Sour Grapes

      — И все-таки, куда мы едем?       Предвкушение гуляло по телу, заставляя меня нетерпеливо ерзать на пассажирском сиденье. Губы Дилюка тронула загадочная улыбка, но он по-прежнему молчал как истинный партизан.       — Я же сказал, что это сюрприз.       Я недовольно промычала.       — Ты ведь сам говорил, что сюрпризы не любишь. А меня мучаешь.       Свободной рукой он потянулся к моей ладони, ласково сжал. На скулах в свете предзакатного солнца заиграл легкий румянец — Дилюк еще не привык, что может не стесняясь касаться меня в любое время. Я тоже не привыкла, что он проявляет инициативу: от него сложно было дождаться объятий и поцелуев в открытую, и потому никто из коллег до сих пор не в курсе, что мы вместе. Точнее… проводим время вместе.       По радио играла легкая ненавязчивая мелодия. Я переплела наши пальцы, с наслаждением наблюдая, как щеки парня багровеют. На коленях у меня покоилась веточка сесилии. Судя по неровно обрезанному краю, Дилюк достал ее где-то собственноручно.       — Мы почти на месте, — возвестил он наконец, сворачивая за большие каменные ворота. Моему взору предстала высоченная скала, и дух захватило: прежде я ее видела лишь на фотографиях. И подумать не могла, насколько колоссальной она окажется вживую.       Я вынырнула наружу почти по пояс, глядя на пейзаж с открытым от удивления ртом. Дилюк сбоку тихо рассмеялся и потянул меня за руку к себе.       — Не выпади, Кэт, — предупредил он, и я послушно вернулась в салон с головой.       — Только не говори, что мы туда полезем, — голос, вопреки сказанному, заискрился надеждой. Даром что на Дилюка такая тяга к опасностям не походила.       Он, усмехнувшись, помотал головой.       — Сегодня я приготовил для тебя кое-что другое.       Машина затормозила, Дилюк заглушил двигатель. Не имея ни малейшего понятия, что требуется от меня, я просто уставилась в окно: за скалой на поверхности моря можно было уже различить розовато-оранжевые оттенки. Я пыталась угадать настоящий замысел парня. Он привез меня встретить закат? Но со скалы вид был бы однозначно лучше. Просто посмотреть на скалу? Выглядит она, конечно, внушительно, однако вряд ли это потянет на захватывающую программу свидания с девушкой. Я отвлеклась от мыслей, когда обзор мне перекрыла темная фигура. Дверь открылась, Дилюк уже привычным жестом протянул руку. Улыбка непроизвольно заиграла на моих губах.       Он заключил меня в объятия мгновенно, как только я поднялась на ноги, носом зарылся в шею, щекоча мочку уха дыханием. Все слова растворились на кончике языка. Я прижалась поближе, чувствуя, как его ладони нежно поглаживают между лопатками.       — Признавайся, что ты будешь тут со мной делать, — озорно вопросила я, и Дилюк в отместку за шутливый тон увлек меня в поцелуй. Легкий порыв ветра ласкал щеки и шею, шум прибоя вплетался в ускоренное сердцебиение. Наконец, мы оторвались друг от друга, и Дилюк ответил:       — Сначала мы дождемся окончания заката. Нужно, чтобы было темно.       — Интригует, — я закусила губу, глядя в плещущиеся винные оттенки в глазах напротив. Он опустил голову, робко хмыкнул.       — Все будет мило и прилично. И вкусно. Обещаю.       Мы сидели на открытом багажнике, укутавшись в большой шерстяной плед, жевали брецели и запивали виноградным соком. Последний кусочек солнца скрылся за горизонтом, землю накрыла синеватая дымка. Дилюк выпутался из-под покрывала и, достав из-за спины небольшую коробочку, устроил на земле перед нами.       — Что это за чудо инженерной мысли? — я не сумела сдержать смешка, следя за тем, как он что-то подкручивает, щелкает и поворачивает.       Внезапно скала впереди осветилась тускловатым белым прямоугольником, и вместе с этим в моей голове наконец мелькнула догадка.       — Проектор? Мы будем смотреть фильм… на скале?!       Я весело рассмеялась, прикрывая рот ладонью. Если кто и мог додуматься до подобного… то я даже не знаю, кто бы это был, кроме Дилюка. Я не думала, что у него получится удивить меня снова. Бабочки внутри задрожали с новой силой, когда изображение на экране стало четче, и я наконец разглядела титры.       — Готов поспорить, фильмы на скале ты еще не смотрела, — он вновь уселся рядом и мягко чмокнул в губы. Я опустилась спиной на крышу багажника и, задумчиво посмотрев в сторону, принялась перечислять:       — А еще до тебя я не дегустировала вина и сыр, не ходила в планетарий и не каталась на лошадях.       Дилюк внезапно стушевался. Тень смятения пробежалась по его лицу. Я наклонилась вперед, заглядывая ему в глаза.       — Эй, — чуть слышно позвала я, — мне все это нравится. Правда.       Он мотнул головой, будто в попытке отогнать собственные мысли, и неловко улыбнулся.       — Я, наверное, слишком сильно стараюсь произвести впечатление. У меня никогда не получалось… в общем, я думаю, что я плох в отношениях.       Фильм отошел на второй план с самого первого кадра. Я придвинулась к Дилюку и опустила голову ему на плечо. Все его привычки и манеры теперь стали чуть более понятными, и оттого по-особенному трогательными.       — Так мы в отношениях?       Негромкий голос тянулся из колонок, перемешиваясь с ветром и рассеиваясь в воздухе. Я бездумно смотрела на скалу, с трудом понимая, что происходит: мысли занимал только Дилюк.       — Конечно, я… я думал, что это очевидно…       Я усмехнулась: многие вещи казались ему очевидными, и потому он не считал нужным об этом говорить. Я понимала это. Но мне все же необходимо было убедиться.       — Мне приятно, что ты хочешь произвести на меня впечатление, — как бы в подтверждение своих слов я ласково провела носом по его подбородку, — и у тебя это получается. Каждый раз.       Вечер потонул в объятиях, поцелуях и неуклюжих разговорах. Периодически мы отвлекались на фильм: чем больше темнело, тем ярче становилось изображение, но происходящее по-прежнему не завлекало. Я уверена — фильм был интересным, просто чужие руки, блуждающие по моим предплечьям, ребрам и шее, завлекали куда успешнее.       Мы прижимались друг к другу все ближе, переплетали языки в поцелуе, дыхание смешивалось, превращаясь в тихие полустоны. В прошлый раз, когда я начала так же терять голову, Дилюк остановил меня, однако не сейчас. Теперь он поддавался и отвечал на любые ласки, и, судя по все крепче впивающимся в мою спину пальцам, легкое безумие постепенно накрывало и его.       На мою макушку упала прохладная капля. Затем еще одна. Затем — на щеку. Спустя считанные мгновения дождь полил в полную силу, и я бы отреагировала на это гораздо скорее, если бы Дилюк мне позволил. Не без усилий он отстранился от меня. Капли заструились по его лицу, подбородку и шее, прячась в воротнике темной кофты.       — Хочешь остаться на ночь у меня? — наконец, хриплым голосом спросил он, и я машинально кивнула, чувствуя, как волосы неприятно липнут к вискам.       — Хочу.       Мы оба рассмеялись, как только сообразили, что по-прежнему сидим под открытым небом и мокнем все сильнее.

***

      — Могу предложить что-нибудь покрепче, — Дилюк подошел неслышно, или это я просто нервничала так сильно, что вдруг встрепенулась. Чай уже практически остыл, а я едва притронулась к кружке.       — Нет, — я мотнула головой, и тут же осеклась, когда моя рука прижалась к теплой мужской щеке.       Я подняла взгляд. Дилюк запечатлел почти невесомый поцелуй на моей ладони, коснулся губами тонкого запястья, прежде чем притянуть меня совсем близко, целуя сгиб локтя. Я вспыхнула, оказавшись с ним лицом к лицу.       — Я должна сказать, что… — говорить было сложно. Глаза Дилюка прожигали до самого нутра, в котором плещется, клокочет мятежная волна желания, затапливает кровь и греет в венах. — Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз… была с парнем…       Больше года.       — Ты сомневаешься? — тихо спросил он. Его поцелуи до сих пор горели на моей коже, прикосновение отзывалось дрожью.       Сомневалась ли я? Может быть, отчасти. Но только не в нем.       — Я просто… боюсь тебя разочаровать.       Признаваться в этом было почти унизительно, хотя я знала, что парень ни в коем случае не станет поднимать меня на смех. И я бы, возможно, не нашла в себе смелость, если бы немногим ранее Дилюк сам не рассказал мне о собственных сомнениях. Теперь я была убеждена, что и он о моих знать заслуживает.       Мягкая усмешка тронула его лицо. Ладонь легла на мою спину, привлекая теперь уже совсем вплотную к разгоряченному телу. Переполняемая эмоциями, я прикрыла глаза.       — Разочаровать меня? — поцелуй влажно опустился на висок. — Милая, тебе это не удастся.       Мы целовались так долго, что я совершенно потерялась во времени. Мужские руки блуждали по моим щекам, шее, ласкали все, до чего дотягивались, и спокойствие — по крайней мере, видимое — Дилюка передавалось мне безраздельным доверием. Целовать его было не просто приятно. Это было умопомрачительно — плавиться подобно свечному воску, растекаться неоформленной массой в его объятиях и совершенно переставать соображать. Я очнулась, когда меня подняли над полом, обхватив за бедра, и понесли в глубь комнаты. Дилюк не разрывал поцелуй до того самого момента, пока я не оказалась сидящей у него на коленях, на нерасправленной постели.       Только теперь я заметила, что волосы у него распущены — либо это произошло случайно, пока мы добирались до кровати, либо еще раньше, когда всем моим вниманием завладели его губы и касания. Я вплелась пальцами в алые пряди, жесткие, вьющиеся, непослушные, как языки пламени. Я избегала смотреть на Дилюка, но боковым зрением видела — он от меня не отрывается. Такая пауза была непривычна. Он явно растягивал момент, он наслаждался им, а я никак не могла избавиться от ощущения, словно делаю это — все это — впервые.       Чувствительная кожа на животе чутко отреагировала на подушечки пальцев, пробравшиеся под футболку. Дилюк неспеша сминал ткань, постепенно оголяя ребра, и я подняла руки, давая ему добро на продолжение. Когда эта часть одежды оказалась отброшена в сторону, он припал ко мне губами, пятная поцелуями. Я была невероятно благодарна природе за непроглядную темноту в такой час, иначе безумие накрыло бы меня плотной вуалью только от одного вида парня, зарывающегося лицом в мою грудь.       — Солнышко, ты можешь помочь, — хриплый голос вырывает меня из раздумий. Я непонимающе смотрю на Дилюка, и только когда он дергает воротник собственной рубашки, до меня доходит осознание. Пряча смущение в очередном поцелуе, я не без труда расправляюсь с неподатливыми пуговицами, и рваный выдох слетает с губ, когда пальцы натыкаются на обнаженный торс.       Проходит совсем немного времени, прежде чем мы сметаем с кровати абсолютно все лишнее — каждый клочок одежды, грубое, плотное покрывало и даже подушку. Забывшись в происходящем и позволяя собственному телу делать все за меня, я пропускаю момент, когда Дилюк нависает сверху и останавливается. Наши взгляды встречаются. На дне его глаз искрится жажда, отливает нежностью, и что-то невысказанное мелькает среди буйства красок и эмоций.       — Что? — наконец, не выдерживаю я, а Дилюк вдруг расплывается в улыбке.       — Думаю о том, как прекрасно ты выглядишь прямо сейчас.       Хочется зажмуриться, затаить собственное лицо в ладонях, скрывая пламя на щеках от столь пристального внимания. Усилием воли я заставляю себя этого не делать.       — Только сейчас?       Я понимаю, что он имеет в виду: я под ним такая открытая и уязвимая, смущаюсь, и все равно готова доверять буквально каждой клеточкой тела. Я невольно вспоминаю, как все начиналось, как я злилась на него, как мы старались зацепить друг друга: он — из ревности, а я — в отместку. Под весом прошедших дней все это показалось абсолютно глупым и несущественным, и таким далеким, как будто произошло вовсе не с нами. Интересно, думал ли Дилюк тогда, что я прекрасна? Или считал несносной девчонкой, которая действует ему на нервы? Хотя, честно говоря, мне он на нервы действовал не меньше.       Парень вдруг усмехнулся, словно между нами тонкой прозрачной нитью протянулась одна и та же мысль.       — Всегда.       Я не могла сказать, что мои прошлые отношения были плохими. Напротив, я даже чувствовала себя в них счастливой. Но все откровения Дилюка о том, как он на самом деле плох, неотвратимо разбивались вдребезги в этот самый момент. Я цеплялась ногтями за простынь, вскидывала бедра и стыдливо всхлипывала в попытке сдержать стоны. Сильные руки удерживали меня за колени, не позволяя их свести. Дилюк дразняще водил языком по складкам, нарочно не проникая внутрь, и упивался моим исступлением от едва касающегося промежности дыхания. Пальцы повели вверх, огладили бока, пробежались по ребрам и ласково мазнули по твердым от возбуждения соскам.       Я неконтролируемо сжала голову парня, длинные локоны защекотали бедра. Вскрикнула от удовольствия, когда язык, собрав выступившую смазку, наконец коснулся клитора. Тело било дрожью, я никак не могла сосредоточиться на чем-то одном: ласковые прикосновения к груди то и дело отвлекали от напряжения, что нарастало внизу живота, возвещая о скорой разрядке. В движениях Дилюка не было ни намека на механичность, они были пронизаны теплой нежностью и неподдельным желанием довести до блаженства.       Я ожидала, что он вот-вот остановится, в ту же секунду, как оргазм подступит совсем близко, однако он этого не сделал: я прогнулась в спине практически до хруста и, запрокинув голову, кончила с его именем на губах, сорвавшимся невольно.       Он запечатлел поцелуй на моей ноге — на внутренней стороне бедра, прямо там, где на коже красовалось темное родимое пятно. Ласково прикусил.       Сознание вернулось, когда губы, проскользив от ключиц по шее, замерли у мочки уха. Я распахнула глаза и с трудом заставила себя дышать глубже.       — Мы можем остановиться, — шепнул Дилюк, успокаивающе поглаживая, — если ты не хочешь заходить дальше.       Быть может, Дилюк слишком буквально воспринял мое признание в том, что я давно не была с парнем, и решил, что «давно» — это ни разу за всю мою пока еще не долгую жизнь. А может, он и правда считал, что должен относиться ко мне со всем трепетом, на который только способен.       — Нет, — отозвалась я, уткнувшись носом в его шею, покрывшуюся мелкой испариной. — Я хочу до конца.       — Дай мне минутку, хорошо? — Дилюк выпутывается из моих объятий и поднимается на ноги. У меня нет сил наблюдать за ним, я лишь слышу, как хлопает дверца шкафчика, что-то шуршит, затихает…       Когда Дилюк возвращается в постель, он поворачивает меня спиной к себе. Твердая плоть касается бедра.       — Ты готова?       Приятная судорога пробегается по телу от его голоса и искренне заботливого тона. Я совершенно не ждала, что Дилюк будет так обходителен во время секса, пусть даже первого. На то, чтобы ответить вслух, сил не нашлось, и я кивнула, зарываясь лицом в простыни в предвкушении.       Он оказался внутри одним уверенным толчком. Горячо. Я шумно выдохнула, кусая губы.       — Все хорошо?       Шепот над самым ухом заставляет сжать его плоть внутри себя. Мужская грудь прижимается к моей спине, скользит по коже с каждым новым движением Дилюка, мучительно медленно, чувственно, плавно. Он удерживает меня за талию, нежно вырисовывая пальцами круги на животе. Замедляется до крайности, когда не получает от меня утвердительного ответа.       — Пожалуйста, глубже… — прошу я, изнывая от желания.       Он замирает, протолкнувшись на всю длину, пробегается пальцами по шее, прежде чем обхватить за подбородок и повернуть к себе лицом. Темный взгляд оглаживает приставшие к вискам пряди, прикрытые от наслаждения глаза и вспухшую нижнюю губу. Млея от прикосновений, я подаюсь назад.       Дилюк ускоряется постепенно, почти незаметно, покрывая подрагивающие плечи поцелуями. Ладонь давит на поясницу, вынуждая прогнуться в спине, и я принимаю его в себя так глубоко, что стон вибрирует в груди, а вместо голоса я лишь слышу дыхание парня, тяжелое и сиплое, что будто вот-вот превратится в рык. Между ног невыносимо пульсирует — то ли мое собственное тело так отзывается на близость, то ли Дилюк чертовски близок к тому, чтобы кончить внутри меня.       — Кэт… — снова заговаривает он, и голос предает его, срывается, тонет в хриплом выдохе. — Внутри тебя так хорошо.       Я мычу, зубы цепляют простыни, впиваются в сухую ткань. Будто почувствовав, что мне его недостаточно, Дилюк задвигался еще быстрее, почти вдавливая меня своим весом в кровать. Все еще недостаточно, хочется ощущать его ближе, всей кожей, под кожей.       Рука проскальзывает под животом, пальцы ложатся на клитор, беспорядочно потирая его. Рваные стоны оседают на простыни. Дилюку явно неудобно: кисть слишком плотно зажата между мной и постелью, делая движения чересчур ломаными и грубыми. Он отстраняется, мягко утягивает меня за собой и, наконец, усаживает на свои бедра. Я бессильно откидываю голову ему на плечо. Член вновь с легкостью проникает внутрь сквозь сокращающиеся от скорого оргазма мышцы, парень удерживает меня на весу, насаживая на себя с каждым разом все сильнее.       — Милая… — губы касаются щеки, прижимаются на мгновение, — ты безумно красивая, Кэт…       Тягучий тон разливается по коже новой волной возбуждения. Дилюк вовлекает меня в небрежный, мокрый поцелуй; он почти не пытается ловить мои губы, языки путаются, соскальзывают. Этот комок смущения и сдержанности еще пару часов назад с румянцем на щеках рассказывал, как он старается произвести впечатление, чтобы понравиться мне, а теперь орудует пальцами на моем клиторе с таким упорством и рвением, что доводит до умопомрачения уже второй раз за этот вечер. Он не слишком торопится — сдерживает собственную разрядку, чтобы не закончить раньше меня.       — Дилюк… я… сейчас… — я почти хнычу, и Дилюк сцеловывает с шеи нарастающую во всем теле дрожь.       Я зашлась криком, кончая, и сжала парня внутри себя так, что он не смог удержать стон. Я вновь оказалась прижата лицом к постели, заданный темп отзывался импульсами во всех конечностях. Рвущиеся наружу всхлипы я изо всех сил старалась заглушить в собственном запястье. Простынь затрещала, мужские пальцы сомкнулись на тонкой ткани, сминая под влажными ладонями. Еще пара толчков — Дилюк выдыхает. Вспотевший лоб прижимается к моим позвонкам, волосы осыпаются, щекоча спину. Он замирает внутри на мгновение, прежде чем выскользнуть из меня.       Долгожданное облегчение переполнило меня до самых кончиков пальцев, превратив мышцы в бесформенную вату. Замутненный взгляд бессознательно следит, как Дилюк снимает презерватив и бросает куда-то за угол — в темноте не видно, куда именно. Как только он возвращается ко мне, трясущиеся руки тут же обвивают талию, притягивают ближе, а горячие, искусанные губы целуют медленно, воздушно, почти лениво. Я поддаюсь накрывающей нежности, отвечаю на ласки и снова плавлюсь под чужими прикосновениями — только теперь они не обжигают, лишь окутывают еле ощутимым, приятным теплом.       — Я… не хочу в душ, — наконец, подала я голос, чувствуя, как слипаются глаза.       Дилюк усмехнулся.       — Ладно, — согласился он, — у тебя будет время сделать это утром.       Я чуть было не подскочила от внезапного озарения — и подскочила бы, если бы не крепкие объятия, припечатавшие меня к кровати.       — Черт! Завтра моя смена! — вскрикнула я. Под пеленой прекрасно проведенного вечера работа совершенно вылетела из головы.       — Да, поэтому тебе нужно выспаться, — невозмутимо отозвался Дилюк. По совместительству мой начальник — между прочим.       — Ты серьезно? — я приподнялась на локтях, заглядывая в его довольное, как у мартовского кота, лицо. — Мы же полночи… не спали, — буркнула я.       — Поэтому у тебя есть полночи, чтобы выспаться. Ты ведь просила относиться к тебе так же, как к другим, — он потянулся к моему лицу, чтобы коротко чмокнуть в губы. — Спокойной ночи, Кэт.       И, ткнувшись лицом в мое плечо, он немного повозился и вскоре совершенно затих.