разума она внимательно смотрит за преподавателем. Задание нужно выполнить во что бы то ни стало. Да, она ревет в голос. Да, возможно чуть задыхается, ведь воздух слишком острый, чтобы проходить сквозь ее глотку. Да, она трясется как осиновый лист. Да, ее партнер боится на нее подышать, потому что на него смотрят около десяти бешеных фурий, готовых его сожрать, чуть Мира намекнет. А Мира танцует, ей некогда. Опыт в студсовете, когда нужно выступить, и насрать всем, что у тебя понос или горячка, очень помог. Ебало кирпичом, сосредоточилась на танце, а со зрительского сиденья слез не видно. Настолько ей было похуй, что сердобольная Мира не помогала Геле справиться со срывом. Ей похуй. Сексолог ее необоснованно бесил, и она ничего не могла сделать. Она слушала чужую боль, а сама свернулась, как ракушка и почти не дышала. Но принцип «если я тебя не вижу, то и ты меня тоже» не работает с мозгоправами. — Мирослава, а какая реакция была у вас на прикосновения мужчины? — Я надеялась вы меня не заметите, — опять защитная реакция, посмотрите на нее, — Что я чувствовала? Я чувствовала флешбеки детства. Если я буду конкретно описывать, что там было, вы просто проблюётесь. — А какие эмоции у тебя были, они все основывались на прошлых ситуациях? — Мне было просто мерзко, — следы на щеках еще не высохли, а уже прибывают новые, и Мира действительно беспокоится о своем организме, откуда столько жидкости то? — Я не знаю, будто я самый грязный человек на планете. Сука, я не думала никогда, что скажу об этом вслух, тем более кому-то. Блять, я не могу. Как я читала, это норма для дет… в смысле не то, чтобы хоть что-то в моем детстве вообще могло входить в границы нормы, короче это норма для детей переживших сексуальное насилие. Когда я подходила к половому созреванию, мои гормональные взрывы наложились на травму, что сложилось в то, что. Что мне снились сны с отцовскими экзекуциями, но пубертатное сознание решило, что это то с чего нужно возбуждаться. И в голове тогда у меня мешалось отвращение к себе, как будто я сама в этом виновата, и мысли, что это нормально, что это как у всех. И я не понимала, как на это реагировать, что с этим делать, можно ли кому-то рассказать или не нужно. Я до сих пор не понимаю, я не могу осознать это нормально для травмы или я ебанная извращенка. — Во время полового созревания могут быть абсолютно разные фантазии, исходя из того, что вы видели. Вы были знакомы только с подобным сексуальным опытом. К тому же детская психика все же пыталась замять эти страшные события, и накладываясь на половое созревание, получился такой бутерброд. — Заебись колбаска. Видимо ее завывания триггернули Крис, и пока она выворачивала душу, слева от себя Мира почувствовала робкие поползновения холодной руки. Это другие холодные руки. Эти руки согревали, когда было очень холодно. Эти руки поднимали ее, когда было очень тяжело. Эти руки обвивали, когда было одиноко. Эти руки никогда не сделают больно. Эти руки никогда не сделают мерзко. От этих рук скачут мурашки. Не те противные мурашки, а такие, что напоминают, что она жива. Мира эти руки хватает, пока не передумала. В данный момент она никого задушить не хочет. Только если этими самыми руками. Было бы красиво. Все девочки поддерживали ее, когда подозвали к холсту. Но она просто замерла, стоя над ним. — Я не знаю, что я чувствую. — Попробуй эту пустоту изобразить. Тогда холст останется чистым, дура. Одну руку в красный, другую в черный, мешая в одну кучу, рисует сердце посередине. Мешанина фиолетового и зеленого, что ассоциируется с мерзостью, и желтый по краям. Ее солнце вокруг. Ее солнце рядом. Ее распотрошили, а пока у всех вынужденные водные процедуры. Мыться нужно всем, так что поселфхармить Мира не успеет. Все острое у нее спиздили, причем даже не редакторы, а девочки. Мамочки, блять. Но сделать больно себе было непреодолимым желанием, так что обливалась она кипятком, и кожу буквально содрала. Выходила из ванны новым человеком. На выгоне у Миры то сжималось, то разжималось очко, но слезоточивый канал не закрыт до сих пор. — Мира, — так ласково ее имя может называть только Мария Третьякова. Ну и Лиза, — Вам на этой неделе по нашим ощущениям очень тяжело. — Да, это была а…абсурдно тяжелая неделя. Мне кажется у меня обезвоживание. Самое больное была исповедальня. Я… — Можно уже петь «Если бы слезы твои были водой»? — Я не справилась. Вот эта оконцовка, тихо мы отпускаем обиды, я не отпустила обиды. Вообще. Настолько, что просто вспоминая этот разговор с отцом, мне становится очень плохо и страшно. Я дико загрузилась, ничего не слышала, не видела, все крутилось в голове. У меня не хватит слов, при всем моем красноречии, описать свое состояние тогда. Это было, как в гребаной игре, где тебя легко касаются, и у тебя просто стоп кадр и флешбеки. И ты вспоминаешь каждое…— Мира замолчала на пару секунд, кусая внутреннюю часть губы с замершим взглядом, закрывая лицо рукой. Пока Лиза с одной стороны не взяла руку, Кира с другой не приобняла, а Настя чуть подальше не нагнулась поближе — Меня буквально лихорадило и тошнило от каждого прикоснования. И я ничего не могу сделать, мне настолько было страшно. Но благо выплеснуть это всё на бумаге мне помогло. Мне стало легче. И еще рассказала то, за что ненавидела себя больше на свете. И главный мой страх не оправдался, никто не начал считать меня мерзкой, грязной. Я надеюсь не стали. Ушла Диана. В целом не то, чтобы грустно. Все рассаживались по кроватям, кто-то заканчивал водные процедуры, кто-то собирался играть в настолки. Лиза голодным волком смотрела на нее со своей кровати, но увидев протянутые ей руки, как у ребенка, она залетела на чужую кровать, несмотря на включенный свет и людей в комнате. Пусть запиздятся до опиздения, Мира слишком соскучилась по ее рукам. Лизу обвили руками и ногами, как коалу, уткнулись ледяным носом в шею и недовольно пыхтят. Она считает, что это насилие. — Спасибо. Лиза в ответ не отрывает голову от нее, а лишь сжимает сильнее. — Я не знаю как, но я очень хочу тебе помочь. — Просто продолжай меня любить. Еле слышный шепот не распространяющийся за пределы кровати, разразился в голове Лизы гигантской молнией. Но в гуле отдаленных голосов прозвучало для Миры только одно слово: — Всегда.