Ему твердили: «Будь проще». Что ж, наверное проще бы было взглянуть на свой мир с экрана билборда, сегодня, завтра, через год, три, пять, семь, десять. Но даже если пройдёт время, погаснут лампы, сотрутся мили, ты не сможешь понять, почему именно ты так себя ведёшь. Почему ты ведёшь себя так? Ты знаешь истоки?
Голова Сону слегка дёргается, веки прикрытых глаз дрожат, когда солнце, пробиваясь через плотные стёкла окна спальни, нещадно направляет свои лучи на уставшего юношу. Сону приподнимает веки, щурясь от яркого света. — М-м… — он мычит, потягиваясь в постели, сминая голыми ступнями бамбуковое одеяло. Сону выглядит мило в своём светло-сером худи, в котором он утопал, словно в сугробе. Сону пытается перевернуться на живот, чтобы принять другую позу, но когда его тело пронзает резкая боль, Сону не может удержать себя от вскрика и тут же начинает лихорадочно вертеться в постели. Перевернувшись на спину, Сону облегчённо выдыхает. Он кладёт небольшую ладонь на свой пятимесячный живот, ругая себя на чём свет стоит за то, что опять забыл о своей беременности. Да, иногда Сону забывал о том, что он беременный. Бывало случайно, а порой и специально. Прошло уже два месяца с того момента, как он узнал об этом, но Сону всё ещё не верилось, что он забеременел от тринадцатилетнего мальчишки. Почти четырнадцатилетнего, ладно. После того, как родится их будущий ребёнок, через полтора месяца Рики исполнится четырнадцать, и на том спасибо. Сону прикрывает глаза вновь, поддаваясь моменту слабости, пока на него ещё не напала утренняя тошнота. Сегодня опять будет долгий день рвоты и мочеиспускания, а вместе с тем и длительная сессия самобичевания. Он не должен был заниматься сексом на дне рождения своей подруги. Да, никто никогда не собирается лезть в паспорт на домашних тусовках, и Рики выглядел, безусловно, старше, чем он есть на самом деле, но не намного. Сону нужно было подумать головой и отказаться, а не бросаться на сиюминутный порыв. Но Рики тоже виноват, возможно даже в большей степени. Неужели он не понимал всей ответственности, когда врал Сону о том, что презерватив не порвался, и всё, что ощущает омега — это просто выкрутасы его сверхчувствительного тела? И вообще, кто научил Рики пить, курить, заниматься сексом (причём так круто)? С какого возраста он вообще начал трахаться? Из семечка яблока дуб не вырастет. Но яблоня-то, с другой стороны, не была ужасной: родители Рики заботились о Сону и их будущем внуке, постоянно интересовались его самочувствием. Сону был им благодарен. Омега жил в квартире родителей юного альфы неделями — обе семьи решили, что так будет лучше; по крайней мере, если Рики не захочет помогать Сону, то у Сону будет тот, кто сможет дать младшему хорошего пинка. Родители Сону навещали его раз в два дня, когда он не жил в своём доме, и каждый раз, когда они приезжали, Сону плакал у них на руках. Сону понимал, что ему нельзя волноваться, — так говорят все, в том числе и Чонвон с Хисыном — но рыдал у них на руках. Сону плакал, плакал и плакал, понимая безысходность своего положения. — Проснулся? Сону вздрагивает, устремив взгляд к выходу из комнаты. В дверном проёме стоит Рики, сложив руки на груди и склонив голову, наблюдая за омегой своими пристальными острыми глазами. — Как видишь, — выдыхает Сону. На большее, однако, его не хватает, когда он ощущает, как тошнота резво подступает к горлу. — Рики… — зовёт он слабым голосом. Рики отвечает ему ничем иным, кроме как приподнятыми бровями. — Ты не донесёшь меня до ванной? Рики качает головой, на что Сону хмурит тонкие брови. — Хотя бы один раз, мне правда тяжело. — Я тебя не подниму. — Я знаю, что поднимешь, — лепечет Сону. Он не хотел ругаться, но его раздражало то, что Рики не хочет ничего делать. — Ну, пожалуйста, я уже какой раз прошу. Мне больно, Рики, — он проглатывает внезапно застрявший в горле ком. — Я не понесу тебя. «Чтоб тебя», — шипит Сону подобно змее и, вскочив, несётся в туалет. Рики лишь хмыкает сквозь плотно сжатую челюсть, не меняя своего местоположения. Только спустя некоторое время, когда до ушей альфы доносится журчание струи воды из недавно включенного крана, Рики направляется вслед за омегой; ему не хотелось видеть, как Сону рвёт. Наконец, когда Рики оказывается возле ванной комнаты, перед его глазами предстаёт Сону, тоскливо опирающийся о раковину: омега сидит на полу, и его молочные ноги жалко подрагивают, а бледное лицо приобрело зелёный оттенок. Брови Рики взлетают вверх: — Чё с тобой? Сону поднимает на него усталый взгляд потухших глаз. Будто находясь в глубокой задумчивости, омега проводит рукой по немытым растрёпанным волосам. — Ты можешь сходить в магазин за хлопьями? — М? — Я хотел бы овсянку. У меня вчера закончилась каша с клубникой, я думал, дотерплю до следующих выходных, а сейчас снова захотелось. Сходишь? Пожалуйста. Рики фырчит; в его тоне не читается ничего, кроме насмешки и отвращения, когда он наконец отвечает. — Нет, я не пойду. — Почему? Ну почему?! — Сону в отчаянии всплескивает руками. — Почему ты хоть раз не можешь сделать то, что я прошу? — Потому что я не хочу, — Рики присаживается на корточки перед расположившимся на полу телом ослабленного омеги. — Я вечно приношу тебе что-то, а ты уже не хочешь, и мы это просто забрасываем. Это перевод денег. — Ну я съем их потом. Я же всё равно всё съедаю, — молит Сону. — Ты же должен понимать, что я хочу так много потому, что беременный. Я и так прошу у тебя самую малость. Рики, я ношу твоего ребёнка, — Сону глубоко вздыхает, опустив веки и обречённо качая головой. — Пожалуйста, ты уже должен это понять. Никто, кроме нас с тобой, не виноват в том, что случилось, а он — тем более. — Я буду любить нашего ребёнка. Но это не значит, что я люблю тебя, Сону. Сону был слишком ошеломлён, чтобы говорить, хотя, казалось бы, слышал он подобное уже не в первый и наверняка не в последний раз. Сону пытается сморгнуть одинокую слезу, внезапно пробравшуюся на кончики его ресниц, незаметно, ведь Рики всё ещё был близко-близко к нему, но у него не получается, и солёная капля сползает вниз по его бледной щеке, чертя за собой кривую мокрую дорожку. Рики хмыкает. Приблизившись, альфа поднимает свою руку, чтобы прикоснуться к подбородку Сону, и, грубо схватив его за щёки, силой приблизил его лицо к себе. — Опять плачешь, — юный альфа со странной улыбкой клюёт растерянного Сону в губы, которые благодаря его же руке сложены сморщенной уточкой. Через мгновение Рики разжимает руку, не забыв при этом слегка оттолкнуть лицо Сону, и резкими шагами удаляется прочь, а Сону едва удерживает себя от столкновения с металлической ванной затылком. Когда Сону удаётся прийти в чувства, он, встрепенувшись, вскакивает на ноги, пошатываясь, крепко хватаясь за раковину. Сону жмурится изо всех сил, да так, что перед глазами даже вспыхивающие круги начинают появляться, пока трёт губы с мылом. — Сука, — плюётся он. — Конченный идиот. Не надо плакать. Он и так уже выплакал столько, что хватило бы на четыре кувшина для Шамаханской царицы. … Можно сказать, Сону повезло. Отец Рики уходил на работу часам к пяти дня, а возвращался в девять-десять вечера, и мама альфы была в отпуске. Тот самый момент, когда они, чудом расслышав отрывки разговора, набросились на Рики, пытаясь вдолбить ему в мозг хоть какое-то понимание происходящего. Рики, ты скоро будешь отцом! Сону удалось уловить кусочек их диалога, когда он, прислушавшись, прижался ухом к стене зала, в котором родители Рики разговаривали с ним, и притаился, успокоив дыхание. «Рики, я просто не понимаю тебя!» — не на шутку возмущалась Изуми. — «Твоими словами было то, что вы оставите этого ребёнка! А теперь ты не можешь элементарно сходить в магазин за хлопьями для своего омеги? Он просит тебя об элементарным вещах. Если ты не можешь сделать это, то как ты будешь обращаться со своим ребёнком? Кем он станет, под твоим-то воспитанием?» «Мам, я…» «О, я знаю, что ты хочешь сказать. Ты хочешь сказать, что ты не обязан, но я знаю, как происходит зачатие ребёнка, и, поверь, если надо, я объясню ещё сто раз — ты имеешь к этому самое прямое отношение! Я так и знала, что это упадёт на наши плечи, помимо вас, детей, мы будем воспитывать ещё одного.» «…Вот ты сказал, что хотел бы воспитать настоящего человека. Но как ты воспитаешь его, если сам не пытаешься им стать? Ты ребёнок, Рики, глупый маленький ребёнок.» Когда в разговор вмешался отец Рики, Сону поспешил прочь. Ладно, нужно успокоиться… Хрен с ними, с этими хлопьями. Переживёт. Сону просто займётся чем-нибудь, перепишет конспекты, которые принёс Чонвон, и перестанет просить что-то у Рики… До поры до времени, конечно: потом они снова поссорятся. Сидя на стуле, где было немного неудобно из-за его с каждым днём всё больше и больше растущего живота, Сону прикусывает губу, задумчиво и немного боязно. Покручивая в руке ручку, вторую ладонь омега опускает на свой выступающий животик, поглаживая. Рики и правда маленький ребёнок; да и Сону не великовозрастной старец, если честно. Это тот самый случай, когда двое детей зачали ребёнка, и мама Рики была как никогда права. Сону часто занимался таким. Он начинал размышлять о том, что в сложившейся ситуации виноваты все и никто конкретно, и сидел за эти минутами, часами… Делать нечего. К сожалению, Сону понимал, что ему не нужна эта беременность — что уж там, никому она не нужна. Виноват, что затянул и не обратился к врачу сразу, а на аборт идти поздно; так, конечно, сразу пошёл бы. — Прости меня, кексик, — бормочет он, поглаживая живот. Никакого шевеления внутри сегодня Сону ещё не ощущает: вероятно, их будущий сын ещё не проснулся, а спал он довольно-таки редко. — Я сделаю всё, что смогу, даже если твоего отца не будет рядом. Сону мог бы и дальше болтать с малышом в его животе, если бы не Рики, который врывается в комнату подобно урагану Катрина. Не глядя на Сону, он кидает на кровать рюкзак, засовывая туда кошелёк, ключи, наушники и всё тому подобное, что могло бы пригодиться для не слишком длительного похода на улицу. — Чё ты там хотел? — выплёвывает он. Сону немного прокручивается на кресле (это кресло Рики), чтобы взглянуть на альфу своими кукольными глазами, сейчас распахнувшимися от удивления. — Что? — растерянно переспрашивает он. Рики злобно бурчит что-то себе под нос от раздражения, обуревающего его с головы до ног. — Хлопья с клубникой? Тебе какие? — Можешь взять любые, — тихо отвечает Сону. После, облокотившись на стол и подперши голову рукой, с мелкой опечаленной улыбкой он принимается рассматривать Рики. Лицо альфы, серьёзное не по годам, очерчено острыми линиями, глаза сужены, брови нахмурены, а полные губы плотно сжаты. — Ты как будто делаешь мне одолжение. Рики фырчит. — Это оно и есть. Не забудь принять лекарство в три. Рики вернулся довольно скоро. Но вместе с хлопьями он принёс брикет мятно-шоколадного мороженого, любимого мороженого Сону.｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ
Рики постоянно извинялся. Рики извинялся практически за любые свои слова, то прямо, то косвенно, чтобы Сону, не дай Бог, не подумал, что Рики любит его. Рики мечтал жить не такой жизнью. Его желание было простым: журавль в руках, а клинок — в ножнах. Рики правда нравился Сону, но Рики понимал: он — просто малолетка, запавшая на старшего мальчика, поэтому то, что он сделал Сону ребёнка, было для него чем-то вроде внезапно подвернувшегося под руку способа удержать. Очень глупо, самонадеянно и эгоистично. В будущем Рики поймёт, что у него нет права самодовольно, будто расхаживая по магазину, выбирать ни один из человеческих пороков, чтобы присвоить его себе перед глазами Сону. Почему в Рики пропала та чистокровная и искренняя человеческая личность в тот момент, когда Сону была нужна поддержка больше всего? Хотя, иногда в Рики можно было наблюдать очертания её характера; например, когда он извинялся перед Сону, старался ему угодить, прикладывался к животу щекой, ухом — естественно, когда Сону ему позволял. Иногда в такие моменты Рики просил: «погладь меня», и Сону приходилось гладить его по волосам. Как ни горестно, такие вещи можно исполнять только между собой. Сону понимал, что Рики — ребёнок. Но в Рики навсегда завис мальчишка с мечтами поэта. Только потом Рики смог понять, что если снаружи и нужно строить серьёзное лицо, то своей семье, которую ты построил, можно отдать как всю свою силу, так и всю свою слабость.｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ
pyrokinesis. отказываю небуЛюди не понимают друг друга Люди пугают да врут А любят, когда это труд и всецело невыносимо Ты мне целовал спину Туда же и наносил две тысячи ножевых
А мне чудилась даже в них нежность Я никогда так не любил прежде
— Ты никуда не пойдёшь, Рики, ты будешь сидеть дома. Его родители были непреклонны. Тем вечером они собрались в гости по приглашению друзей семьи, а Рики захотел выскользнуть из квартиры тоже, но не с ними — его позвали потусить. Он сказал родителям, что хочет просто немного погулять, но они просекли фишку и предусмотрительно запретили ему направиться туда, куда он, собственно, хотел. — Но, мам, отец… — Рики опять пытается возразить, но ему и четырёх слов сказать не дают. Хару строго глядит на него сверху испепеляющим взглядом. — Рики, ты меня услышал? Ты никуда не пойдёшь. Иди и проведи время с Сону, он так расстроился, когда подумал, что останется дома один. Не хочу, чтобы ты заделал ещё одного ребёнка просто потому, что захотел «погулять». И родители хлопнули дверью. Рики прикусывает губу до боли, когда, вернувшись в комнату с опущенной головой, резко застывает, чуть ли не впечатавшись в дверной косяк. Перед его глазами вырастает Сону, стоящий у окна и тихо приговаривающий что-то. Он, кажется, не заметил Рики. — …Скоро ты появишься на свет, — лепечет Сону, постукивая пальцами по животу. — И увидишь нас. Твоих никчёмных, маленьких, инфантильных подростков-родителей… Прости меня, кексик. Прости нас. Я обещаю тебе, мы справимся, даже если у тебя будет гулящий отец, который не будет заниматься тобой, — Рики сглотнул образовавшийся в горле ком. Стало неуютно. — Это моя вина. Я, я во всём виноват, — с уст Сону срывается тоненький всхлип. Чёрт возьми, он снова плачет. Как же неловко. — Не ненавидь нас, пожалуйста. Я постараюсь сделать всё, чтобы ты не знал такой боли, которую познал я… Ой!.. — Сону тихо восклицает — кажется, сын пнулся в ответ. — Ты веришь мне, кексик? — Я не понимаю, как ты ещё не выплакал всё, — Сону слегка отшатывается, вновь тихо ойкнув, когда Рики подходит сзади, неслышно ступая по ковру. — Ну сколько можно реветь-то? — Рики, — пфыкает Сону, обернувшись. — Уйди по-хорошему. Я сейчас правда не в настроении ругаться. — Я тоже не в настроении, — бросает Рики. — Я просто услышал, как ты говорил с нашим ребёнком. Можно я его послушаю? — он не комментирует слова Сону и не предъявляет ему насчёт догадок по поводу их будущего. Прикусив губу, Сону, немного подумав, неуверенно кивает. Тогда Рики присаживается на корточки; прислонив ладони к укрытому кофтой выступающему животу Сону, он слегка неуверенно прижимается щекой к округлости, а затем и прилегает ухом. — Юко, — он стучит кончиком пальца по животу. — Ты спишь? — Юко? — с неким любопытством интересуется Сону, на что Рики неопределённо хмыкает. — Мы говорили об именах, помнишь? Я хочу оставить Юко. Мне оно нравится, — лицо Рики на мгновение искажается в удивлении, а затем его губы трогает очень слабая улыбка, когда что-то едва уловимо пинает его в ухо. Юный альфа пытается сделать вид, что ему всё равно, понравится ли имя их будущего сына Сону, но украдкой поглядывает вверх, стараясь уловить смену его настроений. К его превеликому удивлению, лицо Сону принимает умиротворённо-радостное выражение. Чужие маленькие руки, пропитанные приятным бархатным ароматом нежного крема для рук, опускаются на тёмные волосы юного альфы. — Нишимура Юко? — Рики быстро-быстро кивает головой. — Мне нравится. В любом случае, я пока особо не думал над именами. Рики коротко мычит, после чего прижимается к животу омеги ещё сильнее, ближе притискиваясь. Под его щекой изнутри пинается маленькая ножка, и Рики хихикает; кажется, будто их ребёнок всегда слышит и ощущает своего отца, оттого и бодрствует постоянно в его присутствии. На самом деле, Юко почти никогда не спал. Он часто донимал Сону своими капризами, отчего последнему приходилось несладко: с каждым днём увеличивалось время его лежачего положения в кровати со стонами боли и ворочаньем из стороны в сторону. Как ни странно, Рики очень помогал ему в этом плане: только слыша голос отца и будто бы ощущая его чуткое: «Кексик, уже ночь, дай папе поспать. Скоро наступит утро, и тогда ты сможешь быть активным, когда захочешь», малыш успокаивался. — Знаешь, иногда я думаю о том, что… — Рики напрягается, стоит ему расслышать тихий и робкий, почти неслышный тон Сону. — Ладно. С удивлением альфа метается взглядом вверх. Сону почти возвышается над ним из-за его положения, пока голова Рики прижимается к его солидно выступающему семимесячному животу. Одна из пухлых и блестящих от слюны карамельных губ Сону дрожит, и Рики не может не признать Сону таким чертовски красивым. Однако, начатая омегой фраза его обеспокоила. — Что «ладно»? О чём ты? Он пытается добиться ответа и вывести его на разговор, но Сону лишь головой качает и отворачивает подбородок в сторону. — Нет, ничего… Не важно. Не важно, говоришь?｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ
park_jay Ни-ки, ты тут? 18:07 Я позвал к себе Хуна с Джейком 18:07 shimjakekekeke Да, не хочешь с нами? Или ты занят с Сону и Юко? 18:08NI-KI
Сорре, эти идиоты заперли меня здесь 18:10
park.honey Ки, не будь таким вредным. Если Сону нуждается в тебе, оставайся с ним 18:11 Мы же все знаем, как сильно он ненавидит оставаться в одиночестве 18:12NI-KI
В том-то и дело, что у нас сейчас Чонвон блять 18:12 Они уже заебали меня, один на кухне шкворчит этой уебанской посудой, другой ноет, что у него живот болит 18:13 Отец меня на цепь привязал и сказал дома сидеть 18:13 Я не вынесу этого 18:13 Я хочу свалить от этой плаксы и его вечного хвостика 18:14
park_jay Ки, у Сону в животе твой ребёнок. Только вы несёте ответственность за то, что произошло, поэтому будь добр, подойди к нему, если он просит 18:15NI-KI
Ой блять да пошли вы на хуй 18:16
shimjakekekeke Ох, Рики… 18:16 Фыркнув со злостью, Рики почти отбрасывает телефон на широкую деревянную столешницу невысокого журнального столика в их гостиной. Он переводит мрачный взгляд потухших глаз на Сону. Маленькая фигурка омеги свернулась калачиком на диване, прижимая тонкие белые руки к животу. — …Р-рики… — Рики очухивается, встряхнув коротко стриженными волосами, когда до его ушей доносится мимолётно сиплый ото сна голос Сону. — Ты можешь подойти, пожалуйста? Юко никак не успокоится… Он ахает, когда боль отдаётся сильным пинком в его животе. Рики хмыкает сквозь сжатую челюсть. — Ты опять ноешь? Меня раздражает твой этот писклявый голос, — рычит юный альфа. — Хватит ныть, Сону! Я не понимаю, как ты всё не выплакал ещё! — Рики, пожалуйста, — шепчет почти в ответ растерянный от резкой смены настроений Сону. — Мы же с тобой только сегодня нормально разговаривали, я тебя гладил… Что опять началось? — Да потому что вы двое заперли меня в этом коченном доме! — всплеснув руками, Рики, выпрямив поджатую на стуле ногу, почти вскакивает со своего сиденья. — Я хочу встретиться с друзьями и даже не могу выйти отсюда! Вставай давай, — стремглав оказавшись возле лежащего на диване Сону, младший хватает его за руку и, грубо сжав тонкое запястье до боли, тянет к себе. — А то отец придёт и опять сделает мне выговор! За тебя, сука, все, а за меня никто! — Потому что ты ведёшь себя как мудак! — цедит Сону сквозь боль, пронзившую его запястье, и пытается вывернуться, однако всё бесполезно — альфа, хоть и не крупнее его, но явно сильнее, и с каждым днём всё больше. — И не жалуйся потом, что я не дам тебе видеться с Юко, когда рожу, потому что ты будешь унижать меня прямо перед нашим маленьким ребёнком! — Юко и мой ребёнок тоже! — с яростью Рики грубее стискивает его запястье. Стон боли Сону почти отдаётся музыкой в его ушах. — Я не отдам тебе своего сына! — Ты никчёмный и безответственный! — зажмурившись, всхлипывает Сону. — Ты даже видеть его не заслуживаешь! — Тогда пусть он нахер сдохнет в тебе! Чтоб у тебя ёбаный выкидыш родился, — выплёвывает Рики сочащиеся ядом слова. Тишина, резко потрясшая разум их обоих, нависает над комнатой, окружая её густой грозовой тучей. Слезящиеся глаза Сону, стеклянные от влаги, широко распахиваются, уставляясь прямо в растерянное лицо альфы. Мгновение — его колотящееся в ознобе страха тело начинает крупно дрожать. Сону вскакивает с дивана и пытается высвободиться из цепких рук Рики. — Ты, тварь, отпусти меня! — звонко вскрикивает он с ужасом. Не осознавая, что он делает и что вообще происходит, Сону впивается пальцами в лицо Рики, стараясь прижаться как можно сильнее. После такого ответа глаза Рики моментально наливаются алым цветом. Его потухший взгляд мутнеет, что целиком и полностью говорит — он не в здравом уме, сейчас он в ярости. Без задней мысли и абсолютно выбросив из головы то, что он применяет силу к беременной омеге, Рики хватает Сону за предплечье и сжимает со всей силы, тут же выкручивая его в сторону. Замахнувшись изо всех сил, Сону с размаху даёт Рики пощёчину, намереваясь привести его в чувства и пытаясь заставить отпрянуть. Хлоп! — Рики потрясённо замирает, когда его худая щека встречается с ударом чужой ладони, звонко прилетевшим наотмашь. Отросшими ногтями Сону оставляет на коже альфы четыре тонких и неровных, алых следа царапин. Рики хмыкает. Глаза Сону расширяются, стоит ему увидеть крепко сжатый кулак с выступающими острыми костяшками пальцев. Он не успевает очнуться: замахнувшись, Рики резко бьёт по его лицу и болезненно впечатывает кулак прямо в его скулу. Вскрикнув, Сону отшатывается и вырывается из хватки — сила удара заставляет его упасть с громким глухим стуком и с болезненным стоном удариться о стену. — Что здесь происходит?! — прибежавший из кухни на крики Чонвон, запыхавшись, пытается перевести дыхание. Маленький омега спешно бросается к ним и, встав поперёк, расставляет руки, намереваясь успокоить Рики и защитить Сону, последние силы которого иссякли. Хмыкнув, Рики вытирает щёку рукавом кофты и кривит губы в дерзкой улыбке. — Прости, тупая сучка, не знаю, что на меня нашло. — Ты тварь ебаная, вот что на тебя нашло! — восклицает оскорблённый Сону. Омега прижимает ладонь к своей щеке и глядит на Рики снизу вверх обиженным взглядом, в котором слёзы блестят, исподлобья. — Господи, что вы оба творите… — бормочет взволнованный Чонвон, прежде чем опуститься на корточки перед Сону. Рики возмущённо рычит: — Ты сказал, что не дашь мне видеться с ребёнком! — Ты пожелал, чтобы у меня случился выкидыш, мудак! — вскрикивает в ответ Сону звонко; барабанные перепонки переживают острое раздражение от его оскорблённого скулежа. — Ни-ки!.. — Чонвон с недовольством глядит на пытающегося привести себя в порядок Рики; его тонкие тёмные брови, аккуратно выщипанные, хмурятся, а губы сжимаются в упрямую линию. — Уходи отсюда. — Что, серьёзно? — фырчит Рики, лицо которого посветлело и приняло притворно-радостное выражение. — Я могу уйти отсюда? — Да вали уже куда хочешь! Хмыкнув, Рики с радостью отдаляется, чтобы хватить со столешницы свой телефон. Запихнув гаджет в карман, юный альфа показывает Сону, с обидой наблюдающему за его действиями, язык, а после и средний палец вдогонку посылает, прежде чем скрыться за дверным косяком, оставив беременного омегу на попечение присевшего на корточки суетящегося над ним Чонвона.｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ
— Рики! Сону хрипит, поднявшись с постели. Его грязные растрёпанные волосы закрывают лицо, неудобно в глаза лезут, мешаясь в попытках омеги разглядеть Рики в кромешной темноте. Неоново-зелёные цифры, мелькающие на электронных часах, показывают 2:45 ночи, а за окном в свои объятия притягивает конец ледяного серого октября. — Рики, вставай!.. — Сону перегибается через положенную между ними, спавшими на двуспальном расправленном диване в квартире родителей Рики вместе, длинную твёрдую подушку, служащую своеобразным барьером для вечно враждующих. — Поднимайся! — маленькие руки омеги хватаются за бок отвернувшегося от него спящего альфы и теребят что есть силы. — Вставай, я рожаю!.. — …Что? — хриплый и низкий голос Рики, осипший ещё больше после сна, врезается в уши паникующего Сону, придерживающего свой живот, внизу которого начало крутить невероятно болезненными спазмами. — Сейчас ночь, Сону, ты издеваешься? Спи ещё… — Рики, блять, какой спи?! Я рожаю, чёртов придурок! — уже не на шутку разволновавшийся, Сону пихает Рики в бок грубым движением некрепко сжатого кулака. — У меня сейчас воды отойдут! Вставай! Быстрее! Всё ещё в полусне, Рики медленно разворачивается на другой бок. Его рука тянется, чтобы похлопать Сону по спине, намереваясь успокоить, однако омега хватает его ладонь крепко и тянет на себя. Когда сказанные слова отпечатываются в мозгу Рики, глаза юного альфы широко распахиваются, и он вскакивает с кровати; сна ни в одном глазу. — Что?! Сону, ты рожаешь? — Да! — вскрикивает Сону. — Быстрее, беги до тёти Изуми с дядей Хару. Проси, чтобы вызвали скорую!.. Ах, чёрт… Прикусив губу, в пугающей растерянности Рики наблюдает за тем, как красивое лицо Сону, осунувшееся во время длительной беременности, искривляется в выражении болезненных мук. Омега откидывается на постель и руки к животу прижимает, после чего сворачивается калачиком, подогнув ноги под себя. — Рики!.. — его пропитанный болью вой заставляет Рики прийти в чувства и вскочить с дивана. — Сейчас я, сейчас! — лихорадочно бормочет он громко, чтобы паникующий Сону услышал, и нервозно руками машет. — Сону, милый, звёздочка, подожди немного! — Он бессознательно оглаживает бок Сону в успокаивающем жесте, после чего срывается к выходу из зала. — Держись! Мама! Мама!..｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ
Измученные крики, доносящиеся из палаты знакомым до боли голосом, будоражат и так помутнённое больное сознание. Рики сжимает в сухих узловатых пальцах ткань медицинского халата и голову в холодный пол, выложенный рябящей в глазах плиткой, опускает. Его ведёт, тело почти не держит на этом чёртовом железном стуле, прямо перед кабинетом, где сейчас Сону. Рики выпроводили на середине процесса, позволив маме Сону заменить его — он не мог этого выдержать. У Сону ничего не получалось. Из-за боли он даже не соображал, чего от него хотят врачи. Омеге кололи анестезию, заставляли держаться и прилагать усилия; ведь если бы на этом фоне ему сделали кесарево сечение, в конце концов у него была бы огромная возможность остаться без матки. Собравшиеся вчетвером, Рики, его родители и отец Сону слушали главврача с округлившимися глазами. Рики рвано выдыхает и прикрывает глаза, пытаясь успокоиться. Руки непроизвольно лезут в карман джинсов за дребезжащим от уведомлений друзей телефоном. park_jay Ки, как Сону? Как ты? Что происходит? Всё нормально? 6:58NI-KI
ОН НЕ МОЖЕТ РОДИТЬ!!!!! У НЕГО НИЧЕГРНЕ ПРОКЧАЕТИСЯ!!!!!!!!!!!!!!! 7:00
park.honey Ни-ки, успокойся, главное спокойно 7:01 У него всё получится 7:01NI-KI
НАМ СКАЗЛИ ЧТО ОН БЕЗ МАКИ МОНТ ОСТАЬСЯ 7:02 ЗАЧЕМЯ СКАЗАЛ ПРОЭТОИ ЁБАНЫЙ ВЫКИДЫШ 7:02 БЛЯТЬ Я СЕЙЧАС УБТБЮ СЕБЯ 7:03
shimjakekekeke Тихо, малыш, пожалуйста! Не думай об этом 7:04 Всё будет хорошо, верь в Сону, он сильный 7:04NI-KI
Если юко родится марётопвн я ббпурб себя 7:05 сону кеиичь 7:05 это ужаснг 7:06 я жду тмкольео чтобы юко змкгтчто 7:06
park_jay Ки, ты не в себе 7:07 — Мама!.. Рики колотит, стоит в его уши врезаться громкому крику Сону. Приглушённые голоса собравшихся за стеной врачей пытаются его успокоить; Рики отправляет телефон в карман дрожащими руками. Его отец, сидящий рядом с ним по левую руку, выдыхает. — Ты зря вышел оттуда, Рики. Изуми, сжимающая правую руку сына, шипит на мужа: — Хару, не нагнетай, Рики тринадцать! Не важно, кто там, главное, чтобы Юко родился здоровым! — Я сейчас разрыдаюсь, — шепчет Рики обессиленно. Его полуприкрытые острые глаза, уставившиеся в пол, начинает щипать. — У меня сейчас сердце остановится… Его взгляд, на мгновение поднявшийся, уставляется на высокую коренастую фигуру отца Сону. Мужчина нервозно прохаживается по коридору прямо возле стены с дверью, ведущей в закрытую палату, мерит шагами помещение роддома и мрачным, почти неслышным тоном докладывает о положении дел волнующейся матери, бабушке Сону, так некстати сегодня отрабатывающей ночное дежурство. Хару придвигается ближе к сыну, передёрнув широкими плечами. — Всё будет нормально, Рики. Всё будет хорошо. Ахнув, Изуми заправляет свои тёмные гладкие волосы, подстриженные в прямое каре, за уши, смиренно сжав худые дрожащие колени. Руки трясутся, а сердце ходуном ходит, намереваясь пробить грудную клетку и наружу выскочить. Рики сжимает ткань халата дрожащими пальцами сильнее, дотрагивается до живота, где внизу крутит неприятной беспокойной истомой, а после зарывается отчаянно в свои спутавшиеся волосы. — …Почему он не кричит? Мама, почему он не кричит?! Заслышав громкие отчаянные вопли обессиленного Сону по ту сторону, все четверо словно по команде поднимают головы. Оставив свой привычный образ холодного строгого мужчины, Гвансон — отец Сону — напряжённо прислоняется затылком к холодной больничной стене. С пухлых дрожащих губ Изуми срывается рваный выдох, Хару сглатывает резко вставший в горле ком, прислушиваясь к звукам, а Рики сжимает трепещущими руками волосы у корней в кулаки. Они ждут единственного — только того, чтобы он закричал. — Сону, Сону, Сону… — лихорадочно бормочет Рики дрожащим шёпотом. — Сону, звезда моя… — он не понимает, что говорит и почему с уст резко подобное прозвище срывается, но ему едва ли не всё равно. — Пожалуйста, ты сильный, ты справишься… Юко, солнце, пожалуйста… — он чувствует грубую тёплую ладонь отца на своей спине, когда его тело начинает бессмысленно покачиваться взад и вперёд. — Пожалуйста, пожалуйста, закричи… Звонкий плач малыша, донёсшийся сквозь стены заветной палаты, бьёт по помутнённому сознанию. Резко расслабившийся, Рики пошатывается и глухо падает на пол, до боли сжимая в кулаках свои волосы. Тело колотит; альфа сворачивается калачиком на полу, возле ног родителей, и трясётся. — Рики! — ахнув, Изуми спешит опуститься перед ним на колени. — Рики, милый, Юко заплакал! Всё хорошо, всё нормально! Сынок, всё будет хорошо! Шмыгнув носом, Рики зажмуривает глаза и неожиданно для себя же самого разражается громким плачем. Его плечи подрагивают, когда опустившийся рядом Хару молчаливо гладит сына по спине. Крик малыша бьёт по ушам, телефон в кармане дребезжит разрывающей вибрацией общего чата друзей, а Рики всё рыдает, рыдает и рыдает в голос, обливаясь реками слёз, текущих по его раскрасневшимся щекам, бессознательно закрываясь руками. И не верит. Не верит, что это закончилось. … Кровь Сону холодеет. Это тот самый день, роковой момент, когда Сону оправляется от практически болевого шока, и ему, семнадцатилетнему, дают в руки крохотное тело новорождённого малыша, тихо сопящего в коконе из одеял. Глаза Сону расширяются от внезапно накрывшей его паники, кипящим ужасом бурлящей в венах, пока он рассматривает личико сына и его маленькие блестящие глаза. Голова кажется тяжёлой, когда Сону поднимает взгляд на Рики, которому разрешили зайти в палату после того, как выпроводили на середине процесса. На лице юного альфы не отражается ни единой эмоции, кроме сурового принятия происходящего. — Рики, — бормочет Сону в ужасе, с головой утопая в тревоге. — Что мы теперь будем делать с этим? Рики молчит. Сону с тревогой вглядывается в его покрасневшее от недавних слёз лицо. — Рики, ты что, плакал? — Да, чёрт возьми, удивлён? — фырчит Рики, прежде чем грубо утереть оставшуюся влагу со своего лица рукавом кофты. — Я плакал, пока ты здесь кричал от боли, потому что я чуть не поседел там нахрен. Дашь мне его? Он переключается внезапно, кивает головой на крохотное тело сына. Сону удивлённо губы трубочкой вытягивает; его глаза, затуманенные усталостью, шныряют от альфы к их новорождённому сыну, укутанному в маленькие и тёплые стёганые одеяльца. Он протягивает руки, когда Рики осторожно подходит ближе, чтобы взять сына на руки. Юко нескромен: как только он оказывается в руках отца, малыш визжит, его маленькое тельце извивается, подобно гусенице, а беззубый рот растягивается в чём-то, что можно назвать улыбкой. Рики старается скрыть свои дрогнувшие в улыбке губы. Он прижимает Юко к своей худой груди и вытягивает шею вниз, чтобы потереться о крохотный носик-пуговку сына своим. Юко кричит от радости, дрыгаясь в его руках. Он абсолютно здоров, хоть и мучений его папе пройти пришлось неимоверное количество, чтобы тот появился на свет. Маленькие блестящие глазки, широко распахнутые, сияют в свете яркого солнца, впервые за долгое время выглянувшего из-за облаков. — Думаешь, это знак? — хрипит Рики, на мгновение оторвавшись от заинтересованного им сына. Они оба разворачиваются к окну, пропускающему в себя солнечные лучи, и Сону мычит. — Я надеюсь.｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ
Кормить Юко грудью — это удовольствие, одно из немногих, что радует Сону в его теперь круто изменившейся жизни. Это время для того, чтобы обнять Юко и ощущать его близость, чувствовать его запах, это время для того, чтобы дать Юко понять, что он любим. Юко, которого маленькая и нежная, жемчужно-белая рука Сону поддерживает под попу, цепляется за его грудь и тут же хватается губами, когда папа бережно подталкивает его под головку к бледно-розовому бутону своего соска, чтобы Юко, наконец, начал есть и перестал завывать. Юко плачет каждый раз, когда просыпается. Сону приходится брать его из детского манежа, укачивать, напевая тихую колыбельную, пока Юко, успокоенный его нежным голосом, не заснёт, сладко посапывая, вновь. Показывает полноту своего животика он теми же самыми завываниями: он ноет тоненьким звонким визгом, донимая уши Сону, пока тот не соизволит покормить его. Сейчас на Сону нет ничего, кроме огромной чёрной кофты Рики, что делает его ещё больше похожим на уютный ворчащий комочек, утопающий в этой одежде. Юко скребётся о его полную молока грудь, пытаясь удержать себя; Сону трогательно прижимает его тельце ближе, чтобы доставить как можно больше удобства, прежде чем взглянуть на Рики. Измученный альфа спит, прикорнув на том самом широком кожаном диване. Даже не взяв подушку, Рики положил руку под голову и засопел, как только его тело приняло горизонтальное положение. Они оба вымотаны настигшим их положением, совершенно отчаянны и порой подумывают о том, как бы просто взять и сквозь землю провалиться. Рики понял, что дети в тринадцать лет — это сложно. Сону вздыхает, прежде чем присесть обессиленно на деревянный стул, отодвинув его настолько тихо, насколько это вообще возможно, чтобы не потревожить ни своего альфу, ни новорождённого сына. Его глаза нежностью усталой искрятся, когда Юко, причмокнув, демонстративно отталкивает губами его грудь, всем своим видом показывая, что он наелся. А после он открывает ротик и начинает выть. Вздохнув, Сону перебирает в своей голове массу вариантов колыбельных, которыми можно было бы успокоить расстроенного разбушевавшегося младенца. Прикусив губу, краем глаза он наблюдает за тем, как Рики, чьи уши ощутили раздражение, ворочается на диване. — Мам, я его потом покормлю… — бормочет сквозь сон Рики, прежде чем перевернуться на другой бок и накрыть голову подвернувшейся под руку смятой подушкой. Сону поджимает губы. С его уст сами по себе срываются первые строчки песенки про мамонтёнка, ищущего свою маму в путешествии на одной льдине; худые руки укачивают тихо плачущего Юко, чьё крохотное личико краснеет от напряжения. Мимолётный взгляд в глянцевую поверхность дверцы деревянного шкафа, стоящего возле большого плазменного телевизора, сейчас выключенного — Сону, ахнув, тут же отводит глаза. Под ними синяки, светящиеся издалека, а под полами распахнутой настежь кофты, чтобы обнажить грудь, уродливый для его взгляда живот, обвисший после родов. Сону качает головой, но не сбивается с темпа мелодии. Его голос, мягкий и нежный, успокаивающий любое взбудораженное сознание, заставляет плачущего Юко понемногу успокаиваться, затихая до тех пор, пока он не угомонится совсем. Рики мычит сквозь сон; его почти свернувшееся калачиком тело расслабляется под успокаивающие мотивы колыбельной, а на лице, чуть отвёрнутом в сторону омеги и сына, рисуется тёплая улыбка. Сону качает головой, с отрешённым взглядом продолжая петь. Пусть поспят.｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ
— Это невыносимо… Я люблю Юко! Я люблю его, почему он его забрал?.. Рики валится на Джея, который поддерживает его, как только может, и хрипит о том, что уже не выдерживает так. Узловатые пальцы хватаются и цепко дерут футболку старшего, Рики утыкается носом в его широкую грудь и всхлипывает. Их недавний разговор с Сону начался злословием; это случилось в день рождения Рики. Ему, наконец, исполнилось четырнадцать спустя полтора месяца после рождения Юко. Альфа не придумал ничего лучше, чем отпраздновать событие одним маленьким кексиком: устраивать праздник не хотелось, однако Сону был с ним, и они решили позвать своих друзей с обеих сторон: Сону — Чонвона и Хисына, Рики — Джея, Джеюна и Сонхуна. Конечно, ссоре между главным виновником торжества и его омегой суждено было случиться. Из вредности Рики вновь стал перебирать все, по его мнению, пороки Сону, сначала высказывал смешные, а после дурные их стороны. Желчь его взволновалась — он начал шутить, а закончил искренней злостью. Скандала было не избежать. — Хён, подожди! — Джеюн изо всех сил старался удержать на месте разъярённого Хисына, чьё лицо покраснело от ярости, а глаза налились красным. Джей же, в свою очередь, сжимал сзади руки Рики, пытающегося выскочить ему навстречу. — Успокойся, пожалуйста! — Ублюдок, отпусти меня и заткнись, или я и тебе сейчас ебало разобью! — прорычал разгневанный омега, целеустремлённо намереваясь вырваться. Сону всхлипнул, пытаясь вытереть разбитый нос рукавом своего красивого свитера молочного оттенка, который моментально окрасился алой жидкостью, текущей рекой. Чонвон прижимал к повреждённому участку лица свой платок, плюхнувшись на пол рядом с пострадавшим омегой, а Сонхун, присевший рядом на корточки, успокаивающе поглаживал Сону по спине, с поднятой головой наблюдая разворачивающуюся сцену; в его глазах скользила тревога. — Хисын, Рики, успокойтесь! — почти в отчаянии воскликнул Джей — знал, что это бесполезно, но надежда на разрешение конфликта без дальнейшего рукоприкладства оставалась. — Мы можем решить всё мирно! — Ты себя слышишь, тупица? Он ему нос разбил! — кричит Хисын. — И за то, что сам же его и дразнил! Рики не умеет думать головой, он не умеет жить в обществе! Его нужно изолировать от нормальных людей и посадить в вольер! У тебя сын месячный ревёт в кроватке, — рычит старший Рики, глядящему на него с ненавистью из-под спавшей на глаза чёлки. — А ты бьёшь своего омегу, который рожал его больше полусуток! Отпусти меня, Джейк, не держи меня! Я ему, блять, нос сломаю! Плач Юко в кроватке с деревянными бортиками, из-за которых видно его тельце, дёргающееся в истерике, бьёт по вискам, словно маленькими стальными молоточками. Его крохотное лицо красное и мокрое от потока слёз, реками стекающих по пухлой коже мягких щёк. Сону хочется закрыть уши и провалиться сквозь землю. Потрясённый Джеюн теряет хватку всего на мгновение, но этого хватает Хисыну, чтобы броситься вперёд и вонзить свой тоненький и маленький, но крепкий кулак прямо в лицо Рики. — Может, тебе стоит наведаться к нему и извиниться? — тихим робким тоном предлагает подсевший рядом Джеюн. Рики, согнувшись, рыдает от одолевшего его отчаяния. Его старшие друзья почти теряют дар речи: ни один из альф не может выдавить из себя ни звука и сделать абсолютно ничего, когда его всхлипы становятся громче, и Рики громко плачет, согнувшись возле дивана. Сонхун немного приподнимается, чтобы попытаться успокоить его, но Рики в ответ лишь громко воет, прижимаясь к Джею. Его спина содрогается в рыданиях; избитое лицо в синяках, и, кажется, у него настоящая истерика. — О-он забрал его… — сипит Рики, задушенно заикаясь. Джеюн качает головой: — Он же забрал его не насовсем. Не улетел с ним в другую страну, не переписал свидетельство о рождении Юко, не вычеркнул оттуда тебя. Съезди к ним, поговори с Сону. Ты сделал ему больно и навредил — тебе действительно следует извиниться. Рики трётся головой о его колено; рука Джеюна, обрамлённая сетью тянущихся вдоль красивых выпуклых вен, мягко ложится на его затылок. — Это вещь, которую тебе давно нужно взять под контроль и поговорить с собой, как ты это обычно делаешь, — успокаивающе приятным голосом тихо бормочет Сонхун, присаживаясь рядом с Джеюном. — Тебе всего четырнадцать, ты устал. Но всё равно, ты развиваешься сквозь многие вещи, которые раньше представлялись тебе непреодолимой тяжестью, невозможной даже для обдумывания. Пойми это, Рики, — Сонхун с мягкой улыбкой подцепляет подбородок Рики большим и указательным пальцами, чтобы поднять его зарёванное лицо с ещё более опухшими истерзанными губами на себя. — Попробуй взрослеть. Подумай об этом. Рики смотрит на них преданно, а глаза застилает пелена мокрых горьких слёз. Иногда ему кажется, будто всё дерьмо, что он делает, появляется в его жизни лишь для того, чтобы устроить ему сеанс выпаривания всех его душевных переживаний, болей, обид и злобы. Он постоянно проходит через что-то похожее, но это всё… имеет больший эффект в совместимости. Особенно с Юко и Сону. … — Зачем ты пришёл? Гвансон вырастает на пороге их квартиры вместо Сону, когда Рики звонит в дверь, пришедший посреди рабочего дня, надеясь, что дома никого, кроме Сону и их сына, за которым он присматривает, не будет. Рики замирает почти потрясённо. Конечно, он растёт, тянется выше с каждым днём, всё увеличивая свою мышечную массу и силу, кроме того, тренируясь на танцах и иногда в спортзале, но высокий и широкий крепкий отец Сону, донельзя строгий мужчина, может сравнять его с землёй одной своей широкой ладонью. — Я… — Рики теряется. Гвансон смотрит на него сверху вниз, опираясь о дверной косяк и хмуря свои густые брови. — Я пришёл к Сону. — Ну это я не удивлён, — хмыкает насмешливо мужчина, прежде чем сложить натренированные руки на груди. — Приготовил причины того, почему я должен тебя впустить? Сердце Рики, пропустившее удар, трепещет и, скакнув, приземляется ровнёхонько где-то в желудке, обречённо падая вниз. Альфа зубами нижнюю губу терзает, пытаясь придумать себе наименее бесполезное оправдание — кажется, Сону дал родителям знать, что случилось. Но лицо Рики светлеет, а взгляд проясняется, когда за крепким плечом встретившего его альфы показывается Сону, выглянувший из-за острого выступающего угла стены. Омега глядит на него издалека с тревогой, трепетно прижимая к себе бодрствующего Юко, который, приоткрыв ротик, молча вылупился на него своими блестящими глазками, и покачивая его на руках. Со стороны комнаты с душевой кабиной и гладильной доской выглядывает худое обеспокоенное лицо уставшей матери Сону. Что ж, его собралась встретить вся семья. Потрясающее везение. — Сону! — Рики восклицает обрадованно, а в груди забитой птицей, как в клетке, надежда бьётся, теснится в трепещущем сердце. — Сону, звезда моя, это я! Пожалуйста, позволь мне извиниться, давай поговорим!.. Его останавливает Гвансон, который выставляет руку вперёд. Широкая ладонь мужчины упирается прямо в грудь Рики, резко остановившегося от испуга, пробравшего его с головы до ног. Гвансон оглядывает его исподлобья хмурым взглядом, полностью закрывая собой проход. А затем его рука сжимается в крепкий кулак, и Рики не успевает даже отшатнуться: в его лицо прилетает обрушившийся резко болезненный удар. Ахнув, Рики не удерживается на подкосившихся ногах и отлетает, отступив на несколько широких шагов. — Гвансон!.. — Отец! — Сону с его мамой восклицают практически в унисон, бросаясь к эпицентру событий чуть ли не наперегонки. Обеспокоенный омега срывается к мужчине. Подбежав сзади, Сону перехватывает тельце взвизгнувшего Юко, абсолютно не понимающего, что происходит, одной рукой, чтобы второй подхватить своего отца под руку. — Зачем ты ударил его? — Потому что никто больше не сможет преподать ему урок за тебя, — рычит мужчина. Его супруга хватает его под вторую руку и с силой пытается отстранить от двери. — Он разбил тебе нос, Сону! — Но отец!.. — Сону, — шипит Гвансон. Его грозный тон, пусть и тихий, — отчего, надо сказать, ещё страшнее — заставляет Сону мигом прийти в себя и замолкнуть. — Он ведёт себя как инфантильный идиот и совершенно не думает о тебе. «Всунул, высунул и пошёл», а о ребёнке никто не предупреждал? Неужели ты хочешь впустить его сейчас? Рики сплёвывает кровавую слюну на светлый пол подъезда, выложенный бежево-коричневой плиткой, и поднимает голову. В его глазах — ничего, кроме суровой решительности; он цепляется рукой за стену, чтобы удержать себя, намереваясь твёрдо встать на ноги после ошеломляющего удара. Глядя в его глаза, Сону выдыхает и свои веки опускает, качая головой. — Хотя бы дай мне выслушать его. — Сону, — робко зовёт его мама. — Ты уверен? Я бы тоже не хотела впускать Рики… — Он мой альфа, — бросает Сону. — И отец моего ребёнка, которого я сейчас держу на руках. Я выслушаю его. Может, так будет лучше. Гвансон прикрывает глаза, после чего устало трёт пальцами свою широкую переносицу. — Это тебе за Сону, — грозно кивает он Рики, имея в виду причинённый ему ударом вред. — Я звонил Хару, и он был согласен с тем, что я могу тебя ударить, если ты заявишься на мой порог. Я делаю это только ради Юко. На коленях будешь извиняться. Если мой сын захочет тебя выгнать — я уже стою вот у этой двери. Он отстраняется от выхода, и Рики тут же неловко проскальзывает в квартиру, придерживая свой рюкзак с судочком мятно-шоколадного мороженого внутри, трепеща душой, но ликуя оттого, что Сону сам дал ему возможность поговорить. В этот день он действительно извиняется перед Сону на коленях, все их стирая в кровь и бешено целуя омеге руки.｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟﾞ｡.: *･ﾟ☆.｡.: *･ﾟ
— Весь прошлый год Чонвон: «Хён, ну не покупай ты дочерям это Лего, они эти детали по всему дому разбросают», — бурчит Сону себе под нос. Он подтягивает свои короткие домашние шорты, которые обычно надевает под огромную для него полосатую рубашку Рики, чтобы поудобнее усесться на диване и облокотиться на широкий подлокотник, обитый кожей. — В итоге чё? Купили! — он всплескивает руками, прежде чем внимательнее всмотреться в список вещей, который он составил перед завтрашней семейной поездкой на турбазу. — Самый большой набор с самыми мелкими деталями! — Пап? — Ах! — Сону подскакивает на месте, стоит в его глаза броситься высокой, под метр девяносто, крепкой фигуре Юко, который и сам вздрагивает от неожиданности. — Господи, Юко! Ты что меня так пугаешь? — омега качает головой, приложив маленькую бледную ладонь к груди. — Ты как давно тут стоишь? — Недолго, — с готовностью отзывается Юко. Он возводит глаза к потолку, будто бы силясь что-то вспомнить. — С момента: «Говорила тебе мама не рожать третьего, Юко и так с прошлых лет хватило»... — Ладно, — выдыхает Сону. — Тогда можешь принести мне очки, пожалуйста? — Очки? А где они? — В нашей с отцом комнате, на комоде. Получив ответ, Юко молча кивает, после чего спешно скрывается на лестнице. Сону вздыхает так глубоко, словно вся тяжесть мира на его плечах, и отмечает себе в голове карандашиком, что завтра надо не забыть достать толстовку Аяки из шкафа — нужно обязательно взять тёплую одежду с собой в поездку! Юко-то уже большенький, — шестнадцать лет, как-никак — он способен о себе позаботиться, а вот младшенькие дочери… Сону, встрепенувшись, встряхивает волосами, когда высокая фигура вновь вырастает перед ним. Юко молчаливо протягивает ему тонкие очки в серебристой оправе, которые Сону, приняв с благодарным кивком, надевает. Его глаза тут же расслабляются: к тридцати трём годам, хоть Сону и очень хорошо слышал, у него было не самое лучшее зрение. — Юко, милый, — Юко вопросительно мычит, приподняв в ответ густую бровь. — Так чё хотел-то? — А, ну, — Юко осторожно присаживается рядом, в ногах у папы. Диван проседает под его весом. Юко потягивается, выгибая широкую крепкую спину, а после наклоняется вперёд, чтобы лечь и уместить свой торс, уложив голову, на сложенных вместе ногах Сону. — Во сколько мы завтра выезжаем? — Я же говорил тебе уже сто раз, — хмуро бормочет Сону. Одна из маленьких молочных рук отрывается от тонкой бумажки, чтобы дотронуться до тёмных шелковистых волос сына. Сону запускает пальцы в локоны разомлевшего Юко, почёсывая подушечками кожу его головы. — В двенадцать выезжаем, в полвторого где-то уже будем там. — Мне нужно знать, во сколько будить лялек, — просто отзывается Юко гудящим голосом, уткнувшись лицом в грудь Сону, укрытую рубашкой отца. — В любом случае, они будут бегать по дому, играть в догонялки и рвать друг другу волосы, пока я на них не рявкну. — Скажи спасибо, что они пошли не в твоего отца, как ты, — фырчит Сону и поправляет пальцем съезжающие с переносицы очки. — Потому что Рики… — Да-да, я знаю, что мой отец — гандон, с которым вы дрались в мои ноль лет, — дразняще прерывает его Юко преувеличенно писклявым голосом, шутливо имитируя вечно недовольный звонкий тон Сону. Пухленькая ладонь Сону приподнимается, чтобы шлёпнуть сына по крепкой груди, обтянутой футболкой. — Эй, никакой ненормативной лексики в этом доме при родителях! — отчитывает его Сону. — И не дружите тут против меня! — Юко заливисто хохочет, откинув голову назад. Его волосы, выкрашенные в чёрный, лучами рассыпаются по бёдрам Сону. — Я и так вас с Рики по росту отличаю, у вас даже голоса одинаковые! Ну что за напасть такая, муж и старший сын на лицо «копировать-вставить»… Успокоившись, Юко переводит дыхание. Набрав в лёгкие воздух, юный альфа прижимает к себе закинутую на диван ногу и откидывается на Сону. С любопытством он устремляет голову вверх. — А напомни, сколько отец ростом? Сону фырчит. — Два десять. — Ахуеть, — Сону легонько бьёт по затылку. — Ай, папа!.. — Юко, я тебя пре-ду-преж-дал, — по слогам скучающе тянет Сону. Его сощуренные глаза заставляют Юко разочарованно выдохнуть; сын тянет руку, чтобы рассеянно провести по кирпичного оттенка волосам омеги от нечего делать, и устремляет взгляд в потолок, разглядывая мягкую линию подбородка папы. — Двести десять?.. — задумчиво бормочет он, покачивая ногой в воздухе. — Я ему по кончик носа. Всего сто девяносто один. — Всего, — рассеянно хмыкает Сону с возмущением, криво усмехнувшись. — Я ему по плечо. А тебе по губы. — Я помню, — отзывается Юко. Его узкие острые глаза, искрящиеся глубокой темнотой, задумчиво разглядывают очертания пухленького лица омеги и его полных щёк. — Пап, — он ворочается, чтобы прилечь на бок, и привлекает к себе внимание Сону. Юко облокачивается локтем о его бедро и сильнее прижимается, вглядываясь в заинтересованные глаза Сону снизу вверх. — Как ты жив-то вообще до сих пор? Аккуратно выщипанные светло-коричневые брови Сону складываются домиком. — Что ты имеешь в виду? — Ну, — Юко делает вид, будто ему очень интересны собственные пальцы. — У тебя трое детей. А откуда берутся дети не знают здесь только наши ляльки. А учитывая тело и рост отца по сравнению с твоим, — полные губы Юко трогает игривая улыбка, растянувшая уголки его рта, когда он наклоняется ближе к растерянному Сону, совсем потерявшему бдительность. — Как тебя вообще не разделило-то пополам? Как только до Сону, замершего в ступоре, доходит смысл сказанных слов, его глаза загораются яростным огнём. Хохоча, Юко сваливается с дивана, пока Сону, ударивший его по плечу, не успел всадить ему крепкий подзатыльник. — Юко! — А что такого, пап? — Юко заливается смехом, жмуря свои острые глаза. — Ляльки уже спят, мы же вполне можем обсудить то, что мне правда интересно! — …Эй, — Сону поднимается на диване на коленях, переминаясь с ноги на ногу на мягкой поверхности, и руки в бока упирает, когда высокая фигура появляется за аркой входа в зал прямо рядом с отбежавшим Юко, загибающимся от смеха у стены. — Что вы тут устроили? — Рики с чашкой чая пригибается, чтобы его лицо было видно из-за дверного косяка. — Юко, — он со строгостью глядит на старшего сына. — Ты опять донимаешь папу? Ты же знаешь, он не понимает твоих шуток. — Ничего такого, отец! — Юко быстро стирает с глаз выступившие слёзы. — Мы с папой просто обсуждали, как его не разорвало на две части, когда вы с ним… — Хорошо, достаточно! — взвинченно восклицает Сону. Краем глаза альфы наблюдают за покрывшимися рубиновым румянцем щеками омеги. — Рики, что ты там шестнадцать лет назад говорил про «всунул, высунул и пошёл»?! Вот твоё всунул! — возмущённо кудахчет он, ткнув пальцем в смеющегося Юко. — Второго несносного вырастил, ещё и точно такого же, как отец! И кто тебя таким воспитал, неуправляемый чертёнок? — Пап, это был ты! — хохочет Юко, сложив руки рупором. Хмыкнув, Рики качает головой, бросив на сына снисходительный взгляд сверху вниз. — Юко, а Аяка уже спит? — быстро успокоившись, Юко тут же языком цокает, призадумавшись. — Мы третью часть Лего вечером собирали, она устала. Я укладывал её. Наверное, спит, — пожимает плечом он. — А Иошши? — Ой, нашёл про кого спросить, — фырчит юный альфа. — Эта первая отправилась на боковую. Уголки губ Рики щекочет усмешка. — Отлично. А теперь вали в свою комнату. — Как будто кто-то хочет с вами двумя сидеть, — закатив глаза, Юко обиженно фырчит и удаляется прочь. — И кстати, пап, этот разговор мы ещё не закончили! — Не было у твоего отца члена двадцать пять сантиметров в тринадцать лет, успокойся! — обречённо бросает ему вдогонку Сону, потирая переносицу, прежде чем обессиленно увалиться на диван. — Но сейчас-то есть? — Нишимура Юко, заткнись и иди спать! — грохочет омега. — А то я возьму прут из ясени и по жопе тебе надаю! Хохот Юко удаляется по мере того, как он поднимается по высокой деревянной лестнице, шаркая большой ладонью о железные перила. Да, приобрести собственный двухэтажный коттедж из дерева, да ещё и в черте города, было гораздо более выгодным предложением, нежели оставаться в их прошлой квартире после рождения Иошши — девочка бы не поместилась в комнате, которая раньше была только Юко с Аякой. Конечно, порой почти каждый из членов семьи всё ещё скучает по той светлой уютной квартире, где хранится много их памятных моментов, таких, как собственноручно сделанный ими ремонт, открытие секрета о поле второго ребёнка, предложение, сделанное Рики своему омеге, и многое другое; однако всем и сейчас нравится их новый — относительно новый, ведь живут они здесь уже три года — дом. Рики тихонько посмеивается, приближаясь к обмякшему на диване Сону. Альфа аккуратно обходит подлокотник, чтобы поставить кружку на прозрачную стеклянную столешницу широкого стола с крепкими железными ножками, укрытую прозрачной скатертью и увенчанную пышным букетом роз пудрового цвета в красивой вазе; после он возвращается к супругу, обессиленно прикрывшему глаза. Очки сползли куда-то к кончику носа. — Он невыносим, — бормочет Сону, отодвинув руку с глаз, чтобы взглянуть на Рики. — Иногда мне кажется, что все эти шестнадцать лет он жил только с тобой. Мало того, что у вас внешность и голоса одинаковые, так ещё и родинки в тех же местах! Только зеркально. И на спине у вас обоих куча родинок! А у меня нет на спине! У него нет ничего от меня, абсолютно ничего. — Ты жалеешь об этом, звезда моя? — любопытствует Рики. Он опускается, растягиваясь на диване, и кладёт голову на живот Сону, пытается устроиться удобнее. На его слишком маленьком для такого большого теле сложно найти удобную позицию, но Рики всегда удавалось. — Ты чего там? — улыбка тянется на губах Сону, когда альфа ёрзает на нём, как какой-нибудь непоседливый котёнок. Хмыкнув, Рики трётся головой о его грудь, прежде чем, наконец, прикорнув, улечься на своего мужа. — Я всё. Так ты жалеешь, звезда? — О том, что Юко равно ты? Нет, — просто отвечает Сону, передёрнув плечами. Он голову вбок склоняет и мило улыбается, стоит Рики отзеркалить его жест; маленькая подушечка указательного пальца игриво тычет альфу в нос. — Он же подросток, такой же вредный, как и ты в шестнадцать. Вот Аяка в меня идёт, и внешностью, и характером, — Рики согласно мычит. — А Иошши, наверное… Смесь. — Она на Мисору похожа, — задумчиво бормочет Рики. Сону согласно кивает. Его пальчики зарываются в светлые мелированные пряди мягких шелковистых локонов волос Рики, прочёсывая. — Мне этой ночью снился сон… — неуверенно начинает он. — Как Юко только родился. Низкий голос Рики гудит в его грудь. — Мне тоже. — Серьёзно? — альфа мычит. — Бьюсь об заклад, это связано с наступлением нашей годовщины. — Тринадцать лет, — Рики усмехается, втихую млея от того, как нежные руки Сону играют с его волосами. — А ведь мне и тридцати нет. — Ты уже близко, не переживай, — фырчит Сону. Выпутавшись из его хватки, Рики игриво трётся макушкой о его подбородок. — Что, завидуешь из-за того, что тебе уже за тридцать, звезда? — с его полных алых уст срывается красивый хриплый смех, стоит Сону, насупившись, ударить его в плечо. — Заткнись нахер, Нишимура. Успокоившись, Рики сдувает пушистую тёмную чёлку со лба. Он подталкивает ногу Сону так, чтобы омега упёрся коленом в его бок, и теперь Сону с мягкой улыбкой наблюдает за тем, как Рики устраивается между его ног. — Знаешь, на самом деле, когда ты сейчас так посылаешь меня, — бормочет он своим глубоким хриплым голосом, и Сону всего пробирает дрожь. — Я вспоминаю те времена, когда мы ругались каждый день. И я постоянно хочу извиняться перед тобой. Знаешь, я виноват. Я всегда… — его ровные белые зубы терзают пухлую нижнюю губу. — Был таким мудаком, звезда моя. Их лица напротив, когда Рики, опершись руками по бокам от тела мужа, придвигается к нему ближе, слегка нависая; близко-близко друг ко другу, и губы Рики почти касаются губ Сону. — Знаю, — на устах Сону всё ещё играет нежная улыбка, приятно греющая душу своим теплом. — Но это в прошлом. Мы сильная пара, потому что нам удалось пройти через это, знаешь? — мягкие белые руки касаются челюсти Рики, изящно и грациозно контрастируя с гладкой карамельной кожей альфы. — Найти то, что приносит долгожданное единение и покой — это очень ценно, — Сону ласкает лицо Рики. — Разве не этому твоя юная версия меня учила? Рики издаёт смешок сквозь сжатую челюсть. — Ты про шестнадцатилетнего меня или про Юко? — на что Сону смеётся тихо, на мгновение зажмурив свои чудесные глаза: — Про вас обоих. — Тогда позволишь мне любить тебя и находить в тебе успокоение всю ночь, звезда моя? — бормочет Рики едва слышно своим глубоким голосом. Фарфоровые щёки Сону заливаются персиковым румянцем, что медленно начинает перебираться на тонкую шею. — Резинку не забудь, — хихикает он, уголки его губ щекочет улыбка. В ответ Рики усмехается. Одна из огромных ладоней уже пробирается под задранную рубашку, ложась на мягкий изгиб тонкой талии, а другая оглаживает лаковую коленку, с небольшим усилием толкая её в сторону, чтобы раздвинуть ноги мужа ещё шире. — Если воспользуюсь твоими прекрасными пухлыми бёдрами, она нам не понадобится. — А если не остановишься на них, у нас будет четвёртый, — шепчет ему Сону, томно ласкаясь бёдрами. — Помнишь, как в четырнадцать Юко задал вопрос о том, прекращу ли я когда-нибудь беременеть? — С твоей неземной красотой — никогда, звезда моя, — рычит Рики, поддаваясь вперёд навстречу принимающим его движениям Сону, который оборачивает руками его шею, обнимая свои локти, и целует, с мягко прикрытыми глазами притягивая к себе. Проведённая в наслаждении друг другом ночь встретит их утром, наполненным вечно недовольным при пробуждении лицом Юко, который будет щеголять по дому голым торсом, хмурясь в попытке найти свою футболку, нытьём Иошши о том, что на турбазе будет много насекомых, и радостным прыганьем Аяки вокруг Сону, который будет ворчать на всех, ругаясь на чём свет стоит. А дело всё в том, что за тринадцать лет никто в семье Нишимура, кроме Сону, так и не научился правильно собирать сумки.