***
Зигзагу она ничего рассказывать не стала, с отцом и вовсе наотрез отказалась говорить. Нужно было привести мысли в порядок. А еще составить план дальнейших действий. Гусена не могла определиться, чего желала больше — разрушить отношения любовников или отомстить отцу за его ложь и предательство. К утру пришла к выводу, что одно другому не помешает. Она сделает так, что борец с преступностью не только осознает масштаб совершенной ошибки, но и раз и навсегда покончит с безжалостным и кровожадным двойником, потому что их связь недопустима. Невозможна. Неправильна.***
— Тебе удобно в насквозь промокшей одежде? Может, снимешь свое чудесное платье? — она вжалась в ближайшую стену, желая слиться с темнотой, стать ее неотъемлемой частью, но было уже слишком поздно. Он обнаружил ее, и теперь она вряд ли возвратится домой. Квага не был сентиментальным, и уж точно не видел ничего романтического в дожде, но внезапное появление чужачки вынудили изготовителя игрушек выйти из своего уютного, полного ярких красок и веселья и никому неизвестного убежища. Он узнал ее сразу, хотя прошло несколько лет с момента их последней встречи. Или, правильнее будет сказать, очередного организованного им похищения, которое окончательно превратило Черного плаща в параноика? — Отвали от меня, чертов педофил! — Гусена огляделась в поисках чего-то увесистого, что послужило бы в качестве альтернативы газового баллончика при самообороне, если этому психопату вновь вздумается покуситься на ее свободу или жизнь. По лицу клоуна промелькнула целая гамма чувств: от ошеломления до разочарования. — А ты нисколько не изменилась. Какой была упрямой и безмозглой выскочкой, такой и осталась. Убирайся, поспеши, пока я не разозлился и не выпотрошил тебя... Знаешь, как раз раздумывал над достойным подарком для Черного плаща на Рождество. Что может быть лучше и вкуснее внутренностей его ненаглядной дочурки, а, Гусена Лапчатая? — казалось, он вот-вот растеряет последние крупицы без того хрупкого самообладания, но вдруг психопат замолк. Лишь выжидающе смотрел в сторону непрошеной гостьи и улыбался своей странной, ничего не значащей улыбкой. Гусена спорить не стала, да и Квага не был тем, кто предлагал дважды, потому в тот же миг дала деру. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, уровень адреналина в крови достиг критических отметок, а из памяти на короткий миг выветрилась, очевидно, не для впечатлительных девочек-подростков сцена с двумя селезнями-близнецами, сцепившимися клювами за главенство в страстном поцелуе. Лапчатая чувствовала его испепеляющий взгляд, боялась, что он мог в любой момент передумать и погнаться за ней, но знала, что и эта встреча не последняя.