Тень моего света

      Единственным живым существом, к которому Моргана испытывала привязанность, был молодой белый дракон Эйсуза. Он единственный оказался рядом и вдохнул в нее надежду, когда надежды уже не было, вдохнул жизнь в уже почти безжизненное тело, пришел на помощь, когда вокруг Морганы в целом мире не было ни души. Он стоил и ее благодарности, и ее доверия, и ее любви, а люди не стоили. Никто. Людей Моргана ненавидела.              Вначале зерно ненависти, зароненное в доброе и отзывчивое сердце, было маленьким и незаметным. Это чувство, противоположное по своей сути любви и равное ей по силе, распространялось лишь на Утера Пендрагона, лживого и жестокосердного короля Камелота. По крайней мере, Моргана видела его таким, и с каждой новой выходкой коронованного тирана ее убеждения крепли. Крепли вместе с ненавистью, уже давшей росток и надежно зацепившейся корнями за почву, ожидая лишь садовника, который взрастит ее и взлелеет.              Был еще Артур — сильный и отважный юноша, красивый, как языческий бог, наследный принц и любимый сын Утера. Теперь Моргана не вспоминала об этом, но давным-давно, совсем девочкой, она была влюблена в него. Девичье сердце замирало, когда Артур бесстрашно сражался на турнирах и неизменно побеждал — ей хотелось верить, что побеждал ради нее, но в юности принц был слишком холодным и высокомерным, неспособным разглядеть чьи-либо чувства. И хорошо, ведь Артур по злой насмешке судьбы оказался ее братом. В их жилах текла кровь Пендрагонов, и одного этого Моргане уже было достаточно, чтобы возненавидеть Артура пламенно, яростно, до самых глубин почерневшей души.              Был Мордред. Мальчик-друид с огромными, чистыми голубыми глазами, со временем выросший в молодого воина и сильного мага. Еще в первую их встречу Моргана смутно почувствовала близкую, тесную, почти родственную связь между ними. Мордред понимал ее с полуслова и мог, пожалуй, назваться единственным ее другом, если бы юный друид вдруг не захотел служить Артуру. Потрясенная предательством Мордреда, Моргана, тем не менее, относилась к нему снисходительно — молодости свойственно ошибаться. Она сама когда-то была восторженной девочкой, готовой обнять весь мир, и чьи объятья мир отверг. Ничего, Мордред еще повзрослеет, прозреет, поймет, кто есть кто, и тогда сам придет к своей госпоже просить прощения на коленях.              И был Мерлин. Слуга Артура, жалкое ничтожество, больше похожий на преданного безъязыкого пса, чем на человека. Моргана презирала его, презирала и ненавидела гораздо сильнее, чем следовало бы в его положении, но факт оставался фактом — именно Мерлин убил ее веру в людей. Ничего не сохранилось из теплых дружеских чувств, которые она испытывала к нему много лет назад, все было перечеркнуто, уничтожено одним глотком отравленной воды и похоронено под обломками прошлого вместе с красавицей-леди, воспитанницей короля и его незаконнорожденной дочерью. Она презирала верного слугу Артура настолько, что считала унизительным и бесполезным для себя даже помнить его имя. Однако если бы Моргана честно задала себе вопрос, кто из ее врагов — живых или мертвых — вызывает у нее наибольшую ненависть, ответ был бы очевиден. Это не Артур и даже не Утер. Мерлин.              Черная сеть злобы опутывала душу ведьмы все сильнее, все крепче, не давая той шанса выбраться из своего омута, да Моргана к этому и не стремилась. Она была ослеплена, ослеплена самыми низменными чувствами, и в их удовлетворении видела свое счастье. «Запомни, сестра, — наставляла ее некогда Моргауза, — власть и сила — это единственное, что имеет ценность в жизни. Когда ты сильна, никто не посмеет причинить тебе вреда или навязать свои правила, так будь сильной и отбрось все слабости». О да, скоро Моргана станет по-настоящему сильной, уничтожив свою бывшую служанку, возомнившую себя королевой, и братца, такого же гнилого, как его отец, и недостойного трона Камелота. Вот только…              — Кто такой Эмрис? — зеленые глаза ведьмы чуть сузились, когда она прошипела эти слова в лицо своему узнику.              В темнице старого, полуразвалившегося замка в заброшенном лесу было холодно и сыро. На голом каменном полу дергался в конвульсиях закованный в цепи жрец Ката, один из немногих магов, взращенных по канонам Старой Религии. Он, такой напыщенный и могущественный, нынче был в руках Морганы, беспомощный, как тряпичная кукла, но до безобразия упрямый.              — Ты никогда этого не узнаешь, — измученный пытками, прошептал он в ответ.              — Однажды ты устанешь сопротивляться, — хмыкнула Моргана. — Натаир сделает свое дело, хочешь ты того или нет. Но если тебе перед этим хочется страдать — твое право.              — Не устану, — слабо улыбнулся жрец. — Я из Ката, я обучен терпеть любые муки, телесные и душевные. Впрочем, если я умру, мои муки закончатся, а твои только начнутся. Эмрис положит конец твоей тирании, которой не суждено даже начаться.              Моргана, потеряв самообладание, ударила его по лицу наотмашь.              — Алатор! Не забывайся. Должно быть, ты не единственный, кому известно настоящее имя Эмриса. Уверяю тебя, я буду искать, буду искать долго и тщательно, а когда найду, раздавлю его так же легко, как тебя.              — Ты боишься его, — мозг Алатора был охвачен жаром, но его глаза по-прежнему чудесным образом сохраняли ясность. — Только страх может порождать такую ненависть.              Оглушительная пощечина запечатлелась на второй его щеке.              — Не твоего ума дело, кого я боюсь и боюсь ли вообще. Спрашиваю тебя еще раз: кто такой Эмрис?              — Убей, я не скажу, — бессильно пошевелил губами Алатор.              — А так?              Колдовская змея натаир вонзилась клыками в разум несчастного узника, вызвав новую волну нестерпимых мук, и Алатор кричал так, что было слышно, должно быть, у самых стен Камелота. Это и к лучшему — пусть знают, что их ждет в ближайшем будущем.              — Ладно, хватит, — Моргана остановила пытку. — На сегодня достаточно.              Жрец Ката, впав в забытье, растянулся на полу. Ведьма подошла к нему и несколько раз пнула ногой его бесчувственное тело.              — Я все равно узнаю. Никто не помешает мне взойти на трон, слышишь, никто! Справедливость восторжествует, — Моргана расхохоталась безумным смехом. — Восторжествует, и никакой Эмрис не посмеет меня остановить!