Чума в изумрудном отблеске

. Небо и округа ещё даже-даже не рябились. Мир был по-прежнему виден через пелену серых, белых, черных, маленьких точек-букашек. Утренний, еле заметный из-за темноты туман застилал все окрестности. Из-за него становилось ещё труднее разглядеть местность. Мрак и тлен, звучит слишком пафосно, но невероятно подходит данной гнетущей обстановке. В доме, где находились наши герои, горел спасительный желтый свет. Довольно неожиданное явление, если сравнивать другие строения в округе, что хмуро стояли. . Встав у открытого окошка на чердаке, вид которого выходил в сторону той самой дружелюбной полянки, парней обдувал свежий, прохладный, отрезвляющий воздух. Ветра не было, поэтому туман и застоялся. Джон с Егором напряженно обсуждали, во-первых, как они будут добираться до города, во-вторых, сколько это займет по времени, а в-третьих, что понадобиться в дорогу. Это были самые актуальные вопросы, конечно, не считая каких-то мелких, бытовых, что изредка проскальзывали в их разговоре. . С первым определиться было трудно, хоть и недолго. Спустя нескольких минут толкований и предположений всё сошлось на том, что идти придется пешком, так как никакого транспорта ни Егор, ни Джон не имели. А ждать или просить подвести какую-нибудь кибитку с худенькой упряжкой ну просто бессмысленно! Ха, кто поедет из их села, и в их село тем более, а если кто и осмелиться, то непонятных дворовых мальчишек уж точно к себе никто не возьмёт. . Со вторым - временем, тоже получилось разобраться довольно быстро. Джон уже ездил от сюда до города, по его воспоминаниям путь на лошадях, если не торопиться, занимал примерно 2 часа даже без остановки. А без коней... Честно, трудно предположить, но наверное не меньше 3-ёх часов. . С последним же определиться было также запросто, брать нужно по минимуму и только самое важное. В достаточно приличных размеров вязанную сумку-мешок первыми полетела какая-никакая нескоропортящаяся еда, затем бутельки* с холодной водой, теплой, к огорчению, не было, да и времени её греть тоже, и далее две небольшие осенние накидки с мехом в случае ухудшения погоды(никто из парней так и не обратил внимания, что в основном туман был у речной глади), называемые епанча(япанча) и то самое письмо, спросите зачем? Джон посчитал своим долгом сохранить его, и также его следовало непременно показать тётушке, как только они доберутся. Да и в общем на этом всё. . Уже почти полностью собравшись за меньше чем полчаса, но всё так же перекладывая различные вещи из сумки в сумку, из стороны в сторону и придумывая что же ещё положить, Джон, вдруг резко и сильно закашлявшись, вспомнил... - Ой... Егор, помнишь ты забирал у себя из дому травы? Куда ты их положил? - с небольшой украдкой спрашивал шатен, стараясь зацепиться взглядом за те самые пучки и баночки. Осмотрев всё помещение, впоследствии ничего не найдя, он устало перевёл взгляд на Егора. Тот же неслышимо вздохнув в ответ(об этом говорила его внезапно сильно вздымающаяся грудь), перевел тяжелый и задумчивый взгляд на Джона. - Да, кажется, я их уже закинул в сумку, посмотри там! - немного прикрикнув, отвечал Егор с другого конца комнаты, вновь отворачиваясь от шатена и заново начиная переставлять и перекладывать какие-то непонятные и отнюдь не важные им вещи. Возможно, пытаясь найти там что-то поистине нужное, чего там, к огорчению, так и не оказалось. Вновь скинув всё в такую же непонятную кучу, Егор отошел от стола и пошёл в сторону выхода из комнаты. - Да, спасибо, Егор! - натягивая тягостную и немного кривую улыбку, отвечал кареглазый, идя прямо по коридору к нужному объекту, лежащему на лавочке около парадной двери в сени, и пытаясь незаметно проводить взглядом Егора, уходящего в другую сторону по этому же коридору.

***

. Неприятный, давящий своей атмосферой, мрачный город оставался позади, смотря на него из далека, дак еще и в темноте. Казалось, что это просто заброшенные, пустые дома и улицы. И вправду, отсюда не было видно ни пыльных улиц, ни быстрых повозок с разъезжавшими в них мрачными силуэтами, ни мертвых, окровавленных, гниющих трупов, что непристойно валялись на улицах. Не было слышно ни рыданий, ни палача, ни шума одиноких деревянных колес скрипящих повозок. А в большинстве домов и вовсе не горел свет, превращая поселок в странные, забытые Богом, пустые постройки. Туман, всё ещё стоявший там, пытался скрыть всю общую картину, но только усугублял этот вид, делая его ещё пугающее. . Лишь шаги друг друга сопровождали наших парней, которые шли по степной песочной дороге, еле-еле перебирая ногами, и еле-еле собственно разбирая этот самый путь во мгле степи. Внезапно поднявшийся холодный пронизывающий ветер обдувал тела двух парней, грозясь унести их вместе с качающейся и гнущейся под резкими ледяными потоками воздуха травой куда-то в далекую и неизвестную даль. - Слушай, Джон, мы же взяли с собой епанча*, давай накинем? Мне уж больно что-то холодно... - глотая стылый поток воздуха, говорил зеленоглазый, крепко сжимая прохладную руку шатена, который изо всех сил пытался укрыть и себя, и, собственно, Егора своим плотным, как уже было сказано из странного, неорганического материала плащом. Да уж, в отличии от безмолвно стоящего города, в поле довольно ветрено, а если учитывать то, что поселение находилось в низине, а сами парни шли по возвышающемуся холму, холодный ночной ветер довольно ожидаемое явление. Правда никак не для теплой летней ночи. - Хорошо, Егор, подойди сюда... Кх... - также сквозь ветер крикнул Джон, в ту же секунду неимоверно закашлявшись, то ли от леденящего потока едкого воздуха, так нещадно дующего прямо в их лица, то ли из-за чего-то извне. В итоге согнувшись пополам и не переставая кашлять, он пытался достать из мешочка нужную им одежду, что, собственно, и не получалось сделать, от слова, никак. - Эй! Джон, всё в порядке? - забеспокоившись, нервно, вполоборота развернулся Линч к согнувшемуся в три погибели Джону, всё же кое-как прокашлевшемуся*, который теперь, кажется, останавливал рвотный порыв? Надеюсь, так только казалось. - Джон... - тихо промолвил брюнет и хотел было, видимо, что-то ещё сказать, подойдя практически вплотную к шатену, что возможно, последний бы смог расслышать его слова. Но из-за порывистого ветра это было сделать довольно проблематично. - Нет-нет. Все в порядке, - отнекивался Джон, не принимая помощи Егора и поспешно, хоть и не особо желанно, смахивая руку младшего со спины. И потихоньку выпрямляясь, одновременно стараясь не смотреть в обеспокоенные его состоянием красивые зеленые глаза младшего. - Просто, что-то голова закружилась, да и затошнило немного... Ничего... Сейчас, сейчас я достану одежду, - додумавшись всё же развернуться от ветра, чтоб не глотать леденящий душу и опаленные легкие ветер, соответственно, поворачиваясь спиной к потоку холодного воздуха, шатен начал доставать теплые плащи без рукавов, отдавая один дорожащему от каждого дуновения Егору, а другой мгновенно накидывая на себя. . После чего как ни в чем не бывало, разворачиваясь и беря Егора за руку, а на другую руку, точнее плечо, вешая мешок, продолжал путь. В тишине, приглушаемой ветром и шевелением колосков, наши герои шли молча, погрузившись непонятно по какой причине в собственные воспоминания. Вместе было идти так спокойно и так уверенно. Даже невзирая на упругий ветер, что постепенно ослабевал.

***

Воспоминание из далекого детства Джона.

Забытое воспоминание.

Одиночество. Недостаток внимания.

- Пап! Наконец-то ты вернулся! Представляешь! Я сегодня... Пап... - забегая в рабочий кабинет своего отца, где вовсе не высокого, но и несреднего роста сидел слегка угрюмый человек в прямоугольных очках, с криками на весь дом залетал маленький Джон, которому было лет пять от силы. Но мигом вставая и затыкаясь, как только заметил неблагоприятное расположение духа своего родителя. - Боже, Джон, сколько мне еще раз повторять, что бы ты так не врывался в мой кабинет! Это до жути отвлекает! - выпалил отец мальчика, стиснув зубы, видимо, из-за внезапного появления в тишине звонкого звона ребятишечьего голоса. После перекладывая все бумаги на край стола, подходя к ребенку, беря за руку и мигом выводя из кабинета. - Давай как-нибудь потом. Я занят! И не врывайся так, чтоб такого я больше не видел. Последний раз тебе говорю! - с раздражением выразился отец, слегка наклонившись к мальчику и погрозив тому пальцем, развернулся и, захлопнув дверь, удалился в глубь комнаты(Это можно было понять по постепенно отдаляющимся шагам, которые слышал Джон в коридоре за дверью). Так мальчик простоял за ней около десяти минут, ожидая скорейшего освобождения отца от его работы. Недолго, правда? Только вот отец в тот день так и не вышел. Жаль.

***

Воспоминание из далекого детства Егора.

Забытое воспоминание.

Потеря.

- Мам... Он утонул... - в слезах и жуткой истерике вопил Егор, прибегая к собственной матери. Рыдая, из-за чего он не мог разборчиво вымолвить ни слова, Егор тыкал пальцем куда-то вдаль, пытаясь тем самым на что-то указать. Хрустальные и живые слезы без устали лились из изумрудных глаз и катились по красным щекам и носу маленького мальчика, падая прямо на землю тут же впитывающую их, а то бывало и на одежду, оставляя на ней маленькие мокрые пятна. - Егор, Егор! Кто утонул? Что случилось? Не плакай*, солнце, скажи. - взволнованно встрепенувшись и присев на кукурки*, единовременно прижав к себе мальчика, начиная нежно поглаживать его по головушке и черным, мягким, шелковистым волосам, стараясь успокоить того, спрашивала Ендвита. - Мам... Волчонок... Я... *всхлип*... ещё вчера увидел волчонка, мы с ним играли, я сделал ему домик... * всхлип*..., а сегодня... сегодня мы спустились к речке, и он... он... не умел плавать... Он забежал... в воду... А я его ждал, ждал, а потом... - захлебываясь в собственных слезах, ревел Eгор, прижимаясь к груди родной матери. Часто содрогаясь от собственных слёз и всхлипов, прерывистое тяжелое дыхание опаляло шею матери, что так усердно и тщетно пыталась успокоить свое чадо. . Первый друг? Да, думаю, очень грустная и тяжелая история, такая, казалось, повседневная и обыденная, но для малыша пяти лет от роду, который и не знает, что такое смерть, такая мерзкая, страшная и роковая... Жалкая и просто незначительная потеря, но так многозначащая в судьбе маленького Егора, очень многозначащая. Признаю, страшно видеть холодное бездыханное тело со стеклянными, некогда такими живыми и преданными глазами, плавающее на глади воды, аккуратно приближающееся к берегу и абсолютно неподвижное, обмякшее, с уже начинающей прокисать шерстью, разбросанной по зеркалу водоема. Небольшая заводь, небольшой речки, а считай и нет течения.

***

. Мысли, приглушающие благодаря ветру округу, прервал вновь настигнувший резкий и мучительный кашель, казалось, рвущий горло и сдирающий с него всю кожу, со стороны Джона, что вновь с особым усердием старался прекратить данное мероприятие, правда, у него это не особо получалось сделать. - Джон! Джон! Что случилось? Ей! - обеспокоенно прикрикнул Егор, пытаясь как можно крепче взять Джона за плечи. Но тот всё сильнее и сильнее старался от него отвернуться, расходясь в непереставаемом, тяжёлом кашле. И казалось, вот-вот задыхаясь. В глазах Джона замигало, молнии сверкали в глазах, горло драло до невозможности, боль проходилась по всей грудной клетке, щемя её и не давая в достаточном количестве набрать желанного и такого необходимого холодного воздуха. - Егор... Я... - кое-как выговаривая, тихо шептал Джон, пытаясь сконцентрировать свое внимание хоть на чем-то, но гнетущие мгла, пустота и ветер приглушали всё в округе, помогая забыться и полностью уйти из этого мира. . В груди шатена защемило пуще прежнего и до такой боли, что казалось, каждое ребрышко колко ломалось и впивалось прямо в легкие, от чего те не могли вдохнуть и расшириться, поэтому лишь протяжно ныли. Голова стала неимоверно тяжелой и увесистой, что казалось, весила больше чем сам Джон. Ноги начинали подкашиваться и обмякать, руки переставали слушаться, в целом как и все тело, что с грохотом и огромной болью завалилось на твердую, песочную землю, неприятно, омерзительно больно и до смерти мучительно ударяясь о некоторые острые выступавшие камни. В глазах шатена всё поплыло, сумерки, так и преследующие парней, ещё сильней сгустились, а в глазах исчезло понимание. С ярким звоном в ушах перед лицом пронеслись быстрые, мимолетные, будто плёночные кадры собственной жизни, самым ярким из которых был Егор. Удивительно? Нет. Джон уже всё понял, давно понял. Жаль только, мир в последний раз перевернулся перед ним, оставив о себе лишь мимолетные воспоминания. - Джон!... Джон!... Джон... Нет... Стой... Нет-нет... Прошу...

- Я тут, солнце... - пронеслась последняя мысль Джона.

***

. Ночь. Глубокая, темная и неспокойная ночь перед тем самым утром. Самым светлым, самым радостным, ярким, самым влюбленным, но таким горьким и надолго запечатавшимся в память утром. Конечно, от части, в этом была виновата совесть... Хаа..., вот опять! Кто-то вечно в чем-то виноват, но только не сам ты. . Надетый в ночную свободную сорочку Джон лежал в своей постели на чердаке, рассматривая силуэты, что создавала кровь на внутренней стороне его век. Глупое, но хорошо убивающее время занятие. Спустя какое-то время голова начинала побаливать, концентрировать своё внимание и пытаясь рассмотреть какие-то рисунки и картинки становилось вдвойне труднее. Усталость давала о себе знать. Не обращая внимание ни на неё, ни на боль Джон упорно продолжал всматриваться в пульсирующие рисунки крови, параллельно погружаясь в собственные мысли. Как вдруг к горлу подошло жгучее першение, что колко прокатилось по всей его поверхности. По телу шатена прошлись мурашки, а из горла вырвался рваный и немного раздирающий кашель. - Что за... - всё в таком же непереставаемом кашле, Джон распахнул свои очи, резко подпрыгнув с кровати помчался вниз, стремительно наливая в чеплашку прохладной воды и выпивая её залпом, чуть ли не давясь, но, к несчастью, всё же поперхнувшись. - Какого... Боже... Свет... - пытался отдышаться Джон, всё так же слегка подкашливая. Боль понемногу утихала, оставляя за собой лишь неприятные жгучие и покалывающие ощущения не только в горле но и в трахее, бронхах и, соответственно, в легких. Голова слегка закружилась, и Джон, оперевшись о прохладную деревянную стену, начал рассматривать все темные предметы рядом, чтобы сохранить свой рассудок. . Джон знал, что он заболел, но совсем не представлял, что так мало времени ему осталось.

***

. Небо начало заливаться теплыми цветами золота на востоке. Звезды начинали пропадать, словно растворяться в наступающей голубизне тверди. Ветер утих, оставляя всё в тихом безмолвии, как затишье перед бурей, правда сколько их уже было? Трава застыла в ожидании чего-то грандиозного, весь мир затих в предвкушении чего-то невероятного. Сопка, возвышаясь над извилистой тихой речушкой, помогала разглядеть всё: леса, поля и невыносимо злосчастный город. Все они разукрашивались, постепенно набирая цвет, в привычные, но казалось тусклые цвета. . Два скомканных и размытых силуэта виднелись на холме. Один из них глухо лежал на земле, а другой, содрогаясь над ним, что-то беспокойно, горько и скорбно шептал, отдаваясь в пучину тяжких эмоций. - Нет... Джон... Ты знал, ты знал, я уверен! Зачем... Почему ты не сказал!... Нет, Джон... Нет! Ты... Придурок! - отчаянно шептал Егор, нервно перебирая и гладя пряди кудрявых волос Джона своими дрожащими руками. Тяжело опечаленные зеленые глаза отчаянно носились по всему лицу шатена. Егор изо всех сил прижимал к себе Джона, прося того очнуться, прийти в себя, открыть очи, но не умирать, никак не умирать, держаться до последнего, держаться во что бы то ни стало, держаться несмотря ни на что. Егор надеялся, что это нереально. Паника и боль охватили его сердце. Разум затуманился. Мысли спутывались с друг другом, и их беспощадный поток нельзя было остановить. Внутри всё выворачивалось похлеще, чем после самых тяжелых и жутких операций. Он обреченно гладил, обнимал, старался привести в чувства Джона. Трепетал, надеясь, что сейчас, вот-вот, тот распахнет свои прекрасные карие глазки, посмотрит на него, успокоит очередным "нормально" и... тщетно. Шатен не открывал глаза. - Я, нет. Прошу, нет... Я молю! Я умоляю! Нет... Джон... Я так тебя люблю, прошу нет! Я... Я... Молю... Пожалуйста... Джон... - впервые за долгое время слëзы безжалостно полились по красивому, нежному лицу Егора. Это был единственный раз за ближние 5-7 лет, когда он позволил себе заплакать. Слезы ручьями катились по его щекам и носу. Тяжелые, горькие и тихие всхлипы исходили от зеленоглазого. Егор прижимал к себе такое родное, всё ещё тёплое тело, быстро и нервно гладя лицо Джона. Начиная изучать каждую черть его лика. Красивые подчеркнутые скулы, прекрасные длинные ресницы, милый носик, еле заметные золотистые веснушки. Губы такие, наверное, мягкие... Такие чудесные и манящие. Как он любит этого человека.

***

. Тихие слëзы без устали льются из бездонных изумрудных глаз, в которых Джон некогда видел весь мир, всю жизнь, весь смысл. Слёзки, казалось, приобретая тот же зеленоватый оттенок, капают наземь. Где-то на востоке аккуратно начинают прорезаться первые лучи восходящего солнца, они начинают освещать всю эту черствую и холодную землю, распадаясь на миллионы частиц и пролетая сквозь соленую, каплющую изумрудную воду, через которую в одно лишь мгновение получиться разглядеть тот мерзкий, ненавистный город, ту самую добрую полянку, такой родной Егору лес, холмистую дорогу. Лишь мгновение, и эта изумрудная властная капля упадёт прямо на лицо шатена, мгновенно впитываясь и проникая внутрь прямо в замеревшую в каком-то неистовом ожидании холодную, черно-синюю кровь, пути которой помогут добраться прямиком к омертвелённому, ледяному сердцу шатена.

***

. Сознание медленно начинает возвращаться. Звон в ушах нарастает, а грудь начинает легонько, еле заметно вздыматься, получая партию свежего, сырого утреннего воздуха. К голове приливает алая кровь. Звуки становятся яснее, вот пение ранних птиц, вот шелест степной, такой любимой травы, вот слабое стрекотание кузнечиков, вот... плач? Ресницы на лице шатена вздрагивают, а очи сиюсекундно отворяются. Резкий поток нахлынувшего в грудь воздуха заставляет не произвольно сжаться, болючие покалывания в области сердца заставляют сильно схватиться за это место. Головная боль, так сильно ударила, что не произвольно теряется равновесие и грозиться вновь навернуть назад, и вновь тяжело удариться. В горле так и не прошло достающее першение. Плохо понимая, что происходит, напуганные карие глаза начинают метаться по всем окружающим предметам, останавливая свой удивленный и тревожный взгляд на заплаканном лице Егора. - Джон! - ничего не объясняя бедному парню, Егор со всей силы утыкается тому в грудь, начиная ещё сильнее плакать. Всхлипы зеленоглазого до глубины души трогают Джона, от чего тот начитает поглаживать по голове Егора, приобнимая его небольшое тело. - Тише, тише... Ты чего, солнце... - успокоительно шептал Джон, прикасаясь подбородком к шелковистой макушке Егора и вдыхая аромат его чистых волос. Пока тот неутешно плакал, сжимая своими руками епанчу* шатена. - Я думал, я думал... - всхлипывая, шептал Егор, еще сильнее пытаясь приткнуться к шатену и ощутить его тепло, почувствовать его дыхание, услышать стук такого родного, ставшего за такой короткий срок любимого сердца. . Слегка приподнимая голову Егора и смотря на его заплаканное, чуть красноватое лицо, их взгляды встречаются. Глубокие светло-карие глаза смотрят прямо в зеленые, такие яркие из-за недавно пролитых слез. Кажется, связь между ними абсолютно неразрывна, а вся боль, что сияла прежде в них, уничтожена, уничтожена невероятно огромной силой, что из раза в раз помогает закрывать раны в этих столь юных, вновь горячих сердцах. Воздух становится теплым, таким теплым, волнующим и нежным. Тела становятся невесомыми, легкими, словно тополиная пушинка в начале июня, которая стремится улететь далеко-далеко, забывая обо всём и утопая в чувствах. Глаза закрыты, но связь есть, хоть такая хрупкая и такая тонкая в этот момент. Губы сплетаются в мягком, нежном и чутком поцелуе, таком далеко не уверенном, таком боязливом, но для обоих приятном. Губы Джона аккуратно сминают соленные, мягкие губы Егора, а тот незамедлительно, так же тепло отвечает, и вскоре так нежеланно отрываясь от друг друга. - Я люблю тебя, солнце...

- И я тебя... Джон...

А вы читали между строк...?

.