В наше время, чего не стоит говорить, то поется
Некоторые студенты серьезны, вдумчивы, расчётливы. Как будто проживают эту жизнь уже в десятый раз, оттого и торопятся отшлифовать все ошибки, быстрее выучиться, заработать кучу денег, прославиться, попасть в телевизор и свалить к морю, где провести остаток своей жизни, попивая дорогущее вино из бокала. Иной гонится за знаниями, пожирает их с завидным аппетитом, прилежно ходит на лекции и запоминается как тот самый, который поступил на бюджет, набрав 410 баллов. С четырёх предметов. И вообще, все что я сейчас делаю, это перечисляю обычные клише, а к ним относятся и те полные разгильдяи, которых, дай архонт, увидишь раз в полгода в университете, и то у памятника, где собираются местные куряги. Но мы поговорим о других: тех самых, не увешанных ярлыками, обычных студентах, который каждый день просто… живут? Такие студенты может и не закрывают сессию на пять, но стараются. Некоторые учат все в последний момент, другие же делают все своевременно. Кто-то из них работает, кто-то в свободное время слушает музыку и смотрит фильмы, другие тусуются в клубах, третьи играют на пианино, четвертые вылавливают в переулках кошек, чихают, но продолжают вылавливать. Каждый уникален, но в сумме это общая серая масса, которая сливается с общим потоком, среди которых как раз и выделяются такие клишированные умники или безответственные раздолбаи. И по секрету вам скажу: даже в этой серой массе существуют такие же клишированные, будто сошедшие со страниц сатирически-гиперболизированной книжки, но они просто не кричат об этом и не умоляют повесить на себя ярлык. Но если вы думаете, что эта серая масса, как я их назвала — люди скучные и недостойные внимания, то ошибаетесь. Попробуйте затеряться в этой массе, поговорить с каждым, узнать интересы и хобби, и вы поймете, что каждый из них по своему очарователен. И все мои пространственные рассуждения на самом деле, наверное, и вовсе ни к чему, потому что все это и так понимают. И все же «серая масса», наверное, звучит обидно и оскорбительно. Поэтому, пусть лучше будет: «Безликий мир». А мы с вами затеряемся в этом мире, чтобы получше рассмотреть лицо каждого. По улочкам, вдоль только-только загорающихся фонарей, перепрыгивая через заборы и лавочки, чтобы не идти по протоптанной тропинке, а сократить путь еще сильнее, между серыми бетонными стенами молчаливых домов, подберемся к подъезду одного из них. И затаимся. — Да. Въехал, — дверь издает привычное всем пиликанье и со скрежетом, свойственным дверям старых домов, открывается, — да, все нормально. Да, разложил вещи. Из прижатого к уху телефона раздаются возмущенные причитания, но совсем не разборчивые. — Иду в магазин… за едой. Да, в тот супермаркет. О семеро, Тао, ты мне, что, мать? Успокойся. Тао, видимо, возмущенная таким поведением собеседника, что-то возмущенно предъявляет в трубку. И наконец-то сбрасывает звонок. Облегченный выдох. Сяо устало запускает пальцы в волосы и слегка треплет их, убирает мешающиеся пряди с лица. Телефон, потухший, но все еще помнящий причитания Ху Тао, оттого и горячий, отправляется к карман джинс. Жить одному хорошо. Переезжать, когда у твоих друзей повышено чувство отвественности за всех, кроме себя — не очень. Поэтому Сяо весь день выслушивает инструкции Тао по телефону, некоторые абсурдные настолько, что хочется плакать: «И молоко на столе не оставляй — скиснет!». Сяо не пьет молоко... Впрочем, это все мелочи, потому что в груди так легко-легко и даже радостно. Еще бы, кто не будет счастлив после переезда из общежития, в собственную квартиру? Ну, арендованную, конечно. До ипотеки Сяо пока ментально не дорос. Если вы сейчас подумали, что общежитие, из которого с таким удовольствием съехал Сяо, было сгнившей дырой с полуразрушенными стенами и тараканами в чайнике, то нет. Просто жить в одной комнате с кем-то ему не нравится. А когда этажом ниже обитает такое чудовище, как Ху Тао, как бы он ее не любил и ценил — тем более. Так что Сяо со спокойной душой и легким сердцем собрал свои скромные пожитки и переехал, благо зарплата позволяла, да и квартира была не так уж и далеко от университета. Жаль только, возможность появилась только на третьем курсе — на первом его затянули пары, предвкушение , надежды, планы, одногруппники, которые очень хотели собраться и перезнакомиться, а в итоге не собрались, как оно часто бывает. Разбились по кучкам и дружили этими кучками. У Сяо тоже была своя кучка, в лице Ху Тао, как вы уже догадались. И ему ее было за глаза. Ко второму курсу напряжение спало, а работа так и не нашлась. И вот третий курс, и Сяо тут. В кармане рюкзака позвенькивают ключи, в коридоре стоит не до конца разобранный чемодан, а в холодильнике мышь повесилась. И ноги летят по асфальту. Прохладный осенний ветер дует в лицо и слегка щекочет кожу, а в душе растет предвкушение. О семеро, неужели он действительно будет жить один? Совру, если скажу, что это не страшно. И Сяо соврет — это страшно. Но это такой страх… не вселяющий ужас, не вызывающий дрожь в теле. Это скорее волнение перед неизвестностью. Новый шаг в тот мир, который закрыт для всех первые восемнадцать, а того и больше лет жизни. Немного адреналина и понимание, что посадка может быть жесткой. Но холодная голова знает, что рано или поздно все так и должно было произойти. На улице смеркается, и на пути встречаются лишь редкие гуляки, уверенные в том, что время еще детское, просто любители ночных прогулок и счастливые обладатели собак — те семенят следом на поводке или без и настороженно косятся в сторону Сяо. Но, впрочем, не лают, лишь обходят, воспитанные добросовестными хозяевами. Все мелкие магазины уже закрыты, а до круглосуточного идти минут пятнадцать, почти к метро, и это немного расстраивает. Не сказать, что Сяо слишком голоден, чтобы закупаться прямо сейчас, но завтракать точно чем-то нужно. Поэтому парень и бредет по пока незнакомым улочкам дальше, внимательно осматриваясь и запоминая местность. И пытаясь вспомнить путь к метро. Такси, конечно, хорошая вещь, но дорогая. Наверное, лучше было бы использовать навигатор, скажете вы. Но! Разве у вас никогда не возникало желание просто побродить, иногда даже бесцельно? Так Сяо доходит до конца района, сворачивает и бредет вдоль дороги. Даже машин нет почти — те изредка проносятся мимо, поднимая в воздух облачко пыли, да ослепляя светом фар. Вдалеке виднеется небольшой тоннель, который в ночи выглядит даже зловеще, но это последнее, что вообще может остановить студента. После сессии вообще ничего не страшно, особенно на третьем курсе. Тем более что — Сяо хмурится, вспоминая — метров через триста по прямой будет заветный супермаркет. Так стоп — сходит с проезжей части и замирает у самого входа в тоннель. А карту он взял? Стаскивает рюкзак с плеч. Открывает мелкий кармашек. Мелочь звенит, пересыпаясь, в ладони тычется студенческий, потом паспорт, какая-то бумажка, жвачка — откуда у него вообще жвачка? — колпачок от ручки. О, карта. И парень облегченно выдыхает. Все-таки перспектива топать обратно его не особо привлекала. Это все из-за Ху Тао и ее вечной болтовни, серьезно. Она так забила мозги, что даже элементарные вещи из головы вылетают. Сяо фыркает под нос и делает шаг вперед. Замирает. Прижимается спиной к бетонной стене. Из этого самого тоннеля, зловещего, таинственного, доносится пение. Красивое такое, на самом деле, чарующее. Ударяется о стены и эхом рассеивается в воздухе. Печальное и тоскливое. Сердце невольно болезненно сжимается. И голос такой волшебный, невероятно просто. Этому музыканту надо не в пустых тоннелях зарабатывать на жизнь, а блистать на сцене. Кланяться под хор аплодисментов и заставлять толпу восхищенно замолкать с первым пропетым словом. Сяо не назвал бы себя ценителем музыки. Тем более такой душераздирающе грустной. В целом, он даже песню эту знает, и она не звучит… настолько печально, насколько поет ее этот незнакомый музыкант. И он выглядывает тайком. Сам не знает, почему. Боится потревожить? Прервать? Спугнуть? Внутри мерцают старые фонари. Тусклый желтый свет едва освещает весь тоннель. Едва касается и печального музыканта. Вовсе даже и не поборника, как подумал Сяо — сидит на перилах, огораживающих пешую часть дороги, носками едва земли касается, да пальцами сжимает железную балку под собой, помогая удерживать равновесие. И поет. Рядом ни футляра от гитары, ни шляпы, ни банально коробочки для мелочи. Просто поет. Тени ложатся на его лицо — такое же печальное, как и песня. Две косички, изрядно растрепавшиеся за день, обрамляют слишком юное для таких поздних прогулок лицо. Кончики ярко-бирюзового цвета, тускло переливаются под безжизненным желтым светом фонарей. Глаза прикрыты, и плечи слегка подрагивают от холода. Осенние вечера вовсе не такие теплые, как может казаться, а на певце даже банально толстовки нет. Только лишь рубашка обычная, легенькая совсем, так и заболеть недолго. Сяо ежится, и глубже засовывает ладони в карманы толстовки. Чувствует себя шпионом, только вот заданий о слежке ему никто не выдавал. Сам вызвался, оттого и стоит, задержав дыхание, и выглядывает из-за стенки, наблюдает тайком. И восхищается. До чего же красиво он поет. До чего же грустно. Наверное, позавтракать он и в университете может, ведь так? Да? Ну, поголодает немного, не страшно. И Сяо разворачивается — бредет обратно, переступая тихо и беспокоясь, как бы его не услышали. Как бы не прервать песню. И позади по ветру летит вслед печальное эхо: — Need a place to hide, but I can't find one near.***
К сожалению, отказывать себе в завтраке из-за первой пары — да даже второй или третьей, какая разница, все равно многие встают за полчаса до выхода и не важно, во сколько начало лекции — практика довольно распространенная. Так что Сяо с утра даже не особо страдает, когда вспоминает, что в холодильнике все еще пустое ничего. Лишь вздыхает обреченно, но не сильно жалеет, все еще находясь под впечатлением от неожиданного вечернего концерта. Роется в не до конца разобранном чемодане. Клянусь, даже недолго думает, что надеть. А потом, плюнув, натягивает на себя привычную черную футболку, на нее привычную черную толстовку. Влезает в джинсы, завязывает шнурки на кроссовках и спешит в универ. Но спешит, это, конечно, громко сказано, потому что сначала Сяо все-таки, не особо торопясь, заходит в ближайшую к университету кофейню с самым оригинальным названием на свете «Чай», где берет американо, чтобы не уснуть и полумертвый круассан, потому что, что нас не убивает, то делает сильнее. И вот только тогда с крошечным опозданием в одну пару идет в университет. Тао встречает его в коридоре, недовольная и взбудораженная, но последнее с ней случается всегда. Ее будоражит все, что двигается и не двигается, серьезно. Даже застывший, как статуя Сяо, пытающийся слиться со стенкой. А по идее его лицо должно вгонять в депрессию. — Что с лицом, уже соскучился? Помочь собрать чемоданы? — И не мечтай. — Ты не выглядишь, как человек, который радуется, что вылетел из родительского гнездышка. — Упаси тебя архонт назвать общагу родительским гнездышком еще хоть раз в жизни. — Фу, какой вредный. Неужели невеста не приснилась на новом месте-то? — Мне снился жуткий шторм. И я зачем-то полез в него купаться, — бормочет под нос, утягивая Тао за собой в поток вываливающихся из аудитории студентов. — А ты поменьше воды лей в рефератах, и будет тебе пляж да теплый песочек. — Ха-ха. — А вообще: купание в море во время сильного шторма снится к искренней любви. Карие глаза хитро сощуриваются, и Сяо только лишь фыркает. — Бред. Но Тао бред несет часто, так что он даже и не прислушивается особо, что она отвечает — шагает к следующей аудитории, лавируя между студентами, стараясь не наступать на ноги и никого с них же не сбивать. Получается даже сносно, учитывая то, как активно размахивает руками его болтливая подруга. О чем она там вообще говорит…? Сяо косит взгляд на Тао, а ловит им почему-то вовсе не ее. Останавливается, глупо хлопая глазами. Девушка делает еще пару шагов, не замечая, а потом поворачивается возмущенно. — Сяо? — щурится, подскакивая ближе. И улыбается, бездна ее поглоти, так хитро, что хочется эту улыбку ей на уши натянуть, — ты кого там высматриваешь? — и пытается проследить за взглядом друга. А он не высматривает — скорее рассматривает. Какие-то знакомые косички с яркими бирюзовыми кисточками, глаза — незнакомые — горят бирюзой, ярким лазурным небом, набегающими на берег морскими волнами. На губах улыбка такая светлая, добрая — тоже незнакомая. Но парень в целом очень даже знакомый. Вместо рубашки белый теплый свитер, и через руку плащ длинный такой, коричневый перекинут — решил одеться теплее, надо же. Штаны бежевые, рифлёные — как с обложки журнала сошел серьезно. Ему прям сейчас в студию и улыбаться под вспышки камер. И не скажешь совсем, что он всего каких-то часов десять назад пел душераздирающие песни в пустом и темном тоннеле. Сяо моргает просто на всякий случай. Че вообще? — Эй, ты меня слушаешь? Ты… — и Тао привстает на носочки, разглядывая собственных однокурсников с такой внимательностью, с какой на первом курсе не рассматривала, серьезно. Она тогда вообще, судя по всему, не смотрела, а так, чисто на слух выбирала. Кто матернулся в ответ на толчок — тот друг, — ты, что, Венти разглядываешь? — Венти? Переспрашивать глупо, да. Но у Сяо ступор, прошу понять и простить. — Ну, парня с косичками. Ты его сейчас взглядом распилишь, неужели понравился? — Он учится с нами? — О семеро, Сяо, серьезно? Что ему еще тогда тут делать? — Почему я его не знаю? — А ты должен каждого своего однокурсника знать в лицо…? Ты мое-то недели две запоминал и глазами удивленно хлопал, — Сяо никогда не признается, что он нарочно, чтобы отвадить от себя надоедливую девушку. Она, правда, как-то не отвадилась, — а нас на курсе триста человек, просто напоминаю. — Тогда откуда ты его знаешь? — Мы в одной группе по мондштадтскому языку. — Понятно. — И все? — А что еще? — Я жду, как минимум, трогательную историю любви с первого взгляда, не знаю. Не просто же так ты замер посреди коридора и пилишь его взглядом? К сожалению, Тао, никакой душещипательной истории о любви с первого взгляда не будет. Хотя, наверное, менее душещипательным без любви с первого взгляда рассказ Сяо не станет. Он же все-таки ужином и завтраком ради него пожертвовал. Него — Венти. Того самого певца из тоннеля…